"Бу-у-у-у-м!". Выстрел полуденной пушки с Петропавловской крепости вывел великого князя из задумчивости.
— Скоро! Марш! — Приказал он и напутствовал: — Господа офицеры, помните о своих позициях!
Легионеры двинулись вперёд. Всё началось по отработанной в Гатчине, Павловске и Царском Селе технологии, но разница в масштабах с самого начала стала вносить свои коррективы. Если в маленьких городках удавалось незаметно для обывателей разместить кордоны на прилагающих улицах, хоть их и не нельзя было назвать безлюдными. В столице людское движение по улицам было столь значительно, что уже в самом начале стали скапливаться небольшие толпы горожан, взволнованных невозможностью пройти по улице. Эти толпы начали круговое движение по площади в поисках выхода с неё. И вскоре стали заметны всякому наблюдателю. А в это время группы фильтрации и поддержки ещё только выходили на свои первые позиции.
Многие из находящихся на площади людей уже настороженно наблюдали за строящимися войсками. Барабанный бой не стал для них неожиданным и ошеломляющим, зачастую теряясь эхом на этих огромных пространствах. А сделанное уже опытным Григорьевым объявление, немедленно породило бурную реакцию возмущения. Попытка гренадёр вклиниться в толпу и разделить её была встречена пассивным сопротивлением сжимающим ещё пять минут назад рыхлую человеческую массу во что-то плотное, напоминающее напряжённый мускул.
Великий князь смотрел на происходящее, борясь с желанием дать залп над головами. С одной стороны толпу надо было размягчить, показав ей силу, с другой даже эта плотная масса всего лишь часть всей толпы. Буквально в метрах пятидесяти в глубь было видно как два мужика упорно торгуются, игнорируя происходящее. Выстрелы непременно отвлекут их от своего мирного занятия.
"... Ничего страшного. Пока ещё, всё ещё... идёт в рамках событий, для которых предусматривались заготовки. Нужно просто усилить и концентрировать натиск. Просто в мелких городах население было слишком податливым..."
— Легионеры! — Крикнул великий князь. — Вспомните чему учились! Утроить усилия!
Гренадёры, действовавшие звеньями, изменили манеру. Они собрались в отделения и ударным кулаком принялись вламываться в толпу. На помощь им поспешили стрелки, не давая раздавшейся в стороны толпе соединиться вновь. Обеспокоенный происходящим великий князь давал указания Ильину, направляемому с поручением к Ратькову:
— Я прошу Абрама Петровича подвести резервные роты непосредственно к площади. Складывающиеся обстоятельства мне не нравятся. Резервы могут потребоваться в любую минуту.
К великому князю подъехал Григорьев.
— Ваше Императорское Высочество, дознаватели начали выпускать людей с площади, но дело идёт медленно.
— Хорошо, Я поспешу туда, вас же, Пётр Порфирьевич, прошу наблюдать за общим ходом дела и действовать сообразно происходящему.
Великий князь направился к Обуховскому проспекту, по которому был организован выпуск людей. Хотя он спешил, но не желая излишне беспокоить толпу, великий князь не рискнул расчленять её конным клином, а на рысях стал пробираться вдоль домов. Возле прилегающих улиц он придерживал конвой и останавливался посмотреть на работу кордонов. На Сенной улице его внимание почему-то привлекли два человека. Три-четыре секунды, великий князь вглядывался в них пытаясь угадать их род занятий. Один был худощав и весьма высок. Лет тридцати. Мятое, не чисто выбритое лицо. Тёмно-коричневый армяк, перехвачен красным поясом, овечья шапка синие широкие штаны и сапоги. Похож на извозчика, в представлениях людей двадцатого века. Другой коренастый, стоявший почему-то на чуть подогнутых ногах. На нём шляпа-цилиндр, сапоги. Он стоял спиной к князю, потому запах кафтана рассмотреть было невозможно, но по отсутствию пояса Саша догадался о пуговицах. Мещане и мещане, подобных полна площадь. Саша не понимал, почему заинтересовался ими, но что-то настораживало. Скорее всего то, как худощавый поглядывал на солдат перекрывших улицу. Впрочем, не имея времени разбираться, Саша просто доверился чутью.
— Фома, — подозвал Чернявского великий князь и, указывая взглядом на цель скомандовал,: — Вот тех двоих, худого в овечьей шапке и коренастого в цилиндре, слева от крыльца, в саженях двух. Взять. Вшестером идите, когда мимо проезжать будем.
Великий князь двинулся вперёд. Проезжая мимо подозрительных людей, Чернявский и пятеро гусар резко свернули к ним. Худой как будто ждал такого. Он ударил коренастого в плечо, и они кинулись в разные стороны, роняя на землю попадающихся на пути людей.
— Ефимов! Второго! — крикнул Чернявский, спрыгивая с седла и устремляясь за худым.
Великий князь дунул в заранее подготовленный свисток. И от ближайших кордонов к нему побежали стрелки. Деваться беглецам было некуда. От площади их отрезал великий князь со своим конвоём, а вдоль домов уйти стало невозможно из-за стрелков. Коренастого, увлечённого уходом от погони, вывернувший из ближайшей улицы стрелок свалил ударом приклада в грудь. Худой же вовремя заметил бегущих наперерез стрелков и попытался увернуться, но его повалили, бросив в ноги винтовку.
— Вяжите и к дознавателям, — приказал великий князь запыхавшемуся Чернявскому, и поспешил к Обуховскому проспекту, благо он начинался всего в саженях двадцати.
Застава дознавателей располагалась не возле самой площади, а в глубине проспекта в саженях тридцати. Это позволяло формировать людской поток. Прямо на выходе с площади поставили несколько гитар. Извозчики стояли рядом, успокаивая не привычных к такому действу лошадей. А стрелки мешали людям скапливаться. Проходящие мимо повозок люди, тут же перенаправлялись толковыми унтерами. Люди, выглядевшие образованными, тонкой струйкой утекали вправо. По середине шёл поток людей выглядевших зажиточно. Влево же отбрасывало массу народа внешне напоминавшего голодранцев.
Продвинувшись за линию дознания вдоль правой стороны великий князь тут же увидел за спинами кордона построенных вдоль стены служивых. Это была его идея, из всех прошедших сквозь фильтр солдат, матросов, кадетов, полицейских и прочих формировать сводные полуроты главного резерва. Эта мысль пришла Саше в голову ещё во время гатчинской операции. Двое кирасир, праздно наблюдающих за действиями легионеров, тогда изрядно разозлили его, испытывавшего крайний недостаток в людях. Генералы немедленно забраковали его идею, но ему удалось буквально вымолить у Ратькова одобрение. Саша улыбнулся, глядя на пару десятков человек в разных мундирах стоящих вдоль стены, вспоминая как уговаривал наставника:
"... Как он, там сказал... что... Они не обучены, только испортят дело... Господ офицеров и вовсе недопустимо обязывать вне службы... Каждый департамент должен быть занят своим делом и не рассчитывать на другие...
Не понял старый главного, что неважно их умение и количество. Для будущего неоценимо их участие. Пора создавать новые общественные привычки. И одна из них будет такой: Если ты состоишь на службе, то в любом деле государственном должен принимать самое активное участие. В том числе, если это не является твоей обязанностью. Это моральное правило. И его надлежит внедрить в головы людей. Рецепт такой же, как в дрессировке. Подкормка и палка. А самое главное практиковать это, не ослабляя. Британские учёные говорят, чтобы человек обрёл новую привычку её нужно практиковать в течении месяца. Думается, обществу для этого хватит лет тридцати. Поколение поменяется и тогда... Главное не ослаблять напор и результат будет. Вот сегодня и начали. Солдатикам за несложную работёнку в резерве получат по рублю. Они будут рады и в следующий раз попасть под операцию. Ещё бы офицеров подтянуть. У меня и для них сахарок найдётся... И к чёрту эти служебные вертикали, служба это общее дело...
Вот только, смог ли я убедить или старик просто дал мальчику возможность набить свои шишки."
С такими мыслями прошёл он вдоль построенной первой сводной полуроты и принял доклад от совсем молодого прапорщика Финляндского полка. Этот юноша на вид был лет семнадцати с неестественно розовым лицом и явно растерянным взглядом. Его временно поставили командовать, хотя очевидно, что он к этому не был способен. Великий князь распорядился ожидать приказаний и, встав посреди улицы, постарался охватить одним взглядом дознавателей и стрелков, образующих единый человеческий фильтр, так называемую линию дознания. Совершенно очевидно, что пять дознавателей, работающих с чёрным людом, не справлялись. Великий князь не спешил вмешиваться. Сначала его внимание привлёк штабс-капитан Московского полка, ожидающий своей очереди на опрос. Хотя людей благородного вида задерживать не планировалось, но великий князь настоял на том, чтобы и их опрашивали. Исключительно для соблюдения строгости службы. Из обязательных вопросов было только два: "Прошу назваться." и "По какой надобности вы находились на площади?". Оба ответа, порядка ради, фиксировались писарем, и уважаемый человек мог пройти по своим делам. Вообще офицеров на площади было не заметно. Прапорщик, со слов командира стрелков, оказался крайне податлив. А вот штабс-капитан явно намеревался излить своё раздражение.
— Прошу назваться, — когда подошла очередь, поинтересовался у штабс-капитана дознаватель.
— Не смей разевать рот, без разрешения офицера! — гаркнул штабс-капитан и двинулся вперёд намереваясь уйти дальше.
Два штыка немедленно вынырнули ему на встречу.
— Что!? Сучьи дети!
Дознаватель оглянулся на великого князя и, увидев, что тот улыбается и неспешно направляется к нему, предупредил:
— Если вы не назовётесь, я сочту вас разбойником, укравшим офицерскую форму, и эту ночь вы проведёте в холодной.
— Ах, ты.. — штабс-капитан разворачивался к этой мерзкой харе, но внезапно замер.
Возможно, его остановила улыбка на лице дознавателя, а возможно очень тихий вопрос великого князя:
— Что здесь происходит?
Дознаватель демонстративно проигнорировал взбешённого штабс-капитана, развернулся к великому князю и вытянулся смирно.
— Ваше Императорское Высочество, веду опрос с целью выявления злоумышленников против дела государственного, — спокойно сообщил он заранее отрепетированный ответ.
-Прекрасно. Вы чем-то недовольны штабс-капитан?
— Я?.. — штабс-капитан посмотрел на высокородного мальчика слегка смутившись, и опустил глаза. — Прошу меня простить, я не привык давать отчёта нижним чинам.
— Хм, странно, вы не чинам отчитываетесь, а человеку на службе находящемуся. Однако, я готов уважить вас. Ответьте на мои вопросы, — великий князь постарался сделать вкрадчивый голос непреклонным и громким. — Назовите себя.
— Лейб-гвардии штабс-капитан Московского полка Станиславский Иван Павлович, к вашим услугам.
— Отлично, ваши услуги, будут очень кстати, а пока поясните, за какой надобностью вы оказались здесь?
— Я шёл на свою квартиру из казарм полка.
— Я полагаю, у настоящего офицера всегда есть намерение послужить государю. Мне очень не хватает опытных командиров, как вы. Прошу вас взять под свою руку первую полуроту главного резерва. Надеюсь, я могу довериться вам?
— Я-а... Я буду рад...
— Вот и прекрасно, — прервал офицера великий князь и поспешно сообщил, — Принимайте команду. Ваши люди построены во-он там. Через десять минут я хочу быть готов пустить свой главный резерв в дело. Я полагаюсь на вас. Поспешите.
Демонстративно развернувшись, великий князь устремился на левую сторону улицы. Постояв буквально несколько секунд за спинами дознавателей молча, он начал отдавать распоряжения:
— Стрелки! Отодвиньте обывателей на две сажени дальше. Ближе к дознавателям допускать по одному человеку по соответствующему указанию.
Понаблюдав как оттесняется толпа, великий князь подошёл вплотную к крайнему дознавателю и, встав возле писаря, прислушался:
— Скорняк, я.
— Что делал на площади?
— Так, это. Пришёл в Фомичу о долге поговорить.
— Ты должен?
— Он.
— Сколько?
— Три рубля.
— А давал сколько?
Скорняк потупился в землю и с неохотой ответил:
— Так, три.
— Пропусти этого врунишку, — вмешался великий князь и, когда скорняк отошёл достаточно далеко, добавил: — ты здесь не затем чтоб правду выведать. Твое дело воров, бродяг и попрошаек бездомных от людей при деле отделить. Видишь что обыватель, и пусть со своей совестью сам договор налаживает. Не твоё это дело сейчас. А если сомневаешься, что это не скорняк, а вор, в отстойник его. Вечером по второму кругу опросишь с толком и расстановкой, всю подноготную выворачивая. Вечером можно и на дом к нему сходить, дабы проверить. А сейчас, подозрителен в отстойник, не подозрителен отпускай немедля.
Смерив кивающего дознавателя взглядом, Саша крикнул: "Следующего!" и направился к соседнему пюпитру.
— Дяденька, помилосердствуйте. меня мамка послала еды купить. Ждут меня, — гнусавил отрок лет двенадцати.
— Деньги где? — поинтересовался дознаватель.
— Так, лихие люди обобрали.
— Вот и разберёмся с ними, — вмешался великий князь, — в отстойник.
— Ваше высокоблагородие! — заныл мальчик, — Там мамка... сестра... без меня пропадут. Тятя тоже в солдатчине за Царя-батюшку жизнь отдал...
-А-а-а, — скорчил плаксивую мину Саша и занудил, стараясь удержать ритм стиха: — Отец мой жизнь за родину отдал. Мамку на рассвете где-то немец расстрелял. А сестра моя в неволе. Сам я ранен в чистом поле, от того и зренье потерял... В отстойник!
И уже напрямую обращаясь к дознавателю, добавил:
— Видишь что, тебе про жизнь тяжёлую рассказывают, сочувствия ищут. В отстойник! Вечером послушаешь внимательно. А сейчас некогда разбираться. Не складывается его сказка, значит подозрителен он. Следующего давай!
Распорядившись, великий князь направился дальше. Через несколько минут работа наладилась. поток чёрного люда перестал скапливаться и потёк. Внутренний двор ближайшего доходного дома, избранный в качестве отстойника, стал стремительно наполнятся людьми. Это происходило настолько быстро, что переполнения стоило ожидать буквально через пяток минут. Впрочем, это ожидалось ещё при планировании операции. На примете был ещё один двор чуть подальше. Осталось только выделить одного дознавателя по опытнее и стрелков, чтобы начать отфильтровывать людей из переполняющегося отстойника в дополнительный. Вернувшись к полуроте резерва, великий князь с удовлетворением отметил, что скандальный штабс-капитан сумел настроить свою разношёрстную команду на деловой лад.
— О! Я вижу, вы прекрасный командир, Иван Павлович, — улыбнулся наследник престола. — Пора поставить ваших людей к делу.
— Слушаю, — коротко ответил Станиславский.
— Видите линию стрелков, сдерживающих толпу. Вашим людям надлежит заменить их. На месте каждого стрелка должны встать трое ваших. Сейчас я представлю вас командиру роты стрелков, будете под его началом. Идёмте.
5 апреля 1828, Санкт-Петербург
* * *
Ночь была бессонной. Вчера площадь окончательно освободили только к четырём часам, постаравшись заглянуть в самые укромные закутки. А дальше начался кошмар дознания. Первично отфильтрованных, подвергали повторной проверке. Те кто её не проходил, попадали на предметное разбирательство. К вечеру по собранным первичным показаниям уже направлялись в адреса отделения стрелков, выискивая подтверждения и забирая с собой причастных лиц. Эти проверки прекратились лишь в два часа ночи и начались аресты. По показаниям тех, кто уже однозначно был опознан как бродяга или вор, стрелки окружали притоны и забирали от туда всех. Несомненно, эта работа во многом оказалась пустой, встревоженные зачисткой на площади, все сколь-нибудь понимающие люди покинули ставшие опасными места. Удалось взять только немного каких-то мелких воров и беспризорников. Впрочем, великий князь был этим доволен, основная цель всё же набрать рабочей силы, а не борьба с криминалом.
