— Да-да, — растерянно обвёл глазами окружающие сумерки великий князь и развернулся к воспитателю, сидевшему в возке рядом. — Хорошее название. Впрочем, я бы хотел иметь в журнале отдельный раздел для небольших статей и вообще...
— Интересно, о чём бы вы хотели писать?
— У меня есть несколько задумок. Пожалуй, для первой статьи по учёту ружейного огня при стрельбах, уже есть наброски.
— Кхм, я полагал, что журнал будет литературным, а не учёным. Да и кому может быть интересно про стрельбу, — Жуковский скривил губы, — кроме некоторых военных.
— Кхе, — сидевший напротив Юрьевич сдавлено кашлянул, поднеся кулак к губам.
— Будет ли это интересно... — великий князь вскинул брови. — Это интересно мне, и я бы хотел, чтобы это прочитало ещё несколько человек. Ради них, можно и издать журнал.
— Некие литературные листы неучёных людей...— пробормотал Жуковский
— Прекрасно! — Улыбнулся великий князь. — Листы неучёных людей... А я буду Иван Незнайкин. И надеюсь, что мои произведения будут хоть в какой-то степени литературными. Впрочем, я с удовольствием бы писал и об истории и литературе, но, полагаю, цензура не одобрит мои ребяческие порывы. А о ружьях я могу излагать вполне свободно.
— Но тираж не может быть сколько-нибудь значительным, чтобы кто-то помимо императорской семьи мог получить экземпляр, — заметил Жуковский.
— Мне достаточно того, что у меня будет мой экземпляр, который я смогу отдать нужному человеку.
— Кхм, — Жуковский задумался.
— Подъезжаем, — коротко отметил Юрьевич, подводя черту под разговором.
— Солнце ещё не встало. Придётся подождать, — отметил великий князь. — Надеюсь, Матвей Егорович сможет развлечь нас беседой.
К десяти утра они вышли на специально подготовленную испытательную площадку. На речном берегу, в трёхстах метрах друг от друга стояли два котла, кажущихся чёрными на слепящем от яркого зимнего солнца снегу. Их установили вплотную к длинной кирпичной стене цеха на особой ферме, подняв примерно на полметра землёй. В стене предусмотрительно сделаны окна, через которые в топку подавались дрова. По первому впечатлению котлы напомнили Саше огромные радиаторы.
"...Готовые батареи отопления. С одной стороны многочисленные хомуты добавленные в качестве рёбер жёсткости в местах соединения листов позволяют надеяться на удержание относительно большого давления. Однако как всегда в технике, за всё наступает расплата. Теперь котлы приобрели развитую поверхность и, обдуваемые набегающим воздухом, будут сводить на нет усилия кочегара. Хорошо, что я сразу предполагал наборный деревянный кожух..."
Левый котёл уже давно топился. Зрители расположились внутри цеха в самом дальнем от него углу. От истопника, шустрого парнишки лет семнадцати, по живой цепи регулярно передавали сообщения о данных давления.
— Полторы... Две... Две и четверть... Две с половиной...
Когда давление достигло четырёх атмосфер, великий князь предложил убрать всех кто, но напрямую не связан с делом. При пяти, он потребовал, чтобы убрались подальше все кто только возможно, а всем зрителям предложил присесть на корточки. Возле котла остался только истопник. На шести с четвертью послышался свист, быстро перешедший в рёв, и котёл громко бумкнул, оглушив всех находящихся в цеху. Великий князь вовремя заткнул уши и широко открыл рот.
— Все живы!? — придя в себя, прокричал немного оглушённый великий князь.
Возле топки суетились люди. Стена цеха немного пострадала, но всё же выдержала удар. Из цеха на свежий воздух вывели ошалевшего истопника.
Когда все пришли в себя, началось обсуждение.
— Полагаю надо поставить предохранительный клапан на четыре с половиной. А рабочее давление утвердить на трёх с половиной, — подвёл итог великий князь, — сейчас отрегулируйте клапан, и будем давать давление до открытия клапана. А после, повторим ещё раз. Я сейчас уеду, но желаю, чтобы вы ещё восемь раз проверили открытие клапана. Необходимо убедиться, что давление до четырёх с половиной котёл выдерживает многократно. А также, что размер клапана позволяет уверенно сбрасывать критическое давление. Посему на второй и последующие разы надо поставить двух истопников.
* * *
12 января 1828, Санкт-Петербург
Когда солнце стало давать достаточно света, великий князь, полон намерения подготовить подробную статью о стрельбах, взялся за перо. Жуковский, отлучавшийся по своим надобностям в город, вернулся к одиннадцати. Он привёз с собой большую стопку книг, явно намереваясь представить их воспитаннику, и с улыбкой наблюдал за тем как великий князь то и дело прерывает свою работу и, поигрывая пером, о чём-то размышляет.
— Я рад, Александр Николаевич, что этот день вы решили провести за столом, — улыбнулся Жуковский, раскладывая перед собой книги. — И мы наконец-то сможем побеседовать, находясь в безмятежном спокойствии.
— Да, на завтра государь приглашает меня в Петергоф. Полагаю, там у меня не будет времени на иные дела.
— Странно только, что вам назначено быть на Александровском заводе.
— Ничего странного, Матвей Егорович построил подвижную кухню по моим рисункам, и завтра мы берём её с собой.
— Ох уж эти военные дела, — вздохнул Жуковский, — и сейчас вы, очевидно, заняты сочинением какого-нибудь устава.
— Вы почти угадали. Я готовлю диссертацию для нашего Собирателя о порядке проведения стрельб и оценке их результатов.
— А я надеялся, что это была шутка. Я бы желал, чтобы вы больше внимания уделяли литературе и поэзии.
— Кхм, Василий Андреевич, — лицо Саши раскраснелось, и он, на секунду потупив глаза в пол, внезапно упёр свой взгляд в переносицу воспитателя, — полагаю, необходимым однозначно определить мои предпочтения. Дабы в дальнейшем между нами было полное взаимопонимание. Вам не сложно заметить, что я действительно увлечён военными делами, и дипломатическими, и техническими, и медицинскими и другими. Всех их объединяет одно, они имеют непосредственное применение в моей жизни и сулят пользу. Ровно поэтому я занят ими, а вовсе не из увлечённости. Готов ли я столь же активно заняться поэзией или историей? Готов...
Великий князь встал, подошёл к окну и развернулся на каблуках лицом к воспитателю. Лицо наследника стало неестественно бледным.
— Готов, но не из любви к прекрасным душевным порывам, а из сооб...кх-кх — голос наследника надломился, и он закашлял, — из соображений пользы для управления государством и иного применения. Отвлечённая от непосредственного применения благость не прельщает меня. Рассуждения о красоте скучны. Словесные упражнения ценны для меня как средство, инструмент, при помощи которого я буду делать доступными для понимания другими свои диссертации и циркуляры. Сейчас я пишу о стрельбах, и это для меня прекрасное словесное упражнение. Всё надлежит изложить так, чтобы даже человек штатский понял и суть, и назначение, и смысл. В этом мне нужно литературное образование. В то время как описание журчащих ручьёв и порывов эфира удручает меня своей бесполезностью.
— Ах, милый друг, — Жуковский широко улыбнулся, — я так рад, что вы нашли в себе силы, для откровенности. Ещё же более вы радуете меня своей готовностью к полезному труду. Однако, так ли бесполезна, дающая восторг душе, литература?
Великий князь пожал плечами и вернулся к написанию своего трактата. Несколько минут оба были заняты своим делом. Наконец Жуковский решил продолжить разговор:
— Мне представляется, что вы заблуждаетесь на тот предмет, что литература не принесёт пользы для вас, как наследника престола.
— Я такого не говорил, — великий князь посмотрел на воспитателя, и их взгляды встретились.
Некоторое время они пристально смотрели друг на друга. Наконец, воспитанник опустил глаза и вернулся к своей работе. Обмакнув перо в чернила, он замер на минуту и отложил перо.
— Я желал бы выпускать газету, — глядя в стену перед собой, сказал великий князь, — дабы печатающиеся в ней литераторы проясняли умы подданных и вселяли им любовь к короне и господом вверенной императору России. Полагаю, такой литературы издаётся сейчас недостаточно. Мне хотелось бы устроить народный театр и ставить в нём пьесы, прославляющие русское оружие, вселяющие в народ гордость за своего государя и радость от воплощения промысла божия, отметившего Россию как великое государство. Но многое из этого мне сейчас недоступно, потому я пишу статью в Собиратель и позабочусь о том, чтобы её прочитали те, кому она предназначена. И в этом есть польза от литературы.
Великий князь взял перо, осмотрел его и вернулся к своей работе. Вскоре он закончил оборотную сторону четвёртого листа и отложил его на просушку.
— Позвольте ознакомиться — попросил воспитатель.
— Да, прошу вас.
Жуковский взял готовые листы и сел ближе к окну. Временами он отрывался от чтения и бросал взгляд на воспитанника. Великий князь не обращал на это внимание, увлечённый изверганием на бумагу своих мыслей.
— Никогда не думал, что пальба из ружей столь сложное дело, — сказав это, Жуковский замолчал, уставившись на воспитанника.
— Любое дело, даже поднесение ложки ко рту, может оказаться весьма сложным при попытке понять его, учитывая все подробности. Главное сразу определить, чем можно пренебречь, а что необходимо изучить со всем тщанием. У вас есть непонимание, например, того почему я отличаю дальность действительной стрельбы, от дальности эффективной? Или почему эти дальности оказываются разными для одного и того же ружья в зависимости от обстоятельств?
— Нет, вы достаточно понятно всё объясняете. Что же касается верности ваших суждений, то я оставлю оценку их знатокам этого дела.
— Значит, я использую слова правильно, — кивнул великий князь, продолжая писать.
* * *
13 января 1827, Санкт-Петербург
К восходу солнца царский поезд выехал из ворот Александровского завода. Великий князь сидел в возке отца, тогда как его учителя и конвой плелись в самом конце.
Оглядывая проплывающие мимо домишки обывателей, государь внезапно сообщил наследнику:
— Прежде чем самому устраивать народные зрелища, весьма полезно побывать на тех, что уже есть. Скоро масленица, рекомендую тебе посетить балаган Лемана. А заодно посмотреть остальные гуляния.
— Непременно, воспользуюсь вашим дозволением.
Государь кивнул и продолжил осматривать окрестности. Вдоль дороги спешили куда-то бабы. Несколько солдат под руководством унтера грузили какое-то добро на телегу. Одинокий мужичок, согнанный со своей телегой на обочину, провожал поезд взглядом, ломая шапку и кланяясь.
— Полагаешь...— император сделал паузу, прежде чем продолжить, — калибру надлежит быть ещё меньше, чем четыре и шесть?
— Уверен в этом. Я хотел бы иметь винтовки четыре линии. Меньше сечение пули, меньшее сопротивление ей оказывает воздух. Дальше выстрел. Пуля и весь патрон легче. Отдача при выстреле слабее. Патронов можно носить больше и стрелять дольше.
— А нагар?
— Пуля вжимается в нарезы и вычищает значительную часть нагара от предыдущего выстрела. Кроме того, нарезы намеренно делаются широкие.
Государь не счёл нужным продолжать этот разговор. Спустя минут десять он спросил:
— Полагаешь, хороший в этом году будет урожай?
— Не знаю, — пожал плечами великий князь. — рассчитывать надо на плохой, а готовиться к хорошему.
— Хочу осенью посмотреть на твои поля, — заключил Николай Павлович.
— Рад буду показать.
Снова воцарилось молчание. Такое общение было свойственно государю, но Сашу оно нервировало. Он предпочёл бы углубиться в подробности. Обсудить всё. Но отец однозначно давал понять, что не желает вдаваться в детали. За такими обрывчатыми разговорами кое-как добрались до путевого дворца Стрельны. Государь, против обыкновения, повелел подать обед прямо на улице. Он твёрдо был намерен отобедать из передвижных кухонь, следующих за ним в поезде от Александровского завода. Из дворца вынесли мебель и посуду. Великий князь подал сигнал, и его люди достали походные котелки, заготовленные для легиона. Через пару минут после того как повара выдали первые порции, наследник, держа котелок полный дымящихся щей, сел напротив государя.
— Если уж проверять, то и посуду тоже, — ответил он на вопросительный взгляд отца.
— Хорошая мысль, — ответил Николай Павлович, отдавая свою тарелку лакею.
* * *
14 января 1828, Петергоф
Первую половину дня государь, вместе с наследником посвятил осмотру строящегося дворца. Отобедав они, сопровождаемые Жуковским и Сперанским, расположились в Дубовом кабинете.
Император сел на стул боком к секретеру и, поглаживая опущенную столешницу, произнёс:
— Люблю здесь бывать. Такой спокойный, сильный, рабочий дух заперт в этом кабинете, — государь обвёл взглядом гостей. — И как вам нравится будущий дворец?
Великий князь пожал плечами и не решился высказать ничего. Сперанский со всей очевидностью собирался с духом, но Жуковский опередил его:
— Проект мне представляется символичным. Строгая красота. Дворец как символ рационального, окружённый зелёным парком в его естественном виде во многом напоминающим лес. И через эту дикую природу от дворца, походящего на европейский замок, как солнечные лучи расходятся аллеи...
Улыбка великого князя не ускользнула от взгляда государя.
— А ты, Sacha, что скажешь?
— Красиво, — коротко ответил великий князь.
— И всё?
— О красоте и символизме, всё. А вот устройство парка может представлять предмет для размышлений.
— И какой?
— Недавно мы беседовали о Лесном институте, и я пришёл к выводу, что всякий парк должен быть использован для обучения воспитанников этого учреждения. И этот парк я не полагаю исключением. Однако обучение это может иметь свои особенности. Поскольку площадь этого парка весьма велика, я бы предложил его для обучения способам обновления леса. Разбить парк на участки и производить в них планомерную рубку и высадку деревьев самых разных пород. Целью является не выведение ценных пород или правильный уход. Этим сейчас занимаются в парке Лесного института. Цель: нахождение наиболее эффективных способов обновления лесов, для получения постоянного источника дерева...
— Гм, — не удержался Жуковский, и все взоры обратились к нему. — Превратить место для духовного отдыха членов императорского дома, место для приёма почётных иноземных гостей, в лесную дачу. Не стоит выставлять помазанника божьего лесорубом.
— Хе, — в свою очередь усмехнулся великий князь, — лесорубом может и не стоит, но хотел бы я быть похожим на царя-плотника. Всякое заведение государево, должно служить пользе государственной...
— Достаточно, — прервал их император. — Площадь парка довольно мала. Возможно, следует озаботиться о выкупе прилегающих земель, для расширения.
Сперанский, молчавший до этого, почесав подбородок отметил:
— Лишение владельцев их собственности, должно быть вызвано реальной необходимостью и обязано сопровождаться достойным возмещением. Стоит ли увеличение парка таких забот?
