Вообще с торфом не просто. Его сшить надо, в брикеты прессовать. Мороки... Главное его в Питере более чем достаточно, конечно не как в Томске, но много. Зато можно кокс с него получить и газ. А на этом уже замутить плавку железа. Вот так одно за другое всё цепляется...
На выборгском берегу тоже торфяные болота есть, и руда болотная. А кататься туда по заливу можно. Вот только легион должен порядок нужный обеспечить, чтоб радостные финны мне заводик не пожгли. Они все конечно, за свободное предпринимательство, но это пока дело не доходит до конкуренции, в которой любые средства хороши. Административно меня не съешь, заводик не отожмёшь, а вот подпалить...
Надо будет в Гельсингфорс заселиться и самому позажигать, с этими университетскими. А то моду взяли, нашему царю показывать фигу..."
Непонятно почему поднялось настроение. Он с улыбкой погрозил пальцем в окно, уже растворившейся в темноте Финляндии.
* * *
7 декабря 1827, Санкт-Петербург
Сашу радовало, что переселившись в ракетное заведение, он хоть и отдалился от Зимнего, но стал много ближе и к институту Корпуса Инженеров Путей Сообщения, и к Александровскому литейному заводу. Теперь ему было не затруднительно забрать с собой Мельникова и вместе приехать к Кларку. Матвей Егорович предложил, не теряя времени, спуститься к макету. Великий князь слушал пояснения, рассматривая последние результаты. Модель паровоза была уже закончена и окрашена, теперь рабочие делали вагоны. А чуть поодаль уже был сделан участок железной дороги, на которую модели собирались поставить по окончании. Мельников поспешил сразу обратить внимание на устроение пути:
— Поскольку Ваше Императорское Высочество согласилось с доводами Матвея Егоровича о замещении железных полос чугунными, устройство дороги существенно меняется. Прошу посмотреть.
Они подошли к макету пути. Короткие, до полутора метров, рельсы концами опирались на шпалы. Верхний край рельс был прямой, в то время как нижний отвисал горбом. В результате собранные вместе рельсы с боку выглядели как неплотно притянутый к рее парус.
— Железо метал весьма мягкий и податлив, посему устройство из него пути требует значительного числа деревянных поперечин, удерживающих рельс от пригибания. Чугун же наоборот твёрд и хрупок. Посему чугунный рельс...
— Она уже не совсем та прямая палка, — улыбнулся великий князь.
— Однако назначение неизменно: служить в качестве колёсопровода. Прогибаться он не будет и многочисленные поперечины ему не нужны и даже вредны. Он должен иметь подвижность только в своих соединениях. При этом, крайне нежелательны поперечные удары. Также опасность имеет приложение веса к середине. Посему конструкция рельса предполагает весьма незначительную длину имеет в середине постепенно увеличивающуюся высоту усиливающего продольного ребра. За весьма своеобразный вид их в России называют, переведя с английского, "рыбье брюхо". Чтобы избежать ударов при переходе на стыках, концы срезаны наискось. В месте соединения они заходят один за другой, и стык получается почти продольным.
— Прекрасно, надлежит ещё в верхней части срезать концы под углом вниз от середины стыка.
— Не понял, Вас , Ваше Императорское Высочество, — Мельников тряхнул головой пытаясь избавиться от какого-то наваждения.
Великий князь подошёл к макету и потянул одну из шпал вверх:
— Предположим, земля вспучиться и одну из шпал поведёт вверх, тогда концы рельса выступят над телом соседнего. Их нужно срезать наискось вниз, чуть отступив от места соединения.
— Согласен, — кивнул Мельников. — Мною принято решение изготовлять рельсы общей длинной четыре фута. Поперечины будем класть на песчаную подушку, дабы уменьшить вспучивание и смягчать удары. По торфу будем класть гать, ибо он чрезмерно мягок. Вес паровой кареты ожидается не очень большой, потому мосты будем делать деревянные на каменном основании. Вот по такому макету.
Мельников показал на небольшой, примерно сорок сантиметров в длину, макет моста.
— Вот две прибрежные опоры из камня. На них кладётся бревенчатая ферма, с косыми подпорами, опирающимися в середину береговой каменной облицовки. Таким образом, продольные брёвна настила подпираются в отступлении около двух саженей от берега. Центральный участок, длинной около сажени, остаётся свободно весящим. При необходимости её можно дополнительно укрепить.
— Хорошо, а что с местами для разворота?
— Их макет пака не готов. Но я уже имею представление как это должно выполняться.
— Прекрасно, дождёмся макета. Когда он будет готов? — спросил великий князь.
— Все макеты мы готовим к двадцать седьмому, — Мельников слегка покраснел и добавил: — Государь выказал интерес к ним, мы ждём его двадцать седьмого.
— Я буду здесь двадцать четвёртого. Надеюсь, смогу увидеть всё. Паровая карета уже готова, — великий князь направился к макету паровоза. — Пришлось отказаться от конденсатора?
— Да, Ваше Императорское Высочество, — ответил Кларк, — Впрочем, это временное решение. Как только я смогу определиться с конструкцией насоса для конденсата, мы его поставим. Также пока отказались от предварительного подогрева воды. Полагаю это должно решиться за счёт конденсатора. Сразу хочу обратить ваше внимание на ручной насос подачи воды в котёл. Его также можно будет заменить закончив работу над конденсатором. Больше всего сложностей вызывают устройства для наблюдения за должным уровнем воды и давлением в котле. В настоящий момент на макете не установлен ни один из них, кроме подпружиненного предохранительного клапана. Предложенная вами конструкция представляется мне весьма удачной.
— Меня заботит создание станков для проверки всех этих устройств, — почесал подбородок великий князь, и перевёл разговор к другому: — Павел Петрович, а макеты станций для хранения воды вы тоже готовите к двадцать седьмому?
— Нет. Всё устройство разворотных петель будет только в чертежах. Мы не успеем в столь короткие сроки изготовить всё в макетах. Да и существенной надобности в этом я не вижу. В макетах необходимо показывать узлы сложные и новые. А так же вещи, требующие художественного восприятия. К коим, по моему разумению, платформа для разгрузки торфа или водоналивные бочки не относятся.
— Согласен. Давайте посмотрим на тележки, — великий князь направился к рабочим мастерящим модели.
Вагончик для торфа, представлял собой двухосную повозку с ровным дном, бортами и без крыши. Учитывая масштаб, ширина тележки полтора метра, длинна около трёх и высота бортов полтора метра. Пассажирский вагончик выглядел схоже, только длина его была около четырёх и высота бортов, снабжённых дверцами, около метра. Колёса оказались под днищем из-за чего вагоны приподнялись над рельсами сантиметров на пятьдесят.
— Верх предполагается забирать парусиной, — пояснил Кларк.
— Я так и хотел. Для начала годится, — великий князь. — Я надеюсь, что колёсные оси и продольная балка будут едины для всех вагонов.
— Совершенно верно, — улыбнувшись, ответил Кларк и приказал рабочим снять недоделанный корпус пассажирского вагона. — Вы правы, сам пол вагона и стенки будут из дерева, и их можно легко поменять. А вот внизу я намерен построить железную раму, в которой будут укреплены колёсные оси и дышла для соединения тележек. Расстояние между осями я установил в десять футов. Эта рама будет одинакова для всех тележек. Предполагаю, что остановить разогнавшийся поезд будет сложно, потому я намерен снабдить пассажирские тележки собственными тормозами. Но это устройство мною до конца не продумано.
— Полагаю для начала достаточно чего-нибудь простого, как тормозящий рычаг у дилижанса. А со временем подберём наиболее удачную конструкцию. Раз рельсы из чугуна, то колёса видимо должны быть из железа, или хотя бы иметь такие обода.
— Да непременно. Если изволите, у меня уже готова одна настоящая рама с колёсами.
— Покажите, — на секунду великий князь замер. — Кстати, а как вы производите работы на заводе, ведь реки замёрзли и водяные колёса встали.
— Мы пользуемся конным приводом, — улыбнулся Кларк. — Вы такой видели на пороховом заводе. А сейчас я думаю об устройстве паровой машины как на монетном дворе. Прошу...
* * *
8 декабря 1827, Санкт-Петербург
После обеда, великий князь сидел за столом и что-то напевая себе под нос , доделывал эскизы полевой кухни, а точнее двух.
"... щи да каша... Вот так пойдёт. Жаль не удалось всё в одно уместить. Слишком тяжёлая получается. Котлов на роту, а это условно триста человек, надо бы четыре: суповой на сто пятьдесят литров, чай на сто, каша на сто пятьдесят и вода не меньше чем на сто. Это одной еды в загрузке не меньше пятисот килограмм. Пара не утащит. А вот разбив на два плюс сама кухня под сто получается. Это пара спокойно потянет. Конечно, дрова, запас еды, ёмкости для воды, кипячёной и сырой это всё придётся отдельно везти.
Блин, настоящий поезд кухонный выходит. Две кухни, фура дров. Больше не надо, но и меньше тоже. Двухсот пятидесяти человекам на неделю еды надо тонны три с половиной. Воды на сутки тонну. Для расчёта можно принять, что лошадь тянет свой вес. Учитывая, что кобылы у нас не очень, а дорога тяжёлая можно считать, что фура на две лошади утащит пятьсот килограмм.
Хм, лошадь сама жрёт килограмм по двадцать в день. Значит, что при походе на двенадцать или тринадцать дней лошади будут сжирать фуража столько же сколько могут увезти. Видимо неделя это наибольший путь до следующей фуражировки. Тогда хотя бы можно рассчитывать по двести пятьдесят килограмм полезного груза на фуру. Далее у нас имеется десять лошадей конных стрелков, шесть кухонных и восемнадцать взводных. Это три тонны фуража. Дополнительные патроны, ракеты, запас пороха, всякого инструмента ещё три тонны, на круг. Всё вместе пусть будет одиннадцать тонн. Сорок четыре фуры. Какая-то дикость получается, на триста оборванцев пятьдесят шесть всяких повозок. Без Авраама Петровича я этоточно рассчитать не могу...
Ладно, доделываем кухню, пока есть время. Сегодня Жуковский меня снова в свет выводит. Скоро уже ехать."
Василий Андреевич заехал за своим учеником в четыре, и они направились к Въельгорским. Поездка в открытом для морозного воздуха возке была не очень приятной. Теснота, холод, и бьющий в лицо ветер вынудили Жуковского просить: "Ехать тише."
— Я, всё таки, прошу вас, милый друг, — заговорил воспитатель, — вернуться в Зимний. Так вы сможете чаще видеться с родными, и меньшее вас будет отвлекать от учёбы.
— Увы, я не могу этого сделать. Поймите, Василий Андреевич, государь поручил мне создание отдельного войска, и должность сия обязывает меня пребывать в ракетном учреждении. В том месте, где делается оружие, и обучаются солдаты этого войска.
— Не стоит забывать, что учение должно быть основной вашей заботой. А для того надлежит находиться ближе библиотеке и учёным мужам.
— Всякий во исполнение должности своей обязан терпеть неудобства. Книги, что назначат мне в урок наставники, мне привезут на Чёрную речку. А учёные мужи во исполнение своего долга вынуждены будут потерпеть те неудобства, что создаёт моё временное пристанище. Не исключаю, что моё положение вынудит меня переехать и в более дальние края. В одном могу дать вам слово. Я не прекращу ученья, и со всей прилежностью буду стараться исполнить любой урок. Надеюсь, что после нового года мы с вами приступим уже к настоящим занятиям.
— Гм, право я не узнаю вас. Когда весною того года я уезжал, вы были потрясены декабрьскими событиями. Я не предполагал, что ребячество совсем покинет вас. Ах где тот белокурый мальчик, что весело хохотал играя в пиратов, на своём островке? Куда всё делось? Мушкеты, ракеты, испытания, солдаты, муштра, паровая карета. Вы оправдываете самые смелые мечты, вашего отца, являя столько рассудительности. Но я обеспокоен. Не должно детям столь рано привыкать к взрослым играм, ещё ребяческие не все сыграны.
— А разве плохо, что я стремлюсь стать надёжным и умелым помощником своему отцу?
— Само желание похвально, но вы отправились тяжёлый путь, не имея на руках ни компаса, ни карты.
— У меня есть надёжный проводник, мой отец. А карта и компас лишними не будут, дайте мне их.
— Но как, ведь вы уже в пути?
— Придумайте. Один из моих конвойных сказал как-то, выпущенную стрелу обратно не воротишь. Помогите мне в моём пути. Я готов быть прилежным учеником.
Не которое время они ехали молча. Глаза у воспитателя повлажнели. Когда он заговорил, голос его взволновано дрожал:
— Весь план ученья, так тщательно лелеемый мной последние два года, рухнул так и не начав исполняться. Я...
— Чем меньше вы будете жалеть об этом, тем лучше будет для дела. Ваш план был, возможно, великолепен. Теперь нужен другой. Ещё неделю назад, у меня был план представить государю в феврале роту легиона во всём блеске. С ракетами, новыми винтовками, в новых мундирах... И давеча он рухнул. И от того, что я начну жалеть свои фантазии, будет только хуже. Мне необходим новый план. Вы поможете мне придумать, как красиво показать легионеров государю?
Несмотря на тесноту, Жуковский умудрился отодвинуться от воспитанника, слегка развернуться и уставиться на него немигающим взглядом. Спустя пару секунд он заглотнул, вернулся в прежне положение и, закутываясь в воротник, буркнул:
— Я буду стараться.
— Я рад, — заключил великий князь и с лёгкой улыбкой принялся рассматривать пробегающие мимо дома.
У Въельгорских было людно. Окинув взглядом залу, великий князь замер в нерешительности. Одновременно два человека привлекли его внимание. Один, радушно приоткрыв объятья, с улыбкой шел навстречу Жуковскому. Появилась прекрасная возможность по-настоящему вдумчиво пообщаться с величайшим поэтом в российской литературе. Другой же сидел спокойно за столиком.
Решив, что со светочем литературы он всегда успеет поговорить, а дела финские ждать не будут, великий князь подошёл к воспитателю с твёрдым намереньем, подсесть за столик к Аминоффу.
— Вот милый друг, — восторженно обратился к воспитаннику Жуковский, — Александр Сергеевич, готов порадовать нас чтением своей недавно вышедшей главы к Онегину. Я предвкушаю восторг.
— Ах, полноте, — улыбаясь, ответил Пушкин, — возможно Александру Николаевичу и вовсе не интересно стихосложение.
— Отчего же, когда по делу сложено, я ведь большой поклонник вашего тёзки, Грибоедова, — улыбнулся великий князь.
— И что же Саша сейчас слагает? — поинтересовался Пушкин.
— Предполагаю, свой главный стих, о дружбе с Персией.
— Возможно, — пожал плечами Пушкин, и спохватился увидев кого-то: — Позвольте мне на время оставить вас Александр Николаевич.
— Извольте.
Великий князь подождал, когда поэт отдалиться на достаточное расстояние, и обратился к воспитателю:
— Василий Андреевич, устройте так, чтобы мне было прилично оказаться за столом рядом с Аминоффом.
Через минут пять великий князь уже мог насладиться беседой с финном. Хотя по настороженному лицу вице-канцлера угадывалось, что он ожидает не радостную беседу об университетском уставе. Тем не менее, с некой обречённостью в голосе он сам начал разговор об этом:
