— Хорошо, всё необходимое обдумай и заяви инженеру Мельникову, он приедет завтра. Пильня должна заработать как можно раньше. Мне лес нужен.
— Тут ведь главное, чтобы подвоз бревна был. Запас за две недели уйдёт.
Потратив ещё некоторое время на осмотр мельницы, великий князь, стремясь успеть до обеда, поспешил к главноуправляющему Гатчиной.
Фёдор Андреевич Штенгер встретил великого князя радушно, но, узнав о планах на арестантов, нахмурился и предложил посетить съезжий дом, чтобы обсудить всё с полицмейстером.
Гатчина городок не большой и уже через десяток минут полицмейстер Петров, удерживая на лице угодливую улыбку, выслушивал великого князя:
— Так вот, Александр Петрович, для этого строительства мне нужны рабочие. Я получил высочайшее дозволение на взятие на работы нищенствующих бродяг и арестантов из съезжих домов. Я полагаю возможным, начать с того, чтобы взять ваших содержанцев из неопасных преступников.
— Кхе, — Петров потёр подбородок, — в моём подчинении по полицейской части лишь три унтер-офицера и дюжина рядовых. Я не могу себе позволить охранять арестантов на работах или водить их туда, кормить там...
— Не беспокойтесь об этом, — приподняв руку, прервал полицейского великий князь, — если я заберу их, то сам озабочусь и охраной и жильём и едой. У меня есть для этого более сотни служивых. А также я лично обязуюсь вернуть их вам в полном порядке по окончании работ. И в планируемых действиях по очистке площадей и улиц от бродяг я тоже не требую вашей помощи. Мои люди справятся сами. Мне достаточно лишь вашего благожелательного отношения.
Заметив, что Петров переглянулся со Штенгером, великий князь продолжил:
— Впрочем, я не тороплю вас. Полагаю, вам предстоит обдумать, как исполнить высочайшую волю надлежащим образом. Я ожидаю вас, господа, завтра к себе на обед.
Выйдя из съезжего дома, великий князь шёл в некой задумчивости и, уже приближаясь к дворцу, обратился к Юрьевичу:
— Семён Алексеевич, что-то им не нравится в моей затее, а?
— Хм, не удивительно, — усмехнулся Юрьевич — если начать поднимать учёт, то внезапно окажется, что многие арестованы безо всяких бумаг. А некоторые, кто арестован по бумагам, за малые деньги ходит по улицам. Помимо того, арестантов бывает передают в найм...
— Это понятно, — великий князь был задумчив, — Я дал им время, чтобы навести порядок. Вот что, Семён Алексеевич. Сейчас мы с вами отпишем Марии Фёдоровне. А вы озаботьтесь чтобы завтра перед самым обедом её ответ был у меня или у Штенгера... Как она посчитает нужным.
— Хм, а почему вы не хотите обратиться к начальствующим в департамент уделов или внутренних дел? — поинтересовался Юрьевич.
— Эти чернильные души загубят любое дело. Все убоятся принимать решение, и мне придётся говорить с министром. А потом просить государя дать прямое указание. У меня есть одобрение отца, я заручусь благоволением бабушки, владеющей уделом. Если этого и моего положения не хватит, чтобы сломить волю управляющего уездным городком... я посажу его на цепь в подвале дворца, и всё решу уже завтра. А послезавтра начну расчистку места для бараков.
— Но можно преподнести подарок.
— Можно. Но получив сейчас, его будут ждать и в следующий раз. А разве я похож на дойную корову, чтобы давать молоко каждый день. Я не хозяин Гатчины, но моё положение таково, что это я сам смею ожидать подарки и уступки, а не наоборот.
— Что ж, Штенгер на этом месте находится по воле Её Императорского Величества, и если она поддержит вас... — задумчиво проговорил Юрьевич, — А если нет?
— Не вижу для подобного никакого повода, но письмо нам с вами предстоит написать очень осторожно.
* * *
28 февраля 1828, Гатчина
К обеду Саша вышел в приподнятом настроении. Бабушка сделала даже больше, чем он просил. Утром прибыл Мельников в полной готовности начать стройку. Завтра легионеры должны вселиться в казармы. Грейсон сообщил о готовности механизмов и отправке их в Батово. Всё шло намеченным путём. Даже погода, своим теплом и капелью радовала его, обещая скорое вскрытие реки. Он замер возле окна, наблюдая за синичкой чистящей свои пёрышки по ту сторону стекла, и подумал:"Надо бы наладить подкормку птиц зимой. Как никак, вклад в борьбу с вредителями". Он развернулся на каблуках и поспешил к обеденному столу, возле которого его ожидали в числе прочих Штенгер и Петров, уже извещённые о воле матери-императрицы.
За обедом много обсуждали будущее строительство. Великий князь то и дело норовил подчеркнуть участие и возможные выгоды гатчинской администрации от будущей дороги. Он надеялся, что следом за осознанием будущего беспокойства и неудобств у Штенгера появится впечатление будущих перспектив. Он полагал, что это позволит тому примириться со сложившимся положением.
Посчитав свои цели достигутыми, великий князь взял салфетку со своих колен и положил её на стол.
— Господа, приятно было отобедать с вами, — провозгласил он. — А теперь пора приступить к делам. Александр Петрович, я сейчас намерен осмотреть арестантов. А завтра полагаю возможным забрать их.
Сопровождаемый полицмейстером и конвоем великий князь вошёл в арестантский коридор. Нижний чин услужливо отворил перед великим князем дверь в первую камеру. В небольшой совершенно лишённой мебели комнатке находилось пять человек в возрасте от тридцати до сорока, насколько это можно было понять на глаз. Они сидели на полу, прислонившись к стенам и настороженно смотрели на вошедших.
— Это мелкие нарушители, крестьяне. Мы стараемся держать их отдельно от городских, — пояснил Петров
— За что они здесь?
— Эти трое за драку, господские. Отпустим как только появится хозяин или управляющий. Этот не расплатился в кабаке, удельный. Ждём старосту. Этот за богохульнечество, удельный. Вчера взяли. Ждём решение судьи.
— Всех заберу, как появится необходимость сообщите, верну их, — заключил великий князь.
В другой камере, чуть большей по размеру было семь человек.
— Это, стало быть, городские? — спросил Саша
— Ну да. Эти двое, — Петров указал на двух подростков лет пятнадцати, — рыночные воришки. Ждём решения судьи. Этот жену убил. Ждёт оказии на пересыл. Этот конокрад, ждёт решения. Этот бельё воровал. Ждёт решения. Эти двое за драку, только вчера взяли.
— Конокрада оставлю.
Они вышли в коридор.
— Всё? — спросил великий князь.
Петров как-то странно мотнул головой.
— Ну, наверно.
— Кто ещё есть?
— Есть один из благородных.
— Вот как? — великий князь удивлённо вскинул брови, — Кто? За что здесь?
— Евдокимов Алексей Фёдорович, здесь по жалобе вдовы подполковника Евдокимова, осуждён в сыновнем непочтении. Здесь ожидает препровождения в Иоанно-Богословский монастырь, что на Черменецком озере.
— Какие бумаги есть на него?
Через пять минут великий князь вошёл в камеру к Евдокимову. Арестант, молодой человек двадцати одного года, был высок и худощав. Его тонкие брови вскинулись к коротким кудрявым чёрным волосам при виде гостей. Он встал к вошедшим немного боком, выставив вперёд правую ногу и сложив на груди руки.
— Здравствуйте, чем обязан? — Его сухой и тонкий голос подрагивал, выдавая волнение.
— Алексей Фёдорович, имею честь быть Его Императорским Величеством Наследником престола Александром Николаевичем, — опередил всех великий князь. — У меня есть к вам вопрос: не скучно ли вам здесь?
— Вы хотите мне что-то предложить?
— Да, желаете ли поучаствовать в строительстве первой в империи железной дороги. В свою очередь я постараюсь сделать так, чтобы на этот срок вам не угрожала отправка в монастырь.
— Вы уверены, что я буду полезен?
— Я ознакомился с вашими бумагами. Кроме того, мне пригодится любой образованный человек. Моему инженеру нужны грамотные помощники.
— Вы правы, находится здесь довольно тоскливо. Раз вы приглашаете, то прежде чем согласиться я хотел бы просить о пересмотре моего дела.
— Я не буду этого обещать. Сначала я хочу увериться, что мне будет полезно оставить вас при себе.
— В любом случае я согласен, лишь бы быстрее выйти отсюда.
* * *
1 марта 1828, Гатчина
Первую половину дня великий князь провёл в обществе Мельникова. От завтрака и до обеда они обсуждали будущие работы и продолжили это за обеденным столом. И только сейчас гуляя по парку великий князь намерился отвлечься от забот мучающих его последние дни. Предмет для размышлений искать долго не пришлось. Крепостное ружьё, к созданию которого он собирался приступить, как только заботы о дороге отойдут с первого плана.
"Засядько не напоминает, но очевидно затягивать нельзя. Необходимо хотя бы продемонстрировать наставнику работу. Нужно в ближайшее время проработать схему. А для этого необходимо определиться с основными параметрами стрельбы.
Очевидно, что это одиночное оружие. Залпами никто стрелять не будет. Предназначено оно для поражения орудийных расчётов спрятавшихся за земляными укреплениями... Это мощное оружие. Не удивлюсь, если дальность действительного огня по незащищённым целям будет километра два. Помнится, у берданы было около километра. Наверное, и мои винтовки могут иметь дальность действительного огня до километра. Но всё одно попасть с открытого прицела на таком расстоянии можно только случайно. Впрочем, полагаю, из крепостного ружья можно вести беспокоящий огонь по лагерю противника. Чтоб для этих целей пушки не задействовать. Так сказать, из экономических соображений.
А вот с эффективным огнём сложнее. Метров четыреста это предел для механического прицела. А делая поправку на качество пороха, стрелка, изготовления и наконец учитывая что стрельба ведётся из огромной дурры, я бы закладывал на уверенное поражение метров с двухсот и приемлемое на триста. Всё равно стрельба по орудийному расчёту, скрытому за габионом, ведётся немного наугад. Приемлемо, в данном случае, это одно попадание на десять выстрелов.
На этих трёхстах метрах необходимо обеспечить пробитие габиона толщиной в две батарейный туры, условно говоря в сажень. Хотя это как-то слишком много...
Ладно, всё равно это вопрос испытаний и конкретики...
Теперь конструкция. Желаете попадать, делайте ствол нарезным. Хотите вести беспокоящий огонь на километр, разметьте прицел на полтары тысячи шагов. И наконец, хотите пробивать, дайте, таки, пуле энергию. Но не только...
Свинец не пойдёт, какую бы энергию ему не дали. Расплющится и всё потеряет в преграде. Твёрдость нужна... Сталь не предлагать. Вы, сэр, сначала стальные стволы сделайте, а потом уже будете сталью плеваться, в белый свет как в копеечку. Остаётся чугун. Конечно, при стрельбе по каменным стенам, чугунный снаряд видимо расколется, но земляные укрепления должен прошивать.
Чтобы закручивать в нарезах, придётся делать оболочку. И раз стволы, до сих пор, из железа, то оболочка будет из свинца. Медную нельзя ставить, все нарезы слижет. А у свинца как оболочки свои проблемы. Легкоплавкий. Недаром в бердане и других поздних винтовках пулю в бумагу оборачивали, чтоб свинцовые ошмётки в нарезах не оставались. А всё потому, что скорости пуль стали возрастать. Полагаю, где-то чуть больше четырёхсот метров в секунду можно будет разогнать, а дальше всё.
Раз скорость ограничена дальше энергию только массой пули можно добирать. Пуля вытянутая, само собой. Остроконечная. С попкой скошенной чтоб воздушный поток лучше сходился. Но калибр видимо придётся брать побольше... линий восемь. Хотя для начала можно попробовать семь, всё же этот калибр привычен для местных заводов... Нет, лишний шаг. Как бы ещё маловато не оказалось.
Проталкивать чугунную пулю в оболочке через ствол невозможно. Значит делаем открытую казну. Самый правильный обтюратор это гильза, но я не могу позволить себе роскоши в виде гильзы, как расходного материала. Значит, гильза должна быть толстостенной латунной или медной и многократно переснаряжаемой, причём прямо на коленке. Первый номер стреляет, второй заряжает, третий переснаряжает отстрелянные гильзы, если надо, то прямо возле стрелка. А соответственно, классическая снаряжаемая гильза с капсюлем не пойдёт, его прессовать нужно. Да и сложен он в изготовлении. Видимо просто отверстие в донце и в замок устанавливать обычную скорострельную трубочку, как для винтовки. Затвор нужно изобразить по мотивам крынки, он проще всего. А вот как трубочку вставлять, это подумать..."
— Ваше Высочество, — прервал размышления Щербцов, — рота прибыла в казармы.
— Отлично офицеров ко мне, — великий князь заметил, что командир конвоя как-то выжидающе смотрит на него. — Что-то ещё?
— Ваше Высочество, лейб-гвардии гусарский получил приказ выйти в Молдавию. Дозвольте гусарам вашего конвоя побывать на квартирах. С друзьями проститься, дела служебные уладить...
— Дозволяю, здесь быть пятого к завтраку. Вам достаточно времени?
— Да, благодарю, Ваше Императорское Высочество.
— Всё ступайте, я жду офицеров роты у себя, — наследник престола развернулся и быстрым шагом направился во дворец.
Осмотрев собравшихся, великий князь улыбнулся и произнёс:
— Господа, я рад приветствовать вас, на гатчинской земле. Здесь нам предстоит пробыть не менее полугода. И уже отсюда вы направитесь по своим гарнизонам в Финляндии. А сейчас я хотел бы напомнить вам о той заботе, которая ожидает нас в ближайшие дни. Легиону предстоит показать себя как службе охраны арестантов. Мы с вами обговаривали наши действия и сейчас я не буду повторяться. Я собрал вас здесь, чтобы угостить с дороги, — великий князь кивнул слугам, — а так же напомнить, что завтра вся рота будет занята обучением несению службы по охране. А послезавтра мы получим первых подопечных. Пока бараки не будут построены, я распорядился выделить для них место в казарме. Вопросы?
— Сколько арестантов будет послезавтра?
— Одиннадцать простых. И ещё один из благородных, но он будет поселён во дворце под присмотром конвоя.
* * *
3 марта 1828, Гатчина
После завтрака, великий князь в последний раз проверил подготовленную для Евдокимова комнату, проинструктировал конвой и, забрав с собой столик и стул своего паркового кабинета, отправился в Мариенбургскую крепость.
Легионеры уже были готовы к приёму арестантов. Дав короткий напутственный инструктаж, великий князь выбрал место поодаль и организовал свой кабинет под открытым небом. Благо погода выдалась для этого весьма удачная. Слепящее весеннее солнце не могло быть спрятано небольшими барашками облаков и немилосердно жгло снег и всех кто полагая, что масленицу сожгли напрасно, одевал на себя зимние тулупы. Суконная шинель прекрасная одежда для такого времени, великий князь сел за свой столик, неспешно поправив на коленях её полы. Перед ним поставили писчий набор. Однако он не спешил взяться за перо. Откинувшись на спинку стула, великий князь последний раз перебирал в уме приготовления, дабы окончательно убедить себя, что ничего не забыто. До прибытия арестантов было ещё около часа и ещё можно чего-нибудь исправить. Мотнув головой и сказав: "Пусть", великий князь взялся за перо. Ещё вчера он намерился не тратить даром время и, поскольку очевидно, что свою конструкцию крепостного ружья придётся обстоятельно пояснять, решил сразу оформлять свои мысли в статьи для Собирателя. Саша обмакнул перо в чернильницу и замер над чистым листом.
