— Так есть иной пример. Жизнь императора австрийского Иосифа Второго. Он был великим реформатором и искренне желал осчастливить своих подданных. Вполне успешен он был и в военном деле. Покровительствовал искусству. Установил истинное единое правосудие в государстве с непреложными законами. Отменил крепостное рабство. Он очень много сделал для народа, общества и государства. Но был он холоден и чужд любому подданному своему. Потому личные выгоды всегда пересиливали подданнические чувства. И недовольство, возникнув вдруг, не смирялось сыновней кротостью. Подданные не чувствовали в монархе отца, из-за неизменной холодности его. Ах, если бы он мог проявлять свои чувства в музыке или поэзии. Он был бы принимаем обществом не только в силу должности, но и имел бы авторитет как личность эстетическая...
— Дя-а, — протянул великий князь.
* * *
17 января 1828, Санкт-Петербург
— Вот как? — лицо великого князя вытянулось от удивления.
— Я полагал... Хм... эти обстоятельства известны Вашему Императорскому Высочеству, — худощавый механик, суетно разглаживающий руками сюртук по бокам, был, по-видимому, удивлён не меньше.
— Пусть так, — решительно мотнул головой наследник престола, — тогда я не понимаю одного, к чему мне было обращаться к Николаю Семёновичу. Если вся работа по строительству моих механизмов ведётся на вашем, Карл Карлович, заводе. Возможно, имеет смысл мне напрямую разместить у вас заказ.
Механик Грейсон выглядел довольно молодо, чуть больше тридцати. На его щеках вспыхнул румянец, делая его похожим на юношу.
— Ваше Императорское Высочество, — руки механика начали теребить нижнюю пуговицу сюртука, — я многим обязан Николаю Семёновичу. Он принимал участие в судьбе моего отца. И сейчас его благорасположению я обязан тем, что в столь тяжёлое для моей семьи время, занял эту должность. Ещё месяц назад тысяча двести рублей дохода, были для меня фантастическим успехом. Как и прежний механик, я намеривался ремонтировать модели из музея общества, поскольку наш завод после смерти отца не приносит ничего кроме убытка. Но теперь, благодаря Николаю Семёновичу я получил этот заказ. Я...
Грейсон запнулся и явно не знал, как продолжить.
— Хорошо, — примирительно выставил вперёд ладони, великий князь. — Как получилась, пусть так и будет. Жаль, что я раньше не знал, что механическая мастерская существует лишь учреждением на бумаге. Возможно, тогда я бы обратился к Берду. Но всё, что случается, всё случается к лучшему. Полагаю Николаю Семёновичу вовсе необязательно знать, что его маленькая хитрость вскрылась. Скорее всего, он будет испытывать неудобство от этого, да и мне придётся тогда сделать ему выговор. А я бы хотел сохранить с ним добросердечные отношения. Вы согласны со мной?
— М-м, да, — Гресон был нерешителен.
— Вот и прекрасно! — улыбнулся великий князь, — А теперь я бы хотел посмотреть на ваш завод и обсудить возможные улучшения в моём заказе. Мы можем сейчас направиться к вам?
— Это достаточно далеко, на Петербургской стороне...
— У меня есть время, а главное желание увидеть где исполняется мой заказ. А по дороге вы мне расскажете подробнее об этом музее, о вашей семье. Я буду рад это услышать. Кстати, этот прекрасный музей как и механическая мастерская был учреждён в двадцать четвёртом, когда Николай Семёнович занял своё место?
— Да.
— А вы здесь недавно?
— Меньше месяца. Хотя к музею имею давнее касательство.
— Вот как, а кто же раньше занимал должность механика.
— Господин Утгоф.
— Вот как, — великий князь сделал рукой в воздухи замысловатую фигуру. — Так, вы собирайтесь. Пойдём. А господин Утгоф был механиком с самого учреждения мастерской?
— Да-да, — Рассеяно проговорил Грейсон одеваясь.
Следуя жесту великого князя, конвойные принялись помогать механику одеться. Что ещё больше смутило его. Когда они вышли из здания вольного экономического общества на Дворцовую площадь, лицо Грейсона было неестественно бледно.
— А как вы освоили механическое дело? Вы учились? — решил перевести разговор на более личное великий князь.
— Отец учил меня всему. А ещё некоторое время я был в Горном, но вынужден был оставить учёбу.
— В Горном? Это же великолепно, — великий князь широко улыбался, — А я знаете, испытываю большое пристрастие ко всему техническому. Механические устройства, литейное и горное дело на этом покоится артиллерия. А доводилось ли вам задумываться о механических устройствах для ведения ружейного или пушечного огня?
— Ах нет. Отец занимался военными поставками, но мы изготовляли пули. Сначала свинцовые, а затем чугунные.
— Вот как, это интересно. Чугунное литье... А почему вы оставили учёбу в Горном?
— Это было в пятом году. Дела шли неважно, и отец не мог оплачивать моё содержание. Впрочем, будучи при заводе я набрал достаточно опыта. Чтобы Николай Семёнович, мог предложить мне должность механика.
— Я весь в нетерпении, желаю увидеть ваше заведение.
— Ну, боюсь, Ваше Императорское Высочество, оно разочарует вас. Когда дела стали обстоять плохо, мы были вынуждены печи и большую часть иных устройств продать на Сестрорецкий оружейный. Это, да заступничество Николая Семёновича позволившее получить благосклонное прощение долгов от государя, позволило хоть как-то существовать нашему семейству.
— Надеюсь, ненастные дни для вас миновали, — улыбнулся великий князь. — Я имею большую и длительную потребность в механическом заведении и готов за это платить.
* * *
18 января 1828, Санкт-Петербург
Пока великий князь проводил время в Петергофе, в Ракетное заведение пришли вести, поставившие крест на нормальной работе. Суета, напоминавшая панику при пожаре, не стихала ни днём, ни ночью. Засядко с красными от бессонницы и постоянно бегающими от волнения глазами, выглядел постаревшим. Великий князь посчитал благоразумным не лезть в эти дела, оставив Александру Дмитриевичу возможность самостоятельно готовится к инспекции Михаила Павловича. Легион конечно тоже не избежал некой ажитации. Ратьков развил бурную деятельность, направленную на представление имеющейся роты в наилучшем виде из возможного. Лично великий князь и в этой подготовке не участвовал, полагая, что легиона этот визит не касается.
Сегодня примерно без пятнадцати одиннадцать Ракетное заведение внезапно застыло, замороженное известием о приближении брата императора. Михаил Павлович бодро выскочил из санок, запрыгнул в седло и тронул поводья на встречу сдающему парад Засядко. Великий князь, одетый в цивильный сюртук и пальто, благополучно наблюдал за происходящим вне строя. Не являясь формально командиром ни конвоя, ни легиона, он с радостью переложил всю торжественную часть на Ратькова и Щербцова.
Тем временем Михаил Павлович дал команду к осмотру и спешившись начал обходить построение. За своих подчинённых Засядко пришлось немного покраснеть, но в целом генерал-фельдцейхмейстер остался доволен. Щербцову за своих краснеть не пришлось. Лейб-гвардейцы привыкшие к парадной показухе смотрелись на отлично, позволяя себе лишь незначительные отступления от устава, но в приятную для глаза сторону. Так Чернявский позволил себе слегка сдвинуть на бок кивер, выпустив немного чёрных кудрей. Отчего приобрёл залихватский вид и удостоился великокняжеского ворчливого: "Молодчик."
Дойдя до легионеров, Михаил Павлович долго и с интересом осматривал первых двух солдат. Повертел в руках ружьё. Осмотрел флягу и котелок. Потребовал он и раскрыть вещь-мешок, проверил содержимое. Когда же его интерес был удовлетворён, он без малейших задержек прошёл вдоль строя легионеров, не удостаивая их вниманием. И дал команду к параду.
Войсковые соединения, один за другим покидали место построения. Михаил Павлович подошёл к великому князю и, указывая взглядом на удаляющихся легионеров, сказал:
— Хорошо, что вы, Александр Николаевич, в цивильном. Пойдёмте, посмотрим хозяйство Александра Дмитриевича.
Через пять часов уставшие, но уже сытые великие князья и генералы сидели в креслах офицерского собрания. Основные блюда с большого стола уже убрали и готовили его к чаю и десертам. Михаил Павлович, косо взглянув на суетившихся слуг, решил превратить разговор из светского в деловой.
— В целом, Александр Дмитриевич, вы доставили мне удовольствие, продемонстрировав вверенное вашим заботам заведение в наилучшем виде. Хочу заметить, что Его Императорское Величество, выражал беспокойства о ваших делах. Увлечённость Александра Николаевича понять можно, но надлежит помнить о высочайших поручениях данных вам по подготовке ракет и фейерверкеров к этой весне. Теперь же я могу заверить государя, что всё будет исполнено к намеченному сроку, и ваши с Александром Николаевичем увлечения не повлияют на это.
— Несомненно, — кивнул Засядко, — однако хотел бы отметить значительную пользу для развития ракетного дела от увлечённости Его Императорского Высочества. Благодаря его участию удалось многое улучшить, и я полагаю в ближайший год представить вам на испытания усовершенствованные ракеты.
— Ну-ну, не будем загадывать, — Михаил Павлович предостерегающе поднял руку, как бы осаживая собеседника. — Нас ждёт новая война. И к весне ваша батарея должна быть полностью готова. А усовершенствования оставьте на мирное время.
— Слушаюсь, — коротко кивнул Засядко.
— Однако, — Михаил Павлович обратился к великому князю, — Александр Николаевич, ваши легионеры выглядят как шайка разбойников. Я учитываю вашу юность и неопытность, но это уже чрезмерно. Вы, очевидно, не успели снарядить всех единообразно, даже ружей не хватает. А времени миновало изрядно. Сколько же вы намерены возиться с сотней оборванцев? Год? Два? Может мне стоит помочь вам?
Михаил Павлович усмехнулся. Прищурив правый глаз, он всматривался в лицо Саши, но не дав возможности для оправданий, продолжил:
— Ваши придумки прекрасны. Определённо, что-то хорошее есть и в новых ружьях и в ракетах. Но всё это теряет смысл при отсутствии должной дисциплины. А она основана в первую очередь однообразии формы и строевом движении. Кои в легионе отсутствуют. Стойкость русского солдата, не раз проявляемая под вражеским огнём, основана многолетнем учении, не оставляющем самой попытки обдумывания приказа. Солдат есть бездумный механизм и никак не возможно иначе. Всякий иной неспособен идти в трёхшереножном строю навстречу картечи. Глаза же ваших солдат наполнены сомнениями и неуверенностью. Указания они выполняют медлительно. Этот сброд не способен ни на что. Они даже умереть красиво не смогут, потому что обряжены в какие-то мужицкие обноски...
Почувствовав, что повысил голос и вообще чрезмерно распалился, Михаил Павлович замолк и пристально посмотрел на великого князя. Картинно, уперев локти в подлокотники и сцепив ладони на уровни груди, великий князь молчал, но вскоре решился ответить:
— Вы правы, Михаил Павлович. Это ещё не солдаты. Рота существует слишком не долгий срок...
— Если мне не изменяет память, — прервал племянника Михаил Павлович, — рота сведена почти два месяца как. В годы Великой войны за такое время удавалось вывести на поле полк. Что же мешает вам?
— Необычность целей, для которых легион создаётся, — вбросил великий князь и замолчал.
— Хм, — Михаил Павлович задумчиво погладил подбородок.
— И она, требует необычного военного устройства, в котором самый малый отряд зачастую вынужден действовать самостоятельно. Потому осмыслять приказ есть первейшая необходимость для всякого легионера, наряду с желанием исполнить его наилучшим образом. И вы правы, идти на картечь таким солдатам будет сложно.
— Гм, — Ратьков решил вмешаться, — Тем не менее, Ваше Императорское Высочество мы прилагаем все силы к тому, чтобы привести нижние чины в надлежащий вид. Однако, в силу того что потребность в применении легиона не является крайне необходимой в ближайшее время, мы можем позволить себе большую экономию казённых средств и меньшую спешку. Все эти нововведения в обмундировании и амуниции действительно не слишком красивы, но Егор Францевич нами крайне доволен.
— Хм, — хмыкнул Михаил Павлович, — уж он-то завсегда... Впрочем вы правы, я действительно слишком строго подхожу к этому. Армия, артиллерия в особенности, не терпит лёгкости в отношении к службе. Привык.
— Тем более ваша помощь будет весьма кстати, — великий князь расцепил руки и вывернул ладони вверх. — Дело в том, что для легионного полка я предполагаю наличие пушек. И потому хотел бы ближе ознакомиться с артиллерийским делом.
— Вот как, желаешь быть зачисленным в училище? — улыбнулся Михаил Павлович. — Стремление похвально.
— Я полагаю это невозможно. По должности своей мне не уместно посещать занятия и я не могу быть экзаменован никем, кроме государя. Но знания в этом деле мне необходимы. И ещё, имею я идеи не только на предмет ружей и ракет, но и пушек. И хотел бы эти идеи опробовать.
— Ха-ха! — рассмеялся генерал-фельдцейхмейстер. — Вот, уж нет! Здесь уж, мы с Егором Францевичем, в полном согласии, не дозволим вам развлекаться со столь дорогими игрушками. Пока Александр Дмитриевич не аттестует вас на уровне выпускника училища, о своих идеях относительно пушек можете забыть. И, я уверен, что государь согласится со мной.
— Жаль, — вздохнул великий князь, — сколько времени пройдёт пока мне доведётся улучшить нашу артиллерию. Сколько русских солдат погибнет напрасно. И слава нашего оружия не будет столь оглушающей, чтобы другие народы трепетали. Жаль. Жаль терять время. А улучшенные пушки нужны легиону, Тихоокеанскому флоту, Американской экспедиции. Нужны, а их не будет.
— Ничего, повоюют теми что есть, — улыбнулся Михаил Павлович, — зато не будет гигантских трат на бессмысленные, без глубоких знаний, эксперименты. И не будут рваться стволы возле Вашего Императорского Высочества.
— Кх-м, Михаил Павлович, дозвольте высказать, — вмешался в беседу Ратьков.
— Прошу вас, Авраам Петрович, — Михаил Павлович поморщился, взглянув на слуг, заканчивающих сервировку стола для чая.
— Я полностью согласен с вами. Александр Николаевич слишком юн и неопытен в артиллерийском деле. Нельзя допускать его к каким либо экспериментам над орудиями. Но так уж сложилось, что к усовершенствованию ружей он приступил сам, — Ратьков на секунду замялся, заметив улыбку Михаила Павловича, — может пусть он и продолжает это дело. А поскольку ему мнится труд над большими калибрами, то пусть займётся крепостными ружьями, а после них лёгкими пушками. Это не так затратно и опасно. Он получит опыт и вместе с тем обретёт за это время знания. Результат, если он будет удачным, найдёт своё применение и в легионных гарнизонах и в Америке.
— Прекрасная идея! — воскликнул Михаил Павлович, хлопнув ладонью по подлокотнику. — Этакая малая артиллерия. Великолепно. Вы готовы Александр Николаевич заняться крепостным ружьём?
— Вполне, — пожал плечами великий князь.
— У меня как раз есть старое однофунтовое орудие. Если помните, Александр Николаевич, мы запускали из него первые ракеты, — дополнил Засядко, — полагаю, не будет большого ущерба, если взять его в переделку. Оно всё равно не было досель востребовано.
