— Уберите его с глаз моих! — зло выпалила Хранительница и отвернулась.
В мгновение ока гномы завернули Валентина в одеяло и перенесли в шатёр, а Стася глубоко вздохнула, повернулась к Вин ван Гогену и попросила:
— Расскажите, пожалуйста, о своём народе.
Гном польщёно улыбнулся:
— А ведь, Вы, принцесса, никогда не встречали таких, как мы. Видимо, мир, где Вы жили, сильно отличает от Лайфгарма.
— Вы правы, Вин.
— Что же Вам рассказать?.. — задумчиво протянул ван Гоген и, погладив густую бороду, начал: — История гномов насчитывает века. Когда-то мы жили по всему Лайфгарму. Наши предки селились не только в горах, но и в долинах, лесах, возле озёр. Там и сейчас сохранились отдельные селения, но, в основном, мы живём на севере, в горах Инмара. Наш народ издревле славился своими кузнецами, рудокопами и ювелирами. У нас нет отдельного государства, но существует Содружество Гномов, живущее по неписаным законам предков. Оно объединяет всех гномов Лайфгарма, невзирая на их местожительство. Раз в сто лет мы избираем главного гнома, который представляет интересы Содружества в Инмаре, Лирии и Годаре. Десять лет назад этой чести удостоился я. — Ван Гоген любовно погладил золотой молот, а лицо его преисполнилось гордости. — Мы — мирный народ, принцесса, но не все это понимают. Многие считают нас воинственными из-за древнего обычая всегда носить при себе оружие. Для нас же это своеобразный знак принадлежности к тому или иному клану, той или иной социальной группе. Хотя, все мы, даже женщины, умеем сражаться. А сейчас это особенно важно, поскольку последнюю четверть века в воздухе витают завиральные идеи о превосходстве людей над другими расами. Долгое время мы считали это происками Олефира, но, вступив с ним в переговоры, выяснили, что он на нашей стороне. Более того, король Годара ратует за создание отдельного государства гномов, где никто не посмеет посягнуть на наши права и достояние. Наше посольство направляется в Инмар с ультиматумом королю Леониду. Мы потребуем отделения северных земель Инмара и передачу их гномам.
— Но это же война!
— Пусть! — Вин ван Гоген твёрдо посмотрел в растерянные изумрудные глаза: — А на чьей стороне Вы, Маргарет?
Хранительница выдержала его взгляд и спокойно произнесла:
— Не прошло и суток, как я появилась в Лайфгарме, а Вы уже требуете от меня принять чью-то сторону.
— Завтра.
— Что завтра?
— Завтра произойдёт Встреча, — прошептал гном и, вежливо пожелав гостье спокойной ночи, направился к шатру.
Хранительница осталась сидеть у костра. Она достала из заднего кармана джинсов блокнот отца и, вяло полистав его, положила рядом с собой. Обхватив колени руками, Стася отрешенно посмотрела на умирающий огонь и прошептала:
— Я здесь, любимый, и мы скоро встретимся...
"Ты здесь, и мы скоро встретимся... Но достоин ли я твоей любви?" — думал Дмитрий, стоя перед Олефиром.
Он пытался адекватно оценить своё поведение на Земле, чтобы хоть как-то оправдаться, но при воспоминании о Хранительнице, мысли путались и расползались, как гнилое полотно, а перед глазами вставало милое растерянное лицо, обрамлённое рыжими вьющимися волосами. Дима пробовал воззвать к здравому смыслу, напомнить себе, что он всем обязан учителю, что Олефир повелитель Смерти, а Смерть не должен оставаться без хозяина — тщетно! Один взмах пушистых ресниц, и самоконтроль рушился, как карточный домик. "Только бы он не убил меня. Мёртвым я не смогу ей помочь", — подумал маг и украдкой посмотрел на учителя, который вот уже полчаса стоял возле окна и задумчиво теребил густую бахрому тёмно-красной шторы.
Почувствовав на себе взгляд, Олефир обернулся.
— Предатель! — Он стремительно шагнул к ученику и, замахнувшись, рявкнул ему в лицо: — Я столько лет возился с тобой, а ты променял меня на смазливую девчонку!
Пощёчина, усиленная магией, не только оставила на щеке Димы кровоточащую рану, но и пронзила тело жгучей болью. Маг пошатнулся, с трудом сдержав крик: если бы он закричал, Олефир усилил бы боль, а потом без конца припоминал бы ему проявление слабости. Прошло несколько долгих минут, прежде чем заклятье развеялось. Но боль ушла так резко, что Дима чуть не упал.
— Простите... — прошептал он, едва шевеля онемевшими губами.
— Значит, ты сознаёшься в предательстве?!
Дмитрий сглотнул горький сухой комок и с усилием выдавил:
— Я не предавал Вас, хозяин.
Олефир вцепился пальцами в его подбородок, заставил поднять голову и пронзительно посмотрел в испуганные и растерянные голубые глаза:
— Кого ты пытаешься обмануть? Я знаю тебя лучше, чем ты сам. Я вижу тебя насквозь. Ты предал меня, Дима!
— Простите... — пролепетал ученик, не смея отвести взгляд от бесконечно яростных и невыносимо разочарованных глаз хозяина.
"Как я посмел обмануть моего благодетеля?" — подумал он, и, когда Олефир ворвался в его сознание, с готовностью показал всё, что происходило на Земле. Дима молился лишь об одном: сохранить в секрете зеркальный щит, скрывающий мысли о Тёме. Ирреальная дружба с временным магом была единственной тайной, единственной слабостью боевого мага, о которой не следовало знать никому, даже хозяину...
К счастью, Олефир не увидел зеркального щита, но и того, что открылось, было больше чем достаточно. Желание обладать Хранительницей занимало все мысли Димы. И это были не похотливые мысли некоронованного годарского принца, а нормальное людское стремление обрести семью. Он влюбился, и человеческие чувства, казалось бы, давно и бесповоротно загнанные в глубины сознания, стали всплывать на поверхность. "Жаль, что нельзя сделать так, что бы твои глаза всегда оставались белыми", — с досадой подумал Олефир и оттолкнул ученика:
— Предатель...
Дима рухнул на колени:
— Я Ваш навеки, хозяин. Я Ваше оружие, и буду верно служить Вам. Я больше никогда не предам Вас, хозяин.
Маг отвернулся от ученика и подошёл к окну. Отодвинув тяжёлую штору, он уставился на город, расстилающийся у подножья замка, и тихо произнёс:
— Ты ранил меня в самое сердце, Дима. Двадцать лет я воспитывал тебя как родного сына. Я дал тебе образование, положение в обществе, богатство. Я всей душой надеялся, что настанет час и твоё ученичество закончится. Ты станешь таким же хорошим магом, как я, и мы, наконец, сможем говорить на равных. До сегодняшнего дня я верил в тебя, мальчик мой...
Голос Олефира сорвался. Маг отвернулся от окна, подошел к низкому столику, на котором стоял кувшин с вином и серебряный бокал. Он наполнил бокал до краёв, залпом осушил его и, словно обретя силу, твёрдым и бесстрастным голосом продолжил:
— Как только Артём и Ричард ушли, Лайфгарм закрылся. Ни я, ни другие высшие маги не видели, что происходит на Земле. Однако, в отличие от прочих членов Совета, я был совершенно спокоен. Я был уверен, что ты обольстишь Хранительницу, станешь её Солнечным другом, и, вместо Золотых степей, приведёшь в Керон. Тогда бы пророчество начало рассыпаться, я воспользовался бы этим и оставил Фёдора с носом. Но, увы... — Маг тяжело вздохнул и опустился в кресло. — Твоя предательская любовь погубила мой план. Если бы я наблюдал за тобой, то вернул бы тебя в Лайфгарм после первой же встречи с Хранительницей. — Олефир скрипнул зубами и сжал в руке пустой бокал. — Твоя любовь лишила тебя разума, Дима! Ты вёл себя, как неразумный юнец. Всё, чему я учил тебя столько лет, вылетело из твоей головы за минуту. Ты не почувствовал опасности. Ты ни разу не взглянул на Лайфгарм, а ведь мир закрылся не просто так. Но тебе было не до родного мира! Ты спасал Хранительницу! От чего или от кого, позволь тебя спросить? Отвечай!
— Я не хотел, чтобы она страдала... — еле слышно произнёс Дима, и Олефир горько усмехнулся:
— А чего ты хотел? Чтобы она вышла за тебя замуж, нарожала детишек, и вы долго и счастливо жили бы в её убогой квартирке. Утопия! Будь у меня время, я бы умышленно позволил тебе так поступить, потому что через пару месяцев ты, так же как сейчас, ползал бы у меня в ногах, вымаливая прощение. Но времени на уроки нет, и ты прекрасно это понимаешь. Пророчество экспериментатора запущено! И пока всё идёт по его плану, а значит, во вред нашему. К тому же, теперь я сильно сомневаюсь, что Федя произнёс пророчество, будучи безумным. Да и был ли он безумным? Может, день-другой! Понимаешь, что это значит, Дима? Говори!
Чуть приподняв голову, Дмитрий с благоговейным трепетом посмотрел на учителя. Олефир ждал от него ответа. И ответ был очевиден. "Почему я раньше не подумал об этом?"
— Вот именно, почему? Почему ты вдруг разучился думать, анализировать? Почему тебе не пришло в голову сесть и поразмыслить о столь внезапно охватившем тебя чувстве?
— Я... — Дима до боли закусил губу. — Я...
— Не мямли! — рявкнул Олефир, и, глубоко вздохнув, ученик заговорил ровным бесстрастным тоном:
— Фёдор создал заклятие, а не пророчество. Но, благодаря искренней вере лайфгармцев в мага-экспериментатора, его заклятие обрело силу пророчества и теперь влияет на мир, подстраивая наши деяния под себя. И... — Дмитрий на миг запнулся, но потом твёрдо закончил: — Возможно, моя любовь к Хранительнице, тоже результат действия заклятья-пророчества.
— Скорее всего. — Олефир ободряюще улыбнулся ученику, но почти сразу лицо его потемнело, а голос стал суровым: — Однако это не оправдывает твоего предательства, Дима. На мой взгляд, ты зашёл слишком далеко. Как ты посмел заговорить с высшим магом? И кто дал тебе право спорить с ним и угрожать? А твоя схватка с временным магом? Это же надо было додуматься обучать разгильдяя и недоросля боевым заклинаниям! А если он Корнея, к примеру, убьёт? Думаешь, высшие маги не поймут, откуда ноги растут? Знаешь, какой визг поднимется?
— Я сумею защитить Вас от Совета!
— А мне это надо? Я вообще не собирался затевать разборки с коллегами! Но тебе плевать на мои планы! А может, у тебя собственных полно? А что, убьёшь учителя, потом высших магов, посадишь Хранительницу на престол, устланный кожей своего благодетеля, и будешь с умилением смотреть, как временной маг шалит со смертоносными заклинаниями! — Олефир отшвырнул бокал и навис над учеником, бешено сверкая глазами. — И что дальше, Смерть? Зальёшь Лайфгарм кровью и сдохнешь сам? Кто, кроме меня, может остановить тебя? Отвечай!
Лицо Димы стало мертвенно бледным, а глаза словно припорошило снегом.
— Никто, хозяин, — выдавил он и уткнулся лицом в мягкие замшевые сапоги.
— Дошло, наконец, — проворчал высший маг, досадливо глядя на дрожащего ученика.
Смерть снова был в его власти, но, возвращая своё оружие, Олефир играл на его чувствах и ещё больше разбудил в ученике человека. Дмитрий буквально утопал в эмоциях: его раздирали раскаяние и сожаление, презрение к себе и жажда искупить вину. И всё это из любви к хозяину. Сейчас он как никогда был предан ему. У Олефира даже мелькнула мысль, отправить Смерть убить Хранительницу, но он подавил искушение. Нагнулся, по-хозяйски потрепал ученика по волосам и залечил кровавую рану на его щеке:
— Хочется верить, что когда-нибудь я снова смогу доверять тебе, мальчик.
Дмитрий потёрся здоровой щекой о его сапог, робко поднял голову и с жаром произнёс:
— Клянусь, я больше никогда не разочарую Вас!
— Встань! — приказал маг, и Дима вмиг оказался на ногах. — Я дам тебе шанс вернуть моё расположение, мальчик мой. Ты...
— Вернулся, наконец! — раздался с порога гневный голос королевы Алинор. Пылающим взглядом изумрудных глаз она обвела кабинет мужа и нахмурилась. — А где Хранительница?
— В Золотых степях, — раздражённо ответил Олефир. Он обожал жену, но сейчас её появление было некстати.
Алинор бросила на Диму высокомерный взгляд, приблизилась к мужу и заговорила страстно и твёрдо:
— Ты слишком полагаешься на эту безродную тварь, мой король! Ты — великий маг! И только тебе под силу обуздать Хранительницу! А лучше — убить её! Я верну себе Ключ и открою для тебя Источник! Ты напьёшься волшебной воды и станешь повелителем мира!
Слова королевы ошеломили Дмитрия. Из глубины сознания всплыл образ возлюбленной: трогательные, наивные глаза, рыжий ореол волос и приоткрытые в ожидании его поцелуя губы... Кровь застучала в висках и, забыв о только что данной клятве, Смерть поднял холодные белые глаза на Алинор: "Я не позволю убить Стасю! Лучше я убью тебя!"
Олефир прочёл его мысли, выбросил руку вперёд, и воздушная волна впечатала Смерть в стену.
— Даже так... Хуже, чем я думал... — угрюмо прошептал он, ослабил заклинание, и Дима сполз на пол. Высший маг смотрел в распахнутые голубые глаза и скрипел зубами от бессилия. — Ничтожество. Грош цена твоим клятвам!
Превозмогая боль, Дима поднялся. Удар о стену отрезвил его. Стасин образ растаял, и мага охватило отчаяние. Он вновь был готов поклясться учителю в любви и верности, но знал, что Олефир больше не поверит ему. Плечи поникли, руки безвольно повисли, взгляд упёрся в пол — Дмитрий ждал боли, он хотел, чтобы хозяин избил его, облегчив тем самым душевные муки, но тот лишь смерил ученика скорбным взглядом и повернулся к жене:
— Я счастлив, что ты пришла, любимая, — ласково произнёс он, и восхищённая улыбка заиграла на тонких правильных губах.
Алинор грациозно опустилась в кресло и с превосходством посмотрела на Дмитрия:
— Расскажи о Маргарет!
Дима вздрогнул: перед глазами вновь, как живая, встала Хранительница. Маг гнал её образ, но Стася продолжала стоять перед ним и призывно улыбаться. Чувствуя, как по лицу разливается краска стыда, Дмитрий опустил голову ещё ниже, позволив волосам упасть на лицо, словно они могли защитить его от хозяина и, с трудом подбирая слова, заговорил:
— Она обыкновенная... А её попытки заняться магией выглядят жалкими... Она не умеет использовать силу Ключа...
— Кретин! — зло прошипела Алинор и обратилась к мужу: — Ты не находишь, дорогой, что твой ученик туповат и косноязычен? Сколько он пробыл на Земле? День? Два? Он отсутствовал почти неделю! И что я слышу? Она обыкновенная. Браво! Милый, тебе не надоело держать рядом с собой идиота?!
Олефир бросил скептический взгляд на белого, как мел, Диму, подошёл к жене и как бы в задумчивости произнёс:
— Встреча...
Несколько секунд супруги пристально смотрели друг на друга, и в их взглядах были и молчаливая просьба, и ответное согласие, словом, полное взаимопонимание. Потом королева поднялась и шагнула к мужу.
— Спасибо, любовь моя, — прошептал маг и запечатлел благодарный поцелуй на её запястье: "Как удачно я околдовал тебя, милая. Твои любовь и преданность безграничны!"
— Прежде чем я уйду, любимый, хочу сообщить тебе то, зачем я, собственно, и пришла. — Алинор мягко улыбнулась, нежно коснулась ладонью щеки Олефира и тихо сказала: — Слухи о Марианне подтвердились. Ты был абсолютно прав, дорогой. Она действительно шпионка Геласия и его любовница, между прочим.
— Вот наглая дрянь. Я же предупреждал её, что врать высшему магу опасно.
Олефир вновь склонился к запястью Алинор и приник губами к благоухающей гладкой коже. Королева затрепетала от вожделения и вплотную придвинулась к мужу:
