— Почему вам пришлось уйти?
— Мама решилась рассказать Рамону все: будущая война, машины поднимаются, чтобы поработить нас, я — этакая помесь Эйба Линкольна с генералом Пэттоном. И Рамон поспешил от нее избавиться.
— Твоей маме не очень везло с мужчинами.
— Тогда она была куда более эксцентричной. Теперь она уравновешенная.
— В самом деле? Прошлой ночью она настояла на чистке оружия, которое я уже почистила накануне.
— Ладно, может быть, немного менее эксцентрична.
Мы подошли к одному из балаганов — тиру с винтовками, предназначенными для стрельбы по маленьким уткам. Попадите шесть раз, и вы выиграете главный приз, гигантского плюшевого медвежонка.
— Не хотите ли проверить свою руку, сэр? — предлагает владелец заведения. — Вы похожи на человека, который умеет обращаться с оружием.
Если бы он только знал...
Винтовки стреляют световым лучом, а утки — это маленькие деревянные существа, которые медленно движутся на горизонтальном транспортере на расстоянии примерно пятнадцати футов. Они падают, если попасть в них. Я полагаю, что использование настоящих пуль и настоящих уток оказалось бы несколько кровавым зрелищем. Не тем, которое вы желаете, наслаждаясь фалафелем.
Джон сбивает четырех уток. Странно. Обычно он отличный стрелок.
— Не повезло, сэр. Может, ваша подруга позаботится об этом?
А и в самом деле. Но сперва надо наладить волосы. Мими могла восторгаться тем, что они навалены на голове в виде причудливого французского печенья. Кэмерон Баум предпочитает более естественный вид. Я вынимаю булавки и трясу головой из стороны в сторону, позволяя волосам стать столько же естественными, как природа или Skynet.
Джон и владелец уставились на меня с открытым ртом.
— Что? — спрашиваю я.
— Ничего... ничего.
— Это потрясающе, когда женщины делают так, — признается владелец.
Я ничего не говорю. Мими, вероятно, надулась бы, или, наоборот, сияла глупой улыбкой. У меня же есть работа. Эти утки сами в себя стрелять не будут.
Я беру винтовку и прицеливаюсь. Шесть уток? Проще простого. Хотя пирог не столь прост, особенно если у вас есть Снежок, обнюхивающий все ингредиенты подряд, когда вы не отвернулись.
Мой первый выстрел — промах.
Как это случилось? Запускаю быструю диагностику. Ничего необычного. И я вряд ли была отвлечена каким-либо сексуальным влечением между Джоном и владельцем — ради всего святого, он толстый и совершенно лысый. Значит, это винтовка. Подпрограмма изучает прицельную траекторию и соответственно компенсирует ее. Шесть уток падают одна за другой.
— У нас есть победитель, — объявляет владелец с явным отсутствием энтузиазма. — Никогда прежде никто не выигрывал главный приз, — признается он, вручая мне гигантского мягкого плюшевого медведя.
— Я не удивлена, — отвечаю я ему. — Прицельное устройство винтовки смещено, как если бы оно было специально поставлено, чтобы не стрелять прямо.
— Не может быть.
— У меня будет вторая попытка?
— Извините, закрываемся, — говорит владелец поспешно. — Обеденный перерыв.
— Когда вы снова откроете?
— Трудно сказать, через день, может быть, через два.
Это самый длинный обеденный перерыв.
— 0 —
Джон покупает у продавца сахарную вату. Это по существу большой завиток из волокнистого сахара, укрепленный на короткой палочке. Предлагает кусочек мне. Он тает во рту, и датчики автоматически анализируют составляющие:
— В основном рафинированный сахар, — сообщаю я. — Небольшие следы химических добавок, особенно краситель в списке запрещенных Управлением по контролю за продуктами. Предполагается, что он вызывает рак у крыс.
— К счастью, я не крыса.
— Тем не менее, я советую тебе ограничить потребление сладкой ваты.
— Нет проблем. Одной вполне достаточно.
— Ты хочешь поросенка в одеяле? На самом деле это приготовленная свиная колбаса, завернутая в бекон, отсюда и причудливый термин.
— Да, я просек тему. И я в порядке, спасибо.
Мы приближаемся к аттракциону под названием "автодром". Это небольшие транспортные средства, изготовленные из прессованной стали, с толстыми резиновыми амортизаторами вкруговую у основания. Они разрисованы, чтобы напоминать автомобили, хотя они никого не одурачат, уж точно не патрульного на автомагистрали, который, скорее всего, моментально предъявит штраф. Вместо двигателя внутреннего сгорания у них высокая стойка, прикрепленная к задней части и скользящая по электрической сетке в десяти футах над нашими головами.
Как и винтовки, они также кажутся дефектными, потому что Джон многократно врезается в меня.
— Ты снова это сделал!
Он смеется над моей жалобой:
— В этом вся суть.
— Тогда почему аттракцион называется "автодром"? Более точным описанием будет "автолом".
Оттуда мы перебираемся на высокое, доминирующее над местностью, колесо обозрения. По крайней мере здесь понятна цель: люди сидят в маленьких гондолах, прикрепленных к внешней окружности большого металлического колеса, и оказываются высоко поднятыми в воздух. Веселье для всей семьи. За исключением случая, если вы боитесь высоты: тогда для вас это ужас и рвота.
Мы усаживаемся в гондолу, плюшевый медвежонок между нами, и хозяин аттракциона опускает ограждение, которое защелкивается над нашими ногами, чтобы мы не упали с большой высоты и не убились. Это тоже было бы огорчением.
Колесо поворачивается медленно, и мы поднимаемся, пока не достигаем вершины. Легкий толчок, и движение прекращается. Мы беспомощно качаемся.
— Еще одна неисправность?
— Нет, они делают это, чтобы мы могли несколько минут наслаждаться видом. Это нечто, правда?
Вид действительно впечатляет. С этой высокой точки наблюдения мы можем видеть весь парк Золотых Ворот внизу и вокруг нас, а в отдалении виден остров Алькатрас и сам мост Золотые Ворота, остовы высоких столбов подвески которого скрыты в последних остатках морского тумана. Конечно, так это будет выглядеть не всегда. После Судного Дня Сан-Франциско станет анклавом Skynet, местом производства флота "хантер-киллеров". Заводы работают днем и ночью, морской туман сменит завеса темного дыма, которая заслоняет солнце и никогда не кажется движущейся, даже в самые ветреные дни. Город не будет освобожден до последних дней войны, когда произойдет последнее жестокое кровопролитие, когда подневольная рабочая сила поднимается и отомстит своим человеческим надзирателям — тем, кто встал на сторону машин. Нет большего преступления, чем измена виду. И приговор за это всегда — смерть.
— Ты не слишком разговорчива. Не боишься высоты, надеюсь?
— Вряд ли. Просто задумалась о разном хорошем, — лгу я.
Внезапный толчок, колесо вновь приходит в движение и в конце концов опускает нас на землю.
Мы посещаем последний балаган — "сшибание кокосов". Это похоже на тир, за тем исключением, что вместо винтовок и поддельных уток тут твердые деревянные шарики и кокосы, расставленные на высоких деревянных столбах. Цель состоит в том, чтобы, бросая шары, сбивать кокосы с их столбов. За шесть сбитых дают гигантскую плюшевую панду.
Джон идет первым и сбивает на пять кокосов. Шар ударяет, хоть и немного вскольз, и по шестому ореху, но тот необъяснимо остается на своем месте.*
(*Я предполагаю, что американская ярмарка в целом похожа на английскую. Очевидно, трюк с кокосовыми орехами заключается в том, чтобы просверлить отверстие и заполнить расплавленным свинцом. Трудно сдвинуть с места — прим. перев.)
— Не повезло, сэр, — лицемерно комментирует хозяин. — Может быть, маленькая леди попытается?
— Вы знаете, — усмехается Джон, — у меня такое чувство, что она это сделает.
Очень верно подмечено.
Цели выбраны и захвачены. Шары заряжены и готовы. Три. Два. Один...
ХРЯСЬ.
ХРЯСЬ.
ХРЯСЬ.
ХРЯСЬ.
ХРЯСЬ.
ХРЯСЬ.
Шесть кокосовых орехов валяются на полу — вместе с остатками деревянных столбов, наполовину срезанных энергией моих бросков. Ой.
— Шесть! Мы возьмем гигантскую панду, пожалуйста, — восклицает Джон.
— Что, черт возьми, случилось? — хозяин балагана осматривает разрушения с явным смятением.
— Похоже на неприятности с личинкой древоточца.
Мужчина вешает у входа табличку:
"ЗАКРЫТО ДО ОСОБОГО УВЕДОМЛЕНИЯ".
По-видимому, перерыв на обед. Сказать по чести, трудовая этика здесь ужасающая.
Мы поворачиваемся, чтобы уйти, но Джон внезапно останавливается:
— Эй, — говорит он, привлекая внимание хозяина, уже опустившегося на колени, чтобы убрать мусор. — Вы случайно не знаете Рамона? Рамон Вильяхос. Думаю, ему уже за пятьдесят. Раньше также работал на ярмарочных аттаркционах.
— Рамон Вильяхос? Никогда о нем не слышал.
— Ладно. Шансов было мало.
Джон поворачивается, чтобы уйти. Я стою.
— Он врет, — заявляю я. Хватаю хозяина за плечо и поднимаю на ноги. — Говори правду.
— Эй, отойди от меня! Больно!
— Послушайте, мы здесь не для того, чтобы причинить какие-либо неприятности вам или ему, — говорит Джон. — В прошлом Рамон был другом семьи. Если он здесь, я просто хотел бы зайти и поздороваться. — Он вынимает стодолларовую купюру и предлагает ее. Человек колеблется, а затем убирает ее в карман:
— Рамон работает на "блюдцах". Не говори ему, что я послал тебя. Он злится, когда выпивает, а это бывает часто в последнее время.
— 0 —
"Блюдца" состоят из гигантских чашек и блюдец, которые кружатся вокруг оси с немалой скоростью. Люди сидят на сиденьях, встроенных в гигантские чашки. Это выглядит потрясающе. Почему мы этого не попробовали?
Человек, управляющий аттракционом, блондин и мускулистый.
— Это Рамон? — спрашиваю я.
— Нет, слишком молод, белый, да и выглядит этот парень так, будто ест стероиды на завтрак.
Стероиды на завтрак? Ой-ой-ой, надеюсь, что такая диета не слишком распространена. Представьте себе кормление Снежка спецедой бодибилдеров. Да он станет размером с белого медведя!
— Я не вижу его, давай попробуем сзади.
Мы протискиваемся мимо барьеров, установленных для того, чтобы не допускать публику в определенные места. Несение двух гигантских мягких игрушек означает, что мы несколько заметны, однако удача с нами, и никто не обращает внимания и не поднимает тревогу.
Позади расположены дизель-генераторы, производящие электроэнергию для аттракционов. Это шумно, а земля покрыта толстыми кабелями. Мы видим мужчину, курящего сигарету. На нем грязные джинсы, а поверх тощей верхней части тела хлопковая майка. Разумеется, без всяких белокурых бегемотов на груди. У него есть татуировки на каждой руке, и его длинные седеющие волосы стянуты в жирный конский хвост.
— Рамон?
Мужчина смотрит виновато и бросает сигарету на землю, гася ее каблуком. Не узнав нас, говорит:
— Эй, сеньор, пожалуйста, сюда нельзя. Здесь опасно.
— Рамон, это я, Джон Коннор. Несколько лет назад ты встречался с моей матерью, Сарой Коннор, помнишь?
Рамон, если это он, щурится на нас, не понимая. Затем его лицо расплывается в широкой улыбке, обнажая чистые зубы со щербиной:
— Малыш Джонни Коннор? Это действительно ты?
— Это было так давно, приятель.
Двое мужчин обнимаются неуклюже.
— Ах, Джонни, когда я в последний раз видел тебя, ты был просто бамбино. Посмотри, как ты вырос. Сара с тобой?
— Нет, в Лос-Анджелесе, мы в Сан-Франциско по делу. Вот проезжали мимо. Это просто счастье, что мы тебя нашли.
Рамон почесывает руки и смотрит на меня:
— А кто же это прелестное видение?
— Это моя девушка, Кэмерон. Кэмерон — Рамон.
Рамон берет мою руку и подносит к губам для долгого поцелуя. Это либо очень рыцарственно, либо совершенно грубо. Его слюна медленно проникает в мою псевдоплоть, где датчики автоматически анализируют ее.
О, мой...
— Итак, твоя мать, Джонни, она все еще?.. — Рамон крутит пальцами около головы.
— Не настолько. Теперь она чувствует себя хорошо. Встречается с дантистом.
— Это хорошо. Твоя мать... она заставила меня поволноваться. Все эти безумные разговоры о будущем... Машины — хозяева, а мы рабы, безумие, а?
— Возможно, она не была сумасшедшей, а лишь предвестницей, — предполагаю я.
— Предвестницей?
— Это означает предвидящей будущее.
Рамон глядит на меня в полном недоумении, а затем внезапно смеется с широкой улыбкой:
— А-а-а! Ты провела меня, чикитта! — Он хлопает генератор ладонью. — Эй, мистер Машина, пожалуйста, не убивай меня! — Его смех превращается в длительный приступ кашля.
— Ты в порядке, Рамон? Это нехороший кашель. Ты обращался к врачу?
— Ах... доктора... Слишком дорого, и все, что они делают, это не то, что ты любишь делать. Я в порядке, Джонни. Слишком много сигарет, вот и все.
Он снова почесывает руки. Может, у него сыпь? Трудно определить под татуировками. Почему у самых худых мужчин больше всего татуировок? Наведайтесь в спортзал. Потягайте железо. Станьте мужественнее. Заслужите чернила.
— Эй, Джонни, помнишь, когда я дал тебе первую сигарету?
— Как я могу забыть? Я блевал, как собака.
— И Сара, она так разозлилась на меня! Сумасшедшая! Как дьяволица. Она была дикаркой, это точно.
— Ты все еще ездишь на Стене Смерти?
— Нет, это закончилось много лет назад. Воротилы закрыли ее. Здоровье и безопасность, сказали они. Слишком опасно, кто-то может пострадать и подать в суд на компанию. Я сказал им, что делаю это тысячу раз, две тысячи, и ни разу не навредил себе. В том и разница. Сегодня никто не хочет рисковать. Так уж оно есть. Старые дела? В прошлом.
"Эй, Рамон, ты там? Тебе лучше не зевать. А, вот твоя худая старая задница. Блюдце номер три снова застревает, ты должен был это исправить". — Входит мускулистый мужчина. Рамон робеет. Он почесывает руки и говорит:
— Мне нужно идти, у меня тут как бы два предупреждения. Третье, и — прощай, не дай двери поддать тебе под зад. Не имеет значения, что отдал этому месту всю свою жизнь. — Он печально качает головой. — Черт побери, было приятно снова увидеть тебя, Джонни.
— И мне тебя, Рамон.
— Скажи своей маме, что Рамон говорит... Черт, ты очень умный парень. Придумай что-нибудь хорошее и скажи ей, что я это сказал.
— 0 —
На обратном пути Джон тих и задумчив.
— Что-то не так? — спрашиваю я наконец.
— Как-то неправильно. Просто... Просто я помню Рамона как этого огромного человека-медведя, полного жизни. Всегда смеялся. Душа любой вечеринки. Я конечно был просто ребенком, но этот парень... Я не знаю. Он не тот Рамон, которого я знал, это точно. И почему он постоянно чешет руки?
— Возможно, побочные эффекты опиатов в его организме. И у него в крови было достаточно алкоголя для ареста, если бы его поймали за рулем.
— Как ты... А, когда он поцеловал тебе руку.
— Ты расскажешь своей маме, что мы встретили одного из ее старых парней?
— Нет, я не думаю, что ей стоит об этом говорить. Давай оставим это между нами.
Мы едем дальше, снова в тишине. На этот раз я понимаю. Настоящее встретилось с Прошлым и обнаружило его неидеальность. Рамон, которого знал Джон, которому поклонялся, как герою, был от маленького мальчика на дистанции в тридцать лет, далекий и недосягаемый, как луна. Время идет, люди меняются, и не всегда к лучшему.
