Сторан

Я попытался прощупать сущность загадочного марыка, хотя заранее был уверен, что она из неподдающихся контролю.

В следующий миг я едва не устремился прочь из этого мира, ибо неожиданно обнаружил сущность создателя, которую по непонятным причинам не почуял ранее, пока не прикоснулся к ней. Уже покинул оболочку Крика и готов был оттолкнуться от столь ненадолго приютившего меня мира, когда сартук поднял правые руки, и я получил ментальный посыл:

— Привет, южанин. Не спеши удирать. Наши разногласия покрылись пылью тысячелетий. Может, временно о них забудем?

О чем это он? Создатель принял меня за кого-то другого? Или это хитроумная ловушка? Он хочет не дать мне сбежать? Он, конечно, может в меня вцепиться, но при этом будет рисковать не меньше моего. Без помощи остальных шестерых собратьев у создателя столько же шансов поглотить меня, сколько и у меня расправится с ним. Весь вопрос в том как скоро может он призвать своих собратьев. Или сюда уже спешит кто-то из них? Ведь я могу не чуять их так же, как не почуял этого.

— Южанин, давай пообщаемся? — снова обратился ко мне Создатель. — Я смертельно устал от скуки. Честно говоря, сам уже вынашивал план, проникнуть на вашу территорию — посмотреть, чем вы там живете.

О чем он говорит? Точно с кем-то меня спутал. Но с кем? Не может быть, чтобы Создатель не узнал своего собрата. Или это не Создатель, а такой же, как и я странник? Эта версия показалась мне более правдоподобной. Два странника, встретившись в одном мире, как правило разбегались по разным полюсам, дабы не привлекать совместной деятельностью внимание Создателей. Но если это странник, то о каких разногласиях, тянущихся тысячелетиями, он говорил? Трудно представить, чтобы даже один странник смог так долго скрываться от Создателей...

— У меня есть к тебе предложение, южанин, — продолжила владеющая телом марыка сущность. — Пока мои собратья отсутствуют, я пренебрегу надоевшими обязанностями стража, и позволю тебе развлечься на нашей территории. Но взамен обещай устроить экскурсию к себе. Разумеется, мы выберем время, когда твои собратья будут находиться в забытье. Что скажешь, южанин?

Окончательно сбитый с толку, я вернулся в оболочку Крика, которая уже начала безвольно оседать. Хорошо, сартуки этого не заметили.

— Почему ты молчишь, южанин?

— Думаю, — ответил я вполне честно и сделал неожиданное для самого себя предложение: — Не желаешь пройти в мой походный шатер? Надеюсь, твои тараканы не разбегутся без присмотра?

— Не разбегутся, — марык решительно направился ко мне. — Я отправлю их обратно в горы.

И действительно, стахи сбились в беспорядочную толпу и ринулись бежать прочь. Сартуки ощетинились дротиками, но, увидев, что монстры бегут мимо, недоуменно загомонили.

— Все в порядке, — сказал я советникам и кивнул на приближающегося коротышку: — Это мой гость. Мне нужно с ним о многом поговорить, поэтому в путь мы двинемся несколько позже.

Марык подошел, и я кивком пригласил его следовать за мной, при этом проигнорировал искрящиеся любопытством взгляды Молока и Гурика.

— В качестве походного жилища сойдет, — оценил шатер горец. — Однако в жаркий полдень в обычной сартучьей норе будет гораздо прохладней.

— Ты рассуждаешь, словно раб оболочки, — ухмыльнулся я в ответ.

— Отчасти так и есть, — гость согласно развел руками, — Коль уж мы вселяемся в физические оболочки, то обрекаем себя на все те неудобства, что испытывают смертные. Но разве не ради этого мы создали Мир?

— Как к тебе обращаться? — прервал философские размышления марыка. — Я, если ты не знаешь, Крик. В данный момент являюсь вождем этого племени.

— Удобные сиденья, — похвалил гость набитые степными травами подушки, поудобнее пристраивая на них тощий зад, и только после этого ответил на мой вопрос: — Эль.

— Просто эль?

— Не просто эль, а Эль, — коротышка гордо задрал острый нос. — Не главный эль, не старший эль, а единственный Эль. Все остальные эль — мои слуги. Те марыки, чьи имена не заканчиваются на эль, являются слугами моих слуг.

— Понял, — я уже хотел было поведать гостю, что в мире, в котором прибывал ранее, некогда существовали такие правители — фараоны, являющиеся смертными богами. Однако вовремя спохватился. Но прояснить ситуацию все же требовалось, и потому я задал наводящий вопрос: — Как ты меня вычислил, Эль?

— А разве ты скрывался? — в свою очередь удивился марык. — Я заметил тебя сразу, как ты привел сартуков к скале обмена. Признаюсь, в первый момент изрядно испугался. Ведь так нагло появиться в северном мире мог только Восьмой. Но когда понял, что ты находишься в оболочке вождя кочевников — испуг сменился крайним недоумением. Восьмой никогда не стал бы влиять на ход истории мира, не поглотив прежде одного из семерых и не заняв его место. Поняв, что участь быть поглощенным мне не грозит, успокоился и вспомнил о своей роли стража. Ведь именно для того один из нас и бодрствует, чтобы предотвращать проникновения на нашу территорию южан. Кстати, ты не помнишь, какой стах пробежал между нами на заре сотворения мира? Нет? Вот и я подумал, что незачем сразу прогонять незваного гостя, не помня его вины. Единственное, что меня до сих пор удивляет — почему ты не скрываешь своего присутствия? Может, ты явился специально для того, чтобы уладить древние распри? Но почему тогда не ищешь встречи?

Слушая марыка, я все больше запутывался в собственных домыслах. Похоже, местные Создатели разделены на два враждующих лагеря — северян и южан. Но такого просто не может быть. Ведь семеро — суть одно целое. Одно ли?

Упоминание гостем о Восьмом навело меня на авантюрную мысль, которую, после секундного обдумывания, я изложил собеседнику, начав с деланно изумленного возгласа:

— Так вот почему я ничего не узнал о реалиях мира! Теперь мне все понятно. Значит я поглотил не того. Но почему тогда ко мне не перешли знания о южной территории, если я поглотил южанина?

— Ты поглотил южанина? — удивленно переспросил гость.

— Похоже, что так. Забавно получилось, — ухмыляясь, словно продолжая забавляться над комичностью ситуации, я налил в чаши воду и протянул одну из них марыку. Тот машинально взял, но, даже не пригубив, поставил перед собой. — Охотился на северянина, а попался южанин.

— Я ничего не понимаю, — признался окончательно сбитый с толку марык.

— Я тоже секунду назад ничего не понимал. Просто не мог представить, что семеро могут разделиться.

— Как разделиться? — теперь уже коротышка сбил меня с мысли очередным вопросом.

— Но ты же сам только что рассказывал, что вы разделены из-за каких— то древних распрей, — пришла моя очередь высказывать недоумение.

— Семеро не могут разделиться, ибо составляют единое целое, на котором держится мироустройство, — окончательно запутал меня гость, на лице которого отображалось крайнее непонимание, выразившееся в следующем вопросе: — Ты кто?

— Восьмой, — произнес я скромно, как бы даже извиняясь.

Леег. Торжище

За разговорами незаметно преодолели остаток пути.

Русло Гута свернуло к югу от дороги. Лес вскоре расступился, и мы оказались на берегу широкой реки, до противоположного берега которой не менее километра. Течение медленное, практически незаметное у берега. Вода, в отличие от Гута, мутновато-желтая.

На противоположном берегу ниже по течению видна пристань. У нее застыли на спокойной воде пара небольших суденышек — не более десятка метров в длину и трех в ширину. Выше пристани за редкими деревцами желтели кожурой зуха жилища местных сторов.

— Это и есть торжище? — поинтересовался я у Гоата.

— Нет. Торжище за этим холмом, — толстяк указал на поднимающуюся в гору дорогу. — А то селение рыбаков. Если удастся хорошо сбыть товар, то, возможно, найму кого-нибудь из них, чтобы отвезли на юг. Вот только как-то странно пусто в этот раз на дороге. И Лаба пуста.

— Мы тоже об этом говорили, — кивнул Скарос. — Вы единственные, кого мы встретили.

— Может, это и хорошо, сделал я предположение. — Меньше продавцов — меньше конкуренция.

— Не будет продавцов — не будет и покупателей, — озабоченно ответил торговец.

Однако, вопреки опасениям, открывшаяся с вершины холма обширная площадь оказалась довольно многолюдной.

Торжище напомнило рынки Российских городов времен лихих девяностых. Неровные ряды торговцев. На разостланных по земле шкурах навалом лежит различный товар. Продавцу порою приходится подолгу рыться в собственном товаре, чтобы найти нужную покупателю вещь. Расплачиваются не всегда на месте, иногда покупатель предлагает в обмен что-либо из своего ассортимента, и они идут к его торговому месту.

Но все эти подробности я рассмотрел немного позднее. Сейчас увидел лишь площадь с неровными рядами торговцев. Рядом с площадью невероятное сооружение из нескольких плодов зуха соединенных меж собой каменной кладкой, которое оказалось местным постоялым двором. Все это огораживал высокий плетень, замыкавшийся на пристани, у которой стояли не менее десятка суденышек подобных тем, что я видел у противоположного берега. Снаружи плетня, словно пограничная полоса шириною шагов в пять, алели кустики плима.

Наше прибытие, как я и ожидал, вызвало всеобщее любопытство. Как только Мизгирь вкатил повозку в южные ворота и по рядам прокатилась волна известия о ручном стахе, торг сразу забросили, а нас окружили плотным кольцом, не давая продвинуться к постоялому двору.

Хорошо еще часть любопытных отвлекли на себя ткачи. Они с видом бывалых стаховодов объясняли особенности приручения летунов каждый своей части публики. И, судя по их удовлетворенным лицам, подобное внимание им очень даже льстило.

Да и мои односельчане тоже не особо смущались. Боат вон как руками размахивает, изображая какую-то пантомиму. Не иначе рассказывает, как я прыгнул сверху на летуна, срубая на лету направленный в грудь шип. А может, уже и не я, а он прыгнул? Хотя нет, судя по тому, как уважительно посматривали на меня его слушатели, прыгнул все еще я. Надо отдать должное моему говорливому приятелю — в своих рассказах про ту охоту он ухитрился ни разу не дойти до повествования о том, как метко я плюнул в летуна липкой нитью, прежде чем прыгнуть сверху.

Больше моего смущен вниманием, оказался только сам главный виновник этого внимания. Никогда раньше Мизгирь не видел столь много сторов. А тут еще наверняка ощущал своим звериным чутьем направленное на него внимание. Он сперва жалобно сигналил всеми доступными способами, умоляя скорее увести его от этого беспокойного места. Потом поджал хвост и, погасив глаза, опустился на землю, подогнув под брюхо ноги.

Я переживаний питомца не видел, стоя к нему спиной и отвечая на очередной вопрос, и обернулся, лишь отреагировав на возглас одного из сторов:

— Летун-то никак издох?

Увидев потухшие глаза Мизгиря, испугался не на шутку. Присев рядом, и положив ладони на панцирь, слегка потряс питомца.

— Эй, Мизгирь, что с тобой? Очнись!

По короне глаз пробежал оранжевый огонек. Летун пискнул, и, развернув хобот, положил его мне на колени.

— Ты чего это пугаешь меня, а? — облегченно выдохнув, я погладил панцирь. — Поднимайся на ноги, хватит притворяться.

— Может, все-таки дадите нам пройти, а сами займетесь тем, ради чего прибыли на торжище? — не скрывая раздражения, я громко обратился к столпившимся сторам. — Или так и будете торчать здесь, словно неразумные детеныши чика?

На несколько секунд воцарилась тишина. Сквозившие крайним удивлением взгляды скрестились на мне. Здоровенный красномордый стор, ехидно прищурившись, вопросил:

— По какому праву не прошедший Выбор Пути юнец указывает уважаемым сторам? Или, случайно поймав это трусливое подобие молодого стаха, ты решил самостоятельно присвоить такое право? — громила ткнул толстым пальцем мне в грудь, и я только теперь обратил внимание на то, что вместо его верхней правой руки торчал лишь короткий обрубок, затянутый морщинистой от шрамов кожей.

— По праву, озвученному Жрецами Священного Острова! — выкрикнул я первое, что пришло в голову. — По Праву Избранного Создателями.

Начавшиеся было смешки смолкли, и вновь наступила тишина.

Вот и зачем я ляпнул про свою богоизбранность? Теперь, в лучшем случае, окружающие помрут от хохота. В худшем, потребуют доказательств. И что смогу предъявить? Байку про две семечки зуха? Эх, как же мне не хватало возможностей некогда вселившейся в меня сущности. Впрочем, я ныне сам являлся вселившейся сущностью, только с весьма сомнительными возможностями.

— Ты избран Создателями? — снова первым нарушил тишину красномордый, и его физиономия начала расплываться в ехидной ухмылке. — И кто может это подтвердить?

— Я, — встал рядом со мной Боат.

— Я, — присоединился Ваал.

— Я, — выступил вперед Роам.

Ухмылка сползла с лица стора. Теперь на нем читалось раздражение.

— Гоат, — повернулся он к нашему нанимателю. — В какой луже ты выловил таких наглых личинок примов?

— Они говорят правду, Тарам, — развел руками лавочник. — Я хоть и не слышал лично заявление жрецов, но много раз успел убедиться в том, что Леег не совсем обычный стор. Начиная с того момента, как он достал из своего зуха два семени, и все последующее время юноша постоянно удивляет чем-нибудь из ряда вон выходящим. Одно только приручение летуна чего стоит.

— Так это тот малец, что достал два семени? — загомонили в толпе. — Разве ж он не умер от укуса морского стаха?

— Оклемался, значит.

— Эй, Милан, где твой сын? Он же рассказывал, что видел того, что с двумя семенами.

— Да он это, — протиснулся вперед высокий юноша. — То-то мне лица этих парней сразу показались знакомы.

— И в чем же его богоизбранность? — не сдаваясь, пере крикнул общий гомон красномордый Тарам. — Ведь не он же родил два семя, а случайно доставшийся ему зух.

— В мире нет случайностей, — серьезно заявил какой-то толстый коротышка. — Есть лишь воля создателей.

— А если сомневаешься, — ободренный поддержкой, я придвинулся к громиле, — сходи на Священный Остров и спроси у жрецов сам. А сейчас нам пора устраиваться на ночлег.

Взявшись за хомут и увлекая за собой Мизгиря, двинулся сквозь расступившуюся толпу.

— Покажешь завтра, как охотится твой стах? — спросил какой-то молодой стор, вероятно наслушавшийся рассказов ткачей.

— Вряд ли. Ты же видишь, как он, — я кивнул на Мизгиря, — реагирует на толпу. Вот ты бы проявил желание охотиться, если бы вдруг попал в окружение такой толпы стахов?

Судя по тому, как у парня передернулись плечи, воображение у него работало отлично.

— А мы всем торжищем не пойдем, — заявил другой стор.

— Да? Ну, тогда максимум пять человек, — ответил я, уверенный в том, что желающих окажется гораздо больше. В голову опять закралась мысль о платном представлении.

Прежде чем отправиться на постоялый двор, лавочник выбрал в рядах свободное место. На подстеленные шкуры мы сложили заплечные тюки и накрыли от возможного дождя большим пологом, сшитым из тонких шкур. Рядом оставили и повозку.