Принцесса и Генерал

— Пока вы немного заняты, мы хотим представиться нашим новым коллегам, — громко и с привычной, открытой и обаятельной улыбкой, согревшей не только мое сердце, заявил Башаров.

Он перечислил представителей научной группы с 'Ориона' спасенным ученым, затем обратил пытливый взгляд на новеньких: двух землян с русскими и итальянскими корнями — Эрика Шумского и Лучиано Манкузо; почти не отличающегося внешне от землян труна Байзика Меди-та, как и я, биотехнолога; и фигуристую ашранку Маргрет Шоль.

Маргрет почти удался бесстрастный тон, когда она доложила о судьбе двух ее погибших коллег: руководителя группы — ашранца, которого мы нашли мертвым в тоннеле грави, и генетика — х'шанца, убитого при захвате группы в самом начале трагических событий во время перестрелки охраны и заключенных. Только в конце доклада голос женщины дрогнул от переизбытка эмоций, но она смогла удержать контроль над собой.

В воздухе словно витало сочувствие и сопереживание, но мои коллеги держали слова при себе. Я думаю, и остальные отметили психологическое состояние спасенных бедняг — зажатых, настороженных, будто вот-вот и из-за угла кто-то может выстрелить, вряд ли до конца поверивших, что выжили и свободны.

Трун Байзик вообще сторонился всех. Если мы стояли непосредственно у прозрачных стен, создавая ощущение тесной команды, он наоборот забился в угол подальше, как если бы опасался коснуться кого-то, и выглядел подобно натянутой тетиве. Боюсь даже представить, что вынудило невысокого, тонкого в кости мужчину с фиолетовыми волосами, заплетенными в тугую косичку, представителя неугомонного, жизнерадостного и любвеобильного народа, почитающего прикосновения, превратится в комок нервов.

Далее представился Саймон Грин. Он чувствовал себя неловко в компании ученых, а вот военные его нисколько не смущали.

Последним назвался рыжий Гевин Макнайт — бывший охранник. Он сидел на стуле, сложив крупные руки на коленях, и внимательно слушал остальных, радуясь уже тому, что находится среди нормальных людей и жив.

После знакомства Зельдман вновь взял на себя ведущую роль:

— Итак, начнем с главного. Согласно протоколу безопасности, ваша группа помещается на двухнедельный карантин — жесткий и индивидуальный. В течение дня мы будем отслеживать любые изменения вашего самочувствия и состояния здоровья. Брать пробы биообразцов и делать прочие тесты.

— Мне необходимо связаться со своим руководством, — заявил Грин. — Я офицер на службе и обязан...

— Вы шутите? — Хеш'ар даже приподнял брови.

А я с трудом сдержала смешок — мой бравый генерал, когда собирался со мной на зараженную планету, не поинтересовался, что же будет с нами дальше...

Я заметила, как зловеще и мстительно ухмыльнулся Башаров, перед тем как 'порадовать' главного 'призрака':

— Нет, х'шет Хеш'ар. Мы не шутим. И это еще не все прелести вашей дальнейшей жизни. Затем обратился к ГСИНовцу: — А по вам, офицер Грин, уже направлена докладная нашему вышестоящему руководству. Именно там будут решать, что доложить вашему.

— Илья, огласите, пожалуйста, весь список без затягивания, — предложила я, улыбнувшись, предполагая реакцию десантников, особенно их командира.

— А можно я пойду приму душ? — устало попросила Маргрет.

— Да-да, конечно, дорогой коллега, — встрепенулся Зельдман и продолжил вместо Башарова 'пугать' 'призраков': — Согласно протоколу безопасности ОБОУЗ вы проведете здесь две недели в индивидуальных боксах. Данный срок — инкубационный период или отрезок времени от момента попадания микробного агента в организм до проявления симптомов. Если ничего 'криминального' обнаружено не будет, вас переведут в зону общего карантина. И следующие два месяца вы проведете там...

— Сколько?? Это невозможно! — ледяной протест Хеш'ара десантники поддержали мрачным молчанием.

— Сейчас на корабле введен карантин. За это время мы проверим: действует ли ваша защита от розовой, оказала ли она какое-то влияние на ваш организм, может, попала каким-либо образом внутрь защитного контура. Далее проверим влияние розовой на сами нанаты, в чем нам поможет Дарья Сергеевна. Ее мы особенно проверять будем, она изначальная нанотона. Есть небольшая вероятность, что бактерия могла на нее повлиять.

— Мы же проверили на Т-234? — неуверенно подал голос Десятый, почти со священным ужасом глядя на докторов.

— Господа, неужели вы полагаете, что одна поездка может решить все проблемы и ответить на все вопросы, связанные с неизвестной ранее заразой, способной уничтожить нашу цивилизацию... — как нерадивым студентам пояснял Зельдман. — Пока мы наметили удачные векторы, куда двигаться к исцелению, если так можно выразиться.

Симпатичный брюнет Эрик Шумский, к сожалению, со следами жестоких побоев на лице, выдвинулся вперед:

— За время нахождения на планете мы выявили некоторые закономерности и любопытные... пока нас не схватили, — поправился он, передернувшись. — Местные геологи обнаружили в глубинных шурфах незнакомое излучение. Как показали тесты, которые успели провести до бунта, оно влияет на физиологию человека. С одной стороны, снижается эмоциональность, а с другой — повышается агрессия. Но проверить и подтвердить данные факты не имели возможности. В первый момент связали их именно с розовой. Но мы несколько дней находились в зоне смертников и отметили: влиянию подверглись только те, кто в последнее время работал в новых шурфах на самой глубине. У них крышу сносит основательно от любого недовольства... все человеческое в них стирается бесследно.

— Да, но ведь именно оттуда и вырвалась розовая?! — заинтересованно воскликнул Башаров. — Может это все же ее влияние?

— Ее колонии там повсюду, но заключенные фактически 'чисты', если не считать их одежду, на которой пыль и въевшаяся грязь. Мы пришли к выводу, что розовую живые не интересуют. И поверьте, время обдумать у нас было, — настаивал Шумский.

— Мы будем слушать это почти три месяца? — затосковал Шестой через два бокса слева от меня.

— Ага, — с грустной сочувствующей улыбкой ответила я. — Такова жизнь ученого.

— Не отчаивайтесь, мой друг, — поддержал приунывшего х'шанца Лусиано Манкузо — второй землянин из спасенной группы, — пять лет назад мы на Супервесте натолкнулись на вирус Зубовника. Не поверите, провели на карантине почти год. Ох, и вредная оказалась штука. А уж условия нашего содержания были, не в пример здешним, кстати, почти курортным, кошмарные. Там мы ничуть от заключенных не отличались... психиатрической клиники. Вирус вызывал жуткие галлюцинации, а нас прислали, когда трупы уже некуда было девать, и власти не смогли списать на случайные обстоятельства...

Лейс волком глянул на меня из бокса справа, прищурил яркие зеленые глаза, а затем негромко, но чтобы я услышала, поделился:

— Я склоняюсь к мысли, что замужество и большой живот для тебя — самый лучший способ и для меня избежать в будущем подобных... глобальных проблем.

Хихикнула не только я. Зельдман подошел к моему боксу и смотрел повлажневшими глазами:

— Девочка наша, ты такая молодец! У меня впервые нет слов, чтобы описать насколько.

— Умная, красивая, храбрая! — громыхнул Башаров, встав рядом с Зельдманом у моей стены. Его не интересовал сейчас никто другой, каким-то плотоядным жадным взглядом он смотрел лишь на меня. — Когда ты там в пещере парила над полом, такая вся грозная, в облегающем черном костюмчике ... будто в черной в коже... умм ...невероятно сексуальная...у меня аж дух перехватило. А вокруг мужики штабелями укладываются ...супер эротично...

— Профессор, этот момент мы с вами лично чуть позже обсудим...эротично. — Рыкнул Лейс сжимая кулаки.

— Башаров, вас только женитьба исправит... — с веселой укоризной произнес Зельдман.

— Тьфу — тьфу на вас, единственная подходящая кандидатура и та занята. — Хохотнул Башаров. А потом снова на меня посмотрел. — Но ты в той битве действительно эпично выглядела!

— Да что с вами? — мне даже неудобно стало. — Ведь это не только мои заслуги. Каждый из нас вложил в решение проблемы силы, знания и опыт, которых у меня гораздо меньше, чем у вас.

Команда ученых — наверное, она станет самой любимой — снисходительно, словно на горячо обожаемое чадушко взирала на меня.

— Мы следили за вашими перипетиями, и поверь старику, было страшно даже смотреть, не то что там находиться, — признался Зельдман.

— С планеты глушили сигналы, но нам удалось пробиться. Правда из-за помех сигнал шел с некоторым запозданием, — включился в исполнение дифирамбов Кшеола, дальше его голос дрогнул, и плечо дернулось: — Когда ты упала в шурф, а х'шет прыгнул за тобой... была самая мучительная минута ожидания.

— Дарья Сергеевна, вы бы видели, как наш достопочтимый доктор Ом прыгал от счастья и готов был обнять от восторга виртуальный экран, когда подопытные образцы выжили после вакцинации от вируса, — весело сдал ашранца Башаров.

— А нашего патоморфолога сняли со спасательной капсулы. Он решил 'зайцем' пробраться на Т-234 после подтверждения действия локусов в качестве защиты и нападения на ваш лагерь. В итоге: они подрались с командором Рейш'аром, — флегматично протянул Шитцини, но в его глазах блеснуло мстительное удовольствие, потому что именитый профессор Башаров, слушая его, покраснел и замялся.

— Признаю, я слишком импульсивен... порой, — не долго переживал Илья.

— Вы хотели сказать 'всегда'?! — продолжил подразнивать цитранец.

Маргрет Шоль, так и не сходившая под душ, посмотрела на меня и тихо, с улыбкой выдала:

— У вас потрясающая команда, вы не могли проиграть розовой.

— Теперь мы одна команда, доктор, если вы заметили. И работать будем вместе, — улыбнулась я, разведя руками, обращая внимание остальных на стены, нас разделяющие.

— Х'шет, видимо ваша личная жизнь не скоро наладится, — неожиданно посочувствовал с другой стороны коридора Пятый.

Лейс поджал чувственные, но по-мужски жесткие губы, а потом ответил криво улыбнувшись и обжигая меня горячим взглядом:

— А мне некуда торопится. Все самое ценное рядом, и есть время наверстать упущенное.

Башаров раздраженно закатил глаза, но быстро вернул себе деловой тон:

— Давайте договоримся: два часа на банно-прачечные дела, обед, а потом начнем работать.

Маргрет подошла к перегородке и взглянула на Зельдмана:

— Помимо отчета мы направим официальное письмо в Объединенное правительство. На Т-234 невероятное количество нарушений добычи и эксплуатации планетарных и человеческих ресурсов. Нарушения содержания заключенных. Доказаны факты продажи заключенных экспериментальным лабораториям вне планеты. Их оттуда сотнями увозили, смертники же, никто не хватился бы, если бы не розовая. Издевательства охраны и пытки ради развлечений...

— Они там тотализаторы устраивали, бесчеловечные, — выкрикнул из самого крайнего бокса Макнайт. — И транслировали игрища в сеть по закрытым каналам.

— Почему же все молчали? — презрительно скривился Башаров.

— Я писал, — расстроено защищался Гевин. — Я несколько писем написал... анонимок, а ведь если бы узнали, меня бы самого в тех играх участвовать заставили...

— Давайте потом обсудим. Сейчас у нас есть два часа, чтобы вновь почувствовать себя человеком, — строго прервал неприятный разговор Хеш'ар.

И члены экипажа, которым на подкарантинном объекте 'Орион' прописали 'строгий режим', потянулись к санблокам. Душ и серая медицинская роба ждет нас с нетерпением.

Ровно через два часа началось совещание, на котором был выработан четкий план мероприятий и принята временная шкала проведения тестов. Корабль теперь тоже подвергнется тщательному осмотру и проверке, ведь, по сути, именно он рискует стать главной 'едой' для розовой.

Рабочие будни продолжались.

* * *

Закончив сбор своих биообразцов, я невольно снова посмотрела в сторону Лейса. Он стоял у перегородки и о чем-то беседовал с Кишем. Они, конечно, и с помощью средств связи в течение дня разговаривали, но командор, будучи еще и другом, регулярно приходил пообщаться лично не только по служебным вопросам, искренне сочувствуя нашему 'заточению'.

Сегодня огромный, неизменно корректный и сдержанный Рейш'ар даже жестикулировал и был необычно строгим и озабоченным. А глядя на напряженную прямую спину Хеш'ара, оставалось только догадываться, о чем они говорят. В любом случае, о чем-то слишком серьезном. Но подойти к ним не решилась. В конце концов, если потребуется или меня коснется, сами расскажут, тем более — военные офицеры, другой расы и мира.

Лейс задумчиво наклонил голову и несколько секунд рассматривал пол, затем, тряхнув белоснежной шевелюрой, что-то произнес. Оставалось только осторожно, чтобы не выглядеть бесцеремонной, наблюдать, как шевелятся чувственные губы моего яркого, харизматичного, атлетически сложенного мужчины. Вынужденное двухнедельное заточение, безусловно, само по себе сложное время, а не иметь возможности дотронуться до любимого...

Но это время мы потратили на общение. В свободные часы сидели друг напротив друга, приложив ладони к прозрачной панели, и разговаривали обо всем на свете. О первом боевом вылете Лейса. О том, как я чуть не провалила первый экзамен в университете, потому что совершенно не привыкла к толпе народа вокруг. О его бабушке и дедушке и первых днях жизни у них дома, когда Лейс пытался пережить боль потери родителей. Как долго мне пришлось ходить к психологам, чтобы начать спать по ночам, не вздрагивая от любого шума. И о том, как я праздновала чуть ли не самую важную победу — смогла без истерики и паники принять наполненную до краев ванну. О моих сестричках. Нам было невероятно тепло и хорошо вот так смотреть глаза в глаза, наслаждаясь единением. Познанием своей второй половинки.

После того, как нас переместили в общий бокс, находиться на карантине стало гораздо легче и веселее. Кровати разделяются шторками, мы же с Лейсом свои сдвинули. И впервые я спала долго и абсолютно спокойно, прижавшись к нему.

Через несколько минут друзья закончили слишком эмоциональную для х'шанцев беседу, Киш бросил на меня внимательный взгляд и, заметив мой интерес, улыбнулся, махнув рукой.

— Наговорились? — иронично поинтересовалась у Лейса, когда он подошел вплотную.

Жених занял соседний стул и выжидающе посмотрел на меня, предлагая заняться сбором его тестовых образцов.

— Поделишься секретами? — любопытство даже не разбирало — распирало.

Осмотревшись, видимо проверяя нет ли кого рядом, он предложил:

— Давай с анализами закончим и посидим в уголке, перекусим, а заодно я тебе обо всем расскажу.

Заинтригованная окончательно, я быстро выполнила все процедуры и поспешила за Лейсом к пищевому автомату. Мы расположились за угловым столиком, спиной к стене, но лицом к остальным, разговор, похоже, намечался не для лишних ушей, что еще сильнее раззадорило мое любопытство.

Привычно наслаждаясь точеными чертами любимого лица, я утонула в зелени его глаза. Лейс вздохнул, мне показалось чуть нервно и неуверенно, словно перед прыжком в пропасть и заговорил: