2. Идеальное Дело (полный текст)

"Ни на секунду с тобой не расслабишься", — тяжело дыша, подумал я, уважительно похлопав по старой коже.

Потом я отдышался, спохватился и взглянул на ребят. Саня переводил восхищенный взгляд с меня на седло и обратно, а Дима прищурился и скептически рассматривал только мою скромную персону — со школьной скамьи такой взгляд означал одно: "А у кое-кого кое-что не треснет от жадности?"

— Мне надо было от него отвязаться, — смущенно начал объясняться я. — Очень устал, а седло бросать на пол при клиенте не хотелось...

— Наоборот! — воодушевленно крикнул Александр, скосив глаза к переносице. — Мне очень понравился твой стиль переговоров!

— И сумма тоже, — ехидно пробубнил Дмитрий. — Ты с головой дружишь?

— Да не собираюсь я седло продавать! Оно нам самим жизненно необходимо!

После этого последовала сцена, которая доставила мне массу удовольствия. Ехидное выражение сошло с лица горообразного бухгалтера, а невысокое начальство сразу перестало довольно лыбиться. Приятели-предприниматели отнеслись серьезно к моему заявлению, зная — если мне что-то втемяшится в голову — оттуда это выбивать впоследствии гораздо более затруднительно, чем сразу же непосредственно после втемяшивания. Через полчаса споров, криков и демонстративных падений Сани в обморок (нашелся нетрезвый артист с погорелого театра!) мы пришли к единому мнению:

Завтра в десять утра ждем монгольского детектива с деньгами. Если он придет вовремя и сразу переведет всю сумму — то седло уходит в Монголию, плюс к этому в нагрузку туда же бесплатно отправляется рыболовная сеть. Фирма ребят получает свои комиссионные, а куча-мала с тех пор играется только в спортзале. Если монгол запаздывает — седло остается в офисе и используется по назначению — и примерно через год ежедневной кучи-малы руководство фирмы лишается животов, попутно приобретая спортивные фигуры. Финансовых затруднения я не испытывал, так что вариант номер два был для меня предпочтительнее (люблю я ребят — поэтому буду мучить!).

Скрепив достигнутые договоренности рукопожатием, и отметив это событие, допив остатки водки (от бутылки к этому времени осталось как раз три рюмки), мы покинули гостеприимный офис и отправились по домам.

Спустившись на телепорт-лифте с двести восемнадцатого этажа и покинув здание офис-центра, я очутился в ночном городе. По-сравнению со средневековым Огрбургом, магическим городом-муравейником, современная Москва, несомненно, выглядела гораздо более волшебно. Исполинские лазерные рекламные звери над районом развлечений Мневники занимали полнеба, переливаясь всеми цветами радуги, как гигантские драконы, до которых бедному Гоше было еще расти и расти. По изгибу третьего транспортного кольца, светясь в темноте фарами и неоновыми украшениями, окруженные как солнце протуберанцами светящимся ореолом современных огней, проносились невероятной формы болиды любителей быстрой езды, сталкиваясь на поворотах как рапторные колесницы — но без проблем продолжая невероятную по скорости и безопасности для мира Ворк гонку. В темном небе проносились светящиеся летательные аппараты, в сравнении с которыми яхта правителя орков казалась не очень удачным изделием подросткового кружка любителей воздухоплавания. Одним словом — обычный урбанистический пейзаж, к которому мы с детства привыкли и совсем его не замечаем. Я просто из-за контраста с миром Ворк расчувствовался — но через минуту уже пообтерся и тоже побежал с остальной толпой москвичей и гостей столицы мимо всех этих красот в ближайшую станцию Телеполитена, накинув капюшон, чтобы не смущать мирное земное население зеленым цветом лица.

Через пять минут я уже был дома. Вообще — уровень развитости любой цивилизации я бы всегда, прежде всего, измерял возможностью покрытия больших расстояний. Чем ниже уровень общества — тем больше времени уходит на перемещения. Причем всегда способность быстро передвигаться узурпируют сначала сильные мира сего — и только значительно позже такая возможность появляется у всего остального населения. Характерный пример — железнодорожный транспорт. Сначала была построена царская железная дорога, чуть позже путешествие на поезде стоило небольшого состояния, потом он стал практически самым массовым видом транспорта и, наконец, до появления Телеполитена, Метрополитен оставался самым быстрым и самым дешевым способом передвижения по индустриальному конгломерату, именуемому городом Москва. Или, к примеру, кругосветные путешествия в эпоху Магеллана занимали многие годы, немного позднее Жюль Верн описал вполне реальный способ кругосветки меньше чем за три месяца, еще через сто лет этот процесс занимал сутки, а потом (при выходе человека в космос) счет и вовсе пошел на минуты. Так что главное достоинство цивилизации я вкусил, по моему глубокому убеждению, преодолев десять километров густонаселенного города — ровно за пять минут.

Зайдя в квартиру, первым делом я наполнил ванну теплой водой. Раньше, говорят, ванну надо было наполнять через узкий кран, и этот процесс занимал жутко долгое время. Не понимаю я такого — если ванну наполнять минут десять или даже пятнадцать — так я же успею раза три передумать помыться, а то и дела появятся важные! Как раньше люди жили — не понимаю...

Приняв ванну с раствором химии от салона джисталкерской красоты (хи-хи), я обтер свежим полотенцем кожу белого человека, взглянул в зеркало на неестественно бледную физиономию, без выступающих клыков смотрящуюся как-то очень беззубо, и тяжело вздохнул.

— Хорошо, что Джина меня сейчас не видит... — пробормотал я, смерив себя недовольным взглядом, и отошел от окна в стене, ведущей в зазеркальный мир.

Затем последовали минуты блаженства в медицинском регенерационном кресле. Мы становимся рабами современной жизни, а продвинутая медицина является одним из столбов нашей цивилизации. Впрочем, как и все в нашей жизни, медицина — это обычная приманка на ловушке современности, задача которой, как и у остальной цивилизационнной шелухи, привязать к себе человека. Ведь и медицину мы начинаем ценить, опять же, только в одном случае — когда ее лишены. Вот так, очень ненавязчиво, мы и растворяемся в этом мире...

Когда кресло пикнуло, сигнализируя о том, что мой организм приведен в норму, я уже почти уснул. Встав на ноги, добредя до ванной комнаты и с удовольствием еще разок почистив зубы, я дополз до кровати, упал в нее, как в озеро блаженства, и крепко заснул. До самого утра меня никто так и не побеспокоил.

Работа 4. Финишная

— Это финиш. Вот и приплыли... —

протянул я, горестно глядя в зачетку.

(из воспоминаний бывшего студента, ныне

мичмана флота по кличке Студент, проходящего

срочную службу на атомной подводной лодке)

Утренний офис для огромного количества современных людей — привычное и обыденное явление. Я же, к своему величайшему счастью и к сочувственному сожалению серьезных родственников, никогда долго не работал на одном месте. Вернее не так — мое рабочее место никогда постоянно не находилось на одном и том же месте, простите за тавтологию. Обычно с утра у меня находится масса важных дел вне стен офиса, и в контору к ребятам я подтягиваюсь ближе к обеду. А тут, в связи с монгольскими событиями, пришлось появиться на рабочем месте с раннего утра — за это я был вознагражден помятым видом заспанных и похмельных физиономий одноклассников.

— Не спать! — сразу заорал я, перейдя порог офиса и увидев полусонных приятелей-предпринимателей.

— Тим... — только и смог страдальчески выдавить из себя Саня, мучимый похмельем.

— Какой ты резвый, как молодой козлик... — недовольно буркнул Дима, тоже не очень радостный от своего утреннего самочувствия.

— Физкультурой надо заниматься, вести подвижный образ жизни, — энергично шагая по офисной комнате, начал читать я лекцию. — С утра зарядку делать, обливаться холодной водицей...

— Вот мы тебя и обольем холодненьким, — лениво попробовал Дмитрий мне пригрозить, но, увидев мою бодрую готовность, выражаясь языком политзаключенных, к любому кипежу кроме голодовки, сбавил обороты: — Но не сейчас, хватит того, что о нас зулусский барон думает. Еще и перед монгольской делегацией опозоримся...

— Тим, ну не мельтеши перед глазами, а? — взмолился Саня, страдальчески скривив похмельное лицо, и я сжалился, усевшись на умирающий стул.

— Если монголы не придут, то для него достойное место уже, надеюсь, найдено? — спросил я Диму, мотнув головой в сторону центра офисной комнаты, где со вчерашнего дня так и осталось лежать драконье седло, которое мои одноклассники не рискнули даже передвинуть куда-нибудь.

— Не надо о грустном, — взмолился Саня, страдальчески возведя глаза к потолку.

— Это тебе сейчас грустно, — начал успокаивать я друга. — А дальше всего пару лет будет все грустнее и грустнее, зато потом — очень тебе смешно станет, когда будешь на свое сегодняшнее фото смотреть. Обещаю! Кстати, неплохо бы сейчас сфотографироваться, обнажив торс. Ах да, извиняюсь, забыл — у вас же нет торсов, одни пуза...

Так мы препирались еще минут двадцать, и к десяти часам, уж не знаю при помощи кофе, разговоров или невзначай появившегося на столе пива, похмелье ребяток отпустило, и они стали выглядеть значительно веселее.

Ровно в десять утра дверь офиса открылась и на пороге, прервав нашу развернувшуюся полемику о том, как должен выглядеть живот современного мужчины и что означает слово "пресс", появился монгольский детектив. Едигей застыл на пороге, уставившись на седло, лежащее на полу в центре офисной комнаты, и на его лице, хоть и напоминающем вырезанную из камня маску, поочередно промелькнули выражения сначала удивления, потом ужаса, а под конец истинного восхищения.

— В жизни оно еще прекраснее, чем на картинке мобильника, — восхищенно сказал монгол, не отрывая взгляд от кожаной сбруи. — И вызывает ужас, как настоящая реликвия Чингисхана!

— Эээ... — выдавил из себя я, и не нашел ничего лучшего, чем с умным видом ляпнуть: — Да!

— Тим-джисталкер! Я рад, что по книге судеб было суждено пересечься нашим путям, — витиевато выразился монгольский детектив, и склонил голову в поклоне, прижав ладонь к груди.

Приятели-предприниматели замерли в восхищенном удивлении, внимая гладкой речи сына степи, и я тоже поклонился, приложив руку к груди.

— Пришлось лететь в Монголию и пройтись с просьбой по всему своему роду, облететь сотни стойбищ — но я привез деньги! — гордо сказал Едигей, вызвав у меня неконтролируемый приступ стыда. Вчера я вовсе не хотел так осложнять жизнь симпатичному монголу — не иначе вредное седло тут приложилось. — Но эта вещь стоила того!

— Не ожидал, восхищен предприимчивостью, — пробормотал я смущенно.

После этого Едигей гордо взглянул на меня, оглянулся и махнул рукой. И в комнату начали заходить монголы. Сначала я ничего не понял — каждый из заходящих в комнату людей вносил небольшой тяжелый мешочек, клал его на пол и выходил из комнаты, уступая свое место следующему монголу. Между входящими и выходящими узкоглазыми ребятами я не видел никакой разницы, как между клонированными овечками. Через пять минут рядом с седлом возвышалась куча из кожаных мешков, каждый из которых был размером примерно с заварочный чайник. Когда процедура вноса мешочков закончилась, мы с Едигем посмотрели друг другу в глаза. Мой взгляд выражал абсолютное недоумение, а взгляд монгола был полон гордости от отлично выполненной работы. Мне эта сцена больше всего напомнила древнюю легенду о камнях и Чингисхане, только роль булыжников сейчас играли кожаные мешочки, а Едигей в отличие от Тимучина радостно лыбился и с этими аксессуарами разговаривать не желал.

— И что это? — первым нарушил молчание я.

— Где? — удивился Едигей.

— Только что — что это было? — начал закипать я, то ли от собственной глупости, то ли от сюрреализма создавшейся ситуации.

— Где? — еще сильнее удивился монгол, и почему-то начал оглядываться.

— Вот это — что! — не выдержав, почти проорал я, показывая пальцами на гору из мешков, которая была выше огромного драконьего седла.

— А! — моментально успокоился Едигей, и гордо произнес: — Это сто тысяч еврази!

— Ты наличными притащил всю сумму, да еще железной мелочью что ли? — удивленно прошептал я.

— Почему железной, — обиделся монгол. — Железки ржавеют быстро, только медь!

Руководство, бухгалтерия и я дружно раскрыли рты и синхронно переводили ошарашенные взгляды с гордого монгола на кучу кожаных кошельков, далее на седло, а затем снова на монгольского детектива, и с каждым новым кругом глаза у присутствующих ветеранов офисной жизни раскрывались все шире и шире.

— Как же это пересчитывать... — убитым голосом нарушил молчание Дмитрий.

— Зачем считать, — оскорбился Едигей. — Тут все точно!

Следующие пять минут мы с монголом морально давили на представителей официального московского предпринимательства, взирая к совести, чести и достоинству, как их, так и всего монгольского народа. Я, правда, больше напирал на то, что пересчет мелочи займет пару дней, и я точно столько времени находиться здесь не намерен. В конце концов, нашелся выход — решили обратиться в банк и сдать этот медный ужас в кассу. Сразу мысль об этом никому в голову не пришла по причине нестандартности ситуации — все привыкли из кассы брать наличность, а не сдавать ее туда. При обращении к сбербанковскому телепорт-банкомату, которым в обязательном порядке были оборудованы все офисы, возникла дополнительная трудность — аппарат отказался принимать наличность без вбивания номера договора. Ситуация тоже оказалась решаемой — тут же начали составлять договор между детективным агентством Едигея и конторой, где главою числился Александр. И вот тут произошла история, которая в тот раз ненадолго выбила всех из колеи предпринимательства, а потом навсегда вошла в нашу жизнь.

Сначала Саня прочитал бумаги Едигея, сел на стул и заплакал. Из его ослабевших рук договор, как переходящую эстафетную палочку, взял Дима пристроился на своей табуретке, прочитал первые строки и завыл, как раненный гиппопотам. Следующим в этой череде жертв (не иначе дело рук седла) был я. Прочитав шапку договора, я, хоть и готовый почти ко всему, исходящему от моего монгольского товарища, поперхнулся и круглыми от удивления глазами уставился на доброжелательно улыбающегося детектива.

— Раньше же было слово "Изворотливый", — умудрился выдавить я.

— Вчера вечером перерегистрировал! — гордо сказал Едигей.

— И зачем? — продолжал недоумевать я.

— Не нравилось тут никому название, и сокращать нельзя, как вы любите. Все поменять и начать с чистого листа — давно назрело решение, — после этой витиеватой фразы я с уважением посмотрел на монгола, он подбоченился и гордо сказал: — Я и подумал, что мы здесь первые, но надеюсь не последние монгольские детективы! Потом я долго сидел со словарем синонимов, и нашел правильное слово...

— Якорный Батор, — в этот момент с восхищением произнес Александр, почему-то сделав ударение в слове "батор" на букву "О", и в его устах это выглядело так, как будто он грязно выругался.