В крестьянской семье тоже может родиться маг, но это случается очень редко, и он, как правило, не великого таланта, хотя тут тоже порою бывают исключения. — Судя по интонации, эта мысль вызывала у него недоумение пополам с неодобрением. — Происходит это настолько редко, что даже нет смысла говорить. А что касается идиотских намеков по поводу того, что я никогда не показываю дешевых балаганных фокусов, — он бросил на Мика очередной презрительный взгляд, — то для того, чтобы маг мог пользоваться Силой, нужно очень долго тренироваться, открывая свой Дар. На это даже у потенциально сильных магов уходит по несколько лет. А меня инар Ристок всего три месяца обучал, и у меня уже наблюдались некоторые подвижки, но...
— Я смотрю, что-то ты по своему учителю не слишком-то скучаешь... — перебил его Мик.
— Да потому что этот старый козел ничего важного мне не рассказывал и ничему не учил! И вообще он был такой сво... — он вдруг замолчал и начал оглядываться по сторонам. Удостоверившись, что рядом только мы двое, — облегченно вздохнул. А потом вдруг опять заволновался, с подозрением оглядываясь уже на нас. Продолжил он не так, как намеревался сначала: — Он был такой СВОеобразной личностью, но, несмотря на всю свою необычность, он все-таки был великим человеком. Нет, больше — он был великим инаром. Я благодарен ему за все, чему он меня научил, и скорблю о его жизни, как, я уверен, скорбит весь Орден, — и он покаянно склонил голову.
Мик чуть не покатился от смеха, но все же сумел удержаться. Губы сжатыми он держал очень старательно. У него изо рта раздавался неразборчивый хрип.
— Наверное, нехилые у них репрессии за критику руководства, — шепнул я на ухо Мику, отчего тот не удержался и все-таки покатился со смеху.
Впрочем, сдерживался Мик зря: Книл на него даже не посмотрел. Вспомнив, что минута смеха заменяет краюху хлеба — или стакан сметаны? — я немного позавидовал Микову чувству юмора: есть хотелось немилосердно.
Я уж было хотел предаться тяжелым раздумьям о несправедливости жизни вообще и моей в частности, как вдруг... послышался топот копыт. Пока еще далекий, но быстро приближающийся. Мне показалось, что лошади движутся прямо на нас. Еще пара минут, и мы получим шанс с кем-нибудь познакомиться.
— Слышишь? — я тронул за плечо все еще похихикивающего Мика. Секунду он прислушивался, затем кивнул.
— Что будем делать? — спросил он.
— Опять ты спрашиваешь, — возмутился я. — Лучше бы сам что-нибудь предложил.
— Предложу в следующий раз, а сейчас твоя очередь.
— Моя?!!
— Ну, не моя же, верно?
— Верно, — спокойно ответил я. Разве есть смысл с ним спорить?
Топот, доносившийся с северо-запада, становился ближе. По звуку уже можно было определить, что лошадей не просто больше одной, а как минимум больше двух. Если напрочь отбросить оптимизм — можно было предположить, что их целый табун.
То есть теоретически это, конечно, могут быть странствующие миссионеры, несущие благие вести и месячный запас провианта, но отчего-то мне в это слабо верилось. Пошевелив плечом, я понял, что сегодня мне придется рассчитывать только на правую руку.
— Ладно, — сказал я, — оружия пока не вынимай, но готов будь. Может, нас и не станут убивать.
— И вообще обижать не станут, — пробормотал Мик: в его голосе слышались просительные нотки.
Ждали мы недолго. Через минуту из-за небольшого пригорка появилась группа всадников из двух десятков кочевников и трех десятков коней. Они нас заметили и, разумеется, поскакали к нам. Я краем глаза уловил, как судорожно Мик сжимает рукоять меча.
— Подожди чуток, — шепнул я ему, — пусть они думают, что мы не будем сопротивляться.
— А мы что — будем? — спросил он, на время оставляя рукоять в покое.
— Посмотрим, — ответил я.
Спустя полминуты мы находились в окружении плотного отряда кочевников. Оружия они не вынимали — были уверены в собственном превосходстве. Учитывая численный перевес, это не удивительно.
Сначала они не двигались, просто сидели в седлах и разглядывали нас. Через десяток секунд выдвинулся один из кочевников — наверное, вожак. Хотя внешне не отличался от остальных.
— Кто вы такие? — поинтересовался он. Интерес мне сразу показался нездоровым.
— Гуляли, потом заблудились, — неопределенно ответил я.
— А оружие зачем? — осведомился кочевник, глядя на Мика, который рукояти меча так и не отпустил.
— Мало ли... — все так же неопределенно пояснил я.
— Действительно, — согласился кочевник, — имея оружие, вы, в случае чего, наверняка сможете себя защитить, не так ли?
В ответ я неуверенно кивнул. Не то чтобы я ждал от них чего-то хорошего, но я бы все же предпочел, чтобы события развивались проще. Если драться, то сразу, а этот... еще и поиздеваться решил. Ничего, ему самому боком выйдет.
— Но ведь защитить себя, — учительским тоном продолжал кочевник, — даже с помощью оружия, вы сможете только в том случае, если вы этим оружием владеть умеете. Вот ты, — он смотрел на меня, — умеешь пользоваться тем, что висит у тебя на поясе?
— Чего вы от нас хотите? — слабым голосом выдохнул Книл. Надо же, а ведь я уже успел забыть о его присутствии. Н-да, без него у нас с Миком было бы больше шансов, хотя скорей всего — все равно недостаточно.
— Чего мы хотим? — повторил 'вожак', на его губах появилась улыбка, — Алан, — кочевник обратился к ближайшему от него всаднику, — Алан, как ты думаешь, чего мы от них хотим?
— Мы? — отозвался кочевник, — кажется, он был повыше остальных, — Да ничего. Но зато я точно знаю, что в Трихре на рынке рабов, скажем... в Фаре, например, от них кое-чего могут захотеть очень многие. Особенно, — на его лице появилась мерзкая улыбочка, — вот от этого упитанного блондинчика.
До того момента молчаливый, строй кочевников взорвался от хохота. Мика, наконец, проняло: таким зеленым я его еще не видел.
— Видите, воины, — вновь заговорил 'вожак' кочевников, когда смех стих, — судьба благоволит нам. Несмотря на то что стоянку нам пришлось покинуть... налегке, в Фаре мы не останемся без доброй еды и теплых постелей — по крайней мере, на первых порах. Ну, а потом, разве не для того настоящий мужчина носит с собой меч, чтобы всегда брать то, чего он хочет? Кстати об оружии. Ребятки, вам не кажется, что эти железки вам мешают? Лично мне кажется. Заин, помоги малышам.
Один из кочевников спешился и направился к нам. Он был крупнее меня, но не намного. В двух метрах от меня он остановился.
— Значит, так, — деловым тоном, как будто делая что-то давно знакомое, заговорил он. — Оружие, деньги, пояса, шнурки, металлические предметы, провиант, воду и другие ценные вещи — сдаем. После чего садимся на коленки и складываем руки за спиной, делаем все неторопливо и аккуратно, чтобы, не дай боги, не пораниться.
Может быть, и надо было послушаться, но такой наглости стерпеть было нельзя. Никто даже лука на нас не наставил! Уверенность кочевников была закономерна, но почему-то мне стало так обидно... И если минуту назад мне казалось, что шансов у нас никаких, то теперь я не стал бы сдаваться без боя из одного лишь чувства противоречия.
Не вынимая меча из ножен и держа его чуть ниже рукояти, я протянул оружие вперед. Если бы кочевник приказал кинуть меч на землю, то, вероятнее всего, на этом бы все и закончилось, но он на этом не настаивал. Сделав два шага и до предела сократив расстояние между нами, он протянул руку, чтобы взять меч. Я не стал ему препятствовать, и в тот момент, когда его рука дотронулась до гладкой поверхности ножен, я дернул меч на себя, отчего его нижний конец врезался в челюсть кочевника. Он упал на землю.
Перехватив меч за рукоять, я резко отвел его в сторону, ножны полетели в другую. Кажется, очень удачно — послышался чей-то вскрик. Не теряя времени, левой рукой я вытащил из ножен кинжал. Я понимал, что ни одного удара с помощью него отразить не получится, но противнику об этом известно не было.
Действовать надо было быстро. Единственной возможностью нанести кочевникам достаточный урон — не дать им опомниться. Резко прыгнув вправо, я оказался на расстоянии удара от одного из всадников. Взмах меча, и кочевник начинает вываливаться из седла. Отдергивая меч на себя, успеваю кончиком острия полоснуть по крупу лошади другого кочевника. Получается, как и задумано: лошадь скорее от испуга, нежели от боли, взбрыкивает и на некоторое время выводит из строя еще нескольких всадников.
За последние часов пятнадцать-шестнадцать усталость накопилась нешуточная, и потому ускориться больше, чем в полтора раза, не получается. Дорого каждое мгновение, даже то небольшое преимущество, которое существует, — ненадолго.
Краем глаза замечаю, что Мик тоже старается что-нибудь предпринять: одна из лошадей брыкается на земле с отрубленной ногой, наводя в рядах кочевников все больший переполох, и хозяина лошади не видно. Но времени отвлекаться нет — пара кочевников уже пришла в себя. Обнажив оружие, они двигаются на меня. Обычно пеший коннику не соперник, но сейчас у кочевников нет необходимой скорости. Собрав силу воли в кулак, бросаю кинжал в грудь одного из них. Плечо мое взрывается от боли, но на левую руку я сегодня и не рассчитывал. Через секунду кочевник уже рядом со мной, сабля стремится вниз. Можно подставить под нее меч, но это лишние потерянные мгновения. Вместо этого я в самый последний момент уклоняюсь от удара вправо и, перекувырнувшись, успеваю отсечь лошади заднюю ногу. Плечо вновь наливается болью, на этот раз почти до предела. Стараясь на боль не отвлекаться, стремительно поднимаюсь на ноги, уже начиная движение в сторону следующего противника... и сознание застилает тьма.
Глава 12
1115 г. Данхара.
25 день 1-го месяца.
Время не определено
Солнце... нет, наверное, что-то другое, костер... Да, слабые язычки света щекочут по векам. Боли уже нет, как нет и движения. Стараюсь приподнять веки и, разумеется, сразу же возвращается боль, но, к счастью, лишь слабое подобие прежних — точно определить время нет никакой возможности — мучений. Совладав с собой, все-таки открываю глаза.
— Ну вот, я же говорил, что не сдохнет, — послышался знакомый, неуместно жизнерадостный голос.
Поскольку никто ему не ответил, я решил, что Мик разговаривает сам с собой.
— Значит, тебе досталось не так сильно, как мне, — с сожалением заметил я.
— Ну, и злой же ты, — обвинил меня Мик, — мог бы, хотя бы ради приличия, порадоваться за друга.
— Да я бы порадовался, не будь у тебя рожа такой довольной.
— Может, это я радуюсь, что ты очнулся?
— Ага. Или потому что я выгляжу, как труп.
— Не льсти себе. Подавляющее большинство мертвяков имеет более здоровый цвет лица.
— Ладно, кончай зубоскалить, скоморох недоделанный. Скажи лучше, где мы находимся?
— Где? Мог бы уже и привыкнуть за последнее время: в степи мы. За спиной степь, слева степь, и справа, каким бы странным тебе это ни казалось, тоже степь. Впереди полтора десятка кочевников вокруг единственного костра, к которому нас эти сволочи не допустили. Если же тебя интересует более подробная информация, то под задницей у тебя самая обыкновенная, разве что немного помятая, трава. Над головой ночное небо. Ну, а руки у тебя связаны, потому что наши новые друзья твердо настроились продать нас в Фаре какому-нибудь мужеложцу. Впрочем, тут была пара лестных предложений насчет возможности продажи нас на какую-нибудь гладиаторскую арену... но, как справедливо было замечено после, — у мужеложцев денег всегда больше, так что можешь расслабиться, — он хихикнул совершенно по-идиотски, видимо, намекая на двоякость этого выражения в данной ситуации. — Гладиаторов из нас скорей всего не сделают.
— Посмотрим еще, кто кого... — вдруг я кое-что заметил, — а это фингал, что ли, под левым-то глазом?
— Да-а, меня тоже приложило, только этот вот, — он кивнул в сторону спящего рядом Книла, — без единой царапины отделался... Постой-ка, а чего это ты заулыбался, мерзавец? Такого же захотел?
— Ну-ну, не нервничай, тебе даже идет. Если бы еще симметрии добавить...
— Чего?
— Второй глаз тебе подбить, чтоб один от другого не сильно отличался.
— Так, я только что понял, что есть ты все-таки не хочешь.
— Есть?! — от волнения я даже приподнялся на локтях, правда, потом лег обратно — слишком во многих местах отдалось движение. — Здесь еще и кормят? Знаешь, если ты сейчас шутишь, то учти, убить можно и за меньшее.
— Да не шучу, не шучу. Выделили тут нам кое-что — конечно, не королевская трапеза, но все-таки...
Поев, я с трудом, но все же сумел почувствовать себя лучше. Если моя потрясающая способность к заживлению еще не оставила меня, то дня два подождем для поправки здоровья, а потом... Хм, а чего это?
— Мик, нас обыскивали?
— Еще бы нет! Эти уроды мой последний заныканый золотой конфисковали, не говоря уж обо всем остальном. А ты почему спрашиваешь?
— Да так, для порядка.
Если нас обыскивали, то почему у меня не изъяли найденную накануне тетрадь? Подумали, что ни ценности, ни опасности не представляет? Почему тогда просто не выбросили?..
28 день 1-го месяца.
Где-то в степи
Мы ехали третий день. В хорошем темпе, но заставляя лошадей выбиваться из сил. Меня, Мика и Книла держали в разных частях группы. Нам не развязывали руки и не доверяли поводьев. Моего коня вел в поводу кочевник, которого, как я помнил, звали Алан. Кажется, в этой шайке он был кем-то вроде начальника службы безопасности. Как мне на одном из привалов рассказал Мик, это он огрел меня тогда по затылку. Видимо, о побеге думать было пока рановато.
Была и хорошая новость. Два дня в условиях минимальных нагрузок — как ни крути, а скакать легче, чем бежать, — и хоть какого-то питания положительно сказались на моем самочувствии. Пока что, возможности для побега нет, но ведь это не будет продолжаться вечно. Шанс представится, рано или поздно. Так всегда бывает. Я так думаю...
Прошел третий день пути, за ним четвертый. Окружающий пейзаж и не думал меняться. Даже вездесущая зеленая трава по мере продвижения в глубь континента не становилась короче или суше, что не удивительно: двигаясь на юго-запад, мы отдалялись от вод Зеленого моря, одновременно приближаясь к водам Серединного.
Нельзя было точно сказать — пересекли ли мы уже границу Данхары и Трихры. Как таковой, этой границы не существовало. На различных международных картах линия, конечно, присутствовала, даже Ирвин рисовал мне такую карту — так, как ее представляли в Термилионе. Но на карте, например, Каранута, она могла быть нанесена иначе: выше, ниже или под другим углом.
Трихра, как и Данхара, была страной кочевников, в основном кормившихся в центральной части страны — животноводством и набегами на соседей, в приморской — рыболовством и пиратством. Различия между двумя странами были минимальны: Данхара — исключительно кочевая, Трихра — чуть более централизованная.
Всего в Трихре существовало около десятка небольших городков, каждый из которых являлся центром некоей территории. Власть над городом давала власть над небольшим участком страны, но только на время. Города то и дело переходили из рук одного племени в руки другого.
