2. Идеальное Дело (полный текст)

Маг Огня разогревает газ (какой — я не уточнил) в шаре дирижабля и одновременно создает совместно с магом Стихий реактивную струю воздуха, толкающую цеппелин в нужном направлении с огромной скоростью. Дирижабль при этом поднимается выше уровня облаков, и задача мага Стихий (одновременно с созданием реактивной тяги) поддерживать защитный купол, чтобы команда и пассажиры могли дышать в разряженной атмосфере на большой высоте. Ниже летать не рекомендуется — для мага типа Амы, верхом на саламандре, сбить вражеский дирижабль — секундное дело. А так высоко никто кроме воздухоплавателей Той Стороны залететь не может. Гондола дирижабля напоминает палубу обычного речного кораблика, который унес нас от преследования галеры правителя Вихрь-города. Вместо бортов, плавно переходящих в киль, у этого кораблика днище похоже на нижнюю часть вертолета с полозьями как у детских санок.

Капитан дирижабля прокладывает курс, ориентируясь по звездам и по солнцу, в совершенстве зная и грамотно используя розу ветров (на такой высоте всегда постоянную), и цеппелин быстро летит к намеченной цели, конечно значительно медленнее земных реактивных самолетов, но двести пятьдесят километров в час — огромная скорость для средневековья. Еще капитан отвечает за все, что происходит на дирижабле во время полета. Матросы работают, как лошади, а пассажиры скучают. За любое нарушение распорядка наказание одно — за борт без парашюта (не изобретены пока там парашюты).

Так что путешествие в Огрбург от бастиона-аэропорта, имеющего немудреное название Остров, обещало быть спокойным и относительно безопасным. А вот как быстро добраться до Острова — я не знал, поэтому шел, тихонько поругивая джисталкерский комитет. Еще и стрелку на карте обозначили изогнутую. Даже дети знают то, что самое короткое расстояние между двумя точками — прямая линия. А эти предлагают мне идти почти зигзагом. Геометрию что ли в начальных классах не изучали? Недовольство я, конечно, проявлял, но от маршрута не отклонился, за что и был вознагражден. Хотя считать ли это наградой — я так до сих пор и не решил.

Я остановился, надел трикет и мягкие глазные линзы-экраны, и еще раз сверил маршрут с картой, вызвав ее на картинке громко произнеся по-русски: — "Карта". Все было правильно. Я шел по короткому участку, который должен был закончиться на небольшой каменной горе. От нее прямая линия моего маршрута шла до озера Глуб. При этом мне зачем-то предписывалось забраться на самую вершину холма. Еще раз ругнувшись, я пошел к горке без названия.

Примерно часа через два мы с Котом подошли к каменистому холму. На его склонах деревья не росли, и местами нагромождения скал были непроходимы без альпинистского снаряжения. Подойдя к подножью, я недовольно шмыгнул носом и тяжело вздохнул. Предстоял непростой подъем на вершину, а зачем — непонятно. Еще разок тяжело вздохнув, я начал подъем. Триста метров, отделяющих подножие холма от вершины, я преодолевал час, внимательно смотря под ноги и выбирая более-менее проходимый маршрут. Рыжик ловко прыгал по камням, а я с мешком, арбалетом и мечом за спиной пытался повторять его грациозные прыжки. Получалось довольно неуклюже, и я даже разок упал, правда, удачно — не скатился вниз и только здорово ушибся. Наконец, обливаясь потом, я вскарабкался на вершину.

На плоской площадке стояла бревенчатая избушка (и как только сюда бревна затащили?). Перед избушкой на небольшой скамейке, обдуваемой всеми ветрами, сидела маленькая старушка (человек) с обветренным годами лицом, одетая в серый грязноватый балахон, и ехидно смотрела на меня, не переставая что-то вязать. Вязальные спицы мелькали в ее ловких ручках как лопасти винтов вертолета на влете.

— Я знала что орки, да ишшо Грымские, не шибко умные тварюшки, но чтоб такое — даже и не думала! — сказала старушонка надтреснутым пронзительным голоском на языке Этой Стороны, прекратила вязать и хитро блеснула молодыми и ясными глазами. Ответить я ей не смог (запыхался) и сел на камень, удачно подвернувшийся неподалеку, чтобы отдышаться.

— А ты, глупый котишка, почему не сказал ентому недалекому орку при первой встрече, что он дурень? — переключила внимание ехидная старушонка на кота, и Рыжик смутился. — Как зовут тебя, зверушка глупая?

"Рыжик", — смущенно ответил кот.

— Рыжик. Больно хорошее имя для такого кота-дурня, — сварливо прозвенела как медный тазик старушка. Ух-ты, она может говорить с котами!

— А чево тады ты сюды приперся, ежели не знал? — сразу отреагировала бабушка на мои мысли.

"Вот ведьма дает!", — восхищенно подумал я.

— Да ты на свою рожу глянь! Ведьма? — сразу обиделась бабуля. — Орк с харей, как у вепря говорит мне, бабульке-хорошульке, мол, я ведьма!

"Это же феномен! Ее надо в лабораторию для изучения!", — не смог я вовремя остановиться.

— Какой-такой хфенОмин? Я те ща устрою лаблаблаторию! — еще больше завелась бабулька-хорошулька, и не вставая со скамьи пригрозила мне клюкой.

— Извини, мамаша. Устал просто — лезет в голову всякая чушь, — быстренько извинился я.

— Если б ты сынок мой был (тьфу-тьфу-тьфу, не приведи небо) — я бы тя сначала выпорола, а потом утопила бы, как котенка увечного, чтоб мамашу-то не позорил прилюдно! — не унималась вредная старушенция. Я, впрочем, уже сориентировался, и прекратил отчетливо думать (опыт общения с котами здорово помог). Бабулька-хорошулька сразу перестала улавливать мои мысли, и понемногу успокоилась.

— Погоди, бабулька-хорошулька, дай отдышаться. Уж больно ты высоко забралась, — взмолился я.

— А кто-ж те виноват, что ты дурнем уродилси, — не унималась вредная бабушка. — Это-ж надо такое удумать — с наветра на гору к мине карабкаться. Битый час на тя, лаптя, гляжу — потешаюся.

Старушка сказала, конечно, не слово "лапоть". Если перевести дословно, то звучало бы как "погнутый медный шлем без подкладки, который на незащищенную голову может одеть только неопытный воин", но смысл был — именно "лапоть". Остальной разговор — тоже не дословный перевод, но деревенский говор и интонации мира Ворк при нашем общении присутствовали.

— Туды вона глянь, — сказала старушка и махнула клюкой в направлении, противоположном моему трудному и опасному подъему.

Я встал с камня и посмотрел. Лучше бы я этого не делал — мне стало как-то очень неловко. От подножья к вершине с другой стороны каменистого холма вела даже не тропа, а довольно широкая и ровная дорога, выложенная большими плоскими камнями. По этой, я бы даже сказал, улице без особого труда смог бы подняться отряд конников сразу в две шеренги.

"Умный в гору не пойдет — умный гору обойдет. Это не про меня", — грустно подумал я, глядя на дорогу из камня.

— Глянь-ка, дурень-дурнем — а эдакое выдал! — восхитилась бабулька-хорошулька пословице, и мне снова стало немного неловко. Я решительно взглянул на старушку, и стал плавно уводить разговор в сторону от обсуждения моих умственных способностей.

— Звать-то тебя как, бабулька-хорошулька? Я — Тим.

— Торькой родители нарекли. Ты тоже бабой Торей зови.

— Баба Торя, а что ж вы не испугались орка зубастого?

— Это тебя что-ль? — удивленно спросила бабуля-хорошуля, и вдруг зашлась в приступе смеха. Смеялась бабка долго, достала откуда-то грязноватый носовой платок и вытирала им хлынувшие от смеха слезы. — Вот насмешил-порадовал. Вот удружил, дурень ты дурень, — приговаривала бабка, когда наступала небольшая пауза, но после взгляда на меня приступы смеха возобновлялись.

— Ну так все-таки, почему? — повторил я вопрос, когда баба Торя отсмеялась.

— Да я ж ведунья. Я злыдня за пару верст чую, мысли его поганые, — получил я ответ. — А ты как дурачок деревенский — безобидный.

— А что ты делаешь, когда злыдень повстречается?

— Глаза ему отведу, он мимо в шаге пройдет — не углядит ничаво.

— А мне сможешь сейчас глаза отвести?

— Не, тебе не смогу ужо, — протянула баба Торя. — Я тебе ужо казалась, поздно терперича. Токма коты лесны такое можуть.

После этих слов мне стали ясны причины чудес маскировки котов мира Ворк. Мы с бабулей-хорошулей еще немного поболтали, и я выяснил массу интересных вещей.

Мои способности телепатического контакта, благодаря которым я могу общаться с котами мира Ворк, чрезвычайно редки, но не уникальны. Мало того — их можно развивать, если этим вовремя заняться и иметь хороших учителей. Я упустил свой шанс примерно в возрасте пяти лет. То, что я умею говорить с котами — вовсе не моя заслуга. Коты мира Ворк — сильнейшие телепаты (как я уже говорил) и самый сильный ведун никогда не сможет достичь уровня даже котенка Сусанина, а уж то, что умеют Старшие Коты не может больше никто из живых существ.

Обычные люди чувствуют только направленные телепатические атаки Котов мира Ворк. Ведуны, те, что немного слабее меня, воспринимают только чувства Котов в спокойном состоянии. Я нахожусь как бы на второй ступени ведовства и могу с Котами общаться (для меня это — потолок). Третья ступень заключается в умении улавливать чувства всех живых существ. Четвертый уровень позволяет понимать четко сформулированные мысли разумных (что и было продемонстрировано бабулей-хорошулей). Ведуны, достигшие четвертого уровня мастерства, уже не могут жить в больших городах — черные мысли "злыдней" (так их назвала старушка) сводят их с ума. Ведуны такого уровня уходят в леса и ведут отшельнический образ жизни, и если все-таки им встречаются плохие люди — они отводят им глаза (при помощи телепатического воздействия становятся для них как бы незаметными), избегая неприятных контактов. Характер у них при этом ужасно портится, что не удивительно. Впрочем, я почему-то на нападки бабули-хорошули ни разу не рассердился, относясь к ним как к природному явлению (ну может немного неприятному — но сделать-то с этим ничего нельзя). Баба Торя являлась ведуном пятого и высшего уровня. Она могла общаться с животными, уговаривая или заставляя их делать что-нибудь полезное. Передавать свои мысли, чтобы их понимал человек, могут уже только Коты мира Ворк.

Впрочем, ведовство в мире Ворк не очень популярно. В боевых столкновениях от ведунов пользы немного, а с третьего уровня, когда они уже могут быть полезны, ведунам очень трудно жить в злобном цивилизованном мире. И то, что у меня всего лишь второй примитивный уровень ведовства, — это очень хорошо. Я совсем не хотел ощущать чувства и слышать мысли людей, находясь, например, на улицах Москвы — сумасшествие было бы гарантировано.

— Ну, так чаво приперся-та? — поинтересовалась бабулька, когда закончила ликвидацию телепатической неграмотности у отдельно взятого джисталкера.

— Мне бы до озера добраться. До Глуба, — смущенно сказал я, не представляя, чем мне могут тут помочь.

— Ну так давай золотой и ляти. А лучше пехом дуй. Ежели съедят тя по пути — ничаво страшного. Одним дурнем меньше будет — никто и не приметит, — продребезжала старушенция и хитро взглянула на меня.

Бабуля-хорошуля просила у меня золотую монету, а за что — непонятно. А впрочем, хотя бы за информацию о ведовстве бабе Торе уже можно заплатить, так что я, особо не раздумывая, достал золотой и протянул старушке. Хитрая бабулька вытянула свою сухую ручку, похожую на куриную лапку, и монета волшебным образом испарилась.

— Ну ляти, голуба, — сказала после этого баба Торя и вернулась к вязанию, я ее больше не интересовал.

Джисталкер стоял на вершине скалы и удивленно пялился на ведунью, которая не обращала на него никакого внимания и монету возвращать при этом явно не собиралась.

Работа 4. Разгонная

Перед взлетом самолету

нужно набрать скорость...

(из пособия "Пилотирование для Чайников")

Бабуля-хорошуля спокойно вязала, а я стоял и смотрел на нее в полном недоумении. Потом я осмотрелся, но ничего достойного внимания не обнаружил. Решив, что аппарат для перелета может быть в доме, я подошел к избушке и открыл ветхую деревянную дверь. Обстановка в единственной комнате была небогатая. В углу находилась мазанная печурка, рядом с ней примостилась широкая неубранная кровать с огромным количеством подушек. Под закопченным окошком стоял чистый столик с одной табуреткой и в углу находился шкаф, забитый чем-то съестным. Рядом с ним валялось огромное седло — больше в комнатке ничего не было.

— Чаво енто ты в дом лезешь? Тя кто приглашал? — раздалось за спиной недовольное дребезжание. Я закрыл дверь и решительно подошел к старушке.

— Баба Торя, а как лететь-то?

— Вот дурная головушка, — бабка с жалостью смотрела на меня, осуждающе покачивая головой. — На Гошке полятишь, дурень.

— А кто это — Гошка?

— Как кто? — удивилась бабуля. — Дракон знамо дело.

— Дракон?!!

— Ну да, чаво орешь-та?

Я поперхнулся, закашлялся и несколько секунд был не в состоянии сказать ни слова. То, что в мире Ворк существуют драконы, я в теории знал, но не видел их ни живьем, ни в виртуально сконструированной гашек-записи,

— А где он, дракон этот? — справился я, наконец, с неожиданным бунтом своей дыхательной системы.

— Поднялся бы сюды как умный чаловек, все б узрел, а так канешна, дурак-дураком, — продолжала меня костерить бабулька, не давая никакой информации. А впрочем, я уже привык к этому.

— Ну, где дракон-то?

— Спустися отсель по-человечьи, орк-дурачок, все и углядишь, — загадала очередную загадку бабуля-хорошуля, но потом, поглядев на мою озадаченную физиономию, сжалилась и добавила: — Тама дыра больша, иди в нее, не заплутаишь. Гошка там каменья черные лопаит, тащи его сюды — я спомогу оседлать те его — и ляти, голуба.

"У подножья, по-видимому, пещера. Там дракон и находится", — подумал я.

— Во! Не совсем ты дурень стоеросовый! Тащи Гошку сюды, — обрадовалась бабка-телепатка моей сообразительности. Я не стал вступать в прения, оставил у скамейки узел с вещами, там же положил арбалет, развернулся и быстро начал спускаться по широкой каменной дороге к подножью холма, слыша с вершины причитания бабули-хорошули: "Вот дурень-та, всем дуракам — дурак! Сама главна дурилка в лясу...". Кот шел рядом и хитро на меня поглядывал. Рыжий негодяй явно был согласен с вредной старушкой.

Спустившись по удобной и ровной дороге к подножью холма, я действительно сразу увидел зев огромной пещеры. Подойдя к нему и секунду постояв в нерешительности рядом с темным туннелем, из которого доносился едва слышный скрежет, я включил при помощи кольца-когтя свет на ошейнике Рыжика и решительно шагнул в темноту. Кот бежал по туннелю чуть впереди, освещая дорогу, а я шел за ним. Туннель был с ровным полом и понемногу уводил вниз. Скрежет с каждым шагом становился все громче, и минут через десять я увидел источник этих неприятных звуков.

Тоннель заканчивался небольшой пещерой, и у одной из ее стен находился дракон. Зверь была размером с африканского носорога. Если к телу носорога добавить толстый хвост трехметровой длины, а голову посадить на длинную и в то же время могучую шею, то будет что-то похожее на это создание. На носу у дракона красовались два рога над каждой ноздрей, а мощные ноги заканчивались не носорожьими копыто-пальцами а когтистыми лапами древних динозавров. Когти, правда, больше походили на небольшие лопаты или даже кирки. Клыков у дракона я не заметил, и зверь ничем не напоминал кровожадного хищника, хотя и был чем-то похож на драконов с древнекитайских гравюр.