— Вот как, тогда, возможно, вы расскажете мне, как представляете себе штурм этой крепости?
— Извольте подождать, я достану план, — великий князь вышел.
Через некоторое время он вернулся и расстелил на обеденном столе крупный план местности, и принялся рассказывать:
— Несомненно, план штурма должен составляться только на месте после осмотра подступов к крепости, но сейчас мы предположим всё на бумаге. Итак, штурмовой батальон подходит к крепости осаждённой основной армией. Задача, проложить путь для обычных полков, самостоятельно захватить всю крепость ему не достанет сил. Поэтому содействие осаждающих войск необходимо и именно в их интересах должен действовать батальон. Прибыв на место, командир должен выбрать один основной и несколько запасных участков для штурма. Надлежит обращать внимание на удаление от ворот, откуда возможна вылазка. На наличие ущелий или иных складок, где можно накапливать силы. Так же на возможность устраивать габионы по пути прохода к стенам. Несомненно, данные укрытия будут разрушаться артиллерией защитников. Но их задача создать кучи остатков, укрываясь за которыми штурмующие смогут приближаться к стенам, где-то перебежками, где-то ползком. Одновременно с этим на северной высоте необходимо разместить стрелков из длинных винтовок. Совершенно очевидно, что нельзя поднять орудия на эту кручу, но расположить там десятка два стрелков можно.
— И всё же, — Жомини примерился линейкой, — до стен крепости здесь около двухсот саженей. Я готов поверить в чудеса стрелков легиона, но у вас нет этих длинных винтовок. Насколько уверенно вы можете полагаться на них, на таком расстоянии.
— Я в них уверен настолько, что могу побиться об заклад. Эти винтовки будут дорого стоить, их не так просто заряжать и с ними не всякий сможет управиться. Но в том, что они способны к бою на двести пятьдесят или триста саженей, я уверен. Что же касается крепостных ружей, то в их способность к ведению боя я намерен подтвердить буквально через месяц. Мне уже сообщили о первых отстрелах из них, и я крайне обрадован результатами.
— Хорошо, я принимаю это на веру.
— А на южной горе, отстоящей от крепости около трёхсот саженей, разместить три расчёта с крепостными ружьями. Всё время пока идёт подготовка и штурм эти стрелки должны осуществлять террор защитников крепости. В остатках разбитых артиллерией габионов должны залечь стрелки с легионными винтовками. Им предстоит убивать всякого, кто появится на стенах или в амбразурах. Чтобы стрелков не опрокинули вылазкой. За ними должны расположиться лёгкие гранатомёты и штурмовики. Убедившись, что враг не предпринимает вылазки, а огонь его артиллерии ослаб, малокалиберные мортиры должны расположиться перед стрелками, чтобы забрасывать нужный участок крепости бомбами, лишая защитников возможности собраться непосредственно за стенами. Командир при этом должен обеспечить размещение сигнальщика на ближайшей высоте для указания необходимости стрельбы мортир. Ночью или скрытые дымным занавесом к стене должны подойти пионеры. За ними расположатся штурмовики и гренадеры для защиты против вылазки. Пионеры установят мину непосредственно на стену...
— Вы полагаете, достанет пороха, чтобы взрыв, произошедший не в сапе, а снаружи стены, сделал пролом.
— Я продумал конструкцию на этот счёт. Заряд должен располагаться внутри колокола, который пионеры укрепят на стене. Поэтому вся сила взрыва будет направлена в стену. Осадные войска должны подготовиться к штурму. После взрыва в пролом устремятся пионеры и штурмовики. А следом должны ворваться полки осаждающей армии. Таким образом, павловский батальон оказывается состоящим из роты пионеров, штурмовиков, и стрелков. В последнюю входит взвод террора. А также ему полагается батарея гренадёров, мортир и рота обеспечения, включающая обоз, отделение связи и прочее. Всего около пятисот человек.
— Diable, давайте подробнее. Вот батальон подошёл к Ахалцих. По какой дороге и где расположился?
7 января 1829, Санкт-Петербург
* * *
— Рад, что вы нашли время скрасить наш вечер своим присутствием, — Шишков, широко улыбаясь, жестом пригласил великого князя и его наставника в гостевую комнату. — Фадей Венедиктович обещал быть сегодня к восьми. Я заручился его согласием на редактуру листка. А ещё я нашёл вам прекрасного писателя, Логгин Иванович уже здесь, и вы можете побеседовать.
— Голенищев-Кутузов? — Переспросил Мердер и сморщился, услышав подтверждение. — Александр Николаевич, я забыл распорядиться о конвойных. Мне понадобится ваша помощь. Будьте столь любезны, пойти со мной.
Как только они спустились к дворецкой, Мердер остановился и взял великого князя за плечо.
— Считаю нужным предупредить вас, мой милый друг, Логгин Иванович человек весьма большого и острого ума. Он крайне дружен с Александром Семёновичем. Кроме того, главенствует в Морском учёном комитете и вообще очень значимый человек.
— Но? — спросил великий князь.
— Очень не воздержан на язык, азартен, а главное склонен вовлекать в свои авантюрные дела близких к себе людей. Я прошу вас быть с ним воздержанней с обещаниями.
— Я понял, -кивнул великий князь и усмехнувшись добавил: — поспешим, мне не терпится увидеть этого прекрасного человека.
— Немного терпения, нужно соблюсти приличия.
В гостиную они вошли спустя три или четыре минуты. Кроме них и Логгина Ивановича успел подойти ещё один гость. Это был со слов хозяйки дома, подающий надежды литератор Осип Антонович Пржецлавский. И если генерал-лейтенант Голенищев-Кутузов служил в морском ведомстве, то не имеющий возможности прокормиться литературой поляк служил в министерстве внутренних дел. Карл Карлович привычно занял место в уголке, а великий князь с гостями оставленные хозяйкой, увлечённой домашними хлопотами, организовали небольшую беседу на троих.
— Я слышал Ваше Императорское Высочество радушно приглашает моих соотечественников на службу. Неужели польские офицеры настолько лучше русских? — улыбнулся Пржецлавский.
— По-разному бывает, — пожал плечами великий князь, -полагаю всякий народ имеет как сынов прилежных, так и беспутных. Сюда в столицу империи приезжают поляки, стремящиеся к большему, чем они могут получить в Польше. Также сюда едут искать службы разные люди из Европы и Азии. Столица собирает лучших, и в сравнении с ними действительно может показаться, что какой-либо народ имеет преимущества...
В гостиную вошёл Анкудович. Поздоровавшись, он встретился взглядом с великим князем. Оба одновременно улыбнулись и обменялись тайными знаками, обозначающими скорую победу над законами баллистики.
— ... но я предпочитаю не торопиться с выводами, если обстоятельства не понуждают меня сделать их немедленно.
— И всё же службой польских офицеров вы довольны?
— Разумеется. А в целом, государь готов дать службу всякому.
— Не скажите, — вмешался Голенищев-Кутузов. — В столицу, ища места, приезжают действительно многие, но далеко не всем удаётся его найти. Буквально третьего числа ко мне приехал из Малороссии прекрасный молодой человек, ища протекции. И знаете я нахожусь в затруднении устроить его на службу немедленно.
— Вы рассказываете мне то, во что я не могу поверить, — отмахнулся великий князь. — Идёт война. многие офицеры гибнут. Кто-то должен занять их место. Наш государь учреждает одно дело за другим. И всюду требуются толковые люди. Даже я, маленький мальчик, вместо игр и развлечений занят легионной службой, заводами, уделами, дорогами... Тысячи дел и всюду нужны люди. Впрочем, везде требуются люди дельные, готовые служить, а не занимать место, ловя мух и макая их в чернильницу. Людей же бездельных намеренных лишь получать жалование, таких к месту пристроить действительно сложно. Не найдёте малороссу службу, присылайте ко мне. Я дам жалование всякому: и русскому, и поляку, и татарину, и даже турку, но придётся служить. Хотите на заводе его пристрою или специально для вас на верфь?
— Спасибо за предложение, я непременно сообщу ему о такой возможности. Беда лишь в том, что он не инженер и не корабел.
— Пустое. Если только грамотен, уж найдётся дело. А если ещё и толков, то далеко пойдёт. Вот, например, с посильной помощи Александра Семёновича я намерен издавать легионный журнал. Мне нужны литераторы. Я готов платить за рассказы и статьи. Пусть пишет. Будет хорошо писать Фадей Венедиктович возьмёт на постоянное жалование. Людей не хватает, а вы говорите.
— Если у вас действительно, так сильно недостаёт грамотных дворян, — высказался Пржецлавский, — то вы могли бы принимать на службу больше шляхтичей.
— Я с радостью беру их на службу, но дел слишком много.
— А теперь вы говорите то, во что я не могу поверить, — улыбнулся Пржецлавский. — Множество молодых шляхтичей не может найти себе место в Царстве Польском. Они были бы рады служить в России, но их не ждут здесь. Русским дворянам составляют протекции при соискательстве мест во многом охотнее, чем полякам. Мой хороший приятель. уже четыре месяца в столице ищет место.
— А я ищу людей. Присылайте ко мне, я дам ему службу.
— Давайте спрошу иначе, — Пржецлавский взял паузу и хитро прищурился,— а сколько человек вы готовы принять на службу?
Великий князь воздел глаза к потолку, зашевелил губами и начал демонстративно загибать пальцы. Вскоре он вышел из транса и ответил6
— Простых неграмотных людей чуть больше двух тысяч. Образованных простого сословья или мелкой шляхты около трёхсот человек. Опытных мастеров, офицеров или иных специалистов в любом ремесле человек по пять требуется. Людей в штаб-офицерских чинах десятка два. Найдётся и с десяток генеральских мест. И в скором времени ожидаю, что потребность в людях ещё более возрастёт.
— Это странно, — пожал плечами Голенищев-Кутузов. — Вы прямо готовы посчитать все места, где вам требуются люди. А как же сейчас там поставлено дело?
— А сейчас там плохо. Всё делается медленно...
— Подождите, — бесцеремонно прервал наследника престола Пржецлавский, — триста мелких чиновников, это около двухсот тысяч в год одного жалования...
Он не договорил, уйдя в подсчёты.
— А что в этом удивительного? — приподнял брови великий князь. — Моим заботам доверена верфь, три завода, добыча торфа, семитысячный легион, Гатчинский и Павловский уделы и два полка. Неужели этого мало? Ну так скоро будет ещё больше. Дел много, людей не хватает.
— Что ж, я учту ваши нужды, — улыбнулся Голенищев-Кутузов, — чтобы при случае оказаться вам полезным. Хотя служба службе рознь. Как председатель Морского учёного комитета, я с большим интересом ознакомился с вашим докладом о флоте. Желание укрупнить тихоокеанскою флотилию весьма похвально, но, как вы верно отметили, людей для такого дела не хватает. И беда не в том, что в России перевелись корабелы и моряки. А в том, что знающий человек посчитает для себя невозможным оторваться от культурной жизни не только столицы, но даже южных приморских городов. Ведь побережье Тихого океана нелюдимо. И служба там не имеет никаких перспектив для желающего построить карьеру.
— Согласен с вами, — подержал генерал-лейтенанта Пржецлавский. — Всякий дельный человек желает построить карьеру, а общеизвестно, что лучше всего оную делать возле министерств и штабов, а не в провинции. Тихоокеанские же земли даже провинциальными назвать сложно, это какая-то черта, на которую ссылают. По доброй воле мало кто захочет провести свою жизнь там.
— Вы правы господа, — вздохнул великий князь, — именно так сейчас и происходит. Но для людей, которых я беру на службу у меня особые условия. Чем сложнее и труднее служба, тем более она вознаграждается. А главное для моих людей не существует выслуги чинов. Я уже установил такие правила в легионе и подобное будет во всех моих делах. Каждый должен обрести службу, на которую он способен. И чем быстрее он обретёт своё место, тем лучше. Это моя основная забота, чтобы дельные люди не задерживались в нижних чинах. И за всякую службу я намерен вознаграждать по её сложности.
— Вы полагаете что возможно лейтенанту тихоокеанского флота платить большее жалование чем лейтенанту балтийского? — приподнял левую бровь Голенищев-Кутузов, — А как же табель о рангах. Или вы полагаете возможным сделать целый тихоокеанский флот гвардейским?
— Вас заботит вопрос как? — переспросил великий князь. — Я могу предложить множество способов. Как вам такой. Я стану шефом тихоокеанского флота и установлю дополнительное содержание от своего имени. Что же касается табели, то содержание может быть связано не с чином, а с должностью. И с ней же может соотносится чин по табелю. Собственно чины офицеров легиона не упомянуты в табеле, но указом государя установлено соответствие. Считаю, что так же можно поступить с должностями тихоокеанского флота.
— Забавно, — задумчиво почесал подбородок Голенищев-Кутузов. — А как подобным попраниям устоев относится любезнейший Александр Семёнович. Он ведь теперь тоже ваш наставник. Я понимаю, что Роман Васильевич известный в адмиралтействе вольнодумец одобряет вас, но Александр Семёнович... ни за что не поверю.
— Я с ним не говорил об этом. Впрочем, — великий князь пожал плечами, — мне не важно, как это будет сделано, мне важно чтобы это было сделано. Поэтому я с удовольствием выслушаю другие предложения. Дело страдать не должно.
10 января 1829, Санкт-Петербург
* * *
Морозы были не большими. Император с наследником престола, стоя в окружении генералов, наблюдали за эволюциями третьего батальона Лейб-Гвардии Финляндского полка на Волковом поле. Почти девятьсот человек, разделённые на три роты, слушая команды полковника Шванвича, имитировали наступление ротными колоннами с развёртыванием в стрелковую линию длиной около пятисот метров. Наконец батальон встал на огневой рубеж в пятистах шагах от непрерывной цепи мешенных щитов. Император махнул рукой, и с дюжину адъютантов поспешили занять свои места за пехотой. Раздалась команда Шванвича, затем послышались голоса обер-офицеров. Последовал первый залп, с одним опоздавшим выстрелом. Затем финляндцы дружно перезарядили винтовки. Ещё залп. Ещё. После четвёртого залпа тот небольшой ветерок что гулял на поле перестал справляться с дымовыми клубами. Щиты очевидно ещё были различимы, но один из адъютантов поспешил доложить государю, что дым стал заметно мешать. Стрельба продолжилась. На десятом залпе финляндцы прекратили огонь, ожидая когда рекруты батальона опустят дальнике щиты и поднимут новые в трёхстах шагах.
Наблюдая, за сменой дистанции огня, великий князь отметил:
— Интересно насколько дым мешал. В легионной тактике звенья находятся в постоянном движении и стреляют по готовности, отчасти из-за того, чтобы не позволять дыму мешать целиться. Непременно проведу стрельбы, чтобы оценить именно помеху от дыма.
Император покосился на сына и усмехнулся. Саша поспешил пояснить:
— Для малых расстояний это возможно не так важно, но для стрельбы на пятьсот или шестьсот шагов цель выглядит не слишком большой, и дым может сильно мешать
