— Возможно, — кивнул Москвитин.
— И эту модель, Асклепиад Иосафович, я хотел бы видеть через две недели здесь, возле вашего бюро. Вам нужны для этого особые распоряжения?
— Нет, спасибо, полагаю, я справлюсь обычным образом.
— Теперь, давайте ещё раз посмотрим на систему наведения орудия.
— Как вы и предлагали, вот схема для двух наводчиков...
— Здравствуйте, — В помещение вошёл Кларк
— Здравствуйте, Матвей Егорович, — бодро откликнулся Саша, — А мы пока смотрим устройство пушечного лафета.
— Я слышал. Схему наведения. Должен отметить сделать столь длинные и прочные оси и снабдить их коническими шестернями будет не легко.
— Да, -кивнул Саша, — Нужно стремиться к тому, чтобы сделать эти оси как можно короче. А должной толщиной добиться надёжности. Вес в данном случае не так важен.
— Здравствуйте, господа, — В бюро стремительно влетел Гогель, таща под мышкой огромный свёрток.
— Здравствуйте, Иван Григорьевич, что это у вас? -поинтересовался Саша.
— А это Александр Николаевич, затвор крепостного ружья в увеличенном размере. Я его принёс специально, наши мастера внесли некоторые доработки и Асклепиаду Иосафовичу предстоит немного подправить чертежи. Но позвольте я отдышусь.
— Да, конечно, может лучше начать с чашки чая? — спросил великий князь.
— Лучше сразу к делу, — Гогель развернул свёрток и положил на стол выточенный из дерева макет затвора, длинной около метра, снял и отложил шляпу и начал пояснения: — В своих основных чертах всё сохранено так как предполагалось изначально. Спусковой крючок и курок производятся самым обычным образом и не представляют существенного интереса. Разве только то обстоятельство, что курок несколько смещён вниз и уменьшен чтобы существенно не выступать над затвором и не мешать тому отодвигаться назад. Ствольная коробка, как и прежде, представляет собой насаженную на ствол железную трубу, снабжённую необходимыми прорезями...
— А как вы полагаете её изготовить? — поинтересовался Саша.
— Из железной полосы. Заготовка должной формы вырубается на молоте. После чего сворачивается в трубу на оправке и сваривается. Особенность затвора в том, что высокие требования к точности предъявляются лишь к выступу, о который затвор запирается. Посадка коробки на готовый ствол делается по горячему с использованием специальной оправки, не допускающей перекос коробки относительно ствола. А выступ доводится вручную, уже на почти готовом ружье. Так вот, передняя часть прорези образует окно длинной три с половиной дюйма для закладки патрона. После выстрела, необходимо взвести курок чтобы, тот не мешал движению затвора, — Гогель демонстрировал пояснения на модели. — Поворачиваем затвор ручкой вверх, и тянем на себя. В данном случае в затвор вложен макет патрона, в то время как при выстреле пули уже не будет.
Действительно в раскрывшемся окне показалась большая около пяти сантиметров пуля. Гогель вынул веретенообразный патрон, в котором пуля была выточена в одно целое с конической, сужающейся к концу, гильзой.
— Отводя затвор в крайнее положение, гильза выталкивается из казённика. Для этой цели, теперь, служит специальный шток, упирающийся в казённый винт, вкрученный в коробку. Этот же винт не позволяет вынуть затвор полностью и для разборки, необходимо его вывернуть. — Гогель с некоторым затруднением выкрутил деревянный винт и вынул затвор. — Сам затвор представляет собой стержень дюймового диаметра и длинной пять с половиной дюймов. В передней части выбрана коническая выемка под гильзу. По дну оной в просверленное поперёк отверстие вставлена рукоять затвора. Оная проходит затвор насквозь, не выступая с обратной стороны. Диаметр рукояти полдюйма. Оная дополнительно укрепляется в затворе ввинчивающейся стопорной осью. Вот она, входит с торца затвора и служит не только закреплению рукояти, но и является осью крышки запальной полки.
Гогель откинул находящуюся на хвостовике затвора крышечку, обнажив запальное отверстие и выемку для скорострельной трубки.
— Хм, позвольте посмотреть, — Саша протянул руку. — Да, это вполне разумно. В цельной заготовке затвора в торце высверливается три отверстия. В центре запальное. Слева чуть ниже горизонтальной плоскости под шток извлекателя гильзы. Справа выше горизонта под ось крышки. А потом необходимый излишек метала спиливается до середины обнажая полку. А если придумать способ осаживать на молоте заготовку с уже готовыми выборками под полку и гильзу, то можно добиться весьма малого расхода железа.
— К сожалению, Александр Николаевич, — встрял в обсуждение Кларк, — о такой сложной ковке пока не стоит задумываться. Изготовление столь сложных форм может быть не оправдано при незначительном числе винтовок. Даже вырубная матрица, предложенная Иваном Григорьевичем, весьма не дёшева. Впрочем, в начале можно вырубать заготовку из полосы и без неё. Это трудоёмко, грозит браком, но для первых ружей вполне допустимо.
— Вы как всегда правы, Матвей Егорович, — улыбнулся Саша. — Однако крышка полки не так проста.
— Значительно проще чем кажется. Перенеся сюда полку, мы избавились от кнопки в крышке, заменив её подпружиненным флажком. Вот смотрите, — Гогель вставил затвор в ствольную коробку. — крышку можно поднять только в крайнем положении. Немного сдвинем затвор. И вот стенки коробки не дают крышке открыться. Закрываем затвор полностью. При спуске курка, он бьёт по флажку-ударнику поворачивая его вокруг оси. Оборотная часть флажка сделана молоточком и ударяет по скорострельной трубке.
— Я так понял, идею с толстостенной медной гильзой, имеющей сдавливаемую между затвором и стволом выпуклость вы полагаете оставить?
— Да, Александр Николаевич, на мой взгляд ваша идея более чем хороша в сочетании продавливания затвором путём упирания рукоятки о скошенный выступ.
— Выглядит прекрасно, — Саша взял в руки модель затвора, — Если не брать в расчёт курковую часть, то затворная группа состоит всего из десяти деталей. И только одна небольшая плоская пружинка. Мне представляется проще уже невозможно придумать.
14 сентября 1828, Санкт-Петербург
* * *
— Йеден зе мна, — распорядился великий князь, входя в Зимний.
— Sucha! — отозвался старший конвоя и, спрыгнув с коня, поспешил за патроном и сопровождающим его Юрьевичем.
Скинув с себя верхнюю одежду в своих кабинетах, наследник престола поспешил на аудиенцию к вдовствующей императрице. Кабинеты Марии Фёдоровны располагались совсем рядом, чуть ближе к дворцовой площади. Бабушка приняла внука сразу.
— Здравствуйте, гранд Ма, -поспешил в объятье бабушке Саша. — Я узнал, что вы с сестрёнками вчера приехали из Павловска, и поспешил сюда справится о вашем здоровье.
— Здравствуй, Mein Herz, спасибо, что обеспокоился. Очередную годовщину я непременно справлю. Впрочем, здесь я ненадолго. Надо будет вернуться в Павловск. Остались незаконченные дела, хотя ты-то меня понимаешь. А как твои хлопоты?
— Во многом успешно. Легион ушёл в Финляндию. Я сам скоро за ним перееду. Образцовые заводы строятся. Сейчас намечаю железную дорогу от Гатчины до столицы. Лодейнопольская верфь готовится к строительству первого катера. Моя команда в Болгарии, радует меня известиями. Даже американская экспедиция пока представляется весьма успешной. Жаль только, из Финляндии мне сложно будет следить за делами в Гатчине. А там очень много дел осталось. Полагаю до Рождества я разберусь с тем, кого оставить за себя.
— Тебе некого поставить в Гатчине за управляющего?
— Пока некого.
— Что ж, Я после Павловска собираюсь в Гатчину и помогу тебе найти человека.
— Благодарю.
— Не спеши. Я должна предостеречь тебя. Ты очень похож на Павла Петровича, а потому запомни. Это будет мой человек, под моим покровительством, и если внезапно ослеплённый гневом ты попробуешь необоснованно наказать его, я вступлюсь.
— Это понятно, но в свою очередь, я надеюсь, что он будет достаточно влиятелен и умён, чтобы решать дела в моё отсутствие и отвечать за них. А я буду строг.
— Что ж, — улыбнулась вдовствующая императрица, схватила пальцами внука за щёку и потеребила, произнеся: — Будь строг, будущий император. Ха-ха!
— Я постараюсь, — пытаясь удержать спокойствие, ответил Саша.
— Молодец, — внезапно посерьёзнев, сказала Мария Фёдоровна, — Но помни, какого бы замечательного человека я тебе не нашла, за ним надлежит внимательно смотреть.
— Несомненно, я озабочусь этим. Важно чтобы человек готов был сам вершить дело, не испрашивая у меня дозволения на каждый шаг. А уж как удержать его в пределах дозволенного, это отдельная моя забота.
— Да-а, и ты знаешь как?
— Тут нового не придумаешь. Он же будет не один. Вокруг него много людей, которые непременно донесут при малейшем поводе.
— Или без него.
— Или без него, — кивнул Саша, — но донесут. И у меня уже есть человек в Гатчине который будет эти доносы читать. А в столице есть человек что будет читать доносы на всех гатчинцев. И есть кому сравнить. Но главное не это. Собирать доносы дело не сложное. Изучать их лишь чуть труднее. Главное не позволить себе из-за краденой козы снять с места полезного для дела человека. Тут всегда нужно оценивать ущерб, даже самый фантастичный по доносам, и то насколько полезен человек на своём месте. Мелкие шалости придётся прощать.
— Всякий, почти всякий, человек имеет свой изъян, — философски заметила Мария Фёдоровна, — кто-то берёт из казны, кто-то берёт с людей, кто-то совращает маленьких девочек из крепостных, а кто-то и содомией балуется. У всякого есть свой грешок. Знать его необходимо, но казнить за него совсем не обязательно. Пока ты можешь предать его наказанию он будет твой весь. Но как только ты зашатаешься, он первый возжелает тебя убить. Люди же праведные или с неизвестными грешками часто неудобны. Они считают свою идею важнее твоего дела, и в любой момент могут испортить твои начинания.
— Они же могут быть самыми верными сторонниками, — уточнил Саша.
— Нет, идеи часто иллюзорны и знающему человеку легко разочаровать в них нашего праведника. И из преданного союзника он превратиться в лютого врага.
— Хм, и так не хорошо, и так плохо.
— А есть ещё восточные правители, что полагают надёжными лишь тех людей, чьи родственники содержатся в аманатах, — напомнила бабушка.
— Думаю, это даже на востоке не сильно удерживает в подчинении, в странах же проевропейских, где сын, зачастую, готов ополчиться на отца, а отец продать сына, это и вовсе скверное решение.
— Если вспомнить историю правящих домов, то и в Европе такое пытались делать, но оно не было залогом успеха. Если же ты хочешь представить себе верность твоих людей, определи, что они теряют при твоей смерти, а что приобретают. Благодарность за старые благодеяния стоит не много, а грозящие потери при смерти благодетеля рождают преданность. В то же время, если ты для своих людей стал постоянным источником неприятностей, судьба твоя незавидна.
— Гранд Ма, вы говорите, что я похож на Павла Петровича. Но я не могу понять плохо ли это?
— Ха-ха, Я и сама не знаю, Mein Herz. Он был слишком открыт сердцем. Любил приближать к себе людей. Но нрав его был не постоянен, и он легко гневался. Впрочем, и быстро отходил, но сделанного невозможно исправить. Вот и получилось, что люди прямодушные исчезали из его окружения, а остались лишь льстецы и подлецы. Это его и погубило. Они, уверившись, что со смертью государя не потеряют ничего, а лишь обретут спокойствие и безнаказанность за делишки свои, погубили Павла Петровича. Он, как и твой отец, верил в своё предназначение, но забыл, что не все окружающие ныне верят в божественный промысел, утверждающий государя. Это вольтерьянство хоть и порицаемо публично, но развратило души подданных. А сейчас Французская республика и Американские штаты для многих выглядят чем-то превосходным. А на деле... — Мария Фёдоровна махнула рукой.
— Вы так не верите в благость парламентов? — улыбнулся Саша.
— Они исходят из ошибочности мнения, что государство назначено быть исполнителем чаяний людей в нём живущих. Отсюда и появляется мысль, что для управления государством должны существовать какие-то представительства обозначающие эти чаянья. Фактически же это превращается в праздник стяжательства. Движимые им люди стремятся занять должности и удовлетворить прежде всего свои потребности. Многим это очевидно, но некоторые говорят, что, соревнуясь, эти корыстолюбцы будут мешать друг другу и вынуждены помогать простым людям, чтобы привлечь их на свою сторону. Наивные глупцы не понимают, что немногим договориться гораздо легче, чем всем. Олигархия не связанная никакой идей кроме собственного стяжания вот удел всех республик.
— А монархия?
— Государь поставлен божьим промыслом. Вся суть правления следовать ему, в меру своего понятия. Делать должное самому и заставлять других. Государство не создано для удовлетворения людских чаяний. Оно утверждено по божьему замыслу, и все мы служим ему. Возможно при этом подданые будут процветать, но могут и нести страдание, как испытание божье. Государь же не управляем корыстью, ибо и так, в силу своего положения, распоряжается всем.
— Право слово, Михаил Михайлович, иначе оценивает это.
— Я всего лишь, старая бабка, а он образованный человек, — улыбнулась Мария Фёдоровна, затем подняла указательный палец в верх. — Но, я твоя старая гарнд Ма, а он всего лишь избежавший вечной ссылки вольтерьянец, мечтающий научить тебя своим идейкам.
Поговорив с бабушкой ещё около получаса, Саша направился к сёстрам. Было бы неправильным не повидать их после столь долгой отлучки. И в Тёмном коридоре великий князь наткнулся на своего старого приятеля и тёзку Паткуля.
— Саша! -улыбаясь воскликнул наследник престола, — Здравствуй. Приехал вместе со всеми? Я рад, давно не виделись. Как твои дела? Наверное, скучаешь, с девчонками жить?
— Александр, здравствуй, — Паткуль не выглядел растерянным. — Теперь когда твоё обучение изрядно изменилось, я вместе с великими княжнами нахожусь под рукой Василия Андреевича. Скучать не приходится, но я завидую тебе. Ты занят настоящим делом. Я же не более чем ученик.
— Так, это дело поправимое. Хочешь я и тебя пристрою к делу. Мне нужен свой человек в гатчинском сиротском доме. Давай, ты будешь там учиться и надзирать за делами. Я же озабочусь, чтоб образование ты получил достойное. Конечно, Василий Андреич вряд ли согласится заниматься с тобой. Но настоящее дело само учит. Будешь при строительстве железной дороги или при госпитале. Забот много... — взгляд великого князя скользнул по одежде Паткуля. Он заметил товарный знак опеля на груди и осёкся. — Ты подумай, а сейчас извини, я спешу к княжнам.
16 сентября 1828, Гатчина
* * *
— Давайте посмотрим ваш стекловарный цех, — предложил великий князь управляющему Мариинского стеклянного завода Веддеру, — Последнюю партию глиняных сопл я видел в ракетном. Качество приемлемое... А вот как у вас со стеклом?
— С самим стеклом не очень хорошо. Вот извольте, — Заводчик открыл ящик стола, достал из футляра небольшую зрительную трубу и протянул её великому князю. — Это артиллерийская труба сделанная по вашему эскизу.
