— Dobry wieczуr!
— Здравствуйте, Ваше Императорское Высочество, — с небольшим акцентом ответил один из местных. — Мы рады приветствовать вас.
— Я тоже рад встретить вас. Надеюсь узнать, как живётся простому обывателю в Царстве Польском? Как твоё имя?
— Адам Буткус, Ваше Императорское Высочество. А простому обывателю живётся тяжко. Ещё два года назад я имел небольшой дом и девять моргов земли и как-то жил. А теперь я перебиваюсь случайными заработками. На моей земле ныне пасутся овцы, а мой дом давно сломан.
— А сколько это девять моргов?
— Чуть больше четырёх с половиной русских десятин.
— Ты грамотен?
— Да, пишу и читаю на польском.
— Тогда почему не найдёшь себе работу по своему умению?
— Видимо, не судьба.
— А разве Польша — единственное место под солнцем? Перед тобой вся Россия. Бескрайние земли.
— На русском я писать не умею, а перебиваться случайными заработками можно и здесь, не обязательно ехать куда-то, где тебя никто не ждёт.
— Отчего же, в России можно найти себе и постоянное место. Я вот, нуждаюсь в толковых людях. Мне дороги строить некому и на заводах людей не хватает. Так что отчаешься здесь счастья искать, милости прошу ко мне, — великий князь улыбнулся. — А что много здесь таких, безземельных крестьян?
— Я такой не один. Счастливы те, у кого есть пятнадцать моргов казённой земли, и они перешёл на чинш, но сколько таких. Шерсть слишком хороший товар, чтобы оставлять крестьянам землю. Вот, — Буткус кивнул на стоящую поблизости женщину, в подол которой вцепился мальчишка лет четырёх, — вдова Баля. Справный был мужик. Четыре года назад забрали у него землю. Устроился здесь в ткацкую мастерскую. Да, два года назад попал в станок рукой. Теперь его вдова с тремя детьми перебивается, где работой, а где и подаянием. И таких бывших крестьян здесь не один или два, а десятки человек.
— Да, тяжело вам приходится, — великий князь взял у Евагренковой кошель и вложил в руку вдовы пять злотых.
— Dzikuj, Waszej Wysokoci.
— Надоест, приезжайте ко мне, всякому найду место. Богатства не обещаю, но голодать не придётся. Даже вам пани Баля место найдётся. Детей определю в школу на полный пансион, а вас на кухню поставлю или на другую работу.
— Спасибо, Ваше Императорское Высочество. Wszdzie dobrze, ale w domu najlepiej, — ответил за всех Буткус.
— Через месяц поеду обратно, — великий князь обвёл взглядом любопытствующие лица местных, — кто надумает, могу взять с собой.
— Наберёте вдов, какая с них работа. Богадельня, — подал голос один из мужиков.
— Я этого не боюсь, — усмехнулся великий князь, — пусти хлеб по воде, и он вернётся с маслом. А дело для всякого найдётся. Может кто в дом пригласит, хочу посмотреть, как живёте? Вот ты. Хочу твой дом посмотреть.
Мужик, на которого указал великий князь, замялся:
— Nie mуwi po rosyjsku...
— Буткус переведёт, — парировал великий князь, — показывай.
Один из конвойных подошёл к мужику и слегка пихнул его кулаком в бок, тот ойкнул: "aski prosz" и поплёлся по переулку. Великий князь пошёл следом. Он был уже довольно далеко от прежних собеседников, когда до его слуха донеслось тихое: "Obiecanki — cacanki".
Дом мужика, которого как выяснилось зовут Якуб Врона, выглядел не богато. Приземистый потемневший прямоугольный сруб, обращённый короткой стороной к улице. Небольшие оконца. Соломенная двускатная крыша. Когда хозяин открыл ворота во двор, стала видна утоптанная площадка крыльца возле входной двери, приткнутая к длинной стороне сруба. Слева частью забора был невысокий вытянутый сарай, судя по звукам из него доносящимся, являющейся одновременно хлевом. По двору расхаживал пяток кур, уничтожая избежавшую вытаптывания растительность.
— Лошадь есть? Корова? — сразу поинтересовался великий князь, указывая на сарай.
— Нет, — услужливо перевёл ответ Буткус, — раньше была коза, сейчас только свинья и куры. И то, свинью кормить нечем, скоро зарежет.
— Что ж, пусть ведёт в дом.
Перешагнув через порог, великий князь оказался в небольших тесных сенях. Одна дверь из них вела налево, другая направо. На утрамбованном земляном полу стояла кадка с водой, на стенах висели какие-то верёвки. В дальнем углу притаилась кучка дров. Хозяин открыл правую дверь и согнулся в лёгком поклоне, приглашая войти. Но Саша намеренно сунулся в левую, за которой оказались сваленные на земляном полу корзины, рогожа, какие-то бочки и прочий хлам. Помещение кладовки освещалось через небольшое, затянутое какой-то мутной пеленой, окошко, расположенное выше человеческого роста. Отсутствие потолка в кладовке давало возможность увидеть балки крыши, стоящие почти через сажень друг от друга. Запнувшись на входе, великий князь развернулся и направился вправо. Жилая часть дома, располагавшаяся за этой дверью, начиналась с кухни, представляющей собой небольшой предбанник перед жилой комнатой, в который выведены топки печи. Одна из них предназначалась для отопления дома и прогрева всей кирпичной массы огромной, напоминающей русскую, печи, а другую использовали для приготовления еды на небольшой плите. Напротив топок на глиняном полу лежало несколько поленьев. Слева от печи стоял стол, возле которого, приветствуя гостей, склонилась в поклоне хозяйка дома. Великий князь поспешил в жилую комнату. Переступив высокий порог, он оказался на дощатом полу. Напротив входа висел крест и изображение Иисуса. Следуя привычке, Саша перекрестился. Жилая половина представляла собой небольшую примерно пять на пять метров комнату с двумя достаточно большими окнами. Из мебели в ней стояли лавка, два больших сундука и одна кровать.
— И сколько человек здесь живёт?
— Osiem.
— Бывает и хуже, — пожал плечами великий князь.
Ему в Люцине довелось осмотреть еврейский дом, где в подобной комнате жило одиннадцать человек. И хоть, евреи Люцина произвели тогда впечатление, но ямой бедности, наблюдаемой Сашей по дороге, были ижорские и русские деревни юго-запада Санкт-Петербургской губернии и севера Псковской между Ящерой и Дубровной.
4 мая 1829, Яблонка
* * *
Первое отделение государева кортежа соединилось со вторым вчера вечером в Пултуске и до Яблонки они ехали вместе. К полудню прибыли в Яблонку и принялись обустраивать лагерь возле загородного дома графини Тышкевич на берегу Вислы в окружении высоких и пышных тополей. Впрочем, великому князю пришлось оставить лагерные хлопоты и сразу присоседиться к государю, осматривающему казармы восьмого линейного полка. Государь широким шагом, не задерживаясь нигде, прошёл по казарменным помещениям, затем вышел к построенным на плацу солдатам, наследник едва поспевал за ним. Внезапно великий князь остановился, задержавшись взглядом на белом орле на красном поле, висящем над входом в казарму.
— Это что? — указав пальцем, обратился он к близстоящему изрядно украшенному всякими наградами польскому офицеру.
Услышав вопрос, император остановился и повернулся к сыну.
— Польский орёл, Ваше Императорское Высочество! — бодро отрапортовал вояка.
— Что он здесь делает?
— Вдохновляет нас на службу королю, Ваше Императорское Высочество.
Император уже вернулся к сыну. Он посмотрел на него сначала нахмурившись, но потом улыбнулся и дозволил:
— Распорядитесь, Александр Николаевич.
— Слушаюсь, Ваше Императорское Величество, — Вытянулся смирно великий князь и развернулся к польскому офицеру: — Как вас зовут?
— Подполковник Лесновский, Ваше Императорское Высочество.
— Приказываю, во всех присутственных местах для обозначения уважения к королевской власти и для вдохновления подданых к должной службе королю заменить эти непонятные знаки гербом Царства Польского, а эти непонятные флажки, — великий князь указал на красно-белые флаги, выставленные возле ворот к казармам и в изобилии вывешиваемые поляками по всему ходу императорского кортежа, — Заменить флагом Царства Польского. Приказ понятен?
— Понятен, Ваше Императорское Высочество.
— Приступайте к исполнению немедленно. Завтра в семь часов утра я буду здесь для проверки исполнения приказа. Это обыватели могут себе позволить неуважение к гербу и флагу, для полкового же начальства и чиновников это непростительно.
К казармам прискакал ординарец с докладом, что княгиня Лович приехала в Яблонку. Государь тут же завершил смотр и направился к княгине.
5 мая 1829, Варшава
* * *
Утром привычно сотворив молитву перед своим триптихом, сделав зарядку и позавтракав, великий князь надел польский конно-егерский мундир, приказал собирать лагерь и направился с инспекцией в восьмой линейный полк. Там он полюбовался на след от исчезнувшего над входом белого орла и флаг царства польского, проданный офицерам восьмого Щербцовым по спекулятивной цене в шестьсот злотых. К десяти довольный увиденным великий князь присоединился к государю покидающему Яблонку. Император и его брат Михаил тоже были одеты в польские мундиры. Они, пустив лошадей шагом, что-то обсуждали, наблюдая цветущие вдоль дороги сады. Как только великий князь присоединился к ним, Николай Павлович спросил у сына:
— Так, они исправили оплошность?
— Я проверил. Впредь им будет наукой. Надлежит уважать герб и флаг своего королевства.
— Ты прав, но всё же прошу тебя не злоупотреблять этой польской небрежностью.
— Слушаюсь. Я и сам понимаю, что излишне указывать всем, но отдельным генералам и вельможам необходимо напомнить кому они служат.
— Это не твоё дело, оставь. Сейчас встретим твоих конных егерей, им и будешь напоминать, а остальных вверь заботам дяди.
— Слушаюсь.
Через пару часов, уж была отчётлива видна Пражская застава, через которую должно было въехать императорское семейство в Варшаву. Заметна стала и выстроившаяся слева от дороги кавалерия, назначенная сопровождать королевскую семью. Самым крайним на левом фланге построения стоял Первый конно-егерский Его Высочества Александра Николаевича полк. Тут же, навстречу государю выехал генерал Рожнецкий, командир польской кавалерии. Приняв доклад о готовности войск, Государь направился их осматривать.
И первым о радостной готовности сопровождать государя доложил командир конных егерей полковник Янковский.
— Вижу ваших молодцов, пан Янковский, — улыбнулся император. — Оставлю вам и своего. Пусть Александр Николаевич и его конвой займут отведённое им место. Rcz, e jest dobrym Polakiem, poniewa jest tak wychowany i mam nadziej, e nadejdzie czas, kiedy go tak uznasz.*
*Прим: Ручаюсь, что он хороший поляк, поскольку так воспитан, и, надеюсь, что придёт время, когда вы его таким признаете.
Государь продолжил неспешно ехать вдоль строя осматривая кавалеристов. Великий князь улыбнулся, взглянув на штандарт с вышитым серебренной нитью польским орлом на золотом фоне, и последовал за отцом. Конные егеря на своих пусть и не высоких перебирающих копытами от нетерпения гнедых лошадках выглядели молодцевато. Поблёскивая серебряным убором своих тёмно-зелёных мундиров и позвякивая сталью начищенного до блеска оружия и упряжью, они идеально подходили для парада. Закончив смотр своего полка, великий князь остался на правом фланге, и развернулся к полковнику.
— Ваше Высочество, — обратился к нему Янковский. — Дозвольте пока есть время я представлю вам офицеров полка. Скоро появится парадная карета с императрицей, и мы пойдём в город, полагаю времени более не будет.
— Chtnie, — кивнул великий князь. — Wkr"tce przyjedzie m"j konw"j i przedstawi go oficerom. Przecie oni musz cay czas y w Warszawie w koszarach tw"j puku.*
*прим: Скоро прибудет мой конвой, и я представлю его офицеров. Ведь они должны все время жить в Варшаве в казармах вашего полка.
— Прекрасно, — улыбнулся Янковский и подозвал ближайшего офицера для представления.
Без четверти двенадцать к заставе подкатила парадная карета, запряжённая восьмёркой светло-серых лошадей. Императрица приветливо махнула сыну рукой, и карета покатилась дальше, занимать своё место в парадной колонне. За каретой выстроился по восемь в шеренге конвой наследника престола, обрамляя себя флагами России и царства Польского. Следом выстроился второй полуэскадрон конных егерей, а первый полуэскадрон и великий князь поспешили занять место впереди.
В двенадцать, с первым пушечным залпом, кортеж государя начал проходить через Пражскую заставу в город. Первыми под украшенные лентами и цветами ворота въехали шеренгой по восемь конные егеря. За ними в мундире генерала польской армии верхом на вороном коне ехал государь. Слева и справа от него, отставая на лошадиную голову, въезжали в город Михаил Павлович и наследник престола Александр Николаевич. Под Сашей был его вороной Буран, Михаилу Павловичу тоже подобрали вороного коня. Сразу за ними четыре знаменосца с русским триколором, золотым императорским штандартом, белым королевским штандартом и флагом царства Польского. Следом въезжала небольшая группа генералов, во главе с Бенкендорфом. За ними парадная карета с императрицей и сопровождавшим её конвоем наследника престола и конными егерями. В хвосте следовали кареты с разными вельможами, перемежаясь с квадратами полуэскадронов польской конницы.
Почти сразу за воротами государя встречал цесаревич в сопровождении несколько генералов. Состоялась торжественная встреча и братское целование. Встречающие присоединились к кортежу. Вдоль улиц, по которым должно было пройти шествие, построены оттеснявшие варшавских обывателей войска. Солдаты встречали государе криком "ура". Впрочем, оно тонуло в воплях толпы, кричащей то "Ура!", то "Vivat!!", то что-то неразличимое. Под ноги лошадей бросали цветы. Счастливые обладатели балконов имели возможность приветствовать государя более заметным образом. Мужчины кланялись, а дамы приветственно махали платками. Шествие вышло к специально для него наведённому через Вислу плашкоутному мосту.
Не обошлось и без курьёзов. Стоило въехать на мост, лошадь под цесаревичем отказалась двигаться, а после и вовсе повернула назад к пражскому берегу. Константин Павлович пытался подчинить её, в отчаянии стегая лошадь шпагой, но животное не слушалось. Цесаревич спрыгнул с седла и, цедя через зубы ругательства, не выпуская из руки шпагу широким шагом принялся нагонять государя. Наследник престола направил Бурана в сторону и развернулся в седле, высматривая свой конвой. Встретившись взглядом с Щербцовым, он крикнул: "Лошадь!" и указал на цесаревича. Вряд ли его услышали, но Щербцов сообразил мгновенно. Он отдал распоряжение, один из унтеров конвоя подъехал к Константину Павловичу и спешился, уступая лошадь. Цесаревич нагнал государя и порядок шествия был восстановлен. Уже на варшавском берегу цесаревичу подвели запасного вороного коня. И на Закрочимскую улицу к костёлу святого Франциска кортеж въехал в полном порядке. У костёла государя встречал архиепископ Варшавский и примас Царства Польского Воронич. Государь, а следом за ним и великие князья спешились причастились святой водой и поцеловали поданный им крест. Необходимо отметить, что подобное причащение к католическим святыням вызвало взрыв восторга у обывателей. Под ликование толпы кортеж направился дальше до Королевского замка, где был встречен княгиней Лович в сопровождении приближённых дам и светской публики. Императорская семья вошла в замок и направилось на молебен в дворцовую часовню.
