Я бухнулась обратно. Как же хорошо! Постель! Мерное покачивание этого домика на колёсах успокоило окончательно. Я продолжила осмотр. Вдоль дощатых стенок стояло несколько сундуков, под самой крышей висели венички сушёных трав, а с двух сторон виднелись как бы окошки, закрытые той же тканью, внизу только завязки болтались.
Я повернула голову назад, вернее вперёд, по ходу движения, лежала-то я головой к передней части, которую тянули лошади. "Дать знать, что уже проснулась или поваляться ещё? — прикидывала я. — Нет, поваляюсь. Так хорошо и комфортно мне давно не было, а то всё ветки, лесная подстилка, земля или тюфяки с соломой. А тут прямо королевское ложе! Нет, не буду вставать!"
Рассмотрев ещё раз свои порезы, я убедилась, что всё, как и было в библиотеке у Мозгового: длинные тонкие ранки, уже почти зажившие и закрытые корочкой, и никакой боли. "Очень странно! Зажило как на собаке. Сколько же я была в отключке? Значит, опять повезло. Меня не бросили, возможно, подлечили и взяли с собой. Складывается впечатление, что бережёт меня Окатан, помогает... Бред, конечно, но... Пусть и дальше бережёт, хочется в это верить".
Ещё какое-то время я спокойно лежала и наслаждалась запахами, дневным светом, тихим свистом возницы, скрипом колёс. Но вскоре откинулся угол полотна, и внутрь заглянуло лицо. Это была девочка-подросток, лет двенадцати-тринадцати, с чёрной толстой косой, перекинутой через плечо. Персиковая кожа, раскосые миндалевидные глаза, брови в разлёт. "Боже, какая прелесть! — успела я подумать. — И она ещё подросток!"
Девочка глянула на меня и, заметив, что я тоже смотрю на неё, сверкнула белоснежной улыбкой и завопила куда-то в сторону:
— Мама! Мама! Она очнулась! Мама! Сюда!
Послышались голоса, окрики, топот ног и кибитка остановилась. В неё запрыгнула та самая женщина, которую я запомнила. На руках она держала чистого, умытого и переодетого Мышонка. Мальчик, завидев меня, заулыбался и протянул ко мне ручонки. Быстро передав его девочке, женщина упала на колени возле раскладушки и, схватив меня в охапку, принялась обнимать и целовать, повторяя слова и заливая меня слезами:
— Спасибо! Спасибо, тебе! Спасибо! Ты спасла его! Ты вернула мне моего мальчика! Спасибо, тебе! Спасибо!.. Мой, Натри, вернулся! Хранитель и боги вернули его! Я молилась! Я просила! Спасибо!
Она начала рыдать, а я совсем обалдела от таких эмоций и просто радовалась, что всё хорошо, что всё получилось, малыш дома, в безопасности, и его семья нашлась таким чудесным образом. Да и со мной тоже всё в порядке: ну прибавилось несколько новых шрамов, не беда, мне ж не замуж выходить, уже начинаю привыкать.
Рядом раздался конский топот, потом тяжёлые шаги и к нам вошёл, пригнувшись, высокий коренастый мужчина, весьма приятной наружности. На нём была тёмная рубашка с широкими рукавами, чёрные штаны, заправленные в высокие сапоги и жилет с серебристой вышивкой. Мужчина присел рядом и улыбнулся, глядя на меня. Сразу же стало понятно, что это отец Мышонка, у мальчика его улыбка, точь в точь. Он просто сидел и смотрел. И я смотрела. Так мы и рассматривали друг друга: он меня, а я — его.
Через пару минут он повернулся в пол-оборота к утирающей слёзы женщине, удивительной красоты, и произнёс таким приятным бархатно-вибрирующим баритоном, что у меня по всему телу мурашки побежали:
— Ну хватит, Хейя, хватит рыдать! Радоваться надо! Счастье в семью вернулось, а ты слёзы льёшь. И так уже все глаза выплакала. — Он ласково обнял её и погладил по спине.
— Я всё... не буду... больше... не буду — женщина ещё всхлипывала. — Это я от радости.
Она промокнула лицо платком и в четыре глаза они уставились на меня.
— Ну что... — хлопнув ладонями по коленям, произнёс отец Мышонка. — Будем знакомиться со спасительницей нашего неугомонного ребёнка.
Я кивнула.
— Меня зовут Гайлан Одэр Давен эн Видар, — назвав имя, он поклонился. — Но можно просто Гай.
Я ответила неловким судорожным кивком, не привыкла как-то кланяться ещё. Он продолжил:
— Как вы уже, наверно, догадались это моя жена, Хейа, а это — и махнул в сторону, где на сундуке тихонько сидела девочка с мальчиком на руках, — наши младшие дети, Айра и Натри. Старший наш сын пока уехал вперёд смотреть место для стоянки, он скоро вернётся. А кто вы, уважаемая эрдана?
Я только хлопала глазами по старой привычке и соображала: "А что говорить-то? И как?! Я же говорить толком ещё не умею! И что значит "эрдана"?! Это титул, национальность, обращение или название кого-то?! Значение не понятно и это слово, до этого момента, я никогда не слышала". В голове, шпаргалкой, послышался шёпот: ""Эрдана" — это уважительное обращение к женщине, как в твоём мире "мадам", "сударыня" и так далее". "Спасибо, выручил", — мысленно отозвалась я.
Склонив голову в лёгком поклоне и приложив ладонь к груди, я произнесла:
— Карина.
— Это ваше имя?
— Да.
— А дальше? Имя родителей и рода можно узнать? Если это, конечно, не тайна?
Я опустила глаза, будто в смущении, а на самом деле лихорадочно думала: "Мне что... им фамилию и отчество сказать?! Или как? Как здесь принято называться? Мозговой помоги! Я не знаю, что делать!" Поступил ответ: "Сиди и молчи! Можешь ещё уголок одеяла в руках потеребить. Пусть увидят, что ты не хочешь полностью себя называть, а дальше посмотрим". Так я и сделала. Гай ещё подождал немного и переспросил:
— Та-а-ак.... Говорить своё имя полностью не хотите?
Я опять кивнула. Тогда мужчина слегка нахмурился и, наклонившись поближе, тихо произнёс:
— Ваши родные умерли или погибли раньше срока, и вы не хотите сами попасть к Хранителю вслед за ними? — Он пристально смотрел на меня. — Поэтому не называетесь полным именем?
В голове раздалось: "Говори "да"!"
Я ответила:
— Да... — и заметила, как они с женой расслабились, но последовали другие вопросы:
— Значит вы с севера, эрдана Карина? И волосы у вас обрезаны в знак траура?
Тут я уже сама догадалась:
— Да...
— Я всё понимаю и очень сочувствую вашему горю, эрдана, — он вздохнул и опять поклонился. — Вы спасли и вернули нашего сына, которого мы отчаялись найти и посчитали погибшим. Поэтому хочу предложить вам наше гостеприимство: одежду, еду и всё другое, что будет в наших силах и возможностях.
Гай улыбнулся своей солнечной улыбкой и протянул мне руку. Облегчённо выдохнув, я её пожала.
— А куда вы направлялись, эрдана Карина, можно узнать? — спросила Хейа.
— Латрас, — ответила я.
— К кому-то из родственников или друзей, кто мог бы вас приютить, раз вы остались одна?
— Да.
Гай и Хейа переглянулись. Я видела, что они немного смущены и думают как, что-то мне сказать:
— Дело в том, что... — Гай замялся, — мы движемся сейчас в другую сторону и в Латрасе будем нескоро. Но если вы спешите, то мы дадим вам одну из наших лошадей, припасы на дорогу, одежду и всё, что ни попросите. И вы сможете продолжить путь.
Я продолжала вопросительно смотреть и усиленно искала слова, чтобы спросить: когда это нескоро? Но видно Хейа догадалась о ходе моих мыслей и объяснила вместо мужа:
— Сейчас мы движемся на запад, к Маргосу, на большую ярмарку, потом поедем в Банкор на праздник урожая, а оттуда, вдоль побережья, двинемся к Латрасу, чтобы переждать там зиму. Если вы останетесь с нами, то прибудете в Латрас в начале зимы, примерно через четыре месяца.
Эта удивительно красивая женщина, на которую были так похожи её дети, взяла мои руки и, поглаживая, попросила:
— Оставайтесь с нами на это время, эрдана Карина. Вы так слабы, худы и измучены... вы пять дней были без сознания. Мы боялись, что вы уже не очнётесь и ничем не могли помочь, просто ждали. Я никуда вас не пущу. А с нашим караваном вы попадёте в Латрас, только попозже. Оставайтесь! Я вас прошу!
Глаза её опять стали влажными. Ну как я могла отказаться! Тем более, когда всё так удачно сложилось. Я сжала её руки и радостно закивала.
"Легенда", которую так непринуждённо придумал Гай, задавая вопросы, оказалась на удивление удачной. Она объясняла почти все мои странности в глазах местного населения: и то, что у меня короткие волосы, и то, что почти не говорю, но всё понимаю и оборванный, измождённый внешний вид, и так далее.
"Значит, если будут спрашивать, то я с севера, родных нет, иду искать приюта у дальней родни в Латрасе. Отлично! Даже самой не пришлось напрягаться, а то я бы наворотила..." — я была довольна. Интересно то, что в этой новой биографии практически не было лжи, а так, просто недомолвки.
Мои родители действительно умерли: мама, когда мне было шестнадцать, а через три года ушёл и отец. Других близких родственников, кроме старшей сестры и её семьи у меня не было. А для них я умерла. Дальняя родня по маминой линии жила где-то в Америке и мы не общались. А то, что я якобы с севера, так с таким же успехом можно думать, что я с юга, востока или запада. В космосе ведь нет понятия сторон света, и в каком направлении искать в ночном небе место, где может находиться Солнечная система и Земля, неизвестно. С севера, значит с севера! Вполне подходит для меня, и многое объясняет для других.
Этим же днём, ближе к вечеру, караван остановился на стоянку. Когда я выползла на свежий воздух, то оказалось, что двигались мы по хорошо наезженной дороге. Вокруг привычное редколесье с небольшими полянками, а невдалеке, среди деревьев мелькнуло голубое озеро. Вот возле этого озера караванщики и расположились на ночёвку.
Мужчины освободили лошадей от упряжи, соорудили несколько кострищ, вынесли раскладные стульчики, кухонную утварь. Женская часть принялась за приготовление ужина, а несколько молодых мужчин повели купать коней. Другие же, прихватив снасти, пошли на рыбалку. Двое парней остались, наверно, в качестве охраны. Они были вооружены небольшими мечами, и одеты в какие-то странные, то ли жилеты, то ли кольчуги из тёмно-серой чешуйчатой кожи.
Отойдя от стоянки, я залезла в кусты, уже давненько терпела. И только вылезла обратно, как передо мной нарисовалась Айра:
— Эрдана Карина, где вы пропали? Пойдёмте, мама вас ищет, — и потащила к кибиткам.
Внутри повозки, раскрыв сундуки, сидела Хейа и перебирала содержимое. Когда мы заглянули, она улыбнулась и, взмахнув цветастой тряпкой, поманила меня к себе:
— Эрдана, нужно подобрать вам одежду, а потом пойдём купаться.
Подобрать облачение оказалось проблематично. Всё было или большое, или совсем короткое. Юбки и рубашки Хейи были мне велики и коротковаты, да и висели как на колу, а одежда Айры — ну совсем, короткая. Пока мы копались в ворохе тряпок и занимались примеркой, девочка достала откуда-то небольшой овальный предмет в ажурной рамочке.
У меня дыхание спёрло: "Зеркало!" С тех пор как я попала на Окатан, своё отражение я не видела, разве только на водопаде, в зыбкой воде. Но что там можно было рассмотреть... Повернувшись к девочке, я протянула руку к вожделенному зерцалу с вопросом в глазах. Айра поняла, чего я хочу, и протянула его.
Медленно-медленно я заглянула в отражение и... не узнала. Да-а-а... Хороши дела... Это я всё-таки или нет?! После усиленного рассматривания, я всё же убедилась, что это я, но... изменившаяся, практически до неузнаваемости. Если бы сейчас меня увидели мои родные или знакомые, то вряд ли бы узнали. Я и сама себя узнавала с трудом.
Мои русые волосы, похоже, выгорели, до платинового оттенка. Когда же я развернула грязные от болотной жижи пряди, то оказалось, что они полностью такие светлые, от самых корней. Было, похоже, что я вся поседела.... Хотя нет... это не седина... просто очень светлый цвет. Кожа загорела до оттенка мокрого песка, как и все открытые участки тела. Брови, которые я всегда выщипывала, считая их слишком широкими, вернулись к своему изначальному виду и графитовыми дугами подчёркивали глаза. На загорелом лице, раньше голубые, а теперь ярко-синие очи смотрелись просто отпадно. Глаза хоть и запали, но почему-то стали казаться гораздо больше, наверно потому, что щёки ввалились, нос с подбородком стали острее, а скулы, наоборот, чётко выделились на лице.
Рассматривала я себя долго. Никак не верилось, что это почти незнакомое и такое красивое, какой-то строгой, завораживающей красотой лицо — моё. Теперь вполне понятно, почему меня приняли за северянку. Я не очень походила на местных, я была, как бы это сказать, другой расы, что ли и отличалась так, как у нас отличаются арабы от шведов.
В принципе, такие перемены были вполне объяснимы: большой потерей веса, голодовкой, физическим и моральным истощением, а так же всем этим кошмаром, который со мной случился. Но почему так изменился цвет волос и глаз?! В чём тут дело?! Непонятно! "Может Мозговой сможет пролить свет на эту загадку? Надо будет пообщаться с ним, по возможности", — подумала я.
Оторвав от мыслей, Хейа тронула за плечо:
— Вы очень красивая, эрдана.
Айра воскликнула, улыбаясь:
— Как богиня! Только худая очень.
Мы дружно рассмеялись.
— Ну, это дело поправимое, — добавила мама девочки. — Давайте всё-таки подберём что-нибудь для вас, а в Маргосе уже купим или пошьём. Я знаю там неплохую портниху.
На том и порешили.
Когда мы купались и переодевались, Хейа обратила внимание на мои шрамы, но ничего не сказала, только сочувственно покачала головой. А вот заметила ли она, что у меня нет родовой метки, не знаю. Похоже, что нет. После купания в озере с душистым, пахнущим травами мылом, облачения в чистую, хоть и не вполне подходящую по размерам, одежду, я почувствовала себя заново родившейся на свет.
За ужином на меня все заинтересованно поглядывали, а мужчины особенно. Нет-нет, искоса кто-нибудь да посмотрит. Было очень неловко. Проглотив кашу с сочным куском рыбы, я поблагодарила Хейю и ушла в кибитку. Уже стемнело. Я улеглась на раскладушку и закрыла глаза, а открыла уже в библиотеке.
Мозговой лежал на кушетке и читал книгу, а на столе стоял поднос с дымящимся кофейником и две чашки. Мой жилец поднял глаза и улыбнулся:
— Я ждал тебя.
— Вижу, — и махнула на пару чашек.
— Кофе хочешь?
— Спрашиваешь... Конечно, хочу.
— Наливай.
Пока я разливала ароматный напиток, то успела подумать, что как всегда ничего не понимаю: я сейчас буду сидеть в своей же голове с частью себя, и с ней же, на пару, пить кофе. Бред, глюки и полная галиматья! Никак не могу привыкнуть, хотя пора бы уже не задумываться об этом, всё равно не пойму. Усевшись на кушетку, я протянула одну чашку Мозговому и сама сделала глоток. О, блаженство! Хоть виртуально попробовать! Есть ли в реальности на Окатане кофе, я пока не знала, но думаю, что попутешествовав с караваном, узнаю наверняка, и не только про кофе.
Пока я наслаждалась восхитительным вкусом, Мозговой меня разглядывал. Я не выдержала:
— Что, нравлюсь?
— Очень!
Я расхохоталась и чуть не расплескала ещё горячую жидкость:
— Давай, хотя бы ты не будешь на меня пялиться, а то недавно тут некоторые очень упорно меня рассматривали.
