Сторан

Сидя на порожках, я поглаживал спину примостившегося у ног Мизгиря. Он, притушив глаза, будто бы дремал, сыто урча в хобот. Наверняка завтрашнее строительство соберет много зевак. За сегодняшний вечер у большей части селян нашлись причины пройти мимо моего жилища. А детвора и вовсе обосновалась у ограды, взрываясь гомоном всякий раз, когда летун появлялся в поле зрения. Сейчас детишки уже разбежались по домам, но кое кто из взрослых сторов постоянно куда-то проходил. Возможно, действительно шли по неотложным делам. Тем более, что вдоль улицы уже раскрыли светящиеся бутоны фиалы, дающие довольно яркое освещение.

Фиалы напоминали земных актиний, только живущих на суше. Сторы специально разводили их и высаживали в местах, требующих искусственного освещения. В домах, кстати, в качестве люстр так же висели площадки с фиалами. Питались эти существа ночными насекомыми и мелкими животными, привлеченными желтоватым теплым светом. В домах хозяева дополнительно подкармливали их кусочками мяса.

Недостатками фиалов являлось то, что они светятся только в ночное время. А также, их нельзя было заставить погаснуть принудительно. Поэтому днем в темном помещении сторам приходилось пользоваться масляными светильниками или факелами. А ночью, ложась спать, они закрывали фиалы специальными колпаками.

Пискнув, Мизгирь сильнее подобрал под себя лапы, устраиваясь поудобнее. На кончике его хвоста уже затвердела желтовато-серая короста. Как бы научить его другой тактике охоты — без использования ядовитого шипа? А то так и придется самому заботиться о его пропитании, или просить Ваала. А я-то уже прикидывал, что будет наоборот — я такой буду лежать в тени и ковыряться в носу, а прирученный стах будет таскать пойманных змеев. А тут оказывается, он сам вполне может стать их жертвой. Хотя, вряд ли им по зубам паучий панцирь. Но, пожевать могут изрядно. Да и хвост отгрызут напрочь. Может приделать ему на хвост какую-нибудь гирьку? Эдакий тяжеленький шипастый шарик. Надо обмозговать эту идею. Металл здесь стоит невероятно дорого, но уверен, что вложение в подобную молотилку, если конечно ее одобрит сам Мизгирь, окупится сполна. Как закончу со строительством конуры, надо навестить местного кузнеца. Надо вообще сойтись с кузнецом ближе. Если не выпрут из деревни в ближайшие дни, то к нему у меня будет масса вопросов и заказов. Хотя бы насчет той же пилы. Странно, что подобный инструмент здесь неизвестен в то время, как топоры практически ничем не отличаются от земных.

— О чем задумался, Леег? — отвлек от размышлений голос Боата.

Мизгирь тут же подскочил и, задрав хвост, понесся в сторону калитки.

Ойкнув, за спиной друга спряталась какая-то девушка.

— Не бойся, глупая! Я же тебе говорил, что Мизгирь не опасен, — засмеялся товарищ и, открыв калитку, погладил паука по спине.

— Вот, Леег, привел сестренку познакомиться с Мизгирем, — сообщил он, когда я подошел.

— Здравствуй, Леег, — выступила из-за спины брата смущенная девушка, боязливо косясь на мигающего короной глаз летуна. — Он правда не опасен?

— Здравствуй, Феина, — ответил я, радуясь, что не забыл имя сестры Боата, если, конечно, она у него одна. — Мизгирь совершенно не опасен. Да у него и шипа на хвосте нет.

— Ой, Леег, ты меня помнишь! — радостно воскликнула девушка, прижав к груди все четыре ладошки. — Видишь, Боат, Леег назвал меня по имени. А ты говорил, что он меня забыл. Леег, почему ты не приходишь по вечерам к нашему дому, как раньше?

Боат, в свою очередь отступив за спину сестры, указывал на нее глазами, что-то беззвучно говорил и корчил смешные рожи. Я смотрел на него, совершенно ничего не понимая. Феина, заметив мой взгляд, обернулась, и товарищ застыл, с отрешенным видом глядя в темное небо.

Я перевел взгляд на девушку. У нее довольно миленькое личико в обрамлении копны каштановых волос. В зеленых глазах застыл вопрос. Пухлые губки чуть приоткрыты. Сколько же ей лет, если старшему брату пятнадцать? Впрочем, и мне в этом теле тоже пятнадцать. Эх, так и не расспросил товарищей о подробностях местных амурных дел. Что вот мне сейчас делать? Пригласить ее зайти? А вдруг после этого буду обязан на ней жениться? Феина конечно же очень даже на мой вкус симпатичная. И к слегка непропорционально вытянутым телам местных жителей, отчего их ноги кажутся короче, я уже привык. Но вот так сразу жениться не готов. К тому же, как утверждали товарищи, через год мы собирались податься в местную армию. Почему, кстати, через год? Может свинтить сейчас, пока незаметно для самого себя не женился? Или здесь берут в армию только с шестнадцати? И почему местные женщины носят такие мешковатые платья, скрывающие фигуру? Вдруг у них грудей, как и рук, четыре? Хотя нет. У меня же на груди всего два соска.

— Леег, что такого ты увидел на моей груди?

— А?. Ой, Феина, извини, я задумался. А куда делся Боат?

— Боат? Он же сказал, что пошел по какому-то делу к Вааку. На обратном пути зайдет за мной. Ой, Леег, летун дотронулся до моей руки хоботом. А почему у него так странно мигают глаза? А он не убежит? А правда, что ты прыгнул на него сверху, чтобы поймать? А Боат сказал, что ты хочешь сделать повозку на колесах и заставить летуна возить ее. Правда? Леег, почему ты так странно на меня смотришь?

— Извини, — снова повторил я, совершенно сбитый с толку градом вопросов.

Интересно, как мой предшественник справлялся с этой болтушкой.

— Леег, ты не рад меня видеть?

— Конечно рад. Но... Понимаешь, Феина, я еще не совсем пришел в себя после болезни. А тут еще ударился головой, когда прыгал на летуна.

— Бедненький, — девушка приподнялась на цыпочках и погладила меня по голове.

— В общем, Боат прав, я практически ничего не помню. Извини, Феина, но я не помню и тебя тоже. А твое имя запомнил из разговора с Боатом, — выпалил на одном дыхании и, видя, как зеленые глаза мутнеют от заполнивших их слез, поспешил добавить: — Но я буду очень рад, если ты поможешь мне вспомнить хотя бы часть из прошлой жизни. Ты не представляешь, как тяжело чувствовать себя словно чужим в этом мире. Ведь ты не откажешься мне помочь?

— Бедненький Леег, — из глаз Феины все же сорвались слезинки. Она схватила нежными ручками мои ладошки и произнесла сквозь слезы: — Я обязательно помогу тебе все вспомнить. Все-все-все.

— Спасибо, Феина. Завтра или в другой день, когда выдастся свободная минута, и я не буду валиться с ног от усталости после изнуряющих тренировок, мы обязательно встретимся, и тогда с радостью воспользуюсь твоей помощью. А сейчас вытри слезы. Не хочу, чтобы Боат увидел тебя заплаканной и решил, что я тебя обидел.

— О каких изнуряющих тренировках ты говоришь?

— Разве брат тебе не рассказывал? Нет? Вместе с памятью я потерял и все положенные мужчине навыки. А ведь мы с друзьями решили избрать путь воина. Поэтому за этот год, я должен постичь все то, чему прежде обучался пятнадцать лет.

— Бедненький. Теперь я припоминаю, Боат что-то говорил.

— А вот, кстати, и он идет, — выдохнул я с облегчением, заметив приближающегося друга.

Тот опять строил рожи, задирая брови, будто спрашивая о чем-то. Но когда сестра оглянулась, придал лицу серьезный вид.

— Ты идешь домой, или останешься у Леега? — спросил он Феину, повергнув этим вопросом меня в шок.

— Прекрати паясничать, Боат. Как я могу остаться? — покраснев, ответила девушка, и я облегченно выдохнул.

* * *

На следующий день я спросил у товарищей:

— Почему нужно ждать год, чтобы отправиться по пути воина?

— Мы же тебе уже объясняли, — удивился Боат, уворачиваясь от Мизгиря и перекидывая Ваалу плод клода (аналога земной картошки). — Только в День Определения Пути жрецы благословляют стора на выбранный путь. Этот день будет ровно через год после Дня Совершеннолетия и возвращения семян зуха.

— А без их благословления никак?

— Можно и без благословления. Но тогда не сможешь вернуться в родное селение.

— Почему?

— Не знаю, — пожал плечами товарищ. — Знаю, что не сможешь, и все.

— Но ты же и так не собираешься возвращаться?

Боат на некоторое время задумался и, наконец, ответил:

— Но не отправляться же мне одному? Кто тогда присмотрит за вами через год?

Поймав в свою очередь плод клода, я отдал его разыгравшемуся пауку и, не обращая внимания на требовательный писк, направился к куче заготовленного материала. Игра игрой, а будку строить надо.

Пока вкапывали жердины для каркаса, летун внимательно оглядывал каждую, толкал хоботом, словно проверяя на надежность. После того, как противоположные жердины согнули вершинами друг к другу, связали между собой и начали вплетать в получившиеся арки более тонкие ветки, Мизгирь будто бы сообразил, что мы строим, и принялся прихватывать нитью те места, которые вероятно считал ненадежными. Когда каркас более-менее скрепили поперечными вплетениями, стах и вовсе начал носиться по нему, как земной паук по паутине, держа под контролем каждое наше действие, поправляя и подкрепляя за нами.

Как-то незаметно во двор просочилась детвора. Сперва стояли в стороне, потом начали подтаскивать и подавать ветки. Похоже, уже каждый из них дотронулся до Мизгиря, и теперь хвастались, кто и за что его ухватил.

В полдень всех заставил вздрогнуть истошный женский вопль. Оглянувшись, я с удивлением увидел орущую соседку Лиоку. Вместе со мной на нее смотрела вся бригада — Боат, Ваал и ватага малышей. Только восьминогий прораб продолжал суетиться, не обращая внимания на вопящую женщину.

Оказалось, Лиока разыскивала полуторагодовалого сынишку, чтобы отвести обедать. Она доверяла его более взрослым ребятишкам, игравшим обычно здесь же на улице. Обнаружив отсутствие детворы, соседка заглянула в мой двор.

В это время ее сынишка Сеик в очередной раз попался под ноги Мизгирю, а скорее всего, забежал специально, и тот уже привычно взял его хоботом и переставил в сторону.

И как раз в тот момент, когда молодой стах схватил малыша и поднял в воздух, это увидела бедная мамаша.

Мы пытались ее успокоить не менее четверти часа. Но Лиока крепко прижимала к себе Сеика и кричала, что не потерпит больше в селении отвратительного монстра. На крик начали собираться селяне. Матери подзывали детишек и хватали на руки, будто над теми нависла какая-то угроза. Дети, не понимая, что происходит, начали плакать.

Боат еще пытался что-то втолковать собравшимся, но я молчал, ибо все равно никто никого не слушал, все одновременно кричали, озабоченные лишь тем, чтобы высказать собственную умную мысль. И все высказанные мысли были такими, что разумей Мизгирь в сторанской речи, то наверное давно бы уже припустил наутек во все восемь лопаток, или что там у него.

Ситуацию разрешил тот же Сеик. Вдруг истерически, подобно мамочке, разоравшись, он забился в объятиях Лиоки и, вырвавшись, побежал к летуну. Тот, привлеченный небывалым шумом, перестал суетиться и стоял, глядя на орущую толпу мигающими глазами. Малыш, подбежав к пауку, обнял того за хобот, перестал плакать и, повернувшись к собравшимся селянам, заулыбался.

Селяне так резко замолчали, что я на всякий случай кашлянул, проверяя не оглох ли.

Из рук матерей начали вырываться другие детишки и, подбегая к Мизгирю, принимались гладить его по панцирю, по ногам и даже по торчащему вверх хвосту. И тому подобное внимание, судя по всему, понравилось. Он замурчал словно кот и блаженно пригасил глаза.

— Тьфу ты, безмозглые самки чика, — выругался прибежавший на шум кузнец Ваак и пошел прочь. И все поняли, что имел в виду он вовсе не детишек.

* * *

Утром, проснувшись, я тупо уставился на вновь закупоренную дверь.

Вчера Мизгирь остался в личном жилище. Я ожидал, что непросто будет объяснить питомцу о предназначении нового строения, но он как-то сам решил присвоить его себе. Или все же достаточно отчетливо прочитал мои мысли. Уходя спать, видел, как летун возится внутри будки, напоминающей скорее ангар, постоянно что-то поправляя и подвязывая. Засыпая, думал о том, что надо бы подыскать какие-нибудь подходящие широколистные растения, чтобы покрыть постройку от дождя.

И вот вновь обнаружил собственную дверь наглухо замурованной серым полотном. Откуда только у него столько нити берется? Наверняка сожрал все мясные запасы. Кстати, надо что-то делать с его хвостом, чтобы мог сам бегать в лес охотиться. Схожу сегодня к Вааку... М-да, схожу, только надо сперва выбраться из дома. Разрубить полотно топором? Жалко портить. А аккуратно срезать не получится — не берет его никакое острое лезвие. По крайней мере, моих усилий на это не хватит. Жаль, что здесь нет такой замечательной вещи, как замки-молнии. Вклеить бы такой в эту занавеску, чтобы стах не переводил напрасно нить. Интересно, как он плетет такие плотные полотна?

Я постучал по туго натянутой мембране, словно по барабану. Тут же услышал топот многочисленных ног, взбегающих по порожкам. Полотно с верхнего правого края начало отклеиваться.

— Стоп! — скомандовал я восьмилапому, когда осталась приклеенной только верхняя грань. — Пусть останется так. Чего мигаешь? Пусть висит занавеска.

* * *

В мастерскую Ваака зашли по пути на охоту. Ваал сегодня охотился вместе с отцом и старшим братом, Боат куда-то запропастился, в итоге Мизгиря я сопровождал один.

Выйдя со двора, увидел кузнеца, окликнул и объяснил проблему. Тот осмотрел хвост зверя, деловито, без всякой боязни помял его, заставив летуна возмущенно пискнуть, и предложил проследовать в мастерскую.

И мастерская, и кузница находились на краю села. Вырублены они были так же в плодах зуха, семена которых кузнец получил в свой День Определения Пути.

В глаза сразу бросилось приспособление, несомненно являющееся весами. Нечто вроде гигантской ложки, размером с хорошую сковороду, надето на метровую треногу. Длинный рычаг уравновешивал чашу. На конце рычага крючок, явно приспособленный для подвешивания грузов, которые лежали тут же в виде разного размера металлических кубиков с круглыми ушками. Подвижность рычагу обеспечивала шаровая опора.

— Вот, — указал я на грузы. — Вот с таким же колечком, только круглый и с шипами.

— Думаешь, твой летун сможет надежно ухватить хвостом за кольцо? — спросил Ваак и, видя мою нерешительность, предложил: — Бери груз, какой считаешь нужным, и попробуй заставить своего зверя воспользоваться им.

Не зная, какой вес по силам хвосту Мизгиря, я выбрал груз размером немного больше кулака. Выйдя во двор, я заставил питомца ухватить кольцо хвостом. Тот стоял, как обычно задрав хвост с висящим теперь на нем грузом кверху, и непонимающе мигал короной глаз. Попытался объяснить ему, что необходимо ударить хвостом по земле. В ответ не получил никакого понимания. Абсолютно. Даже удивительно. Порой мне казалось, будто он способен читать мои мысли, особенно когда клал руки на хитиновую спину. Но вот сейчас все было бесполезно — и уговоры, и попытки ментального внушения.

Ваак ехидно усмехнулся.

— Он не понимает, зачем колотить землю, — заступился я за летуна. — Вот если бы тут был древ, или какой змей покрупнее, Мизгирь грохнул бы его грузом, не спрашивая разрешения.