Музыка смолкла, заиграла вновь, и Артём подскочил к Веренике.
— Потанцуйте со старым другом, королева!
Девочка посмотрела на Диму, и тот ободряюще кивнул:
— Не отказывай любимой игрушке царя Лирии, дорогая, она слишком обидчива.
Глаза Артёма сверкнули серебром, но он сдержался, и, подав Веренике руку, увлёк её на середину зала и закружил в танце.
— Неужели он лучше меня, Ника? — сжимая подружку в объятьях, шептал временной маг. — Ты очень плохая девочка. Ты изменила мне. Клялась, что любишь, но это была ложь! Ты бросила меня, и я отомщу! И тебе, и твоему прекрасному мужу!
— Ты был моим другом, Тёма, и любил меня. Но теперь ты разучился любить, — тихо ответила Вереника.
— Ошибаешься, детка. Я прежний, только слегка улучшенный вариант Тёмы! Мы могли бы чудно повеселиться в Литте, однако ты выбрала корону Годара и мужа, который не любит тебя. Весь Лайфгарм знает, что Дима помешан на Хранительнице. Она, кстати, его родная сестра. Забавно, не правда ли?
— Врёшь!
— А ты спроси! Посмотрим, что он ответит.
— Дима всё равно в сто раз лучше, чем ты!
— Глупышка. Он такой же Смерть, как я, только маскируется под добрячка. Видела бы ты, с каким удовлетворением он наблюдал, как я убиваю высших магов! Так что, мне жаль тебя, детка. Постарайся получше ублажать своего мужа, не то он с лёгкостью избавиться от ленивой жены.
И, словно ставя точку в их разговоре, музыка смолкла. Временной маг выпустил Нику из объятий, церемонно подал ей руку и подвёл к мужу. Бросил короткий взгляд на друга и, не удержавшись, едко произнёс:
— Сладкого вам медового месяца, голубки!
Артём отправился восвояси, а Дмитрий с беспокойством смотрел на жену: Вереника переминалась с ноги на ногу, не смея поднять глаз.
— Не обращай внимания, дорогая. Тёма просто злиться.
— Так он соврал?
— Нет, но она моя сестра, — хрипло выдавил Дима, и, почувствовав боль в словах мужа, Ника прижалась к нему.
— Спасибо.
Маг погладил жену по голове, грустно улыбнулся и поискал глазами побратима.
Ричард стоял в кольце знатных лирийских дам, которые наперебой приглашали его потанцевать. Инмарец со злобно-тоскливой улыбкой смотрел на них и молчал: он уже натанцевался на год вперёд и напряжённо обдумывал, как бы, не нарушая этикета, разогнать этих охотниц за короной Инмара. Четверть часа на балу в Литтийском дворце утомила его сильнее, чем месяц военных учений в горах, и Ричард с гордостью подумал о своей стране, где такие важные события, как коронация, сопровождались не глупыми танцульками, а солидным пиром. "Выпить бы сейчас кружку доброго креплёного вина!" Король огляделся в поисках собутыльника, но Валечки нигде не было, и он со вздохом подал руку ближайшей лирийской даме. Девушка зарделась от гордости и что-то жеманно замурлыкала, но инмарец не стал вслушиваться. С каменным лицом он закружил партнёршу по залу, с завистью поглядывая на Артёма, который наслаждался балом на всю катушку: фонтанировал шутками, остротами, комплиментами и менял партнёрш, как перчатки. Но прямодушный Ричард не замечал, что их улыбки натянуты, а в глазах плещется страх — ни одна из дам не отважилась отказать чародею...
Солнечный Друг тоже наблюдал за Артёмом. Он стоял за колонной с бокалом вина в руке и пытался понять, каким стал его друг, но, кроме вспыхивающих серебром глаз, других перемен не заметил. Временной маг всегда любил повеселиться и сейчас выглядел вполне естественно, так что, опустошив бокал, Валечка решил, что им пора пообщаться. Землянину в голову не пришло, что Тёма может быть опасен. Держа в руке пустой бокал, он пересёк зал, остановился перед другом и заявил:
— Привет, Тёма, слушай, пособи: так выпить хочется, а у вас не наливают!
Артём выпустил руку придворной дамы, и та быстро растворилась в толпе гостей. Проводив её насмешливым взглядом, маг сосредоточил внимание на Солнечном Друге:
— Ты помешал мне.
— Я всегда всем мешаю, — расстроено вздохнул Валентин. — Судьба у меня такая.
— Что тебе надо?
— Хотел извиниться.
— Извиниться?
— Ну да. Это из-за меня ты попал в Камию!
— Почему ты так решил? Ты — никто: не маг, не воин. Пустое место!
Валечка грустно кивнул:
— Это точно. Я и в Лайфгарме-то оказался случайно. Не понимаю, зачем я здесь? Пил бы себе на Земле. По большому счёту, без разницы в каком мире напиваться, результат всегда один — головная боль. На Земле из-за меня страдала бы только мамочка, а здесь я приношу несчастья всем своим друзьям. И тебе больше всех!
— А ты забавный, — хихикнул Артём. — Неужели ты на самом деле считаешь, что способен на что-то повлиять?
— Лучше б я ошибался! Но тогда, у Источника, Дима бросился ко мне, именно потому, что я не маг и не воин. Я самое уязвимое существо в Лайфгарме. А ты — маг! Ты мог, по крайней мере, выжить, и Дима пожертвовал тобой, чтобы спасти мою никчёмную шкуру. Прости меня, Тёма!
Временной маг склонил голову к плечу, с любопытством посмотрел на скорбное лицо Солнечного Друга и вдруг искренне улыбнулся:
— Спасибо.
Валя удивлённо уставился на него:
— За что?
— Так ведь получается, что только благодаря тебе я обрёл истинного учителя и заботливого отца. Меня все бросили, а он сделал настоящим магом!
— Ну, если ты так считаешь...
— Пойдём, я налью тебе лучшего лирийского вина.
Артём приобнял землянина за плечи, подтащил к возвышению, усадил на ступеньки у ног Олефира и шлёпнулся рядом.
— Пожалуй, я ошибся, назвав тебя пустым местом, — дружелюбно произнёс он, протягивая Солнечному Другу бокал с вином. — Ты очень интересный малый. И, в награду за твоё благодеяние у Источника, я буду присматривать за тобой, дружок. Не хочу, чтобы ты влип в какую-нибудь плохую историю.
Валя залпом выпил вино и с опаской покосился на царя.
— А что? — Олефир благодушно улыбнулся своему бывшему шуту. — Оставайся в Литте, Солнечный Дружок! Твоя должность свободна.
— Спасибо, товарищ царь, но моей мамочке это не понравится. — Валя отсалютовал магу бокалом и залпом выпил вино.
— Мамочке? — переспросил путешественник и расхохотался: — Ну, раз мамочка против — живи в Инмаре.
Он повернулся к Алинор, Артём же сотворил кувшин вина, наполнил бокалы и похлопал землянина по плечу:
— Всё нормально, Валя. Ты под моей защитой, и я никому не дам тебя в обиду.
— Ты странный, Тёма. Вроде ведёшь себя, как прежде, а глаза холодные.
— Не так уж сильно я изменился, дружок, — коварно улыбнулся временной маг, и глаза его сверкнули ледяным серебряным светом. — Я просто стал чародеем! Я живу во имя благополучия и процветания великого магистра, как и положено истинному принцу Камии!
Валечка скривился, словно у него заболели все зубы разом, поспешно отвёл взгляд и поставил бокал на ступени:
— Удачи тебе, Тёма.... Хотя... мне страшно за тебя... друг.
— Не бойся! Я не пропаду! — добродушно усмехнулся временной маг, и Дмитрий успокаивающе кивнул Ричарду, который, соляным столбом застыв у колонны, напряжённо наблюдал за беседой Валечки и Артёма.
— Может, хватит на сегодня? — одними губами прошептал инмарец, зная, что побратим услышит его, где бы он ни был.
"Вполне", — отозвался маг, и делегации Годара и Инмара, не прощаясь, покинули Литту.
В Кероне Дима передал жену на руки фрейлинам и продолжил наблюдать за неугомонным родственничком. Правда, наблюдать, как выяснилось, особо не за чем: после его ухода Олефир потерял интерес к балу, и вскоре веселье начало затухать. К полудню гости и придворные разошлись, в тронном зале остались лишь венценосные супруги и Смерть.
Царь закинул ногу на ногу и кисло посмотрел на жену:
— Твои мысли о мести звучат, как набат, дорогая. Скоро весь дворец будет судачить о твоей "негасимой" любви ко мне. Зачем мне такая царица? Я надеялся, что твоё воскрешение обрадует Диму, но...
— Оно обрадовало меня, дядя.
Перед троном возник король Годара.
— Я знал, что ты придёшь, сынок.
— Я тебе не сын! — выпалил Дмитрий.
Камень в его перстне зиял иссиня-чёрной пустотой, но маг по-прежнему чувствовал зависимость от Олефира. "Ты презираешь меня, за то, что я не смог убить тебя! — раздражённо подумал он. — Но я не хочу свободы такой ценой!"
"Это единственный путь! — твёрдо ответил путешественник. — И ты сделаешь это, потому что ты — мой сын!"
— Я тебе не сын!
— Я вырастил тебя!
— Ты растил раба!
— Ты рос принцем!
— Ложь! Я был твоим оружием!
— Я всего лишь приучал тебя к дисциплине, ибо стоило чуть ослабить контроль, ты начинал делать глупости! Вспомни, как Белолесье едва не убило тебя!
— Тогда меня спас Артём, а не ты!
Олефир с досадой покачал головой: ученик по-прежнему не слышал его. "Как же до тебя достучаться, мальчик?" Путешественник перевёл взгляд на временного мага и поманил его к себе.
— Посмотри на него, Дима. Тёма всегда нравился тебе. Ты хотел иметь друга? И я воспитал друга, достойного тебя.
Глаза короля Годара побелели от гнева:
— Ты свёл его с ума! Этого я тебе никогда не прощу!
— Ну, конечно! Обидели Тёмочку — мага из него сделали! Опомнись, Дима! Если бы он остался с тобой, сейчас бы по Лайфгарму разгуливал капризный, неуправляемый и безалаберный временной маг. А ты бы потакал ему во всём! Разве ты не понимаешь, насколько это опасно?
— Его магия была светлой, а теперь...
— Он Смерть, такой же, как ты!
— Я не сумасшедший!
— Ну, это как посмотреть, Дима, — ухмыльнулся Олефир. — Ты с маниакальным упорством собираешь вокруг себя никчемных людишек и старательно заботишься о них. Ты совершаешь неоправданно глупые поступки. Зачем ты женился? Я не тронул бы Веренику, если бы ты просто попросил об этом! А Хранительница? Ты смотришь на неё и скулишь, как щенок, вместо того, чтобы поставить эту безмозглую дрянь на место! Стукни кулаком по столу, и она прибежит в Керон и будет обожать тебя! Ты же видишь, как она стелется перед твоей копией!
— Замолчи! Не смей говорить о моей сестре плохо!
— Не нравится слышать правду? — Олефир вскочил. — Ты носишься с сестрицей, как с писаной торбой, а эта трусиха с лёгкостью променяла тебя на суррогат! Лишь бы братом не был! Ханжа!
— Заткнись! — полыхая белыми глазами, взревел Смерть и шагнул было к Олефиру, но между ними встал временной маг:
— Сначала я!
— Отойди, чародей! — рявкнул Олефир, и Артём неохотно отступил.
— Я не прощу тебе, Дима, если ты поднимешь руку на моего магистра, — тихо произнёс он, и холодный белый свет в глазах короля Годара потух.
Усмехнувшись, путешественник сел на трон и с невозмутимым видом продолжил:
— Я единственный, кто относится к тебе, как к человеку, Дима. Оставайся со мной, и я позволю тебе излечить безумие Артёма. Вы оба будете моими сыновьями.
— И не мечтай! Я не вернусь, потому что все твои слова — ложь! Может, сначала ты и приласкаешь меня, но потом всё равно попытаешься сделать рабом! А Тёму будешь использовать для шантажа!
— Кретин! Если б я хотел тебя шантажировать, я бы сделал это, как только вернулся в Лайфгарм!
— Тогда чего ты добиваешься?
— Хочу, чтобы ты понял — я тебе не враг!
— И для этого, ты сделал Тёму Смертью, а Стасе подсунул моего двойника?!
— Да! Потому что она тебе не нужна! И не только она! Ты должен жить среди равных!
— И под твоим чутким руководством!
— Да, чёрт возьми! — Олефир снова вскочил. — Что ты ломаешься, Дима? Ты хотел Тёму — вот он! Или ты вновь откажешься от друга из-за алкоголика-землянина и тупицы-солдафона? Если так, то ты — идиот! Я ожидал большего от запретного сына Хранительницы!
Алинор вскрикнула и зажала рот ладонью, а Дмитрий пронзительно посмотрел на Артёма:
— Ты веришь ему?
— Да, — плотоядно оскалился временной маг. — Ты бросил меня ради Солнечного Друга, и он это подтвердил. Я мечтаю убить тебя, Дима, и сделаю это, как только магистр отдаст приказ, потому что сейчас ты опять отказываешься от меня!
— Я не отказываюсь от тебя, Тёма, но я не могу оставить наших друзей без защиты! Что, если твой хозяин прикажет убить их?
— Вечно ты так! Только говоришь о дружбе, а на деле — эти убогие людишки тебе дороже, чем я! — всхлипнул временной маг и тут же широко улыбнулся: — Я убью тебя, Дима, а потом будут играть с нашими друзьями в кошки-мышки!
— Сынок!!! Ты жив!!! — раздался мучительный крик Алинор, и гордая королева Годара упала в ноги Дмитрию. — Мой мальчик! Мне нет прощения!!!
— Дура... — бешено прошипел Олефир. — Я столько раз говорил, что он твой сын, но ты отказывалась верить.
— Ты сказал, что я потеряла ребёнка, и я поверила тебе! — Алинор обернулась и с ненавистью взглянула на мужа: — А ты швырнул его в хлев к грязным крестьянам! Ты лишил его матери! Ты отобрал у него имя!
— Я не лгал тебе! У тебя родилась двойня! Один из мальчиков действительно умер. Именно его тело я представил Совету, чтобы они оставили нас в покое. Я не мог допустить, чтобы запретный сын Хранительницы оказался в руках высших магов. Они убили бы его, не задумываясь! И я сделал Диму своим учеником.
— Ты заставил меня ненавидеть родного сына! Подлец!
Царица хотела броситься на мужа, но Дима удержал её:
— Не надо. Ты была мне хорошей матерью, Алинор.
— Я должна была догадаться... — Бывшая королева Годара прижалась к сыну и зарыдала. — Ты безумно похож на отца! Почему я раньше не замечала этого? Как же ты должен ненавидеть меня!
— Я давно простил тебя, мама, — тихо сказал маг и неловко погладил её густые рыжие волосы.
Олефир презрительно сплюнул:
— Тьфу! Ещё папу пожалей! Бедный Федя, изгнанный мной из Лайфгарма! — Он посмотрел на временного мага: — Верни её, откуда взял!
— Я не хочу! Я согласна сделать всё, что ты скажешь, только не убивай меня теперь, когда я обрела сына! — Алинор вырвалась из рук Димы и упала на колени перед мужем. — Пощади!!!
— И что мне с ней делать, племянничек?
— Я могу забрать её в Керон.
— Царице Лирии полагается жить в Литте!
Алинор умоляюще посмотрела на сына:
— Забери меня с собой.
— Либо ты умрёшь, либо останешься в Лирии! — твёрдо сказал Олефир. — Артём! Приготовься!
— Не дождёшься! — рявкнул Дима и исчез вместе с матерью.
— Разрешите мне пойти за ним, магистр! Я верну Алинор под плиту!
Но Олефир лишь махнул рукой и, откинувшись на спинку трона, расхохотался.
— Остынь. Он поступает так, как я задумал. Тебе пора перестать его ненавидеть, Тёма. Он скоро вернётся к нам. У меня большие планы на вас обоих, чародей!
Алинор с грустью смотрела на сына:
— Олефир не оставит тебя в покое. Он привык получать то, что хочет.
— На этот раз у него ничего не выйдет! Я не вернусь к нему!
— Но твой друг...
Царица не договорила. Двери распахнулись, и в покои короля влетела Вереника:
— Дима! Я волновалась за тебя! Почему ты не взял меня с собой? Я бы им показала! — Она взглянула на Алинор и капризно поджала губки: — Зачем она здесь?
— Это моя мать.
