Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

Человек ниоткуда. Книга 1. Славные времена (Загружаю переправленный текст по главам)


Опубликован:
29.06.2018 — 27.07.2022
Читателей:
2
Аннотация:
Молодой дворянин из глухой горной провинции переезжает в столицу: учится в военной школе, собирается участвовать в наступающей войне. Что же выделяет его среди остальной дворянской молодежи? Мастерское владение оружием? Подчеркнутая независимость от высоких дворянских родов? Не только. До поры до времени почти никто в столице не знает, что юноша, выросший в приграничье, одарен дружбой необычных существ. Что же впереди у молодого человека после войны?
 
↓ Содержание ↓
 
 
 

Человек ниоткуда. Книга 1. Славные времена (Загружаю переправленный текст по главам)


СЛАВНЫЕ ВРЕМЕНА

Часть первая. ВОЙНА


ПРОЩАЛЬНАЯ ОХОТА


— Вы знаете, молодой хозяин, все-таки я беспокоюсь идти на Верх без собак, — внезапно сказал мой егерь молчаливый Нура.

— Пари есть пари, — притворяясь спокойным, ответил я. — Это место, где я родился. Кто сможет угрожать мне здесь?!

Мы вывели из темной щели лошадей и радостно вдохнули воздух Верхнего Леса. Теплый, напитанный запахом горных трав и странных деревьев, он разительно отличался как от напитанного хвоей воздуха Нижнего Леса, так и от холодного, спертого воздуха внутри тесного прохода сквозь горный массив.

Амулет на шее у Нуры успокоился и перестал светиться. Сам я, как член семьи Хозяина Леса, проходил сквозь защиту без проблем, но мой юный егерь (мы с Нурой были одного возраста) без особого амулета, именуемого в нашем доме 'графский пропуск наверх', не смог бы даже войти в щель.

Мы окинули привычным взором опушку Верхнего Леса: огромные, плотно стоящие деревья в двадцать человеческих ростов, густые заросли между ними, тень под ветвями, похожая на сумерки. Неумолкающие голоса редких, только здесь обитающих птиц напоминали, что лес не пуст, и в нем живут не только крылатые, но и четвероногие жители.

Я никогда не понимал, почему так разнятся Нижний и Верхний Леса. Нижний был довольно обычный горный лес с дикими плодовыми деревьями, оленями, горными волками и кабанами. Мне, человеку, рожденному в горах, он напоминал очень большой парк при нашем поместье. Охотники из городков графства регулярно испрашивали разрешения моего отца поохотиться в северных графских лесах, и наши егеря не чинили им препятствий.

Верхний лес был совсем другим — во много раз более дикий, волшебный, смертельно опасный из-за живущих здесь магических и уже исчезнувших внизу реликтовых, как выражался мой отец, зверей. Через не очень высокий горный хребет, разделяющий Леса, не переходили звери, не перелетали птицы, не могли перевалить люди. Даже гномы не могли рыть под этой грядой — мешали горные духи подземелий. Кроме членов нашей семьи, только хозяева лесов — эльфы и драконы, не знающие границ в этом мире, могут появиться здесь. Ни эльфы, ни отец не знали происхождения этой границы — знали только, что связывающую Верх и Низ таинственную Щель проплавили драконы по просьбе моего прапрадеда. Возможно, живущие далеко за Верхним Лесом крылатые лучше нас понимали природу Верха, который на картах разделял наше графство и недоступные Драконовы Горы.

Тем не менее этот таинственный лес — моя волшебная страна, моя родина. По совету магов и эльфов, считавших, что дети, рожденные в магическом природном окружении, будут более удачливы, крепки здоровьем и более способны к магии, моя матушка рожала меня и моих сестер и брата в Верхнем Лесу. Каждый раз, когда приходило время, она поднималась через Щель с отцом и семейным магом-доктором и с караваном груженых лошадей. Егеря ставили шатры, сгружали мебель, натаскивали воды из чистейшего родника близ выхода из прохода, складывали очаги, грели воду, готовили еду, помощницы врача ставили столы, стулья, постели — и через два, самое долгое три дня жизни на природе матушка удивительно легко приносила ребенка. Первыми были две мои старшие сестры, затем появился я, ещё через шесть лет — мой младший брат, и после него — младшая сестра. На этом родители решили пока что остановиться.

Когда-то здесь же моя бабушка родила папу, дядьев и тетушек, а прабабка — деда — это наша вековая семейная традиция. Собственно говоря, и Верхний, и Нижний Лес принадлежат моему отцу и мне, как наследнику графства. И хотя лес смертельно опасен обычному человеку — он мой дом, такой же, как и наш замок. Я охотился в Нижнем и Верхнем Лесах сотни раз с тех пор, как достиг двенадцати лет и отец подарил мне на день рождения первое ружье.

Да и чего мне бояться здесь? Мои огромные и свирепые овчары, всегда ходившие со мной в леса, защитят от любого зверя (один раз они смогли остановить даже пещерного медведя — и уцелели при этом). А случись что неприятное — мне немедленно подаст помощь леший, хозяин Верхнего леса, живший в согласии с нашей семьей. Если он окажется далеко, а я потеряюсь, меня в два счета найдут эльфы из соседнего Великого Леса — они прекрасно знают все, что творится в наших Лесах. Наши леса неопасны для меня, они меня знают, и я чувствую себя в них более уверенно, чем в любом большом городе. Тем не менее, как известно, если не повезет, то убить вас могут и в родном доме.

Сегодня мы планировали особенную охоту. Я не взял с собой в Нижний Лес собак, поспорив с гостем — молодым баронетом — что и без овчаров добуду приличного кабана на стол. Вероятно, поэтому мой егерь Нура немного нервничал, выводя меня к подготовленной им засаде на кабаньей тропе.

И сейчас я шел в то место, где родился — и тоже очень нервничал без собак, хотя и не предвидел трудностей. До сих пор на охоте, идя за моими псами, я чувствовал себя, как за целой командой егерей, а сейчас нас было только двое.

Напоив лошадей и привязав их у Щели (это было безопасно — туда дикие звери даже подойти боялись из-за магии прохода), мы приготовили ружья и осторожно, очень осторожно ( ведь спереди не было наших собак) пошли по высокой траве в тени под деревьями, выглядывая зверей вокруг. Лес успокоился перед вечерней порой — жара упала, стали замолкать птицы. Только насекомые оживились и жужжали, летая вокруг.

Довольно быстро мы вышли на место, выбранное вчера Нурой, сели в засаду и начали ждать. Мы молчали — Нура следил за тропой, а я, чувствуя, что вокруг никого опасного нет, отдыхал, с наслаждением вдыхая запах лесных трав и цветов. Наступал мой очередной день рождения, и завтра мне исполнялось восемнадцать.

Наконец, Нура сделал знак и осторожно отвел ветку в сторону. Я мгновенно подобрался, поднял ружье, стараясь не шуметь, и прицелился в кабана, что стоял на поляне, слушая лес. Это был здоровенный, зрелый секач размером вдвое больше чем кабаны в Нижнем Лесу, с черно-синей шкурой, поросшей густой прочной шерстью. Слабое зрение мешало ему видеть нас.

'Заросли ему только шкуру причесывают' — завистливо подумал я, вспомнив о ободранных колючками ладонях, и слегка расслабил руки, чтобы не дрожали. Правило стрелка — не думай о себе, слейся с ружьем — давно было мною усвоено, и я привычно задержал дыхание и, поймав миг между ударами сердца, нажал на курок.

Выстрел громко прогрохотал в полуденной тишине, и синий дым сильной струёй выбросился вперед из ствола и заволок нас. Мы молча ждали, стоя в кустах. Нура со своим ружьем и рогатиной должен был прикрыть меня в случае, если огромный размером секач был бы только ранен и атаковал нас, но гневного рева животного не было слышно.

Наконец, пахнущий гарью дым развеялся. Пуля попала кабану в голову, под ухо, и он лежал на траве, хрипя и подергиваясь. Я победно оглянулся на егеря. Он тоже лежал ничком, выронив оружие.

Несколько мгновений я с ужасом смотрел на его заросший затылок и спину в старой охотничьей куртке. Там, среди пятен и царапин, не было видно ни стрелы, ни отверстия от пули. Я хотел броситься к нему, но не смог даже повернуть туловище. Холодная волна прошла по моему телу, сковывая мышцы.

Магия — с ужасом понял я, но не успел даже испугаться — амулет на шее вдруг стал горячим, отражая чужое волшебство. Я мгновенно пришел в себя. Все мышцы как будто пощипывало, но они уже слушались меня.

Мой лес замолчал. Даже насекомые куда-то исчезли. Неяркое зеленоватое сияние медленно двинулось по поляне, обтекая тушу кабана, приближаясь к нам. Я поднял глаза, и сквозь облачную преграду увидел восемь очень полных женщин в странной одежде, как будто сотканной из травы и скрепленной вместо шнурков и пуговиц листьями. Лица их были бледно-голубыми, глаза — бледно-зелеными. От женщин запахло травами и сыростью на всю поляну, как от старых деревьев. Они шли бесшумно, не было слышно даже шелеста густой травы горного леса.

— Не ждал увидеть вас, но приветствую, госпожи дриады, — вежливо сказал я, похолодев от дурного предчувствия. — Не могли бы вы помочь моему егерю?

— Он спит, — прошелестел в тишине холодный тихий голос из-за спин женщин. — И ты скоро уснешь таким сном. И вы никогда не проснетесь. И амулет твой не спасет тебя.

От этого непреклонного голоса меня пробрала дрожь. Из-за спин женщин вышла высохшая от времени старая дриада. По виду и голосу ей было по меньшей мере тысяча лет. Старейшая Дриада еле передвигала по расступающейся перед ней высокой — до колен — траве худые ноги, но глаза горели злобой, какую я никогда не замечал у кротких дриад.

— Сын хозяина леса. Моего леса. Где ты убиваешь. Моих зверей. Где ты умрешь, — хрипло сказала она, с ненавистью выговаривая короткие фразы.

'С каких это пор звери принадлежат дриаде?' — не без удивления подумал я. 'Похоже, старуха совсем спятила'.

Мне стало ясно, что происходит, и я, стиснув зубы, отогнал страх и взял себя в руки.

— Да, это наш лес, и мы всегда уважали дриад в нем, — холодно сказал я. — Если кто-то из вас против, ничем не могу помочь. Разбудите моего егеря побыстрее, если не хотите ссоры. Не думаю, что сестры поддержат тебя, Старейшая. Никто не отменял мести в наших владениях.

— Ссоры, — прошептала старуха. — Мы не боимся ссоры. Мы уходим рожать... в другой лес. Прочь от вас. Навсегда. И никто не узнает, кто убил нахального егеря. И нахального щенка того, кто именует себя хозяином моего леса. Я долго ждала этого мига. Теперь я ухожу. Это будет твой лес. Ты останешься в нем навсегда.

Только сейчас я увидел, что все остальные дриады беременны. Они дружно опустили глаза вниз. От них нельзя было ждать помощи. Преодолевая насланное оцепенение, я нагнулся и подобрал с травы заряженное ружье Нуры.

Волшебство старухи пока что слабо действовало на меня, только замедляя движения. Старейшая Дриада подняла вверх руки, заискрившиеся от магии леса, а я положил ставший как будто каменным палец на курок, готовясь к героическому усилию. Мы замерли, следя друг за другом. Все вокруг — и птицы, и насекомые — молчали. Затем листья на деревьях вокруг поляны сильно зашелестели, чувствуя поднятую старухой магию. Через мгновенье я или она должны были умереть.

— Не думаю, что это у тебя получится, безумная дриада, — неожиданно сказал из леса серебряный голос на нашем языке. Высокие фигуры в зеленой одежде и с луками в руках появились как будто из ничего на поляне сбоку от дриад. Те разом дернулись и втянули головы в плечи.

Союзные эльфы, пользуясь разрешением моего отца, всегда без проблем заходили в запретный для всех остальных соседей Верхний Лес через свои собственные проходы, и мне повезло, что их патруль оказался рядом в этот неприятный момент.

— Наша Владычица уважает права хозяев леса, — продолжил эльф с холодной улыбкой. — И не уважает спятивших дриад. Опусти руки, Старейшая. Твоя магия бессильна, когда наш дозор рядом. Назад, если не хочешь сгнить в траве!

Командир патруля союзников, мой старый знакомый эльф Леор из Лесной Стражи не шутил: его десяток давно уже наложил стрелы на луки и разобрал цели. Лица дриад из голубоватых стали зеленоватыми. Я знал, что их лесная магия, опасная для людей, легко разбивалась эльфами, и приободрился.

Старая дриада выпрямилась, медленно опуская руки, и прошипела по-эльфийски:

— Вы, эльфы, предаете нас людям. Зачем вам существа, назвавшие себя хозяевами леса?

— Тебе не понять, — спокойно сказал эльф своим чарующим голосом. — Ты, видно, сошла с ума, если считаешь, что лес только твой. Если кто сейчас и умрет, то ты.

Некоторое время все молчали. Я чувствовал, что магия дриады уже не может сковать меня. Вдруг одна из беременных дриад подняла опухшее лицо и посмотрела прямо на меня, и я узнал её. Она сильно изменилась, но улыбка и глаза остались прежними.

— Я не могу убить тебя, щенок, но я могу предсказать твои беды, — бешеным голосом сказала Старейшая на нашем языке, перехватив взгляд дриады. — Ты не станешь хозяином леса, ты будешь вечно скитаться по дальним краям, твои женщины бросят тебя, ты будешь бегать за драконицами, ты...

Тут она с двадцати шагов заглянула мне в глаза, как могут дриады, и я не успел отвернуться или отвести взор. Результат прорицания поразил всех вокруг — прочтя мое будущее, старуха вдруг побелела и зашаталась. Испуганные толстухи-дриады подхватили её за руки, чтобы не упала. Воцарилось молчание — и вдруг опять зажужжали насекомые, заговорили птицы.

Глядя на эльфов, я чувствовал, как сильно им хочется прибить наглых древесных женщин, но, подчиняясь хладнокровному Леору, они пока сдерживались.

— Позвольте нам уйти, — помолчав, вдруг обратилась старуха к Леору на эльфийском.

— Уходите, — презрительно пожал плечами эльф. — Рожайте в других лесах, не здесь. Мы заселим эти горы другими дриадами, поумнее и повежливее. Внизу их много родилось в последние сто лет — хозяин леса, по нашей просьбе, даст молодежи место для жизни в Верхнем Лесу. И они будут повежливее с его семьей, чем некоторые неблагодарные, выжившие из ума и бросающие родной лес.

— Только гнилых корней из нижних лесов вам и не хватает! — с ненавистью сказала старуха. Я не совсем понял эти слова, но за её спиной другие дриады переглядывались. Леор поднял брови. Надо было кончать — уже слишком много было сказано.

— Убирайтесь, и чтобы я больше вас не видел в наших лесах, — сказал я на эльфийском, снова наводя ружье на старуху. — Мое терпение на исходе. Как сын хозяина леса, я говорю вам: вон отсюда, предательницы.

Говоря это, я с усилием отвел глаза от той дриады, которую узнал. Мне показалось, что она смотрела на меня с мольбой.

— Убирайтесь — так сказал молодой хозяин, — холодно сказал эльф. — Если через десять стуков сердца вы ещё будете здесь...

Но их уже не было. Они рывком отошли к деревьям и исчезли так быстро, словно лес всосал их.

Леор кивнул крайнему эльфу, и часть патруля бесшумно шагнула в листву и исчезла вслед за дриадами.

— Они проследят, — сказал Леор своим волшебным голосом, который когда-то так чаровал моих маленьких сестер в поместье. — Но бьюсь о заклад — ты бы выиграл у неё, выстрелив первым. Уже две луны мы знаем, что она окончательно сходит с ума, и следим, кроме прочего, за её дриадами. Конечно, лучше бы прикончить старуху, но лес хочет, чтобы они ушли без боли. Кроме того, егерь жив, мастер Сергер — нет причины для мести.

— Это хорошо, что Нура жив, — с облегчением сказал я. — Но куда они уходят?

— Либо в герцогские леса, либо в леса рядом с грифонами.

— Но у нас с соседями договор. Они не смогли бы скрыться, если бы убили меня.

— При всей своей магии и связи с лесом дриады — необразованные существа, не имеющие понятия о пограничных договорах, — пояснил Леор. — Уйдя за ваши горные хребты, они неожиданно узнают, что хозяин гор и лесов Серебряного Предела лорд Кирмон — друг вашего отца, и по его просьбе может их просто изгнать. А что сделала бы его дочь, ваша подруга Алтейа — даже не представляю себе. Вы ведь знаете, что дружба с семьей Кирмона нерушима. При мысли об опасности для вас, или вашего юного брата, или для ваших сестер леди Алтейа может разорвать этих глупых дриад на части.

Я мстительно усмехнулся при мысли, что недовольные лесные создания, предав наш лес, не смогут найти себе другой.

— Но давайте приведем в чувство нашего друга Нуру, — сказал Леор. Он нагнулся и перевернул егеря на спину, затем поднес ему к носу маленький флакон черного стекла с эльфийским узором — травы, ветки и цветы в овалах. Тот сразу пришел в себя, поднял голову и взволнованно сказал:

— Хозяин, дриады разом выходят на поляну. Тут что-то не так!

— Ты, Нура, успел заметить дриад, за что они тебя и усыпили, — улыбаясь, сказал Леор. — Не знаю, кто ещё из людей успел бы. Я всегда знал, что лучше тебя нет егеря у графа.

— Напомни вечером, что тебе надо носить защитный амулет, — сказал я бледному Нуре. — Я потом расскажу. Безумная старуха может вернуться.

У Нуры глаза полезли на лоб от удивления, но он промолчал.

— Если они вернутся, мы их, с твоего разрешения, сын хозяина леса, уничтожим, — спокойно сказал эльф. — Предать можно только раз — второй раз возмездие не замедлит. Они предали тебя сегодня. Им уже нет места здесь.

— Если они вернутся, вы сможете прибить старуху, а остальных пощадить? — делая вид, что речь идет о пустяках, спросил я. — Ведь она угоняет их насильно, я уверен.

Эльф поднял на меня свои серые глаза.

— Конечно, — сказал он со всепонимающей улыбкой. — Я рад видеть, что ты не забываешь прошлого. Если они вернутся — пострадает только старуха. Но мы не можем вернуть ее... их силой — они принадлежат старухе и имеют право уйти из леса.

Эльфы пошли с пограничным обходом дальше, убедившись, что дриады убрались. Проводив их благодарным взглядом, я приложил руку ко стволу ближайшего дерева и вопросил лес, как меня учила эта самая узнанная дриада — где хозяин лесной нечисти? Деревья ответили, что он где-то далеко. Ясно, подумал я, старуха собрала напоследок все силы и вышибла лешего из леса, чтобы не мешал разобраться со мной, но убить его не смогла, и он сбежал. Ничего, скоро вернется: лес остался его вотчиной после ухода старухи.

Нура быстро пришел в себя и привел снизу вьючных лошадей. Мы с трудом отрубили топором кое-какие части от туши огромного кабана, погрузили на лошадей, затем, глотнув водки из моей фляжки для поддержки духа, начали привычный путь по охотничьей тропе вниз, к Щели и далее к замку. Перед выходом я еще раз посмотрел на кусты, у которых стояла старая злобная дриада, на лежащую в высокой синей траве огромную тушу, и, наконец-то придя в себя после стычки, вполне осознал, что если бы не амулет, подаренный мне школьной подругой (я даже погладил его у себя на груди), и не эльфийский патруль, то мы с Нурой сейчас лежали бы рядом с кабаном, а через день, когда отец забеспокоился бы и послал спасательную партию, егеря снесли бы нас вниз для похорон.

Чувствовали мы себя после магической атаки, скажем прямо, неважно. Амулет защитил меня от паралича, но не мог вернуть силы, а Нура прямо-таки шатался в седле после магического удара. Всю дорогу вниз егерь мрачно молчал и не спускал глаз с тропы. Я же обдумывал странную мысль: как это так наш неожиданный спор с малознакомым баронетом Фирном, приведший меня в Верхний лес без моих охотничьих собак, совпал с неожиданным нападением старухи-дриады, чего у нас никогда не случалось?

Будь со мной псы, они просто разорвали бы эту сумасшедшую на месте, и никакая лесная магия ей не помогла бы: преданную человеку собаку зачаровать против хозяина невозможно, это один из принципов магии поведения. Два совпадения — не слишком ли много для одного раза?

Между прочим, гостящие в нашей маленькой столице графства Фирны всегда склонялись к нашему соседу герцогу Сарогу, а когда-то давно даже приносили им вассальную клятву, вдруг вспомнил я. Лично мы с отцом против Сарогов ничего не имели, но за последние пятьдесят лет мои дед и прадед два раза разбивали их личные армии, когда они пытались захватить наше графство. Интересно...

Наконец мы прошли последний пикет наших горных егерей и вышли из-под лесных ветвей на огромный луг, после живущего ночной жизнью леса поражавший своей тишиной. Луны еще не вышли, и тысячи ярких северных звезд сияли на небе. В огромном темном пространствы мы увидели вдали светлое пятно поместья и огни городка за ним.

Ярко освещенные фонарями-амулетами, сложенные много лет назад союзными гномами из огромных камней серые стены замка в четыре человеческих роста были хорошо видны даже в темноте. Над ними высились белые башни нашего дома.

Мы приближались, и твердыня, построенная ещё прадедом и много раз выдержавшая атаки соседей-герцогов, росла на глазах. Наконец, мы подьехали по мощеной желтым кирпичем дороге к стене и постучались в ворота с нашим гербом, вызывая стражу. Впрочем, гвардейцы отца уже рассмотрели нас со стенных постов и отпирали запоры.

Отец, высокий, темноволосый, чисто выбритый, несмотря на вечер, по сигналу охраны встретил нас у дверей дома, одетый по-домашнему — без шляпы, в том же старом сером камзоле для хозяйства, что и последние десять лет. Он внимательно выслушал меня и егеря, но ничего не сказал. Затем, отпустив Нуру отдать мясо кабана на кухню и отвести лошадей на конюшню, папа завел меня в свой кабинет — не парадный, для деловых гостей и торговых представителей, а настоящий, где он писал распоряжения и контракты, и хранил все важные документы.

В кабинете он, как обычно, усадил меня за стол под картой графства, на которой был начерчен секретный план будущего северного пути через Страну Драконов, сам налил нам по бокалу сладкого вина и спросил:

— Нужно ли послать погоню и прихлопнуть опасную старуху? Егеря её, может быть, смогут догнать, а наш маг парализует колдовство.

— Нет, папа, — сразу ответил я. — Она не вернется, а если вздумает — эльфы с ней разберутся. А сейчас дриад в лесу уже не найти — они далеко.

— Надо будет поговорить с эльфом-управляющим Великого Леса, чтобы он привел нам новых дриад, в этот лес, и в новые, которые я сажаю, — задумчиво сказал отец. — Так будет лучше. Леса не могут быстро расти без хозяек. Так ты говоришь, амулет спас тебя?

— Да — драконий, для охоты, — ответил я, показывая фигурный камень на крепкой медной цепочке. — Альта подарила.

— Маме пока не говори о стычке, я сам скажу, — сказал папа, положив на стол большие руки, привычные к ружью и мечу. — Теперь надо позаботиться о кое-чем посильнее, чем твой старый камешек. Я и Кирмон увешаем тебя драконьими амулетами. Думаю, скоро я узнаю, кто мог стоять за древесной старухой.

Я поделился с ним своими соображениями о вчерашнем споре с Фирном. Отец выслушал меня, подняв брови, а затем добавил сомнений — он сообщил, что Фирны вечером откланялись и срочно уехали к себе в герцогство Сарот, где и проживали. Молодой баронет, таким образом, даже не дождался результата спора, что выглядело не особенно благородно.

— Сбежал, значит, — вздохнул папа. — А ты чуть не сносил головы. Похоже, у Сарота имеются хорошие шпионы. Да и без магов не обошлось, конечно. Наша разведка и союзные эльфы займутся этим завтра же. Так или иначе, счет покушениям на тебя как наследника открыт.

Он побарабанил пальцами по столу.

— Ну как, ты не жалеешь и своем споре?

— Ты знаешь, отец, я не жалею, даже если это и покушение. Раз в жизни в Верхний Лес нужно пойти без собак. Надо почувствовать настоящую опасность. Согласись, за нашими псами я как за каменной стеной — уж очень безопасно для охотника.

Отец весело улыбнулся, несмотря на очень серьезный характер разговора. Он понял меня. Затем его лицо снова стало серьезным.

— Кто не рискует — тот не живет, сынок, если, конечно, рискует с умом. Но все не так просто. По традициям нашей семьи, ты взрослый человек. На охоте ты сам или с егерями брал на Верхе туров, рысей, горных волков, медведей, и даже взял пещерного медведя — это редкая и опасная добыча. Но на этих охотах ты был с нашими собаками, горными овчарами. Сейчас, только один раз, ты из принципа пошел на кабана без собак, зачем-то поспорив с сыном Фирна — и чуть не погиб. Это было ловко проделано. Кто-то, похоже, неплохо изучил твой характер. Сын Фирна, на мой взгляд — не особенно умный молодой человек, и, возможно, действовал с чьей-то подачи. Уж не с отцовской ли? Старший Фирн притворяется простачком, но это один из секретных советников своего герцога, он очень хитер, как считают хорошо знающие его люди. Тебя, как когда-то говорили у нас в кавалерийском училище, поймали 'на слабо', и это было не очень умно с твоей стороны. С другой стороны, это действительно очень похоже на засаду. Старуха-дриада, несомненно, знала, что ты пойдешь в лес без собак и только с одним егерем. К тому же, наш леший, хранитель леса, с которым у нас договор, не появился на поляне во время стычки с дриадами. Интересно, жив ли он?

— Он жив, но бежал от старухи, — сказал я. — Я чувствовал его. Сейчас, конечно, он вернется. Интересно, чем это она его выбила из леса? Не иначе, боевым амулетом — просто так с хозяином леса ей было бы не справиться.

Папа задумался.

— Ладно, об этом я с эльфами поговорю, и с самим лешим. Но теперь ты в лес без собак ни ногой — это приказ. Понятно?

— Хорошо, отец, — послушно сказал я, понимая, что папа прав.

— Я посылаю тебя учиться в столицу, — продолжил отец. — Там может быть ещё опаснее. У нас много врагов, и наше графство многие мечтают подвинуть — уж больно мы верны королю, находясь в тылу не особенно лояльных северных герцогств. Слишком часто мы разбивали войска мятежных герцогов. Все время помни: ты — мой наследник, будущий старший граф.

Он холодно усмехнулся:

— Возможны такие обычные для столицы вещи, как покушения, дуэли, отравления, нечистая карточная игра для порчи репутации, подкупленные женщины, и многое другое... Первый год я буду часто бывать в столице, помогу при случае. Но не забывай, что ты уже взрослый, и смотри за собой. Следи за людьми, изучай их. И будь осторожен. Мне не хочется хоронить тебя, и готовить к управлению графством твоего младшего брата. Мы ещё поговорим об этом...

Он внезапно вздохнул, хотя обычно чувствительностью не отличался.

— Ладно, поздравляю с добытым кабаном. А сейчас иди, готовься ко своему дню рождения. Мы с твоей матушкой пригласили шестьдесят соседских семей в гости. Не вздумай на празднике задирать соседкам юбки, не то женят прямо перед отъездом в училище, — ехидно пошутил отец.

Я в это время думал, какого свалял дурака с этой охотой, и только кисло улыбнулся.

ДЕВУШКА С ЗЕЛЕНЫМИ ГЛАЗАМИ


После стычки на охоте прошло пять дней. Позавчера мы с шумом и весельем провели мой день рождения, встретив и проводив много соседей-дворян.

А сегодня мы принимали особых гостей: семью и родственников Кирмона, друга отца, лорда Серебряного Предела. Они прибыли после заката на огромную поляну за замком, где я обычно объезжал коней. Там же гости, по своему обычаю, надели нарядные одежды, и подошли к воротам замка, в честь праздника украшенным цветами.

— Прошу вас! — приветливо сказали отец и мать, одетые в праздничные платья. Заиграла музыка (естественно, полный оркестр нашей маленькой столицы графства), и десять гостей церемонно, по двое, зашли в двери. Они были очень непохожи друг на друга, и никто не сказал бы, что это четверо старших родственников, и шестеро их детей и племянников. В частности, моя старая школьная подружка, всегда спокойная Алтейа, не была похожа ни на своего отца, общительного, любящего поговорить Кирмона, ни на свою мать, энергичную рыжеволосую Арабеллу, ни на брата, веселого белокурого Кирдана.

Веселье зашумело за столом, накрытом в главной гостиной. Было весело, семейно, дружелюбно, как любили встречать желанных гостей в нашем доме. Стол был уставлен бутылками и бокалами, слуги по столичной манере ставили горячее каждому обедавшему и меняли блюда по каждой перемене — необычно для простых правил нашего горного графства. Но это был особенный праздник — мне исполнилось восемнадцать лет, и через два дня я уезжал на учебу в столичное Королевское Кавалерийское Училище, где когда-то учился мой отец. Навестить дом родной я смогу только через полгода. По этому поводу было сказано много тостов о возмужании молодежи, о карьере, о подступающей новой войне с нашим извечным противником — Империей, из которой наша страна еле сбежала почти двести лет назад..

Я аккуратно поднимал бокал, но ел и пил немного — ждал танцев.

Наконец, начались и танцы в бальном зале. Все танцевали как заведенные — быстро, жарко, весело флиртуя. Светильники ослепительно сияли, паркет блестел, в углу играл оркестр в праздничных одеждах. Я подумал, что и танцы эти в мою честь — и вдруг растрогался. Мои сестры подогрели веселье, без остановки танцуя со взрослыми кавалерами. Отец тоже вышел с мамой в центр зала, подавая пример.

Я сделал по танцу с прекрасной и строгой леди Арабеллой, затем — с рыжей Санерис. Надо сказать, Санерис считалась очень нестрогой в поведении в своем роду, и ходили слухи, что она регулярно ворует молодых мужчин и держит их по пол-луны у себя в интимном плену. Не знаю, правда это или нет, но однажды при мне на одном празднестве в нашем доме лорд Кирлен, брат лорда Кирмона и отец Санерис, делал ей недвусмысленный выговор за развратное поведение, позабыв, что меня Арабелла и Кирмон уже научили их языку. Памятуя о том разговоре, я поклонился Санерис после танца и быстренько отошел к окну охладиться, пока она не потащила меня в сад и не спустила там с меня панталоны (это уже случилось раз с одним моим товарищем из соседских дворян).

Окно смотрело на север. Я залюбовался картиной — там высились багровые в лучах закатного солнца вечные ледники гор Серебряного Предела, за которыми жили леди Арабелла и лорд Кирмон, Санерис, Кирдан и Алтейа, и другие наши соседи рода Кир. Там было их герцогство, а дальше, за Серебряным Пределом, простиралась обширная, совершенно неизвестная нам горная страна, кудя людям не было хода, куда даже папу, давнего и надежного друга лорда Кирмона, не подпускали близко, где жили другие родственники наших соседей, тоже, конечно, драконы — Драконий Престол, или в просторечии Страна Драконов. Никто не знал, сколько их там, никто не знал, как там живут эти, по слухам, ужасные создания с бронированным телом, могучими хвостами и крыльями и всесжигающим огнем — в дворцах или в пещерах.

Я задумался, и вдруг как-то незаметно моя старая подружка Алтейа, или попросту Альта, дочь Арабеллы и Кирмона, тоже оказалась там. Сегодня она была одета в красное бархатное платье, так шедшее её черным волосам и зеленым глазам.

— Мне уже исполнилось семнадцать лет, — были ее первые слова со мной за вечер. — Я скоро закончу учебу, и буду сама учить драконов в школе. О чем ты думаешь сейчас?

— О драконах, — стряхнув задумчивость, честно сказал я. — Наверное, никто из людей не знает, сколько вас там, в Драконьем Престоле, и как вы живете.

— Это простые вопросы, и я могу ответить тебе, но только тебе, — ласково улыбнулась Альта. — Нас там чуть больше трех тысяч...

— Три тысячи драконов? — поразился я. — Это же огромная сила!

— Да, обычно в старину среднего размера страну миллионов в двадцать населения зараз сжигали командой в боевых десять драконов, — спокойно сказала девушка.

Я содрогнулся, вспомнив кое-какие исторические события, кратко описанные в школьном курсе истории, затем перевел разговор.

— А вот, скажем, живешь ты в пещере или во дворце?

— И в отцовском дворце, и в своей пещере, — ответила Альта. — Я выплавила ее в камне как мое личное укрытие и молельное место. Но вообще-то у нашей семьи большой дворец. Это все, конечно, только для тебя, не говори другим людям.

— А я мог бы его увидеть? — нерешительно спросил я.

— Со временем я выжму тебе разрешение у Великого Дракона посетить Серебряный Предел, я обещаю, — неожиданно сказала Альта.

Я онемел от удивления, а она, не теряя времени, сказала:

— Но сейчас есть вещи поважнее.

— Например?

— Например, говорят, что ты уезжаешь в столицу?

— Да, меня ждет кавалерийское училище, — сказал я. — Война приближается, я должен защищать родину. Через два года выйду из училища корнетом, затем стану лейтенантом — и буду рубиться с имперцами. Конечно, я лучше поучился бы в Королевском Университете — но это уж после войны.

— Я понимаю, это твой долг, — пристально глядя на меня, сказала девушка. — Я приготовлю тебе для войны амулет, спасающий от пуль, стрел, пушечных ядер, ударов пик, сабель и кинжалов. Я и папа. Вроде того охотничьего, который ты носишь — от падающего дерева, звериных клыков и лесной магии.

— Между прочим, пять дней назад твой подарок спас мне жизнь, — признался я. — Меня и егеря атаковала магией старая дриада. Нура свалился в параличе, а мне помог амулет. Спасибо тебе за него. Но если бы не дозор эльфов, неизвестно, кто вышел бы из дела живым.

Вертикальные желтые зрачки зеленых глаз Альты расширились.

— Вы убили её?

— Нет, отпустили, — сказал я. — Как сказали эльфы, лес пока не хотел крови.

— Стоит тебе уйти на охоту или ловлю браконьеров, и сразу хотят убить, — медленно, сквозь зубы сказала девушка. — Слишком часто это случается в последнее время. Надо быть все время рядом, чтобы уберечь тебя. На прошлой луне — браконьеры, сейчас — старая дриада. Не так важно, кто за этим стоит, как важно тебе уцелеть.

Я с удивлением посмотрел на Альту. Мы знали друг друга уже лет восемь, и каждый год проводили вместе несколько лун, изучая точные науки с нашим домашним учителем или грамматику и религию — в церковной школе с другими дворянскими детьми, как приказывал мне отец. Мы зубрили молитвы, изучали религиозные трактаты, пели хором священные гимны — и все это она, не являвшаяся человеком и имевшая совершенно других богов, делала с полным спокойствием, и никогда не выходила из себя.

Я вдруг вспомнил, глядя на Альту, как в первый день школы, когда в классе Книг пророков Богини Судьбы один из учеников, не зная, кто она такая, начал издеваться над её неподвижным лицом и безучастным поведением. Я тогда так удивился его наглости, что даже не успел въехать собрату по дворянству в ухо, а когда пришел в себя и развернулся — было поздно: Альта безо всякого волнения подняла за пояс нахала и широко открыла рот. Само собой, полюбовавшись полным набором острейших зубов, которые каждый молодой дракон имеет даже в человеческом обличье, наш соученик наконец-то понял, с кем имеет дело. Он позеленел и начал, трясясь, извиняться — а девушка даже не хихикнула.

Сейчас же она проявляла нешуточное для неё беспокойство по поводу стычки со старой дриадой.

Такой я Альту ещё не видел.

— А ты откуда знаешь про перестрелку с браконьерами в прошлую луну? — с удивлением спросил я. — Мы там ухлопали человек пять, и потому старались не сообщать об этой истории в газету графства.

— Да так, знаешь, я иногда интересуюсь, как ты здесь живешь, — как-то неопределенно сказала девушка. — Я знаю, что от нас к вам ничего не доходит, а вот к нам от вас кое-сто просачивается. Кстати, твой папа сообщил моему по амулету пять дней назад, что у тебя были трения с дриадами, но подробностей я не знаю. Расскажи мне, пожалуйста.

— С удовольствием! — сказал я и подробно посвятил ее во все детали происшествия со старухой-дриадой. Альта слушала очень внимательно, а затем сказала твердым тоном:

— Напомни мне, пожалуйста, чтобы я оставила защитный амулет моей выделки твоему егерю. Нура — это такой молодой и худой? Я помню его. Думаю, он заслужил драконий подарок.

— Но драконьи амулеты — очень дорогая вещь, — сказал я.

— Не для меня, я сама ведь их делаю, — спокойно сказала Альта. — И потом, он бывает с тобой в опасных местах, и ему нужна защита. И вообще, он заслужил. Я благодарна ему, ведь без него тебе было бы, возможно опаснее в лесу.

Я почесал в затылке, вспомнив, что раньше в столице старинные драконьи охранительные амулеты могли стоить десятки тысяч золотых за надежность, но их уже лет сто не было на рынке, а она немного помолчала, и затем сказала:

— Ах, если бы я была там вместо эльфов, то бы сожгла всех дриад без разговоров. Угрожать тебе? Да ещё в твоем лесу? Они бы не ушли так просто.

Тут Альта вдруг замолчала и призадумалась, словно планируя что-то вроде огневого налета на лес с воздуха, или чего-нибудь похуже в духе драконов.

— Собственно, это я был за то, чтобы они ушли живыми, — смущенно сказал я. — Видишь ли, все они были беременные. Старуха повела их на роды, может, поэтому и спятила. И потом... Там была одна знакомая дриада.

— Твоя любовница? — отвлекшись от дум, с интересом спросила юная и потому малоопытная в любовных делах Альта. — Ты спал с дриадой?! Ну, уж лучше бы ты с моей кузиной Санерис закрутил, она хоть живая и с горячей кровью! Дриада — это же как цветы, или трава!

— Нет-нет, — поспешно уклонился я от странного подозрения. — Просто... она была одной из моих нянь, с пяти до десяти лет возраста. Эльфы посоветовали взять. Ты должна помнить её в человеческой форме.

— Взять дриаду няней? Зачем? — удивилась Альта. — Как она могла тебя воспитать, чему научить? Они даже читать не умеют, о городах ничего не знают!

— Она научила меня слушать лес, — с грустной улыбкой объяснил я. — Ты, как летающая, не вполне понимаешь это. Леса нашего графства — это деревья в три обхвата и высотой в сто локтей. Между них иногда не пройдешь кроме как по звериной тропе или по горному ручью. И звери у нас в лесах водятся нешуточные. Если бы не Ленеле — так её звали — я бы постоянно терялся в своем собственном Верхнем лесу, не чуял бы издали опасных зверей. Не умел бы разговаривать с деревьями. Не видел бы весенних праздников живого леса. А сейчас я чувствую себя в лесу... не как эльф, конечно, но похоже. Совет был хорош.

Я задумался, вспоминая наши походы с Ленеле в лес, когда она учила меня находить съедобные растения и беличьи запасы, приманивать птиц, понимать их 'разговор', говорить змеям, что я для них неопасен... Альта с участием смотрела на мое лицо, понимая, что я сейчас в прошлом. Там я пятилетним весело бежал по лесной траве, отгоняя голосом незнакомых змей, приветствуя удивленную лисицу под деревом, и лесные цветы открывались впереди, и птицы пели мне, не боясь человека. А сзади, будто не ступая на траву ногами, скользила смеющаяся Ленеле в светло-зеленом платье непонятной формы, тонкая, гибкая, неизвестно как не отстававшая от быстрого меня...

Я вздохнул, и вдруг вспомнил:

— Кстати, ты не знаешь, от кого беременеют дриады? Когда я видел Ленеле в лесу, она была уже толстая, словно у нее должно быть четверо или пятеро детей. Никогда не ожидал увидеть беременных дриад, и даже не знал, что это возможно. Маленьким я об этом не задумывался, потом счител, что они от деревьев, а сейчас и спросить не у кого. Насколько я знаю, никаких дриад мужского пола у нас в лесу нет.

— Не знаю, — пожала плечами Альта. — Надо будет спросить у учителя. Я девушка горная, с жизнью леса не очень знакома, и ты сам знаешь, как лесная нечисть скрытна. Кто-то говорил мне когда-то в шутку, что дриады — это женщины леших, но не уверена.

— Так что, старуха шарахнула амулетом нашего лешего, выгнала из леса и забрала у него весь гарем? — вдруг сообразил я. — Да она кто, пират морской, что ли?!

— Не знаю, — ответила в целом равнодушная к лесам Альта. — Да, жалко, что воспоминания о няне-дриаде у тебя кончаются не очень хорошо.

Она опять задумалась о чем-то, затем вдруг сказала:

— Я хочу сказать тебе кое-что по секрету. Давай зайдем за колонну, туда где висит портьера.

Заинтригованный, я пошел за ней. Убедившись, что нас никто не видит, Альта повернулась ко мне, взяла за руку, и...

(Я напрягся, ожидая известия об опасности или открытия какой-то тайны)

... и сказала каким-то несвойственным ей тягучим, нежным голосом:

— Ты не хочешь ни о чем меня спросить?

Я уставился на нее, пораженный такой манерой разговаривать, затем пришел в себя.

— Хочу. Скажи, почему ты берешь меня с собой в полеты? Насколько я знаю, драконы этого никогда не делают.

— А тебе нравятся наш полеты? — шепнула она.

— Полеты с тобой просто потрясают, — вздохнул я, и это была чистая правда. Ничего лучше я еще в жизни не испытывал, как нестись, сидя на шее Альты между огромными, мерно взмахивавшими крыльями, над лежащими далеко внизу ущельями и горными лугами, пролетать сквозь сырые белые облака, похожие на горные туманы, лететь навстречу красному пламени заката...

— Ты спрашиваешь, почему я беру тебя с собой наверх в небо? — таким же нежным голосом тихо протянула Альта.

— Да, почему? Ведь никто даже и подумать не может о такой чести — подняться вверх с драконом, на его крыльях!

— Обьяснение очень простое, — прошептала она, притягивая меня к себе за плечи. — Поцелуй меня, и ты все поймешь!

— Поцеловать? — окаменел я. Этого у нас с Альтой еще не было.

— Ты же целуешься с моей кузиной дурочкой Санерис — теперь поцелуй меня!

И девушка взяла меня за отвороты парадного камзола и с легкостью прижала к стене.

Драконы не теряют своей огромной физической и магической силы, принимая человеческой облик. Несколько раз, когда мы спускались после полета в лес и прогуливались по тропинкам в человеческом облике, дружески держась за руки, Альта одним пинком отбрасывала с пути мешавшее бревно или огромный камень, совершенно не напрягаясь. Но она еще не разу не применяла силы лично ко мне. Я онемело смотрел в ее обычно спокойные зеленые глаза с желтым вертикальным зрачком, внезапно принявшие просительное выражение, знакомое мне по общению с другими девушками, желавшими завязать со мной близкие отношения.

Тут вдруг что-то случилось уже со мной: я схватил ее за плечи и жадно притиснул к себе без малейшего сопротивления с ее стороны. Наши губы встретились.

Я знал, что драконы в человеческом облике имеют теплоту тела выше, чем люди, но в этот раз девушка прямо обжигала меня. Я прижал ее к себе и быстро, чтобы она не могла увернуться, чмокнул в губы и прижался щекой к ее пылающей щеке. Альта погладила меня по груди, затем медленно опустила руку вниз и нежно улыбнулась, почувствовав, что я очень возбудился. У меня сперло дыхание, и я чувствовал, что краснею, когда ее ладонь беззастенчиво сжала меня ниже живота.

— Я всегда буду делать все, что ты хочешь, — сладко шептала девушка. — Ты самый лучший, и ты можешь делать со мной все, что хочешь. Я люблю тебя...

Голова моя кружилась, я жадно слушал ее шепот, а она не могла остановиться.

— ... я не хотела говорить тебе, потому что девственна и слишком молода: я не смогу любить тебя по настоящему еще года четыре, до двадцати одного года. Почему — потом расскажу. Прости меня за это, и прости за ненужную откровенность... Мне, наверно, надо было молчать, но ты уезжаешь, ты будешь на войне, тебя могут убить... Ты так уязвим, у тебя нет брони и крыльев, как у меня, ты не сможешь сжечь врага или улететь от него... Я очень боюсь за тебя.

И она положила мне голову на плечо, и я, сам не зная, что делаю, опять поцеловал ее во вкусные губы. От нее пахло, как всегда, горячим металлом и цветочными духами. Я стиснул ее ненормально твердые плечи и начал вталкивать язык меж мягких губ. Она прижала меня грудью к стене. Несколько минут мы прижимались друг к другу, затем Альта вдруг ослабла, оттолкнула меня и тихо сказала:

— Не сейчас... Я ведь не Санерис, я еще не могу тебе отдаться... Подожди, я приду в себя.

И девушка почти сразу взяла себя в руки. В конце концов, Альта была не какая-нибудь юная служанка из тех, кто прокрадывался ночью в мою спальню, и не веселая вдова дворянского сословия, по народной традиции спящая со всеми свободными мужчинами, и не дворянская дочь, энергично ищущая себе жениха, и даже не моя подружка Дианель из пограничного дозора эльфов, охотно сбегавшая со мной ночью с попойки в трактире на уединенную поляну — развлечься. Альта была не только моя школьная подруга — она была надежный товарищ, не раз вытаскивавший меня из подростковых неприятностей. Её, драконессу, я никогда не рассматривал как предмет для флирта и постельных удовольствий — и сейчас был поражен силой ее чувств.

Альта сделала несколько вздохов и выдохов, почему-то сильно пахнувших дымом, и снова повернулась ко мне, поправляя волосы. Девушка выглядела уже вполне спокойной. Тем неожиданней прозвучало то, что она сказала мне:

— Я не хочу, чтобы мы надолго расстались. Ты хотел бы почаще встречаться со мной и вместе заниматься чем-нибудь в жизни?

Вопрос был задан нерешительным тоном. Мое сердце продолжало сильно биться. Я всегда знал, что Альта хорошо относится ко мне, но такого прямого предложения не ожидал. В устах человеческой девушки, по нашим обычаям, это означало попросту: "Я люблю тебя, готова тебе отдаться и хочу выйти за тебя замуж", но если это сказала драконесса — только боги знают, что она имеет в виду...

— Был бы счастлив, — честно сказал я. — Ты всегда мне необыкновенно нравилась...

(Сказав эту шаблонную фразу, я почувствовал, что это святая правда!)

... но пока не представляю себе общего нам занятия. Надо нам вдвоем хорошенько подумать об этом. К тому же, через пять дней я уезжаю в военную школу, потом буду на войне офицером. Что делать после войны — я ещё не решил.

Альта молчала, не сводя с меня своих светящихся, все еще непонятных глаз.

— Если вернусь в графство, — продолжал я, — родители меня довольно быстро женят на какой-нибудь родовитой и красивой дворянке...

(Альта, казалось, пропустила эти слова мимо ушей, но я заметил, что ее лицо на миг закаменело)

... и следующие пятьдесят лет я буду разливать вино с наших виноградников и сплавлять лес по рекам на продажу. Я не говорю, что это занятие плохое, но хочется попробовать себя в чем-то ещё. Нельзя же сидеть всю жизнь только в нашем маленьком графстве, где все друг друга знают. Надо повидать мир, попытаться сделать карьеру в столице. А у нас в графстве самое интересное — браконьеры перейдут границу с герцогами, и я опять устрою с ними перестрелку... А может быть, загоню их в Верхний Лес горным львам на закуску. Или ты по ошибке пролетишь над столицей графства и устроишь там панику.

Альта хихикнула, вспомнив одну прошлогоднюю историю, а я все же призадумался.

— Выбор карьеры тоже не прост. Если, скажем, буду служить в армии, то тебя буду видеть раз в год в отпуске. Если пойду в дипломаты или в чиновники — тоже. Художником мне не стать — нет у меня ни таланта достаточного, ни желания посвятить рисованию всю жизнь, ведь я просто неплохо обученный дилетант. И все-таки я хочу остаться в столице, хочу учиться.

— А ты стань магом, — попросту, без сложных маневров сказала Альта. Уже ничто не говорило на ее сдержанном, дружеском лице о том, что она только что горячо обьяснялась мне в любви.

— Все драконы — маги, так что мы сможем вместе изучать волшебство, помогать друг другу. Ты сможешь.

— Ты думаешь? — уныло спросил я. Мои способности к магии казались мне слабыми.

— Ну, знаешь, ты же родился в магических лесах! Это просто так не проходит, даже людям. К тому же, восемь лет назад, когда тебе было десять лет, а мне девять, мы познакомились — ты помнишь? В тот день мама и папа проверяли твои способности в магии, а я наблюдала. Поговори со моим отцом, и узнаешь кое-что интересное о себе. Ты можешь стать очень хорошим магом.

Альта явно что-то недоговаривала, но это казалось уже неважным. Это могло проясниться и потом. А сейчас меня ждал скорый и неотложный отъезд в столицу, в Кавалерийскую Школу — к учебе в офицерской школе, королевскому двору, лучшим театрам страны, шикарным ресторанам, столичным красавицам. Так или иначе, на следующие два года мое будущее было определено.

— Теперь уже я смогу стать магом только после кавалерийского училища, — вздохнул я. — Но ты права: если мне сделаться боевым магом в придачу к своему умению драки и фехтования — тогда это будет что-то особенное! Ты раньше часто видела как я дерусь руками, ногами, цепом, шестом и посохом, но не видела моего экзамена за пять лет учебы фехтования у нашего мастера оружия полгода назад. Ты знаешь, что я получил подтвержденное гильдией мечников звание Мастера Клинка?

— Поздравляю! — радостно сказала Альта. — Теперь на дуэлях ты будешь непобедим. И все же этого недостаточно для войны. Не беспокойся, драконьи амулеты для защиты от пуль, ядер и сабель я тебе дам — они будут непробиваемы. Так как насчет обещания заняться магией?

Я задумался.

— Договорились? — ласково напирала уж очень настойчивая сегодня Альта. — Дай мне слово, что попробуешь себя в магии после войны!

— Ладно, даю, — легкомысленно согласился я, и девушка облегченно вздохнула. — А если меня убьют на войне?

— Не убьют, — снова внезапно сменив тон, решительно сказала Альта. — Ты вернешься, даже если мне придется повесить на тебя десять драконьих амулетов и сжечь половину императорской армии. Мы с тобой договорились, ты дал мне слово. Я на тебя рассчитываю — и никто не встанет на моем пути, даже если это будут все армии континента!

Я внезапно понял, посмотрев ей в лицо, что она не шутила. Если такое сказал бы мне кто-то другой, это звучало бы бахвальством, но Альта могла сделать то, что обещала. Теперь, если она вздумает из-за меня атаковать чью-то армию, никто из драконов не захочет её остановить, считая, что она в своем праве. Ведь я обещал ей, и значит, она на меня рассчитывала, а остальное было уже её дело.

Я уже знал эту манеру у драконов, но не ожидал, что подруга детства проявит такую решительную заботу обо мне. "Однако!" — сказал я себе, сообразив, что случилось после всего-то пары поцелуев.

Конечно, сам я сделал бы все для Альты, но это мой долг дворянина по отношению к подруге. Я замялся, не зная, что сказать, чтобы не обидеть девушку, но тут она резко сменила направление разговора, сказав тоном, снова ставшим ласковым:

— Кстати, Сергер, помни — там, вдали от нас, ты можешь делать все что хочешь: воюй, пленяй, убивай, соблазняй красавиц, женись, заводи детей, грабь города, топи корабли. Разумеется, не роняя своей чести. Помни только, что ты мой друг, и что я хочу, чтобы ты вернулся живым.

Я вздохнул, отводя глаза (не без задней мысли) на небольшую, но красивую грудь девушки, прикрытую алым бархатом, и сказал с легким недовольством:

— Я постараюсь — обещаю тебе. Но ответь мне на вопрос. Почему в нашем разговоре я чувствую, что ты не говоришь всего и скрываешь какую-то тайну?

Альта задумалась на миг, осмысливая ответ на мой несколько нахальный вопрос. Вообще-то, никто с драконами не разговаривал — боялись их вспыльчивости, но в своей подружке я был уверен.

— У меня никаких особенных тайн пока нет, — медленно сказала она. — Но есть секреты у моей семьи, да и у всех драконов. Я могу обещать, что рано или поздно открою тебе все мои тайны, интимные и драконьи. Ты веришь моим словам?

И Альта заглянула мне в глаза.

Итак, девушка-дракон тоже дала мне обещание в обмен на мое, и этого мне было достаточно.

Снова заиграла музыка — начинался следующий танец. Гости, пересмеиваясь, весело строились в пары. Я заметил внимательный взгляд в нашу сторону мамы, выходившей на танец под руку с братом Альты Кирданом.

— Само собой, верю, — дружески ответил я. — А сейчас потанцуем?

— Конечно, — ласково улыбаясь, сказала Альта и положила мне твердую руку на плечо.

В СТОЛИЦУ!


Все утро я собирал вещи в дорогу, поглядывая на летний туман за окном, пришедший ночью с нашего озера и начав, конечно, с оружия.

Сначала я распахнул специальный оружейный футляр, узкий и длинный, сшитый нашим мастером из прочной коричневой кожи, выделанной из шкуры кабана из Верхнего леса (втрое толще обычной) и оббитый внутри медвежьим мехом. Туда я вставил в петли мои любимые сабли гномьей работы для обоеручного фехтования — сияющие, выкованные из гибкой слоистой стали, сделанные по заказу отца под мои руки (левая рука чуть сильнее правой, и левый клинок был сделан на треть ладони длиннее правого, чего в бою обычно противник не ожидает). Затем уложил сверху загадочный эльфийский клинок Лесной Стражи, подаренный лично мне, не отцу и не деду, а мне, семьей моей приятельницы Ветки. Подарок был гибок, очень остер, никогда не затупливался, его невозможно было остановить никакой магией, но, самое странное, никто не мог сказать, какого он цвета. Иногда он казался серым, покрытым зелеными пятнами — обычно в лесу; на берегу озера принимал буро-синий цвет, а когда я подвешивал его на ковре в своей комнате, он казался красновато-серым. Во всяком случае, он никогда не сиял, даже на солнце, и не мог выдать хозяина в засаде.

Любимые ружья я с собой не брал, поскольку отец вчера обьявил мне, что в столице я на охоты ходить не буду — без своих егерей меня могут там легко подстрелить 'по ошибке', как это когда-то случилось с несколькими его знакомыми. Он обещал объяснить это сегодня после завтрака. Впрочем, это не могло стать проблемой, в нашем столичном доме имелось на всякий случай достаточно оружия, и, если надо будет, я всегда могу его использовать.

Тем не менее два мощных двуствольных пистолета с кремневыми замками столичной работы, переделанными нашими мастерами-гномами, аккуратно завернутые в тонкую замшу, и пять удобных пороховниц для фасованных зарядов улеглись в специальный карман на боку футляра. Также я брал с собой очень легкие трехствольные карманные пистолетики для защиты от уличных грабителей — шесть штук, изобретение отца, таких нигде еще не делают, кроме как у нас.

Я закрыл футляр и перешел к сундучку для книг. Туда аккуратно улеглись мои любимые тома по философии природы, математике, физике и алхимии. За ними последовали краткий сборник молитв, который был специально напечатан в типографии графства для меня в карманном размере и который я открывал редко. Затем я положил два тома начального курса магии для одаренных, несколько томиков любимых стихов и несколько любимых исторических романов, после них — портреты близких — папы, мамы, сестер, а также мои наброски портретов Ветки и Альты. Взяв в руки эти портреты, я опять вспомнил, как Ветка с наигранной веселостью ответила мне при известии, что я уезжаю на два года в столицу: 'Если вдруг не сможешь поехать, будем встречаться на границе и трахаться хоть каждый третий день!', а Альта, расставаясь со мной на дне рождения, сказала попросту: 'Я дождусь тебя оттуда, только уцелей, а если будешь ранен, мои папа и мама, да и я вылечим тебя от любого ранения'.

В отдельный ящик из дерева, обтянутый парусиной, я упаковал мой походный мольберт, несколько небольших рам, обтянутых полотном, походный набор кистей и красок, альбомы для рисования углем и карандашом, альбомы для рисования акварельными красками и наборы углей и рисовальных карандашей.

Слуги уже собрали в твердые кожаные чемоданы с нашей графской монограммой мои любимые сорочки, панталоны, камзолы, шляпы, перчатки, ночные рубaшки и подштанники. Сборы были окончены.

Я испытывал сомнения по поводу такого количества вещей, неподходящих для военной школы, где по уставу все носят кадетскую форму, но мама вчера вскользь сказала: ходить в гости, на приемы, балы и к знакомым женщинам, как уверяет твой папа, учившийся там же, кадетам разрешается в партикулярном платье, а для рисования на пленэре, если ты сможешь найти время после учебы, конных учений, маршировок и стрельбы, нужна старая цивильная одежда. А все лишнее будет храниться в нашем доме в столице.

При этом я опять почувствовал в маминых словах старую неприязнь к военной школе, которая отрывает ее мальчика от более важных и умных дел. Впрочем, мама в свое время, в совсем юном возрасте, близко столкнулась с войной в своем родном приграничном городе, который был оккупирован и разграблен имперцами... поправка — грабился пять лун оккупации непрерывно. Все это время мама, не успевшая бежать из города, провела в подвалах разрушенных домов и в трущобах, укрываясь от оккупантов. Как и всякая дворянка, она с детства была воспитана в духе восхищения королевскими офицерами и солдатами, но, близко познакомившись с поведением обоих сторон на войне, несколько изменила свое отношение к армейским, а в какую сторону — лучше не говорить. Словом, матушка с трудом согласилась отпустить меня в кавалерийское училище, с твердым условием, что после войны я не останусь в армии.

Свои условия были и у отца, и он убедительно изложил их после завтрака. На встрече, созванной в кабинете папы, были только он, мама и мастер Норик, заместитель начальника полиции графства по тайным делам — с одной стороны огромного стола, и я — с другой.

Мой отец, Данир Альбер, был чуть выше меня и шире в кости, мать, Лилия Альбер, — чуть ниже и полнее. Светлый цвет волос и упрямство я унаследовал от батюшки, синие глаза и умение договориваться с людьми — от темноволосой южанки-мамы.

Родители сегодня были настроены очень серьезно. Если бы у меня спросили, насколько хорошо знаю их, я честно ответил бы:

— Хорошо... и не очень хорошо.

Отец имел в графстве репутацию человека делового, сурового, но справедливого. Он, к примеру, регулярно сгонял с арендных полей пьяниц и бездельников, а мастера, без серьезных причин задерживавшие его важные заказы, легко могли заработать десять плетей пониже спины. Посторонние бродяги, забредавшие к нам из герцогств, быстро вышвыривались полицией из графства. Словом, бездельники у нас долго не держались, а вместо них купцы и промышленники завозили нам стоящих работников на мануфактуры, в торговлю и на шахты. В результате мы процветали, а деловые люди, заезжавшие из столицы, удивлялись, каким это волшебным образом граф Альбер каждый год увеличивает доходы своего графства чуть не на четверть, не снижая жалованья своим работникам.

Правда, почти никто из наших подданных не знал, что крутой хозяин граф Альбер любит читать стихи и музицировать с мамой, а также собирает и внимательно читает труды философов — от скептика и циника Берилы Упрямого, предтечи школы возрождения природы эльфа Теозеля и выдающегося теолога-моралиста Эрила Человеколюбца и до трудов таинственных Аристо и Плато, наследников мудрости непонятно как исчезнувшего в веках народа эллинов.

Ну, папа — урожденный северянин и человек горный, то есть упрямый и решительный, а вот мама родилась и выросла в знатной дворянской семье в приморском городе Фарамоне в юго-восточном краю королевства. Она, как и полагалось высокопоставленной дворянке, всегда была нежна, добра, человеколюбива, много занималась нашими больницами, домами для сирот и многодетными семьями. Если папа знал через своих бургомистров каждого дельного человека в нашем графстве со стотысячным населением, то матушка не менее внимательно следила за всеми бедняками наших земель, и не стеснялась сказать папе иной раз: 'Дорогой, вот такая-то семья нуждается в небольшой денежной помощи после болезни главы семьи, такому-то нужно отписать больше земли ввиду подрастающих детей, а такой-то пьет так, что скоро насмерть забьет жену — надо бы вызвать его на разговор с тобой как с лендлордом, а заодно позвать бургомистра, полицейских, посадить на несколько дней, пригрозить высылкой из графства'. Но тут надо сказать, что хотя матушка всегда была нежна и ласкова со мной, моим братом и сестрами, но все в столице графства очень хорошо знали, что ей лучше не перечить: она никогда не кричала, но могла с вежливой улыбкой сказать виновному пару слов так, что человек бледнел от страха.

Сейчас матушка смотрела на меня грустными глазами, да и отец был мрачноват перед нашим долгим расставанием.

Прощальное напутствие уезжающему сыну началось с краткого введения мастера Норика. В то время, восемь лет назад, он был человек вежливый, улыбчивый, энергичный, но одновременно с этим какой-то незаметный — словом, настоящий шпион. Папа взял его на должность после войны из разведки своей дивизии, где Норик успешно работал против армии Империи.

Я, признаться, ожидал лишь формального прощания вкупе с родительскими советами.

— Дорогой мастер Сергер, я поздравляю вас с совершеннолетием, — дружески сказал наш главный шпион. — Вы, конечно, понимаете, что это дает вам многие права, но не прибавляет опыта. Жизненный, политический, боевой, деловой и прочий опыт мы зарабатываем своим трудом. Итак, я хочу обьяснить вам, как мы сосуществуем с королевством, и какие подлинные опасности могут ждать вас в столице, и даже на войне.

Я посмотрел на него с удивлением, но он, не обращая на это внимания, открыл и зачитал список наших недоброжелателей. Их оказалось немало:

— соседи-герцоги Сарот и Торгорт, с которыми мои деды и прадеды постоянно воевали. Они и сейчас регулярно засылают к нам разведчиков и всегда готовы подставить нам ножку;

(я понимающе кивнул — старые враги!)

— налоговое ведомство короны, вечно подозревающее наше графство в излишнем богатстве;

(я удивленно поднял брови, хотя и слышал раньше о небольших трениях с министерством податей)

— ведомство пограничной охраны, давно уже недовольное тем, что вместо корпуса пограничной стражи северную границу с эльфами и драконами, по вековой традиции, охраняют наши горные егеря;

('И эти тоже?' — буркнул я)

— королевское ведомство дорог, вечно недовольное тем, что мы сами контролируем, ремонтируем и содержим почти все северные дороги и трактиры на них, вырывая этим солидный денежный кусок из их клюва;

('Понятно' — вздохнул я, прикидывая эти большие деньги)

— таможенное ведомство королевства, мечтающее самим собирать не только королевскую долю, но и вообще все сборы с северной торговли;

('Однако и аппетит у них!' — пробормотал я себе под нос)

— столичные торговые дома, недовольные тем, что мы сами добываем и выплавляем железо и медь и производим все необходимые металлические изделия помимо гильдий, имея старинную привилегию нанимать мастеров гномов;

(я кисло улыбнулся этим купеческим страстям)

— они же, недовольные нашими обширными поставками дешевого строевого леса для верфей королевства;

(я пожал плечами — тоже мне, конкуренты нашлись)

— они же, недовольные тем, что зерно мы не покупаем у них, а производим сами, и даже со вдвое большей урожайностью, нeсмотря на северные условия, поскольку использyeм дружескую помощь эльфов в форме заклинаний на поля. А потому подстрекаемые гильдиями королевские департменты официально присылают к нам ревизоров, а неощутимо — уйму соглядатаев, каковых мы неласково встречаем, принимая их как бы за шпионов соседей;

(я поморщился, представив, сколько любопытных и глазастых болтается около нашей границы)

— все прочие, у которых мы не покупаем товары, а закупаем у эльфов, или производим сами. Исключение составляют только лесоторговцы и виноторговцы, поскольку мы давно уже члены их гильдий.

('М-да!' — процедил я, оценив растущий список)

— имеются также несколько старинных герцогств, вкупе с соседскими, которые считают, что наше небольшое графство уж больно зажиточно, и даже имеет наглость быть побогаче их самих, и неплохо бы, для общей пользы, потрясти наши карманы и подрезать привилегии, чтобы устроить кровопускание кошельку отца и сделать нас нищими. На этом месте я прервал речь мастера Норика, удивленно спросив:

— Это что же, против нас — все королевство?

— Не совсем так, мастер Сергер, — усмехнулся наш главный разведчик. — Никто ни на кого войной не идет и посылать убийц не собирается... пока что. Это обычная жизненная борьба, в которой, в частности, многим хотелось бы лишить вашего отца поддержки детей, или сделать вас никчемным кутилой и пьяницей... Или торжественно похоронить вас после неудачной дуэли, или там разбойничьего нападения... или скомпрометировать вас долгами, пьянством, женщинами... Словом, ослабить позиции графства, повлияв на вас как наследника. По счастью, у нас имеются и союзники — эльфы, гномские кланы, некоторые дружественные стoличные гильдии, старые друзья вашего отца по армии, некоторые сочувствующие архимаги, а также родственники — не все, но очень многие. Еще помогает дружба вашей семьи с некоторыми министрами и уважение королевской семьи. Есть козыри и на крайний случай, если вдруг наше любимое королевство лишит графство всех привилегий. У нас, по большому секрету, есть чем ответить — но это уже ваши с батюшкой дела.

(Действительно, только папа, мама и я знали о секретнейшем плане действий, разработанном еще дедом много лет назад на случай ссоры с тогдашним сходившим с ума королем, но сейчас было не время говорить об этом)

— Теперь, что вас может ждать в столице со стороны врагов, как вы думаете? —

— Ну, наемные бретеры, чтобы убить на дуэли, — сразу ответил я, вспоминая всякие приключенческие романы, читанные в большом количестве. — Завлекатели в игорные дома, на пьянки. Подставленные женщины. Насколько я представляю себе, коварные сватовства.

(Тут мама согласно кивнула, вспомнив, очевидно, про всякие свадебные интриги — хлеб насущный женской части дворянского общества)

— Далее — затрудняюсь сказать. Как, скажем, насчет наемных убийц?

— Возможно, но не сразу, — очень серьезно сказал мастер. — Последняя провокация в лесу показывает, что вас начинают опасаться. К примеру, возможны нехорошие статьи в столичных газетах. И интриги возможны, и покушения — но не все сразу, я надеюсь. К тому же, ваш батюшка уже написал канцлеру, чтобы тот малость окоротил соседей-герцогов — а это самые опасные враги в настоящее время, но... в целом, не так уж опасные. Эту историю с баронетом Фирном мы используем для того, чтобы малость охладить недругов. И если вы не убьете кого-нибудь из них на дуэли — на рожон никто не полезет. А вот познакомиться, пролезть в душу, оказать на вас влияние, попользоваться вашим именем и кошельком, попытаться завоевать ваше доверие — этого им никто не запретит. Здесь уже вы должны показать ваши ум и зрелость.

Он вздохнул, возможно, огорчаясь, что я пока что так молод, неопытен и вообще незрел, и закончил:

— А теперь — личные указания вашего батюшки.

Отец, обычно молчаливый, тоже вздохнул и сказал очень серьезным тоном:

— С тобой в качестве прислуги и охраны едут Горман и Адабан. Жить они будут в нашем особняке, и один из них всегда будет с тобой вне стен училища. Еще несколько опытных слуг будут постоянно находиться в особняке как поддержка для стычек. Ясно?

Я молча кивнул, и отец продолжил:

— Все просто: не играть на скачках и в карты, ни на деньги в кармане, ни в долг. Осмотрительно относиться к дуэлям, лезть в драку только по серьезным причинам и имея друзей за спиной. Не давать заманить себя в ловушку, держаться училища. Kо двору тебя представят, но часто там не появляться. Быть осторожным с женщинами, не давать себя женить. Никогда и нигде не снимать драконьих амулетов и не выходить в город без оружия, верить только нескольким проверенным друзьям. Пить мало, присматриваться к тем, кто пытается влезть в доверие, вообще, быть дружелюбным, но молчаливым, невосторженным и подозрительным, но так, чтобы это было не видно на твоем лице. Не болтать лишнего, а больше слушать, не хвастать. И не поддавайся 'на слабо', это любимая игра с провинциалами в столице, а если будут настаивать — посылай подальше. На этот случай можешь идти на дуэль и постарайся убить нахала, но всегда бери надежных секундантов. Без друзей на дуэль не ходи ни в коем случае. Запомнил? Очень хорошо.

Он запнулся на миг, а затем дал последний совет от души:

— И не покажи себя там дураком!

'Погорячился, конечно, папа' — грустно подумал я.

На этом пассаже отцовские советы окончились, и матушка внезапно продолжила их со серьезным видом. Слушая ее, я открывал рот все шире и шире.

— Не приставай к опытным красавицам-содержанкам, лучше заводи романы с юными фрейлинами либо с женами богатых торговцев, в крайнем случае с красивыми простолюдинками. Держись подальше от жен видных дворян — потом скандалу не оберешься. Если кто заявит себя беременной — маги-коллеги нашего доктора Жерона сразу ею займутся. Я буду наезжать в столицу к родственникам раз в две луны, и если придворные сплетницы начнут тебя чернить — сама займусь ими. Родных у нас в столице сейчас немало, и если надо будет, я их всех натравлю на наших недоброжелателей.

Я слушал ее с удивлением, а она продолжала:

— Твой основной дом в столице в свободные дни — не наш пустой особняк, а семья моей кузины Лироны. Ее дочка, а твоя троюродная сестра Беллерия, с которой ты спелся в прошлый визит в столицу, познакомит тебя с красивыми подругами и окажет помощь в проблемах с прилипчивыми девицами, а ее отец, дядя Дамет, поддержит деньгами и рекомендациями. Да, еще: если захочешь спать с Беллерией или другими троюродными сестрами и дальними родственницами, не стесняйся, но помни: жениться на них все равно не сможешь — церковь будет против. Ну вот, пожалуй, и все.

Я захлопнул рот и почесал у себя в затылке после этаких советов. Признаться, мама редко бывала такой циничной с нами, ее детьми. Похоже, я действительно стал совершеннолетним.

Тут мастер Норик, очевидно, по договоренности, откланялся и покинул кабинет, а папа закрыл за ним дверь и сказал без обиняков:

— Сейчас, без Норика, я хочу сказать тебе, что у нас с мамой есть план действий для тебя на случай, если я или мы оба будем убиты.

Мне показалось что я ослышался, но папа и мама твердо смотрели на меня, и мне стало ясно, что они не шутят.

— Ну, давайте ознакомимся, — обреченно вздохнул я.

Почти до темноты мы рассматривали разные варианты действий на случай, если состоится успешное покушение и семья внезапно будет обезглавлена. Говорил только папа, а я зазубривал наизусть изложенные варианты, используя свою хорошую память. Эти планы действий, заготовленные папой, звучали не очень приятно.

— Если и Норик будет убит вместе с нами, командовать егерями вместо меня будет старший офицер егерей капитан Брагг, — завершил отец изложение последней предусмотренной возможности. — В этом крайнем случае эльфы и драконы прикроют границу и не позволят никому ввести свои войска в графство, а лорд Кирмон или его дочь Альта привезут тебя из столицы. Имея в руках егерей и дворянское ополчение, ты начнешь переговоры с королем через посредство нашего доверенного городского стряпчего господина Ледера и тайного представителя короны стряпчего Ардона. Графство закроет границы даже от королевской армии, а ты беспощадно, до последнего человека уничтожишь мятежников. Тут главным делом будет сохранить наши графские права и свободу рук. У меня имеется письменное согласие канцлера королевства на такие крайние меры.

— Ясно, папа, — в двадцатый раз мрачно повторил я, запоминая сказанное.

— Вот только запомни, сын, — как-то странно закончил папа тягостный разговор, — все планы неизбежно ломаются после первых действий. Будешь выворачиваться сам, импровизировать. Я знаю, ты, со своим умом и характером, способен на это. Только это и решает исход драки — планирование, умение, ум и характер. И никогда не теряй голову — почти наверняка погибнешь.

И он ласково, так непохоже на себя — положил руку мне на плечо.

— Я понял и запомнил, папа, — тихо сказал я.

Наконец, трудный разговор окончился, и матушка встала и нежно обняла меня.

— Завтра рано утром загруженная карета с конвоем будет подана к крыльцу. Через четыре дня вы с папой будете в доме дяди Дамета, а на следующий день пойдете в училище, — ласково сказала она. — Я не поеду в столицу, останусь присматривать за делами. Отец устроит тебя на учебу и сразу вернется.

— Да, матушка, — прошептал я. — Не беспокойся, я не подведу вас, все будет хорошо.

Тут у меня перехватило горло, и я обнял ее, а она сильно обняла меня, тоже стараясь не показать слез.

Весь остаток дня я провел вместе с семьей — играл с младшей сестренкой, рассказывал всякие случаи из учебы в церковной школе братишке и сестрам. Когда они ушли спать, мы допоздна сидели с папой и мамой, и почти не разговарили, только пили вино нашего разлива. Я чувствовал беспокойство родителей, которое они пытались скрыть, и понимал их. Но когда ушел в спальню, то перед сном почему-то с улыбкой вспомнил откровенный утренний разговор о врагах, о планах для 'на крайний случай', и о том, как вести себя в столице. Боги знают почему, но мои родители, так беспокоившиеся обо мне, казались чуть-чуть смешными.

Я чувствовал непонятную уверенность, что легко справлюсь со всеми трудностями, хотя умом и понимал, что обсуждали мы вещи очень серьезные и вполне могущие осуществиться. Затем мои глаза вдруг увлажнились при мысли о родителях — чувства, вроде бы недостойные взрослого дворянина и будущего офицера. После этого я сказал себе: 'Недостойных чувств по отношению к родителям не бывает, так хватит ныть!', и заснул мертвым сном.

Назавтра на рассвете мы собирались к отъезду, несмотря на густой утренний туман. Двадцать человек конных егерей конвоя и карета уже подъехали к крыльцу, слуги суетились с грузом. Мы всей семьей уже выходили из дома после раннего завтрака, когда вдруг сильный порыв ветра смешал пряди тумана, и неясная тень быстро пронеслась где-то в стороне.

— Подождем, — остановил нас отец, настороженно вглядываясь вслед ветру. И в самом деле, неясная темная фигура выдвинулась из белого облака.

Егеря мгновенно взялись за сабли и встали между нами и пришельцем из тумана, который вышел из колыхавшихся испарений и сказал девичьим голосом:

— Хорошо, что я успела.

— Это ты, Альта? — удивленно спросил я.

За моей спиной неопределенно хмыкнули родители, затем младший брат тихонько протянул: 'Вот это да!', а сестры захихикали. Егеря молча раздвинулись, и юная драконесса неуверенно сказала, нервно поправляя свое обычное черное платье с короткими рукавами:

— Простите, меня, госпожа Лилия и господин Данир, что не предупредила о моем прилете, но я очень хотела попрощаться с вашим сыном... Сергер, я принесла еще один амулет. Он защитит тебя от всех видов неожиданного нападения. Прошу тебя, не снимай его даже во сне.

Я ошеломленно принял из ее рук и повесил на шею странную фигурку на цепочке, сделанную из неизвестного металла. Мне и в голову не пришло, что Альта сейчас, возможно, выглядела так же немного смешной, как мои родители вчера. Затем я посмотрел в сторону горной гряды между нами и Серебряным Пределом, сейчас не видной в тумане, и вздохнул. Действительно, если девушка хочет увидеть меня еще раз перед долгим расставанием, что ей стоит пролететь расстояние в сорок лье на высоте в десять тысяч шагов над самым диким в мире лесом? Пустяки!

Все молчали в полной тишине прощания.

— Я не смогу навещать тебя в столице — нам нельзя появляться в городах без особого разрешения Великого Дракона, — внезапно сказала девушка.

— Через полгода, зимой приеду на вакации, — ответил я. Альта покраснела и вежливо сказала:

— Тогда, значит, мы наверняка увидимся, а сейчас удачи тебе в столице, и до свидания!

И она, не обращая внимания на моих близких, слуг и солдат вокруг, вдруг обняла меня за шею сильными горячими руками и поцеловала.

КОРНЕТЫ


В тот вечер я первым закончил езду в манеже и вышел переодеться в туалетные комнаты: снял рабочую форму, пахнущую лошадиным потом и обтерся с головы до ног мокрым горячим полотенцем, как было заведено после вечерней выездки. Затем надел свой повседневный камзол, и, расписавшись об окончании урока у учителя конной езды, прямым ходом двинулся в главное здание Училища, в свою совместную с графом Гироном комнату.

В этой комнате мы жили уже полтора года, и вполне обжили ее. Над моей кроватью висели портреты матушки, отца и сестер, над моим рабочим столом — картина, изображавшая золотистого дракона в полете над горами. Только Гирон, надежный и неболтливый друг, знал, что это не фантастическое измышление, а самый настоящий портрет моей подруги.

На сегодня я уже исполнил все уроки и задания, и теперь по-домашнему, в сорочке и брюках, в ожидании ужина уселся в кресло, повесив корнетский камзол на стул, и продолжил изучать новую книгу генерала Таргара о тактике кавалерии и пехоты.

В своем революционном труде великий полководец довольно убедительно доказывал, что полки пикинеров надо к демонам расформировывать и заменять штыковой пехотой — она, при надлежащем снабжении новыми винтовками с длинным штыком и хорошем обучении, способна остановить любую атаку легкой и тяжелой кавалерии. Увы, похоже, он был прав. У нас на конном поле училища мы много раз пробовали разгромить оборонительные штыковые построения юнкеров из соседнего пехотного училища, но удавалось сделать это только после условной 'обработки' их рядов из легких пушек, когда они начинали ломать ряды.

К сожалению, косность генералов не дала нашей армии возможности заменить перед приближающейся войной полки пикинеров пехотой с новыми ружьями и штыками. Впрочем, сказал себе я, имперцы перевооружить пикинеров тоже уже не успеют. Придется нам, легкой кавалерии, покрутиться вокруг копий, и ловить тех, кто будет бежать от пушек...

Комната наша была неподалеку от кухни училища, вкусный запах близкого ужина мешал работать, и я мужественно боролся с собой. Но тут военные размышления были прерваны внезапным приходом гостей.

— Разрешите войти? — без особенной вежливости осведомился мой соученик, барон Ларгон, одетый в превосходный кадетский камзол особого пошива и обутый в сверкающие сапоги.

— Извольте, — спокойным голосом сказал я. Ларгон вызывал у меня неприятные чувства. Хороший фехтовальщик, он обещал стать плохим командиром из-за лени и самовлюбленности. Кроме того, барон проматывал всё свое содержание в ресторанах и борделях и был в долгу как в шелку, что не говорило о нем как о человеке серьезном.

С ним пришел шевалье Карер, известный всем в училище исключительным спокойствием и выдержкой. Он с интересом смотрел, как Ларгон мялся, не зная, как начать разговор.

— Чем могу быть вам полезен, господа? — вежливо спросил я, сообразив, что гости, пришедшие таким неожиданным образом, имеют в виду либо предложение, либо ссору.

— Не могли бы вы занять мне, Альбер, немного денег? — вдруг запанибратски спросил меня барон, в сущности,едва знакомый мне. Я усмехнулся и сунул руку в карман висящего на стуле камзола. Оттуда выпало пять 'корон' — серебряных монет в одну сотую золотого.

— Извольте, барон — то, что есть, — вежливо сказал я.

— Что, провинциальная бедность? — радостно съязвил барон.

— Почти, — спокойно сказал я, с интересом глядя на него. — Позавчера все пропили с графом Гироном, а в банк я не ходил.

— Ну так сходите! — с энтузиазмом сказал барон. У стоявшего рядом Карера поднялись брови, но он промолчал.

— Не собираюсь, барон, ради вас, не состоящего в кругу моих друзей, трясти свой счет, — холодно ответил я. — Золото я занимаю только друзьям.

Шевалье с интересом посмотрел на меня, услышав довольно резкие слова, но снова промолчал.

— Сомневаюсь, что у вас есть, или когда-либо было золото, — с глупейшим апломбом заявил барон. Мы с шевалье переглянулись.

— Сомневаться — это ваше право, барон, — спокойно сказал я, снова беря книгу в руки.

— Ещё что-нибудь?

Глупец Ларгон начал краснеть, но тут, на счастье, в комнату вошел мой сосед Гирон. Маленький, живой, задиристый, он был не из тех, кого следует задевать, и все в школе знали это.

— Прошу прощенья, господа, — сказал он. — У вас какое-то дело?

— У нас дело к Альберу, — ответил барон, упрямо не называя меня графом. — А вы что здесь делаете?

— А я здесь живу, — спокойно сказал быстрый умом Гирон, сообразив положение. — Вы имеете что-нибудь против?

Барон что-то неразборчиво проворчал, но мы с Гироном переглянулись и не стали пока что цепляться к нему, безмолвно согласившись посмотреть, как далеко занесет этого дурака.

Ларгон не удивил нас крылатой фразой или остроумным суждением. Поразмыслив, он выдавил из себя нелепую фразу:

— Конечно, если денег у вас нет, вам только и остается сидеть в вашей комнате и читать книги.

Я опять усмехнулся.

— Вообще-то это мой долг офицера — учиться. Вы знакомы с новой книгой генерала Таргара?

— Зачем она вам? — искренне поразился наш товарищ по учебе и будущий боевой офицер. На

На лице Гирона возникло странное выражение, словно он сдерживает смех, а на лице Карера появилось некоторое удивление, но он всё ещё молчал.

— Изучаю стратегию, хочу стать генералом, — спокойно ответил я. — Полезная книга — в ней разобраны все возможные случаи схваток кавалерии с пехотой. Вы знаете, конечно, господа, что это вопрос, стоящий остро в нашей военной теории.

Шевалье понимающе кивнул, но на лице барона, не утруждавшего себя изучением военного дела, выразилось раздражение.

— Не думаю, что генералом в нашей благородной армии может стать мелкопоместный дворянин из провинции, — нахально заявил Ларгон. — В этой вашей Альберии дворяне умеют только охотиться да вино давить на продажу, а стать генералом у них духу не хватит.

Я опять отложил книгу в сторону, но Гирон опередил меня.

— И что же плохого в графстве Альберия по сравнению с вашим баронством? — с интересом спросил он. — Насколько я знаю, оно будет побольше и побогаче вашей родины, да и слава у них имеется. Разве ваши отец и дед когда-нибудь громили герцогов, изменивших короне?

— Да уж очень оно за... заштатное, — сказал барон, явно проглотив слово 'захудалое', и обходя скользкий вопрос измены. — Медвежий угол.

— Медведей у нас хватает, — спокойно сказал я, уже решив для себя, что без вызова наглому барону дело не обойдется. — Имеются также туры, кабаны, лоси и другие крупные животные. Залетают иногда с вершин грифоны, но на них мы не охотимся. Есть ещё в Альберии настоящие воины — лесные егеря, много раз бившие изменников страны в хвост и в гриву. Продаем мы много вина, копченостей, сыров, и лучший в стране строевой лес. Мелочь, конечно, но деньги приносит неплохие. Также добываем и копим кое-что посерьезнее — металлы: железо, золото, серебро. И, знаете ли, наш доход от этого сравним с доходом богатейших из соседних герцогств. Тут я перешел к другому, наступательному тону. — А если я не пропиваю мои золотые в кабаках, как вы, барон, это не значит, что их у меня нет. И если вы, любезный Ларгон, раздаете векселя и коллекционируете неоплаченные долги, то мне любой банк столицы, даже Гномий Банк, в любой момент выдаст кредит в обеспечение моего счета — тысяч в сто, или более. А по части культуры мы обычно обращаемся к соседям. Вы можете им заявить, что наши края — это медвежий угол. Как у вас с географией, барон? Не помните наших соседей?

Тут я улыбнулся возможно более неприятной улыбкой.

— Наши соседи, герцоги Сарот и Торгорд, охотно услышат ваши слова о бескультурье в их герцогствах — там, на северной границе королевства, где мое графство расположено. Кроме того, вы можете довести ваше мнение об отсутствии культуры в нашем краю другим нашим соседям, например, эльфам Великого Леса — прямо в посольство. Оно, к вашему сведению, находится у Королевского Дворца. Зайдите туда с вашими словами — и хороший пинок вам обеспечен. Кроме того, в горах на севере от нашего захолустья расположен Драконий Престол, и при случае вы можете заявить драконам, что невысокого мнения о нашем графстве и об их стране. Прошу вас, не стесняйтесь, тут бояться нечего — они просто рассмеются вам в лицо.

Моя издевка дошла даже до барона, и он приготовился начать подготовленную им ссору, но шевалье Карер перебил его.

— Граф, ваши земли действительно граничат с легендарным Великим Лесом? — с неподдельным интересом спросил он. — И вы встречались с эльфами? — Разумеется, — ответил я. — Я даже бывал в глубине Леса на пограничных и торговых переговорах с Владычицей, посещал Великие водопады и фонтаны молодости.

И, обращаясь только к Гирону и шевалье, не обращая внимания на недоверчиво кривящегося дурака барона, я вытащил из кармана очень дорогую и пока ещё редкую в столице игрушку — амулет изображений — и, оживив его, нашел изображение двух делегаций.

— Вот здесь, шестым справа от Великой Владычицы, стою я. Узнаете меня, шевалье? А это мой отец и дядя, тоже граф, но не Альбер, а Альбер-Ритан — по супруге. А на этом изображении мои друзья — молодые эльфы и эльфийки. Я частенько встречаюсь с ними, когда они патрулируют нашу совместную границу, и мы проверяем в тавернах качество знаменитого красного пива, которое внутри Леса не подают — там все пьют свое, эльфийское, вино. Вот как раз изображение нашего застолья, когда Ветка Яблони, родовитая эльфесса, родственница принцесс, почти без одежды танцует на столе в таверне. У нас там с эльфами, знаете ли, развлечения простые, деревенские.

Шевалье и Гирон завистливо вздохнули, разглядывая красивые ноги и почти обнаженную грудь Ветки.

— Ух ты! — сказал вдруг оживившийся барон. — Позвольте мне взять у вас амулет взаймы — показать эту дамочку друзьям! — И он попытался вырвать у меня подарок отца.

— Не позволю, барон, — спокойно убрав руку с дорогой игрушкой в сторону, с усмешкой сказал я.

— Но вам никто не поверит! — озадаченно привел наш барон убийственный аргумент.

— А я его и не показываю никому — только друзьям, — хладнокровно сказал я. — Пусть не верят.

Барон обалдело глядел на меня, очевидно, не понимая, как это можно не хвастаться такими знакомствами с обнаженными красавицами эльфийками.

— О, смотрите, что я нашел, шевалье, — продолжил я. — Вот моя школьная подружка леди Алтейа, она жила у нас в доме несколько лун, обучаясь грамматике, литературе, истории и другим людским наукам. Как вам нравится черно-золотой цвет её крыльев?

— Ого! — сказали в один голос шевалье Карер и Гирон, впиваясь глазами в изображение летящей над ущельем Альты со мной на спине.

— Так что, — продолжил я, — в нашем захолустье кое-что имеется. У эльфов — богатейшая культура, древнейшие исторические предания, замечательная поэзия. Кстати, я научился литературным диалектам эльфийского языка, и с удовольствием читаю их книги. Драконы тоже кое-что могут рассказать о начале мира — и рассказывают. А вот к вам, господин барон, у меня есть вопрос. Мне это показалось, или вы осмелились говорить о моем графстве в презрительном тоне?

— А если бы и так, — приободряясь, нагло заявил барон, — что с того?

Он, бедняга, думал, что действует по плану, и сейчас собьет с меня спесь.

— А с того, барон, что я, граф Альбер, считаю себя оскорбленным вашими словами о моей родине, графстве Альберия, и вызываю вас, — холодно сказал я. — Надеюсь, вы помните, что ученики последнего класса носят чин корнетов и формально считаются младшими офицерами столичного кавалерийского полка, а значит, имеют право на дуэль? За вами выбор оружия. Я немедленно испрошу у начальника Училища разрешения на поединок, и от души надеюсь, что это будет бой до смерти: я с удовольствием засажу вам пулю в глаз, так же как сажал крупному зверю на охоте у себя в графстве. Скажем, кабану — разница между вами и дикой свиньей невелика. Граф Гирон, я прошу вас быть моим секундантом.

— Шевалье Карер, не согласитесь ли вы помочь мне на дуэли? — растерянно спросил несколько оторопевший от быстроты вызова Ларгон.

— Нет, барон, — вдруг невежливо ответил шевалье. — Мне не нравится ваше поведение, и для дуэли извольте искать кого-нибудь другого в секунданты, а я с господином вашего сорта иметь дела не желаю!

Мы все с некоторым удивлением посмотрели на обычно спокойного шевалье, которого, очевидно, барон тоже достал своим хамством.

— Граф Гирон сговорится с вами сегодня вечером, — спокойно сказал я барону. — А сейчас мы вас не задерживаем. Советую идти на поиски секунданта, и для этого побыстрее выйти вон из нашей комнаты, пока не получили пинка в зад!

Последняя угроза была вполне реальной, но, к сожалению, барон от злости и растерянности даже не нашелся что ответить, и, гордо повернувшись, выскочил в коридор.

Сметливый Гирон вдруг сообразил:

— Он, наверное, считает, что ты — плохой фехтовальщик, и он тебя разделает в три движения. И даже не знает, что ты — мастер клинка! Впрочем, этого здесь почти никто не знает. Ты же ходишь только на конную рубку, а по простому фехтованию у тебя зачтено еще год назад.

— Этот дурак, числясь в другом классе, даже не видел, как вы, Сергер, фехтуете и стреляете, — сказал Карер, не скрывая презрения. — Мне почему-то кажется, что кто-то его уверил, что вы фехтовальщик слабый, и науськал на вас, как злобную собачонку.

— Возможно, вы правы, друзья, — сказал я. — Во всяком случае, вы — свидетели ссоры, и начальник Училища обратится к вам за подтверждением. Господа, я иду к нему, а вы, прошу вас, ждите вызова в его кабинет.

Дуэль — это дело чести, и я с удовольствием проткнул или пристрелил бы барона без всякого сожаления. Кроме оскорблений в адрес моей малой родины, он вообще вызывал у меня неприятное чувство, и напоминал мне не особенно умную крысу. Двадцать лет назад этим бы и кончилось — но именно тогда, после окончания Третьей войны с Империей и смерти старого короля, молодой король издал декрет об ограничениях на дуэли. В частности, военные люди не могли драться без разрешения начальства, под угрозой отчисления из армии и позорного уголовного процесса (что вообще-то пугало дворян больше смерти).

Ну, а наш начальник училища, командир очень хладнокровный, решил вопрос обычным порядком — затупленные сабли. На встрече секундантов в его присутствии было установлено фехтовать завтра после классов, в фехтовальном зале — до первых десяти ударов или уколов. Проигравший или извинялся, или уходил из училища — по выбору. Сам начальник училища по характеру своей должности не мог присутствовать на дуэли, и поручил это дело заместителю, майору Лерону, преподавателю стратегии, человеку крутому и бывалому солдату.

Назавтра вечером, после занятий, мы встретились в фехтовальном зале. Со мной был секундант Гирон, с бароном — некий дворянин с его курса, лицо нейтральное. Это, между прочим, говорило о том, что у моего противника не было близких друзей в училище. Получив разрешение после нашего захода, кадеты и корнеты набились в зал и, тихо переговариваясь, встали у стен.

— Господа, извольте снять и передать мне амулеты и выбрать сабли. Всех присутствующих прошу молчать и не шуметь, как людям чести. Вы имеете десять схваток, проигравший по счету извиняется, — железным голосом сказал Лерон, пришедший в парадном мундире. Мы сложили защитные амулеты в карманы секундантов, сбросили камзолы, оставшись в сорочках, и по жребию взяли сабли, остроту которых проверил вместе с секундантами лично Лерон.

— Все в порядке, господа, — сказал Гирон, ставший очень серьезным. Второй секундант подтвердил. Можно было начинать.

— Гос-по-да секунданты — в сторону. Первая схватка! — объявил преподаватель.

Секунданты разошлись и встали за нашими спинами. С этого момента никто не мог зайти за них без особого разрешения — железное требование дуэльного кодекса. Мы встали в позицию.

— Вперед! — сказал Лерон.

Я догадывался, что барон многое скрывает в своем мастерстве бойца, но недооценивал его. Сразу после разрешения он прыжком кинулся на меня, и мне пришлось уклониться в сторону, отбивая его сильный удар. Он снова с необыкновенной быстротой кинулся на меня — и я поднял его клинок своим, затем довернул и ударил в плечо, и пинком ноги в туловище вышиб из круга.

Оторопевший барон упал на паркет, но сразу же вскочил. На лице его была смесь ярости и удивления. "Не такой серьезный противник, однако!" — подумал я, сохраняя хладнокровие. Можно было отметить, впрочем, что мой противник намного быстрее других и применяет необычные позы для атаки. Также он был очень гибок и легко передвигался по площадке. Его приемы были похожи на стиль южной школы сабельного боя. Вот только этого было недостаточно, чтобы выиграть сейчас — у меня уже бывали и не такие противники.

— Первая — победа Альбера! — сказал Лерон. — Господа — вторая схватка. Прошу вас, встали в позицию. Вперед!

Барон снова кинулся на меня, и я мгновенно сдвинулся в сторону и зашел ему в спину. Очевидно было, что я двигаюсь быстрее. Самоуверенность и незнание противника не пошли на пользу барону. Он не успел и повернуться, как я хлестнул его саблей по спине.

— Вторая — победа Альбера, счет два и ноль в его пользу, — трубным голосом сказал Лерон. — Тише, господа, прошу вас не мешать благородному поединку, — обратился он к зашумевшим от полноты чувств кадетам и корнетам.

На третьей схватке мы обменялись ударами — я попал ему в грудь, а он достал мне до колена. В настоящем бою он был бы уже мертв, но сейчас Лерон признал, что барон был чуть быстрее с ударом, и схватку засчитали ему.

"Ну, ладно!" — подумал я. "Больше ты меня коснуться не сможешь". Так оно и вышло — четвертую и пятую схватки я выиграл начисто, не подпуская его близко к себе, пользуясь своей быстротой, и тем, что у меня руки не короче его рук. Я успевал нанести удар и немедленно отойти в защиту — и у него не было шансов достать меня в ответ. "Три и один в пользу Альбера", затем "Четыре и один" — громко прозвучало в зале. Все притихли, видя, что поединок близится к концу.

На шестой схватке, видя, что проигрывает, он применил какой-то особенный прием, молниеносно ввинтился слева, отбил мою простую круговую защиту, но коснуться саблей не успел. Я ушел в сторону чуть не кувырком, чего никогда не делал здесь, в училищном зале. Затем вскочил, опять зашел к нему в тыл и хлестнул по туловищу тупой саблей.

— Шестая — выиграл Альбер, и седьмая схватка может решить участь поединка, — спокойно сказал Лерон, видя мое серьезное преимущество. — Готовы, господа? Начали!

Тут я поменял свою тактику контратак, неожиданно для барона сам бросился в атаку и прижал его к границе круга дуэли. Он не имел права выйти за неё и встал в глухую защиту, которую я очень быстро проломил и прямым ударом пробил ему в грудь.

— Победа Альбера, шесть против одного, — громко сказал Лерон, останавливая дуэль. — Господа, извольте выполнить условия окончания поединка.

Барон, красный от унижения, извинился передо мной прямо перед всеми курсами, собравшимися посмотреть нашу дуэль. Я вежливо принял извинения, поклонился Лерону и секундантам и вместе со всеми двинулся в учебное крыло. Дисциплинированное молчание кадетов и корнетов немедленно сменилось смехом, шутками и поздравлениями, как только мы вышли из зала. Я же, шагая, думал о том, что в настоящем бою барон уложил бы очень многих, шагающих рядом со мной.

В бою быстро чувствуешь характер противника, и я мог бы сейчас без сомнений сказать, что барон был бы, вероятно, жесток к побежденным. Кроме того, он действительно умел фехтовать, вот только не знал, что я дерусь лучше.

На следующий день сильно переживавший свой позор и потерю славы первой сабли училища барон исчез. Начальник училища отметил в специальном приказе, что корнет Ларгон отчислен по семейным обстоятельствам.

— Деньги кончились, — уверенно сказал Гирон. — А за твое унижение денег он не заработал.

— Ты думаешь, за ним кто-то стоял и платил? — не без удивления сказал я. — Такому дураку?!

— Несомненно, он был нанят, — ответил не бросающий слов на ветер Гирон, но объяснений не дал, сказавши только, что 'в будущем увидим'.

РАЗВЛЕЧЕНИЯ КОРНЕТА: ЦИРКАЧКА...


'Не больно хвастайся будущим успехом — как раз обделаешься'. Родонийская народная примета.

В позднейшие времена, после войны, когда по некоторым причинам я стал целью сплетен, многие утверждали, и кое кто даже писал в газетных статьях, что я был неутомимый повеса и преследовал всех женщин на своем пути, от юных фрейлин до зрелых придворных дам, показывая чудеса развратного поведения. Это, конечно, была прямая ложь. Не очень то я бегал тогда за дворянками и дамами полусвета, будучи занят учебой, да и вообще будучи очень разборчив в этом вопросе. Дело в том, что до приезда на постоянное жительства в столицу я имел у себя в Альберии пылкий и довольно продолжительный роман с эльфийкой Веткой Яблони из Лесного патруля, а также несколько мимолетных, но очень пылких встреч с ее юными родственницами. Кроме того, ее матушка и тетя не оставили меня без своего щедрого внимания во время официального визита нашей делегации в Великий Лес. Говоря попросту, матушка моей Дианэль решила, пользуясь случаем, близко познакомиться с возможным женихом из соседской графской людской семьи, и, как обычно делают эльфы, приняла меня в их лесном особняке, где почти каждую ночь навещала меня в постели.

Поскольку выглядела она, как и полагается, чуть ли не моложе красавицы дочери, серьезного сопротивления я не оказал. Но зато, подружившись со мной, матушка Дианэли углядела кое-что острым эльфийским глазом, и сводила меня после переговоров к лекарям-магикам, которые привели мое подростковое здоровье в полный порядок, полностью избавили от прыщей и сняли большое количество незаметных, но умело поставленных наговоров, приворотов и сглазов, с каковыми мои амулеты безуспешно боролись. После таких, скажем так, элитных красавиц долгое время людские женщины казались мне не особенно привлекательными в сравнении с эльфийками (я исключаю маму и других моих родственниц, конечно), и большой прыти с девицами в столице я сначала не проявлял. Кроме того, я скучал не только по эльфийкам, но и по одной милой девушке, способной мгновенно превратиться в огромное крылатое чудовище и поднять меня в полет над горами. Странно звучит, конечно, что я испытывал скрытую нежность к ее непробиваемой золотистой броне и крыльям, но когда она принимала человеческий облик и мы разговаривали о всяких интересных вещах, я чувствовал, что это милая и скромная девушка безо всякого ко мне драконовского высокомерия, а просто близкая школьная подружка с непривычного вида глазами и чудесной фигурой.

Тем не менее, какие-то знакомства постепенно завязывались, в основном с девицами из родни и с фрейлинами, и без планов жениться. Но самое горячее чувство появилось у меня на втором году учебы, когда мы с Гироном со скуки забрели свободным вечером в большой передвижной цирк. Одна из гимнасток, выступавших на арене, была похожа на Ветку Яблони и понравилась мне. Я преложил знакомство и не был отвергнут. Роман длился целую луну, включал в себя много встреч, цветов, подарков, прогулок, позирования мне для рисунков, известное количество сладких ночей, но сегодня он подошел к кульминации. Сейчас я шагал к цирковому шатру, оставив коня на слугу, и смаковал в уме, как расскажу про интересную дуэль с бароном, а заодно преподнесу ей важную новость.

Я встретил гимнастку, как обычно, после представления; она быстренько помылась (не знаю, как это ей удавалось!), переоделась в модное, недавно подаренное мной платье и легкой походкой выбежала из пахнущего потом, опилками и лошадьми цирка навстречу. Стройная, с прекрасно уложенными под дамской шляпкой белокурыми волосами, с легкой походкой, правильным лицом, она восхитила меня, как восхищала уже целую луну. Но далее все пошло не так, как обычно: вместо того, чтобы пойти со мной в отцовский, сейчас пустующий особняк для углубления интимных отношений, а затем в какой-нибудь шикарный ресторан, гимнастка, приняв букет цветов, попросила повести ее в ближайшую таверну (да-да, именно таверну!).

Я был несколько удивлен, но, конечно, согласился. Мы уселись за столик и заказали скромный ужин. Я был несколько озадачен странным поведением моей пассии и придержал свои рассказы, чувствуя, что ей тоже есть чем рассказать. И действительно, как только мы покончили с супом, моя прекрасная пассия и владычица моего сердца решительно сказала:

— Сергер, дорогой, завтра цирк собирается, затем грузится на корабль и уезжает в Тарент. Я еду с ним, конечно. Так что сегодня я начинаю отвыкать от шикарных столичных ресторанов и перехожу на простую еду.

При всех особенностях капризного характера моей циркачки, у ней имелись драгоценные качества: она была тверда характером, не боялась резких перемен в общении и говорила мне только правду. Я, в общем, ожидал чего-то в этом роде: ни один цирк не сидит ни в каком городе больше трех лун — как говорится, циркачей кормит дорога.

— А почему в Тарент? — с интересом спросил я.

— Подальше от войны, — пояснила девушка. — Директор и старейшины цирка считают, что в этом году Империя начнет наступление, и война затянется на несколько лет. Если мы не уедем сейчас в нейтральную страну, то застрянем в Родонии и попадем в трудную ситуацию.

— У вас очень разумные старейшины, — хладнокровно заметил я. — А как насчет тебя?

— У меня есть моя работа, — спокойно сказала гимнастка. — Ты, конечно, можешь взять меня на содержание, но надолго ли? Ведь ты уйдешь на войну. А жениться на мне не сможешь, поскольку наследственный дворянин высокого ранга, граф. Лучше нам закончить сейчас.

Я почему-то был удивлен этими, в общем, весьма разумными словами — очевидно, надеялся услышать нечто другое.

Довольно долгое время мы молчали, прикладываясь к бокалам с неплохим вином — я внимательно рассматривал ее, а она открыто смотрела мне в глаза. Да, думал я, красивая и умная девушка, ничего не скажешь, и молчать умеет. Но теперь мне пришлось посмотреть на нее другими глазами. Может быть, мы и ужинаем не в ресторане, а в таверне, чтобы было легче избежать скандала? Эта странная мысль пришла ко мне вдруг, и я огляделся и легко узнал за столиками у входа парочку крепких ребят из ее цирка, которых, конечно, не пустили бы в шикарный ресторан. Это, значит, чтобы отвести ее домой после скандала, с которым она, имея твердый характер, рссчитывала легко справиться. На секунду мне даже стало смешно — какая трезвость мысли, какой расчет!

— У тебя разумные соображения, — помедлив, наконец, безо всякой усмешки сказал я. — Я с удовольствием дарил тебе все мои подарки, и ты можешь оставить их у себя, мне они не нужны. Правда, я еще не подарил тебе, и уже не подарю, одно семейное ожерелье, которое моя мама прислала тебе. Да-да, мама прислала тебе особый подарок, а папа вчера сообщил мне по амулету, что они хотят встретиться с тобой. Не удивляйся — это не форма откупа. Просто ты не знаешь нашу семейную историю.

Я остановился и задумался, стоит ли говорить ей правду. Наверное, не стоило, а надо было просто встать и уйти, но мне сейчас почему-то совершенно не хотелось сдерживаться, и я продолжил:

— За двести лет семеро графов Альбер женилось на простолюдинках, почему-то обычно после войн — даже не знаю, почему. Видишь ли, мы не простые графы — мы живем на границе с эльфами и охраняем ее, мы провинциалы, и мы торговые графы, торгуем с эльфами... и еще кое с кем. Нам в целом наплевать на отношение к нам при дворе, и вообще в столице — мы там редко появляемся. Но наш род по ряду причин, которые тебе будут неинтересны, имеет сильные магические таланты, а лучший магический дар наши дети получают от матерей особого, довольно редкого типа, как правило простолюдинок. К которому ты, кстати, принадлежишь — так показал мой специально присланный десять дней назад отцом амулет. Я незаметно опробовал его на тебе в прошлую встречу, и уже сообщил родителям, что ты подходишь.

Я приостановился, с интересом наблюдая, как у нее глаза расширяются от удивления, затем продолжил:

— Именно по этой причине приблизительно половина графов Альбер были женаты на недворянках. Такова семейная традиция, и наши короли с этим соглашаются. Правда, моя мама — дворянка очень благородного происхождения, но это вышло случайно, просто папа встретил ее после войны, вытащив как беженку из подвалов сожженного имперцами пограничного города Фарамон, влюбился и твердо решил на ней жениться еще до того, как она нашла своих родных и документы о своей родословной. Так что низкое происхождение для нас не препятствие.

Я помолчал и продолжил, глядя прямо в ее глаза, ставшие несколько круглыми:

— Конечно, лучше бы этого сейчас не говорить, но ты честна со мной, и я честен с тобой. Ты показываешь себя очень разумной сегодня. К сожалению, я предпочел бы жениться на той девушке, что сказала бы, что пойдет за мной куда угодно — несмотря на войну, несмотря на возможные испытания несмотря на разницу в происхождении. Очевидно, я — романтик.

(Слова о том, что таких разумных невест, как она, я всегда могу найти достаточно много, или о том, что она не выдержала проверки в последний день, я благоразумно проглотил).

Тут моя гимнастка начала понимать, и глаза ее сузились от чувств, которые мне трудно было бы разобрать на составные части, но которые безусловно включали в себя бешенство. Любопытная реакция — подумал я. Нет, чтобы сожалеть и плакать в душе... Ну, ладно.

— Теперь, послушав тебя, думаю, что лучше мне пойти наверх по линии женитьбы, -хладнокровно продолжил я. — Скажем, заключить с разрешения короны временный брак с одной знакомой эльфийкой лет на пятьдесят — она, кстати, родственница принцесс, и с магией у нее, как у эльфийки, все хорошо. Затем родить с ней красивых и способных к магии детей и сделать им карьеру при дворе. А с тобой дело явно не выгорает — ты решила оставить меня и уехать.

Я замолчал, с грустью в душе продолжая свои наблюдения. Неужели она и сейчас не бросится мне на шею, не повинится в холодности, в отчаянии от предстоящей разлуки... Ничего подобного не происходило. Прелестная девушка с твердым характером не проявляля искренности и даже не пыталась притвориться, но стискивала зубы, думая не обо мне, а только лишь о том, что могла сделать великолепную партию со мной — и поспешила. О чувствах она и не вспоминала.

Похоже, я ошибался в ней с самого начала. Теперь все было ясно, и я счел за лучшее закончить разговор, так быстро ставший неприятным для нас:

— Мне жаль говорить тебе эти слова, но я должен. Ты не хочешь и уже не сможешь стать моей невестой. Тебе не хватает надежности и любви ко мне. Прощай и будь счастлива!

Я встал во внезапном приступе гнева, не обращая внимания на ее попытку сказать что-то, бросил несколько монет на стол как плату за ужин и, не оборачиваясь, вышел из таверны. На выходе я бросил на стол ее спутникам несколько золотых, отчего они перестали делать вид, что не замечают меня, вскочили на ноги и низко поклонились — и вышел вон.

Пройдя по улице шагов пятьсот, я вдруг так же неожиданно успокоился. Немедленно мой желудок подсказал мне, что он остался почти пуст, и я завернул в первый же приличный ресторан, а там с горя заказал полный ужин с салатом, телячьим жарким и тортом на десерт, лучшее вино и принялся снова есть суп, не обращая внимания на призывные взгляды дам полусвета, ужинавших там же. Правда, когда я закончил мой ужин, то с удивлением обнаружил, что не съел и четверти поданных блюд, несмотря на свой обычно хороший аппетит, зато бутылку вина опустошил полностью.

Затем правильным маршем я зашагал обратно к цирку, где мой слуга Адабан ждал меня с лошадями. Там сел на коня, и, не обращая внимания на циркачей, уже собиравших в дальнюю дорогу огромный парусиновый тент цирка, безо всякой спешки, задумчиво поехал к себе в училище.

...РЫБАЧКА...


Следующий день был церковный, выходной, и после утренней молитвы все кадеты и корнеты собирались, говоря попросту, по женской части. Как и обычно, все знали, кто к кому идет.

— У тебя нет духов? — спросил я Гирона после бритья. — Мои кончились.

— Изволь, — ответил верный друг, рассматривая свои аккуратно уложенные кудри и крючковатый нос в зеркале. — Вот тут флакон. Ты с кем сегодня встречаешься? С циркачкой своей?

— Циркачка сегодня или завтра уезжает с цирком, и вынужденно дала мне отставку до следующего приезда, а вообще-то навсегда, поскольку мы с тобой скоро уйдем на войну — невозмутимо ответил я, застегивая воротник штатского камзола. — Потому сегодня я притворяюсь штафиркой, и встречаюсь с необычайно красивой юной рыбачкой из порта. Она похожа на морскую фею. Уже согласилась попозировать мне для рисунка в платье. Вместо акробатических фигур и клоунов я буду набрасывать эскиз женщины из народа в рыбачьей лодке. А со временем, глядишь, полюбуюсь ею и без платья.

— А рыбацкий нож в бок не хочешь получить от её отца или брата? — серьезно спросил Гирон, знаток морских людей — его графство было прибрежным. — Я эту публику знаю — к дочерям серьезно относятся.

— Она сирота, одна на свете, — спокойно сказал я, напяливая вместо сапог с портянками чулки и штатские туфли. — Некому заступиться за неё, бедняжку, кроме меня.

— А рыбацкая Гильдия у них есть? — удивился Гирон.

— В этом вся проблема, — вздохнул я. — Гильдия давит на неё. Хочет выдать замуж насильно.

— А на хрена им это? — изумленно спросил Гирон, как наследник прибрежного графства — прекрасно знавший повадки морских гильдий. — Гильдиям обыкновенно на свадьбы наплевать, с этого не поимеешь дохода.

— А у нее большой дом остался от родителей, и хорошая лодка с парусом, — объяснил я. — Кто-то уже разинул пасть на всё это. И договорился со старшиной — возможно, подкупил. А ей за кандидата замуж неохота, поскольку она его слишком хорошо знает — вроде бы он ещё то дерьмо. И потом, у неё есть я, так называемый письмоводитель из районной управы. И ещё один ухажер имеется, рыбак с пригородной деревни. Поселковые его не желают, уже пригрозили избить. Сегодня посмотрим, что народ обо мне скажет. Я еду на свидание прямо в Гавань. Чего доброго, старшина поселка возникнет, начнет мне мораль читать — напомню ему об обязанностях. Глядишь, ухажерам по хребтам перетяну плетью, поставлю их на место.

— Поехать с тобой? — серьезно спросил Гирон. — Знаю я этих рыбаков из столичной гавани. Они там наглые — пробы ставить негде. Отец один раз у них лодки отобрал на наших рыболовных участках, так они чуть за ножи не взялись, пришлось кой-кого искупать в соленой водице.

Предложение было здравым. Несмотря на небольшой 'кавалерийский' рост, Гирон был отменным бойцом. Но я не ждал неприятностей сегодня, планируя их на следующее свидание.

— Со мной Горман, а у него всегда упрятаны в тюке сабли и заряженные пистолеты, так отец приказал — успокоил я Гирона. — И потом, это свидание. Слуга уместен, а вот другой дворянин...

— Ладно, — вздохнул Гирон. — А я двину к фрейлине. Уже шестнадцатая.

— Слушай, их всего двадцать, — предупредил я его. — Если ты им всем разобьешь сердце — их начальница статс-дама Галлер разобьет тебе карьеру, ты её знаешь.

— Ну, знаю не так взаимопроникающе, как ты, — засмеялся Гирон. — До сих пор все удивляются, как корнет Альбер смог уложить Галлер в постель. Но ты прав — надо укрыться от её всевидящего глаза. Придется лезть в окно из сада — коридоры хорошо просматриваются. А насчет карьеры... Через три луны, в конце лета, мы выпускаемся. Как раз война начнется, судя по тону переговоров. Дядя говорит, что в Империи так хреново, что только война позволит императору заткнуть глотку недовольному дворянству. Летом они урожай соберут — и замаршируют через границы, а флотом начнут бомбить нам столицу, как двадцать лет назад, в Третью имперскую.

— Да, карьеру будем делать уже после войны, корнет Гирон, — согласился я.

— Так точно, корнет Альбер! — вытянулся и козырнул мне Гирон.

Через некоторое время мы с моим немолодым слугой Горманом, бывшим солдатом отца, скромно въехали в селение со звучным названием Гильдейское, стоящее на краю рыбацких кварталов столичной гавани.

Собственно, это просто тройная линия небольших деревянных домов вдоль береговой дороги. Никаких деревьев здесь не наблюдается — рыбаки их почему-то не сажали, но при каждом доме разведен огород. Но главное, при доме имеется его кормилица — парусная лодка, привязанная к маленькой пристани участка, гордости рыбака. Есть дома, причалы и лодки побольше, даже двухмачтовые. Чуть подальше от воды стоит большой дом старшины, за ним — вторая линия домов, победнее, с лодками поменьше в сараях у общественного причала. Дальше, за третьей линией и за широкой портовой дорогой идут необозримые кварталы портовых складов с грузчиками, хозяевами, купцами, ворами и портовыми нищими — самой осведомленной в гавани публикой. Вся эта публика в рыбацкие поселки не ходит — имеется старинный и строжайший запрет Гильдии для портового люда заходить к рыбакам, чтобы не разводить контрабанды.

Купцы давно бы откупили землю у рыбаков, хоть бы и насильно, но на то и существует Гильдия. Без её разрешения ни один рыбак не продаст участка на сторону — только другому рыбаку, и угрозы и долговые бумаги здесь бесполезны. Впрочем, в деле с Ланой — моей знакомой рыбачкой — я считал, что Гильдия перегнула палку. Насильственная выдача сироты замуж под угрозами — дело обычное в прошлом, но сейчас другое время. У рыбаков тоже есть права перед Гильдией, и мы готовы помочь их соблюсти — усмехнулся про себя я.

Пахло морем, рыбой, смолой. Пованивало в поселке не так, как в гавани, но копченой и тухлой рыбой основательно попахивало. В прибое романтически плавал мусор, как это всегда бывает в порту. Поднималось солнце. Море слегка волновалось после утреннего прилива. Часть лодок уже вышла на утреннюю ловлю — их белые паруса виднелись на горизонте.

Пришедшие на рассвете с ночного лова рыбаки, зевая, слонялись по поселку, готовясь ко сну. Их лодки уже были 'пришвартованы', как они говорили, к семейным причалам, паруса и мачты сняты от чужого глаза и спрятаны по сараям. Пока жены не вынесли рыбу на рынок — рабочая суматоха в доме не давала мужьям лечь отоспаться. Лана насплетничала мне однажды, что большинство таких семей занимается супружескими обязанностями только в церковные, десятые дни отдыха: ночью жена спит — муж в море, днем муж спит — жена на рынке торгует свежей рыбой, кроя перекупщиков матом и вежливо разговаривая с покупателями. Во время кратких свиданий утром муж сортирует с женой улов, вечером — вместе чинят снасти и подшивают старые паруса. А задирать жене юбку перед выходом в море — плохая примета, можно не вернуться обратно. Морские обычаи требуют, чтобы дети делались после моря, без спешки, со всем тщанием. Изменять мужу — непременно заметят соседи. В общем, рыбацкая жизнь представлялась мне со слов потомственной рыбачки непростой, да и опасной.

Сама Лана специально не пошла сегодня в море, и ждала меня в праздничном платье у крыльца своего дома, действительно приличного для даже такого богатого поселка. Я, признаться, с самого начала присмотрел ее только как модель для моих живописных упражнений, и давно уже оставил надежды задрать девушке подол — рыбачка имела твердый характер и не собиралась заводить ребенка со стороны, даже от письмоводителя управы (как я представился ей при знакомстве). Более того, я подозревал, что она не пала бы к ногам даже такого щедрого красавца, как корнет граф Альбер. Словом, тут роман не вышел, и теперь мне, с полной потерей циркачки, оставалось только перейти к одной красивой супруге негоцианта, давно строившей мне глазки. Тем не менее я пообещал Лане помочь с замужеством, и не хотел отказываться от своего слова. Сейчас мне уже казалось, что девушка ловко поймала меня с обещанием. Кроме того, я действительно собирался написать красавицу-рыбачку в лодке на фоне моря. И, наконец, мне хотелось развлечься — начистить морды наглецам, объявившим свободной рыбачке, члену гильдии, что она выйдет замуж по их выбору, иначе её принудят силой. 'Придется сыграть в благородного рыцаря' — меланхолично подумал я. Что ж, это удовольствие более оригинальное, чем обычная дуэль.

— Здравствуй, красавица, — панибратски приветствовал я Лану, как мелкий дворянин обычно обращается к гильдейской рыбачке. Мы с Горманом вежливо поклонились и слезли с наших нарочито невзрачных лошадей. — Ну что, будем рисовать, а затем заедем в ресторан, пообедаем?

— Прошу вас принять кофей из моих рук, — приветливо, но вежливо ответила девушка. Никто вокруг не смог бы подумать сейчас, что еще десять дней назад мы с этой на вид такой чопорной рыбачкой гуляли по берегу моря в пяти стадиях от поселка, смеялись над моими шуточками, и я поправлял ей волосы, путающиеся на соленом ветру.

Покончив с ритуальной чашкой кофея, я вытащил из ящика кисти и краски. Горман помог мне раскрыть и поставить мольберт, и я уже начал смешивать краски на палитре, как вдруг кто-то нахально присвистнул сзади.

— Смотри, управские в нашем поселке завелись, — весело сказал кто-то. — Сейчас нам налоги заново посчитают... прямо кистями на стене.

Сзади меня стояло пятеро молодых рыбаков — руки в карманах старых парусиновых штанов, отбеленных солью, ноги в кожаных сапогах, ободранные куртки распахнуты на голой груди без фуфайки, на головах новенькие вязаные шапки ярких цветов — юные щеголи. Хотя вид у них был вполне отвязный, я не стал задираться и только сказал холодным тоном:

— Молодые люди, вы имеете дело с дворянином. Повежливее, пожалуйста.

— Подумаешь, какое дело — дворянин с управы, — нагло усмехнулся стоявший первым парень, с яркими глазами и рыжими волосами — очевидно, заводила. Он, очевидно, прекрасно понимал, что оскорбляет меня.

— Если хотите со мной разговаривать — ведите сюда вашего гильдейского старшину, а мне с вами разговаривать неугодно, — высокомерно сказал я, уже понимая, что скандала не избежать. Юные рыбаки были явно настроены на то, чтобы испугать меня, а то и избить. 'Ждали' — понял я, и вскользь посмотрел на многоопытного Гормана. Он потихоньку раскрывал висевший на лошади тюк, где были уложены сабли и пистолеты.

— Вам лучше идти отсюда побыстрее, а не то я вам живо все припомню! — неожиданно сказала Лина таким голосом, какого я от неё не ожидал.

— А ты помалкивай, детка! Как замуж за Зарада выдадим — перестанешь собачиться, — небрежно сказал вожак.

— В жопе видела я и тебя, и твоего Зарада! — вдруг отрезала всегда мирная Лина. — Прирежу и его, и тебя, если будете мешать. Понял, хрен морской? В руке у Лины неожиданно раскрылся её складной рыбацкий нож длиной аж с пол-рукм, которым она разделывала рыбу и обрезала снасть.

— Ещё будете мне указывать, за кого я выйду, дерьмо в приливе! — продолжила девушка. — Если Гильдия сейчас молчит, потом по суду взвоет! Вот господин дворянин не откажет подать на вас в суд. Хоть всем поселком верещите — я сама знаю, что буду делать!

— Ах ты, сука... — медленно начал выговаривать опешивший рыбак. Его глаза прищурились, но он не успел и руки поднять на Лину, как полетел на землю от моего удара.

— Челюсть сломанную подбери, крабосос, — холодно сказал я лежащему. — А вы, дружки идиота, бегом к вашему старшине и зовите его сюда, пока живы! Тут у нас нападение на дворянина. Ну?!

Против ожиданий, юные рыбаки не испугались и не подчинились. Один из них, самый шустрый и неумный, взвыл: 'Бей их!', и вытащил что-то из кармана, но тут грохнул выстрел — и его нож серебряной рыбкой полетел в песок, а рыбак схватился за простреленную руку.

Дело приобретало серьезный характер. Горман, не опуская дымящегося пистолета, другой рукой достал из тюка саблю и бросил мне. Я обнажил её, полюбовался сияющей сталью, затем другой рукой взял у Гормана ещё пистолет и скомандовал обомлевшим от выстрела рыбакам:

— Старосту сюда, и побыстрее!

Те не двинулись, притворяясь испуганными, и только злобно смотрели на меня. 'Похожи на бунтовщиков' — мимоходом подумал я, глядя на улицу, быстро заполнявшуюся разбуженными выстрелом рыбаками. 'Демон их подери, а ведь рыбачки-то все на рынке, мужьев остановить некому' — сообразил я.

Толпа рыбаков молчала, неприветливо разглядывая нас.

— Приведите сюда старосту и старшин! — громко сказал я. Никакого ответа не последовало — все молчали, и только на шаг придвинулись к нам. Я, тем не менее, не испугался, а наоборот, разозлился так, что начал терять хладнокровие, и громко сказал:

— Или вы приводите старшину, или я поджигаю поселок гранатами! Горман, зажигай!

Запахло серьезной стычкой. Горман, старый солдат, без промедления вытащил из тюка взятую якобы для глушения рыбы гранату, и мы оба поднялись в седла и приготовились к атаке. Рыбаки, мрачно глядя, все же остановились и начали искать глазами весла и камни, а кое-кто вынул рыбацкие ножи и приготовился швырять их в нас.

— Садись на коня сзади меня, — сказал я Лане. Она помотала головой, глядя на меня с непонятным восхищением, и, не теряя головы, отступила к своему дому, делая рукой незаметный знак: 'Бегите!'

'Девочка с характером!' — с восхищением подумал я. Хладнокровный Горман, тем временем, зажег гранату и примеривался бросить её в толпу. На войне он бывал и не в таких переделках, и нисколько не смутился в этом трудном положении.

— Еще один шаг — я подпалю ваш поселок с четырех сторон! — сказал я таким грозным тоном, которого даже не ожидал от себя. В голову ударил кураж, привычный всякому кавалеристу. Я был готов вдвоем атаковать в конном строю наглеющую толпу с ножами и прорубиться сквозь неё. Горман улыбнулся, и от этой страшноватой улыбки попятились рыбаки передо мной, без слов поняв, что их сейчас срубят.

— Сначала гранаты перед нами, потом рубим, потом вернемся и опять гранатами, — громко сказал я решительному Горману. — Они у меня запомнят, скоты, как ножи вынимать!

Рыбаки передо мной услышали и шарахнулись в стороны. Стычка уже казалась неизбежной, но тут послышался громкий свист, топот копыт, и два десятка конных полицейских из службы порта, немилосердно пыля копытами, вырвались из-за угла и разделили нас и толпу. Впереди отряда неслись майор полиции и знакомый мне чиновник — гильдейский старшина порта.

— Все назад! — заревел он таким голосом, что рыбаки отшатнулись. — Нападение на дворянина! В королевский суд захотели?! Где старшина поселка, мать его в жопу и за ногу веслом? Где его носит, козла, когда тут драка и стрельба?!

Рыбаки, очевидно, хорошо его знавшие, моментально отбежали с середины улицы к стенам. Из-за угла выскочил крепкий мужик в рыбацкой одежде и с виноватым видом подбежал к старшине. Я сделал знак Горману, и тот потушил фитиль на гранате, которую полицейские старательно не замечали.

— Прошу прощения, господин граф, — вежливо обратился ко мне гильдейский старшина. Судя по всему, он отлично помнил меня. Услышав такое обращение, сзади него тихо ахнули и ещё потеснились назад, и злоба на лицах уступила выражению страха.

— Виновные будут наказаны, — продолжал старшина. — Но, со своей стороны, осмелюсь заметить, что могли бы девушку забрать отсюда — и все дела. А сейчас с ней морока будет.

— Никакой мороки, — хладнокровно сказал я. — Я выдаю Лану за её жениха из другой деревни, дом и причал она продает, и ещё иск вчинит в Гильдию этим придуркам за принуждение силой к браку. Как ты, Лана?

— Согласна! — поспешно сказала рыбачка, сообразив, что к чему.

— Ну вот и уладилось, ваше сиятельство! — сказал старшина. — А иск я поддержу. Совсем одурели — девушку без долгов, члена гильдии — силком замуж выдавать. Закон есть закон!

Дело, действительно, улаживалось. Боевой кураж у меня уже, естественно, прошел. Я со вздохом слез с коня и с помощью Ланы сложил мои художественные принадлежности, пока Горман, сидя на коне под прикрытием полиции, зорко оглядывал все вокруг. Замечательному портрету Морской Феи не суждено было состояться.

Молча упаковав кисти и краски вместе с мольбертом, я посмотрел на девушку и спросил:

— Когда твой жених Вильнур приедет?

— Сегодня вечером, — ответила Лина, как-то странно глядя на меня.

— Очень хорошо, — сказал я. — Вот тебе двадцать золотых — это на свадьбу. Скажи Вильнуру, чтобы вы завтра же поженились — тогда отвяжутся. А послезавтра, по обычаю, подвесь часть простыни с кровью, чтобы висела у вас дома на окне, а часть — в этом доме на окне. Варварство, конечно, но тогда все заткнутся. Потом подадите иск в гильдию на поселок — специально я пришлю своего стряпчего, и стрясете с ваших придурков ещё денег. Ребенка заводите не сразу, чтобы болтовни не было. Когда родишь — сообщи через стряпчего, пришлю благословение и подарки. Если, конечно, на войне не буду. Я ведь на самом деле корнет Кавалерийской Школы, уйду воевать.

— А... а попользоваться вашим положением не желаете? — неуверенно спросила Лана. — Это хотя перед свадьбой не полагается, но графу можно... А Вильнуру все равно, он меня всякой возьмет. И вообще, у нас в поселке никто с девичеством замуж уже давно не выходил, все опытные были. Вильнур сильно удивится...

— Не успею, детка, — искренне вздохнул я. — Прямо сейчас невозможно, видишь, полиция, скандал. Вечером с женихом уедешь, там уже он будет первый, а оставаться ночью тебе нельзя — порезать по злобе могут. Значит, не выйдет. Может, потом, когда уж замужем будешь... Ладно уж, за меня не беспокойся — сейчас переоденусь и поеду к фрейлинам.

Услышав о фрейлинах, Лина ревниво блеснула глазами, но смолчала. Мягко упрекнув таким образом девушку за былую неуступчивость, я погладил её по голове и опять сел в седло. Мы подъехали к старшине, и он заверил меня, что полиция будет в доме до приезда жениха, гильдия берет на себя охрану имущества, а он очень благодарен мне за понимание. Затем он шепнул мне нейтральным тоном:

— Позвольте, господин граф, без обиды, совет от старшего по возрасту: после свадьбы она жалеть начнет, так уж у женщин заведено. Подумайте... может, не все ещё кончено. А муж ведь всегда в море, знаете ли...

— Пожалуй, вы правы, — согласился я с чиновником, проявляющим недюжинное понимание молодежи. — Ну что ж, прощайте, благодарю за помощь. Вы пришли вовремя, ничего не скажешь.

— А с нашими вы поосторожнее, — шепотом посоветовал старшина. — Ведь я почему слежу за поселком: прошел слух, что кто-то из наших не у торговцев, а у пиратов плавал, и недавно вернулся. Такие на все способны. Придется их найти и потрясти маленько. Да тут ещё война, говорят, на носу...

— Кстати, отец рассказывал, что в ту войну много имперских шпионов в порту выловили, — небрежно обронил я.

— Да, мы готовимся, переписываем рыбаков, и вообще, — тоже как бы мимоходом сказал мне чиновник, как военному. — Через Гильдию ведь много чего видно...

Мы понимающе переглянулись. Затем я козырнул все время молчавшему майору, грозно озиравшему с лошади оторопевших рыбаков, откланялся и, помахав Лине рукой, поскакал к воротам. Горман держался сзади, и, немного отъехав от поселка, я поравнял с ним коня и весело спросил:

— Ну, что скажешь? Не осрамился я?

— Нет, конечно — всех сосунков и прочих рыбаков поставили на место, — махнул рукой старый слуга, бывший солдат отцовской роты.— И порубили бы их славно в случае драки, не ударили бы лицом в грязь. А что своего от девушки не добились — ну, это бывает. Моя вторая жена сначала мне отказывала, отказывала, даже на сторону замуж вышла, а как раскусила своего красавца — за мной полгода бегала, пока я её не простил и за себя не взял. Женщины, знаете ли, всегда готовы повернуть куда им захочется, только подождать надо, чтобы захотели они в вашу сторону. Тем более, эта — рыбачка, девушка крепкая, с характером, не фрейлина какая... Чуть попозже это дело может и сладиться, ежели пожелаете. Главное, что не ждали вы таких молодцов в деле, но встретили их как надо.

Он покрутил ус и задумчиво добавил:

— Позвольте сказать, господин граф, что-то не то с этими рыбаками, то ли Гильдия их распустила, то ли сами охамели. Раньше они поспокойней были. Да и война скоро будет — кто их знает, что они делать будут... В прошлую войну половину этого порта имперцы пушками с моря побили, а половину — сами портовые подожгли... Потом их человек двадцать вздернули за предательство, да порта-то уже не было.

— Старшина гильдии сейчас ими занимается, — сказал я. — Похоже, всем гильдиям перед войной мозги прочищают, и они готовятся. Ну, а мне теперь к фрейлинам, не с улицы же девушку брать и тащить в отцовский особняк, до этого я сегодня ещё не допился.

Горман ободряюще улыбнулся и промолчал, а я вздохнул.

...И ФРЕЙЛИНА.


После отбытия гимнастки и постыдного провала интрижки с рыбачкой мне оставалось только идти по проторенной дорожке. Я вернулся в Училище, переоделся в парадный мундир и, дождавшись заката, взявши с собой Гормана, на своей лошади, приведенной из нашего особняка Адабаном, выехал в Королевский дворец.

Со мной за компанию выехал шевалье Серра — у него было свидание с немолодой (на наш юношеский взгляд) кастеляншей Дворца. Серра был молодой, как и все мы, но уже представительный дворянин и отличный наездник, сдержанный и молчаливый. По происхождению южанин из столичной провинции, он был четырьмя годами старше меня, хотя и мой одноклассник. Я, как уже имевший близкие отношения с трехсотлетними эльфийками и успевший сгоряча трахнуть пятидесятилетнюю статс-даму Галлер, помалкивал по поводу его увлечения зрелой женщиной, но и корнеты сдержанно, но с пониманием относились к его роману с сорокалетней придворной дворянкой, потерявшей мужа много лет назад — по нашему легкомыслию Серра считался среди корнетов чуть ли не стариком.

Сначала я был еще не в духе после утренней неудачи с рыбачкой, и мы оба молча любовались видами столицы. Прохожие и уличные торговцы не особенно толпились на середине улицы, памятуя о привычке некоторых родовитых дворян нестись со своей свитой не глядя на народ, сметая всех подряд, а также о привычке многих дам лететь на свидание в своей карете так, что их кучера не обращали внимания на сбитых прохожих. Конечно, когда страдали видные горожане, члены торговых корпораций, то гильдии со свойственным им сутяжничеством жаловались градоначальнику, но одновременно напоминали пострадавшему, что дворян не переделаешь, и что не стоит стоять на пути несущихся галопом лошадей и ждать, что они остановятся. Словом, мы без препятствий ехали по середине улицы.

Настроение мало-помалу начало подниматься. Солнце светило нам, как и всему миру, и не было смысла долго огорчаться. Наши кони, хоть и личные, нестроевые, шли чуть ли не в ногу. Мне было двадцать лет, Серра — двадцать четыре, и мы были не желторотые мальчишки, а взрослые люди, уже почти офицеры. В парадных мундирах и на превосходных конях, держась в седле совершенно свободно и в то же время изящно, как и подобает будущим офицерам кавалерии, мы чувствовали, что смотримся в высшей степени привлекательно, и видели себя на приближающейся войне — героями, счастливцами и наверняка будущими хозяевами жизни.

Я провел почти всю юность в небольшом провинциальном городе Альбер — столице нашего графства, и в столице только гостил несколько раз. Сейчас же я жил уже два года в этом огромном, и, бесспорно, красивейшем городе-порте континента, и он стал для меня почти родным. Мы с Серра любовались прекрасными зданиями министерств и дворцами знати, с удовольствием вдыхали вкуснейший запах еды из открытых окон шикарных ресторанов, не ощущали сильных дурных запахов (последние десять лет градоначальник заставлял дворников еженочно чистить центр столицы так же чисто, как свою дачу), слышали музыку из простонародных таверн. Уже темнело, и народ веселился в свой день отдыха — молитвенный день. Настроение наше стало прекрасным. Встречные дворяне вежливо кланялись, девицы и проезжавшие навстречу в летних каретах с открытыми окнами дамы-дворянки улыбались нам, офицеры вежливо кивали, а мы отдавали им честь.

Наконец, двигаясь средним шагом по столичным улицам к дворцу, мы выехали из оживленных кварталов центра города. Мне уже немного надоело глазеть на народ вокруг, настроение стало прекрасным, и я, отвлекшись от окружающего, раздумывал над одним фактом, немало озадачившим меня в прошлом году. Дело в том, что в то время среди молодых дворян и образованных горожан было распространено мнение, что дворцовый отряд в двадцать пять юных и красивых дворянок, живущих при дворе и исполняющих обязанности фрейлин королевы, королевы-матери и трех принцесс, скомплектован в основном из особ очень вольного поведения, и что леди Галлер, статс-дама двора, вынуждена управляться с ними прямо-таки армейскими, чуть ли не палочными методами.

Я неплохо знал почти половину фрейлин, даже немного ухаживал за кое-кем из них, и отлично понимал, что все это клевета и слухи. Девушки леди Галлер были придирчиво отобраны из рядов высшего и среднего ранга дворянства, прилично образованны и более или менее благонравны — настолько, насколько это вообще было возможно при нашем легкомысленном дворе, где все спали со всеми. Их целью было не крутиться слишком долго при дворе, а удачно выйти замуж, или, скажем, малость поинтриговать в пользу собственного рода. Только две или три фрейлины — Малан, Таргоро, Морено, достаточно честолюбивые, ставили целью выслужиться при дворе — и вот именно с ними мне удалось добиться кратковременного и непостоянного успеха. С остальными ничего не вышло.

Когда я понял эту, как говаривал мой учитель тактики, диспозицию, то задал себе резонный вопрос: а как, собственно, сложилось такое дурное общественное мнение об этих девушках, представительницах родовитых семей королевства? Кто его создал и поддерживает?

Странным был тот факт, что в хорошо осведомленной среде высшего дворянства мнения о дурном поведении фрейлин презирали и ни во что ни ставили, и ни к дуэлям, ни к семейным скандалам они не приводили — а вот дворянство среднего и особенно нижнего уровня явно питалось этими ложными слухами. Это в свое время показалось мне так необычно, что я обратился к Гирону и к другому любителю фрейлин, шевалье Тирну, и наша маленькая компания втроем устроила небольшой военный совет по этому поводу. Мы обсудили много слухов, строили всякие гипотезы, но ни к какому определенному выводу не пришли, и зашли в тупик. Однако несколько дней назад я имел разговор с одним немолодым офицером, другом отца, который вскользь намекнул, что его сыну, молодому офицеру артиллерии, служащему в столичном гарнизоне, предложили поучаствовать в кампании этакой легкой дискредитации придворных гордячек-фрейлин с цель сделать их более уступчивыми, и что сыновья некоторых герцогов будут участвовать в этом забавном развлечении. Сын, человек порядочный, отказался, но отцу о предложении сообщил.

Слова 'сыновья некоторых герцогов' живо напомнили мне о стычках с кое-какими молодыми и наглыми высокородными дворянами и с их прихлебателями в мой первый год в Училище. Тут, пожалуй, открывался след долговременного заговора нашей золотой столичной молодежи против фрейлин. Дело запахло интригами, и я прикидывал, стоит ли мне и Гирону — корнетам из выпускного класса — участвовать в могущим стать громким скандале прямо перед войной, или плюнуть на это дело и оставить его на послевоенные времена.

Тут мы въехали в Дворцовый Квартал, и я отставил глубокие размышления. В конце концов, мы прибыли не на интимные развлечения с доступными девушками (это вам Королевский Дворец, а не Карнавальная улица, известная еще как улица шикарных борделей). Я приехал пообщаться с юными и прекрасными (а если не так уж прекрасными, но уж точно высокородными и очень хорошо отмытыми и надушенными) дворянками, и должен был показать лучшие стороны своей натуры — так обычно выражался перед свиданием наш поэт Гирон. Великосветских шлюх в цветнике леди Галлер не водилось. Для этого при нашем легкомысленном дворе имелись в изобилии придворные дамы, жены маркизов, баронов и герцогов, и они прекрасно справлялись с этим нужным делом.

При въезде во Внутренний Двор дворца мы сдали охране обязательные при ношении формы в городе кинжал и саблю. Я и шевалье легко разыскали в гостевых рядах дворцовой конюшни стоявшую у кормушки с сеном лошадь Гирона и его слугу, дремавшего рядом. Горман поставил моего коня и коня Серра рядом, шевалье дружески попрощался до утра и бодро зашагал к своей кастелянше, а я, потолковав со слугой Гирона, взял завернутую в платок припасенную бутылку очень хорошего вина и направился мимо гвардейского поста в Королевский Сад, а там обошел дворец кругом и вышел к корпусу фрейлин. Там легко нашел указанное окно и бросил в него камешек. Через некоторое время оттуда высунулась взлохмаченная голова Гирона.

— В чем дело, Альбер? Опять дуэль?! — нисколько не рисуясь, спросил он. — У меня сейчас сабля не с собой, сдал при входе.

— Да нет, граф, — извиняющимся тоном сказал я. — Видишь ли, у меня всё провалилось. Я даже чуть не поджег рыбацкий поселок, но вот конная полиция прибыла и попросила не увлекаться. А ими командовал начальник участка в чине майора, да ещё представитель Гильдии там затесался... Пришлось отменить веселье.

— Может, оно и лучше, — бодро рассудил пока ещё трезвый Гирон. — Прямо перед войной не стоит жечь поселки в гавани и лупить плетью рыбаков, которые будут кормить столицу в случае сухопутной блокады. Да и не к лицу нам такие мелочи. То ли дело — барону пинка в задницу ты вчера отвесил...

— Да, это вышло удачно, — согласился я. — Но сегодня я остался один, и совершенно некуда идти с визитом — так вышло. Спроси у твоей прелестницы, нет ли у неё привлекательной соседки с незанятым сердцем?

Голова Гирона исчезла, раздался шепот и хихиканье.

— Есть одна, — доложил Гирон, снова появляясь в окне. Вообще-то, он был голый до пояса — ясно, опять добился своего. Я подумал, что всезнающая Галлер теперь будет зла не только на меня,но и на Гирона. А он продолжал загадочным тоном:

— Всем хороша, но... Не любит военных.

— Как-как?! А кого же она тогда любит? — ошеломленно спросил я. Это был первый такой случай на моей памяти. — Королей? Или купцов?

— Артистов и художников, — доложила белокурая пассия Гирона, тоже высовываясь в окно, несмотря на очень открытую ночную рубашку. — Здравствуйте, граф. А мы думали, после статс-дамы вы начнете с герцогинями развлекаться. Некоторые, поговаривают, уже ждут вашего приступа, чтобы немедленно сдаться.

— Ну что вы, госпожа Алора, — мягко улыбнулся я, стараясь быть обаятельным. — Променять юных фрейлин, будущих невест, на зрелых дам... Ведь молодых и незамужних герцогинь при дворе сейчас нет. Верьте мне, срывать юный, нераспустившийся, поражающий своим обаянием бутон приятнее, чем извиваться в когтях опытной хищницы, давая ей наслаждение, — разливался я куртуазным слогом.

— Ну, по слухам, это наша Галлер извивалась в ваших когтях две луны назад, — не покупаясь на скрытую лесть, хладнокровно отпарировала умненькая Алора, одна из тех фрейлин, за которыми я ещё не ухаживал. При этом она внимательно следила за моим лицом, очевидно, стараясь подтвердить для себя, правдив ли слух обо мне и статс-даме королевы, начальнице фрейлин. Я постарался держать лицо невзмутимым, чтобы ничего показывать.

— А вам надо идти вперед, — продолжала девушка, не сводя с меня глаз. — При дворе есть красивые герцогини, есть принцессы крови... В вашем списке побед, говорят, имеются фрейлины, одна графиня, две супруги богатых торговцев... ну, простонародных девушек не считаем... А ваша кузина Беллерия говорила, что вы даже имели романы с эльфийками. Это правда?

— Правда, милая Алора, — признался я, не увлекаясь подробностями и не подавая виду при словах о Галлер. — Это ведь наши соседи, и я с ними постоянно выпивал, и даже бывал в гостях в Великом Лесу... Вот так несколько раз и случилось. Кстати, о вашей подруге... Вообще-то я — любитель наук и искусств, и даже сам рисую. Может быть, окажусь неплох для неё, хотя и военный?

— А это Сона, светленькая такая, — сказала Алора тоном опытной сводницы. — Сейчас я постучусь к ней и спрошу, не хочет ли она познакомиться с корнетом-художником?

Услышав это, Гирон прикрыл рот ладонью, сдерживая смех. Я галантно добавил:

— И другом корнета-поэта.

Тут уж Алора хихикнула и исчезла в коридоре. Гирон веселым шепотом сказал:

— Корнет-художник — это звучит.

— Слушай, я не сильно помешал? — деликатно спросил я.

— Да нет, мы как раз сыграли первый акт и допивали вино, восстанавливая силы, — усмехнулся друг. Как большой театрал, он обо всем, даже об интимном, говорил в терминах сцены. — Сейчас тебя пристроим — и откроем занавес на второй акт. Учти, что наша милая Алора таки развратнее, чем я думал, и, если с Соной не выгорит — будешь на нашей сцене не простаком, а вторым героем-любовником.

Я кисло улыбнулся, помня свои провинциальные предрассудки. К счастью, тут появилась Алора, и шепнула:

— Пойдемте, она ждет. Но учтите — у неё окна нет, уходить будете через моё, я вам поскребу в дверь, когда будет пора. А если не поймете друг друга — возвращайтесь, мы с Гироном вас не бросим в коридоре.

Намек был ясен.

— Благодарю, милая Алора, — ласково сказал я, стараясь не краснеть, как провинциал, в положении, достаточно обычном для столичных дам. — Как говорится, Богиня Любви за нас, а остальные сейчас не смотрят. Пойдемте.

Мы на цыпочках прошли по коридору мимо трех дверей. Перед четвертой Алора сказала мне на ухо:

— Постарайтесь не выходить в коридор без нас. Сейчас Галлер может пройти в любой момент. Если попадетесь, она не посмотрит, что вы её один раз завалили: отдаст страже. В лучшем случае сначала вас завалит в отместку, а потом все равно сдаст. Когда вы на ней отметились, говорят, королева ей выговор сделала за разврат на службе, да ещё с молодежью, так что повторения не будет.

Алора была умна, и явно знала больше, чем говорила. Я отметил себе в памяти: когда она с Гироном расстанется (больше одной луны наш поэт Гирон не мог держаться одной девушки — разочаровывался и переходил к другой в поисках вдохновения) — поговорить с товарищем и перехватить, так сказать, бразды. Улыбка у неё была милая, характер явно товарищеский. Из-под короткой рубашки видны были красивые ноги, в разрезе рубашки — полные груди, пахло от неё чудесно... 'Ну, потом посмотрим' — сказал я себе, когда девушка бесшумно открыла дверь и шепнула в темноту:

— Сона, вот я привела к тебе корнета графа Альбера, он хочет с тобой познакомиться.

Затем она втолкнула меня в дверь и закрыла её.

В комнате был полумрак, слабо пахло дорогими духами, горел только один слабый светильник. Слева от двери стоял грильяж с большим зеркалом, справа — узкая кровать, застланная пышно взбитым одеялом, а напротив стоял диван, и на нем сидела, завернувшись в светлую шаль, маленькая девичья фигура. Светлые волосы были собраны и завязаны пучком сзади, и из-под высокого лба в полутьме поблескивали какие-то острые, очень внимательные синие глаза.

— Сергер Альбер, к вашим услугам, — свободным от чопорности, но вежливым тоном сказал я, четко наклоняя голову. — Могу я просить вашего общества?

— Можете, граф, — усмехнулась девушка. — Санелия Соран, к вашим услугам, заходите. Вот кресло — усаживайтесь. Вино можете поставить на стол. Но должна сразу огорчить вас — того, чего так желают молодые корнеты, вы не получите. Женские дни, знаете... Вы разочарованы? — спросила она ироническим тоном.

— Вообще-то я пришел познакомиться, — весело сказал я, ни поверив ей ни на миг (обычная женская уловка!), и ставя принесенную бутылку вина на столике сбоку. — Но, сознаюсь, не припас бокалов. Не найдется ли парочка?

— Найдется, — сказала девушка, поднимаясь и открывая дверцу стенного шкафа. — Я прячу их, потому что подруги все время забирают — несмотря на нашу строгую Галлер, сюда проникают молодые военныe, а с ними вино, шум, нежные ласки и громкие скандалы, — вздохнула она, ставя пару красивых бокалов тонкого стекла на столик. — Признаюсь вам — я не в восторге от военных. Они, конечно, герои и наши защитники, но в мирное время слишком резво лезут под юбки, да и воспитанием не всегда блещут.

— Мирное время скоро кончится, а воспитанием наших офицеров и я не всегда доволен, — сказал я примирительно, игнорируя её язвительный тон. — За последние три луны у меня было четыре дуэли — и все из-за вопросов вежливости. Даже перед войной господа юные офицеры несут много околесицы из-за ничего, просто для самоутверждения. После войны я, если не убьют, пойду в университет, или в школу магии. Художником мне уже не бывать — как я убедился, таланту мало. Но ещё рисую. Вы позволите нарисовать вас на днях в хорошую погоду, при солнечном свете?

Сона задумалась, а я разлил вино по бокалам. Девушка достала коробку с печеньем от мастерской столичного кондитера, и мы выпили за здоровье хозяйки комнаты.

— Портрет — это прилично, — решила строгая Сона, — под такое дело можно выпросить у Галлер официальное свидание в нашем парке. Потом, после художества, можно и чинно потанцевать на балу без дурацких намеков. Вы себе не представляете, как статс-дама начала следить за нами. Как выжажается одна их наших фрейлин, леди совсем озверела.

— Ревнует? — весело предположил я, доливая вино в бокалы.

— Вполне возможно, — серьезно ответила девушка. — Ах, какое вино вкусное!

— Хотите, открою тайну? — шепотом спросил я. — Это вино папе соседи-эльфы подарили.

— Вы не шутите? — разволновалась Сона. — Это же такая редкость у нас в столице, и страшно дорого стоит!

— А нам по-соседски от эльфов все недорого достается, — открыл я семейный секрет. — Два года назад мой кузен соблазнил, находясь с визитом в Великом Лесу, матушку моей подружки, так та ему ящик вина подарила за удовольствие и благородный роман — понравился он ей. Впрочем, кузен мой дворянин красивый и образованный, эльфийский язык знает. Родственник мой в ответ отдарился изумрудными серьгами — эльфы их обожают, а копей изумрудных у них нет. Ради этого мой дядя, его отец, специально заказывал гарнитур у гномов.

— Какая у вас жизнь интересная в вашем графстве — эльфы, гномы, — с легким недоверием сказала Сона. Я пояснил, решив не упоминать ещё и о соседях-драконах:

— А мы на северной границе живем, прямо рядом с эльфами. А с другой стороны гномы держат так называемые Дальние Копи. Папа торгует с ними, и пропускает возы с товаром в нашу страну — охраняет торговый путь.

— А ваша эльфийская подружка как на роман её матушки смотрела? — начиная верить, спросила Сона.

— А моя подружка не ревновала, даже когда её трехсотлетняя матушка, похожая на молодую женщину лет двадцати пяти, меня в постель загнала, — не стал я скрывать истины. — Она почаще своей матушки меня по эльфийской траве валяла. Видите ли, Сона, вся молодежь у них служит в Лесной Страже и прекрасно умеет воевать. Вот Ветка — так я её зову — обычно два раза в луну выходила с патрулем на нашу границу, все как полагается по традициям, эльфийские луки, зачарованные стрелы, белые эльфийские кони, но, когда они менялись, то, сдав рапорт, останавливались в нашем придорожном трактире на границе — выпить гномьего пива, гульнуть. В мирное время старшие им это позволяют. Ну а я, мои кузены и ещё пара ребят поприличнее из соседских дворян — их там уже ждем. И сразу пир горой, танцы... единственно, мой папа строг насчет драк, а все остальное — пожалуйста. Выводила она меня в темноте на лужайку за трактиром, и сразу валила на траву безо всяких... У них это быстро.

— Да, я тоже слышала, что они не только лесным чародейством славны, — не без ехидства сказала Сона. — И так гостеприимны!

'Видела бы ты их гостеприимство, язва дворцовая' — юмористически подумал я, 'от Ветки не ушла бы так просто. Она ведь не только парней могла на травку увести...' И я вспомнил одну нашу молодую соседку, вдову соседа, встретившуюся с эльфами по делам — кажется, жеребца эльфийской породы у них на случку нанимала по-соседски. И жеребца получила, и сама, будучи женщиной моральной, твердой, вдруг завязала роман с Веткой. Хорошо, матушка эльфийки прекратила это дело, не то кончилось бы скандалом. Впрочем, всего этого я говорить не стал.

— А вы тоже получили вино за свидание? — опять не без ехидства спросила Сона.

— Нет, — очень серьезно ответил я, — в благодарность она выпросила для меня разрешение у Великой Владычицы и сводила к Озеру Исцеления — проверить здоровье и снять чары и сглазы.

— И как? — с интересом спросила девушка. — Что-нибудь было?

— Даже слишком много, — кисло ответил я. — Хорошо, что Ветка заметила кое-что. Я только потом понял, что переспать с её матушкой было просто предлогом, чтобы проверить меня у эльфийских лекарей на Озере от макушки до пяток. Видите ли, Сона... Наше графство процветает, оно довольно богато и имеет небольшую, но сильную гвардию... точнее, они зовутся горными егерями. В горах мы непобедимы, а фланги наши прикрыты эльфами, ни один недруг герцог сквозь нас или них в горном лесу пройти не сможет. И при этом отец и я твердо стоим за короля. И весь наш род ведет такую политику последние триста лет. Это не всем нравится. А я — наследник. Вот меня и пытались испортить волшебством...

— Наследник? — спросила Сона. — Да ведь вы — выгодная партия. Какая жалость, что я сегодня не готова ко свиданию! Сейчас бы заморочила вам голову, два-три горячих свидания, может быть даже до утра, и можно выходить замуж в горные края!

Это было сказано уже не иронически, а скорее шутливо: мое положение наследника понравилось практичной девушке. Я поднял глаза от бокала с вином и внимательно оглядел кандидатку в графини. Да, она была довольно красива: чудесные светлые волосы, даже в прическе 'пора спать' (как выражались обычно мои сестры), то есть расчесанные, но не уложенные; милый овал лица, нежная кожа, гордо поставленная шея, и очень неплохая, судя по тому, что я видел под одеялом, фигура. Глаза были светло-синего цвета, что часто встречается в нашем королевстве. Вот только глаза эти были очень внимательные и какие-то... не то, чтобы колючие, но твердые — совсем как у нашего ротного командира. 'Из неё вышел бы неплохой офицер' — почему-то пришла мне в голову странная мысль.

Мы продолжали вежливо играть в гляделки — она тоже, наконец-то, посмотрела на меня оценивающим женским взором. Пока её острый взгляд оценивал мои стати, характер и возможности карьеры, что-то вдруг случилось со мной: я внезапно понял её. То ли мой небольшой жизненный опыт начал подсказывать мне истину, то ли сработали мои скрытые магические способности, спящие, по уверениям Ветки, Альты и моей мамы, где-то в глубине моего растущего организма, но я с полной уверенностью и без ошибки знал две вещи. Во первых, Соне уже очень и очень досталось от родных, почему она и сидела во фрейлинах, а не ходила невестой на балах. Во вторых, в доме, где эта настрадавшаяся от родных девица будет супругой — больше не будет хозяев: она подомнет под себя и мужа, и всех остальных.

Меня это, естественно, не особенно привлекало, и я начал без шума разворачиваться в обратную сторону.

— Прежде всего, надо вернуться с войны, милая Сона, — сказал я со вздохом. — Живым и не инвалидом. Потом придется разбираться с невестами — ведь это дело семейное, отцы решают дела брачных союзов.

— Как, вы уйдете на войну?... — вдруг задумалась Сона. — Как же так? Ведь вы же граф!

— Тем более я должен воевать, — ответил я.

— Но... но так мы потеряем наше лучшее молодое дворянство, — осторожно переформулировала Сона свой крик души, по-настоящему звучавший как 'Почему вы должны воевать, если должны стать моим женихом?!'

— А если оно не будет воевать, то станет не самым лучшим дворянством, и фронтовики, даже дворяне невысокого ранга и люди третьего сословия, обойдут нас в общественном мнении, — резонно указал я, с интересом думая, как далеко она зайдет.

— Подумаешь, общественное мнение! — холодно сказала Сона. Видно было, что ей нетрудно идти против мнения окружающих.

— Это наш долг перед королевством, — спокойно сказал я, прекращая дискуссию. И, решив кинуть ей успокоительную конфетку, добавил:

— Впрочем, я за себя не опасаюсь. Я поеду на будущую войну не просто так. У нас по соседству живет исключительно сильная семья чародеев, и они уже изготовили для меня боевые амулеты. Мы проверяли их, надевая на старинные доспехи и стреляя из ружей, из луков зачарованными стрелами, и даже из пушки: отбивает все в сторону начисто, в том числе ядра и картечь. По их словам, даже залп батареи мне будет безопасен.

— Чародеи... Эльфы? — с интересом спросила неопытная, судя по всему, в магии Сона.

— Нет, другие существа... посильнее. Лучше не спрашивайте, прошу вас — просто поверьте мне, что очень сильные маги. И неизвестные у нас в стране — о них знаем только мы и архимаги.

Тут я явно покривил душой — уж о ком, а о драконах, страшных огнедышащих существах из сказки, знал из легенд любой житель Родонии, хотя они не появлялись внутри страны уже лет сто.

— И они похожи на людей, ваши чародеи? — скептически спросила Сона, тонкой своей кожей чувствовавшая подвох.

— Слово дворянина — почти как мы, — честно сказал я, подумав, что от людей Альту отличают только желто-зеленые глаза с вертикальным зрачком... конечно, когда она не превращается в сой истинный облик, не раскрывает свои огромные крылья глубокого черного цвета и не выкладывает передо мной спиралью, чтобы я уселся, свой золотистый хвост.

— У нас на границе всякие создания живут, — продолжил я, уводя разговор в сторону. — И дриады, и грифоны, и гномы... Орков только нет, степи от нас далеко, а торговать они с нами ещё не торгуют. Папа, правда, говорит, что их представители должны скоро появиться — смотреть корабельный лес. Флот, говорят, хотят строить на море у своих берегов, торговать. Я спросил — а что же так далеко едут? Оказывается, соседи им хороший лес продавать не хотят — боятся, что они начнут строить боевые галеры и грабить берега.

— А вы продадите? — спросила Сона, своим тонким чутьем поняв, что от меня толку с амулетами не добиться, все равно не скажу подробностей.

— Папа хочет переговорить с канцлером, спросить разрешения, — пояснил я. — Если королевству будет выгодно политически, продадим, и доставим через эльфийские территории. Там есть дороги в степь.

— Как, у эльфов в чащобе есть дороги? — наивно спросила девушка, знавшая о Великом Лесе, похоже, только из легенд.

— Ещё какие, — заверил я, — и торговые, и военные.

— Ну и ну, — протянула Сона. — Вот так живешь и не знаешь ничего о ближних королевствах.

— А я ездил, как сосед, по их лесу, вот и узнал многое о них, — пояснил я. — По совету Ветки, объяснил свое удивительное путешествие тем, что пишу стихи о Великом Лесе и зарисовываю его красоты. Эльфы немедленно воодушевились и разрешили мне поездку. Все-таки поэзия и музыка — их слабое место. Да и семья Ветки за меня поручилась — её матушка заявила, что провела со мной ночь, якобы магически прощупала, и ничего против эльфов в моей душе не нашла.

— В самом деле прощупала, или наплела? — с интересом спросила Сона.

— А кто её знает, — усмехнулся я. — Думаю, что прощупала. Их Великую Владычицу не обманешь, это одна из сильнейших магов нашего мира. Но Великая тоже к нашей семье хорошо относится, все-таки соседи, давние друзья и союзники. И потом — причина хорошая — поэзия, искусство, восторженный молодой человек, восхищающийся эльфами, знающий эльфийские диалекты.

— Да, романтично, — с одобрением сказала Сона. — Отлично придумано, — деловито добавила она, и я сразу подумал, что ей, похоже, пришлось со своими родными научиться умело врать. — Но, значит, вы и язык их знаете? Послушайте, вы и Гирон — единственные кадеты... корнеты... Слушайте, а почему вы не кадеты, как все остальные?

— Пятьдесят лет назад дед нашего короля учился у нас, и когда ему надоело, что его гоняют как кадета, он запомнил это, и после коронации издал удивительный указ: последний год учебы в столичных военных училищах кадеты числятся корнетами, чтобы чувствовать разницу между учеником и офицером, — пояснил я. — Лично я рад этому — ведь уже почти офицер!

— Ага, — сказала Сона. — Так вот, вы оба только корнеты, из тех, кого я знаю, кто имеет отношение к литературе и искусству. ОстальныеЮ скажу прямо, попросту дубины.

— Это звучит слишком снобистски, — поморщился я. — Просто мы с Гироном будем в армии временно, до конца войны, и когда отвоюем, то займемся своими делами, а остальные будут делать карьеру в строю. Ведь у нас разные цели.

Таким-то образом мы и разговаривали допоздна — и очень мило провели время. Наконец, поздно ночью Гирон и Алора стукнули нам в дверь. Я поцеловал Соне руку и выскочил в коридор. 'Сейчас Галлер будет обходить корпус' — шепнула Алора, 'Скорей в сад'. Мы вернулись в комнату Алоры и привычно вылезли в окно — сначала Гирон, затем я (осторожно похлопав при этом Алору пониже спины, безо всякого протеста с её стороны). Гирон нежно поцеловал Алору в окне, ну прямо как на известной картине 'Свидание на рассвете', и она закрыла окно и заперлась изнутри на ночь.

Мы бодро двинулись в направлении конюшни, но далеко не ушли. 'Стой, кто идет!' — раздалось из чудесно пахнувших кустов жимолости, и на нас вывалился патруль гвардейцев, засевший там, как потом выяснилось, по просьбе статс-дамы. Да, хоть и говорят, что страшна месть женщины отвергнутой, но месть соблазненной — еще страшнее!

Мы сгоряча схватились за сабли, но их у нас уже отобрали при въезде в Дворцовый Квартал.

— Ты был прав, с Галлер я перестарался, — юмористически сказал я Гирону, поднимая руки. Ревнивая командирша фрейлин после быстрого, но горячего знакомства со мной в постели решила перекрыть нам с Гироном всякое общение со своими девушками. Сегодня определенно был день неудач. Ну, накликала мне циркачка проблемы с женщинами!

Мы под конвоем двинулись в кордегардию. Там нас уже ждали двое товарищей по несчастью из Королевского пехотного училища, один морской лейтенант, арестованный прямо в комнате какой-то придворной дамы, и знакомые гвардейские офицеры, сменявшиеся с караула. Предстояло вместе скучать до утра, а то и дольше — как комендант скажет.

Компания, впрочем, подбиралась неплохая, однако, по уставу, под арестом нельзя было играть ни в карты, ни в кости, ни даже в шашки. 'Ну уж нет, мы не ударим лицом в грязь!' — сказал я себе. По счастью, в правилах ничего не говорилось о винах в помещении кордегардии Королевского Дворца, в отличие от уставов мирной гарнизонной службы. Я недавно сдавал в классе контрольную по теме 'Армейские уставы', прекрасно помнил эту разницу, а потому немедленно попросил послать гвардейца в конюшню за Горманом. Когда тот прибыл с невозмутимым видом, я приказал ему съездить в близлежащий ресторан 'Дворянская радость' за арасским шипучим вином.

Моих денег у Гормана в кошеле хватило бутылок на сорок (Гирон в припадке галантности оставил все деньги из карманов Алоре на девичий праздник для фрейлин). Мы с Гироном, пехотинцы и моряк напились вдрызг, напоили четверых сменившихся гвардейских офицеров, и уж в этом нам никто не смог помешать.

Проснулись мы на дворцовой гауптвахте, куда нас по-товарищески перенесли из кордегардии гвардейцы. Караульный офицер немедленно сообщил, что он уже послал с нарочным письмо в Училище, так что мы могли не беспокоиться об отсутствии на утреннем разводе. Кроме того, он приватно шепнул, что утром к нам уже прибегали обеспокоенные Алора с Соной, которым Галлер похвасталась своим успехом, но мы напились так, что нас пушкой бы не разбудили, и добавил, что девушки — 'первый класс, даже среди фрейлин'. Также он по-товарищески посочувствовал мне, поскольку хорошо знал Галлер по долгу службы, сказавши, что за один трах она будет портить мне жизнь целый год.

— Рассолу! — сказал бледный Гирон, обеспокоенный совсем другим.

— Ещё арасского! — поддержал его не менее бледный я. Но предстоящие два дня нам по приказу коменданта было суждено провести без горячительного — на гауптвахте. Предстояло также своеобычное объяснение с начальником Училища.

— Лучше бы рисовал Лану, — голова бы не болела, — вздохнул я, подводя итоги дня отдыха.

НАЧАЛО


Был уже конец лета. Через две луны мы выпускались в кавалерию корнетами с правом через полгода быть произведенными в лейтенанты, если заслужим, конечно. Мы готовились к сдаче экзаменов королевской комиссии: все утра пропадали в манеже и на стрельбище, в днем и вечером зубрили уставы, готовясь к экзаменам. В дни отдыха, то есть церковные дни, мы, естественно, развлекались вовсю. Все наши товарищи по учебе, будучи в увольнении, не вылезали со свиданий, из ресторанов, игорных домов , целый день шумели на скачках, иной раз проматывая перед выпуском свои последние деньги.

Я и Гирон не усердствовали в гульбе — хотелось выйти из училища первыми в списке, но и мы отдыхали. Раз или два в луну мы баловали себя — в церковный день не бежали на свидание с нашими юными и неуступчивыми дворянками, а надевали штатскую одежду и шли на один из больших столичных рынков выпить свежесваренного крестьянского пива — как провинциалы, мы им не пренебрегали. Как правило, начинали с рядов с копченой рыбой из графства Гирония или с соленостями и салом альберийского производства. Продавцы, представители наших торговых домов или просто крестьяне из наших графств, моментально узнавали младших графов и доставали для из мешков все самое вкусное, от пирогов до временно запрещенной к продаже в столице безакцизной шоптовой водки отцовского производства. Не вникая в подробности, наши торговцы считали, что они — наши люди, а мы — их младшие хозяева, и делились всем домашним.

Конечно, представители золотой молодежи из нашего училища воротили нос от таких простых удовольствий, но смеяться не смели — и я, и Гирон уже поучили многих таких весельчаков на учебных дуэлях. Вот и в тот солнечный день мы уже приняли по две кружки неосветленного крепкого пива, закусывая копченым мясом и вкусно пахнущим "рыбацким" ячменным хлебом домашней выпечки (пожилые торговки из графства Гиронов поделились). Кроме хлеба, пахло копченой рыбой, и так аппетитно, что у нас бурчало в желудке.

Вокруг стоял обычный шум рынка — торговались, ругались (в отличие от обычаев вежливого населения нашей столицы, гордившегося своей культурой и гостеприимством, на рынках, по традиции, разрешалось крыть собеседника последними словами), рассказывали всякие истории — боги знает о чем, читали вслух приличные и неприличные стихи, смеялись, делали выгодные или нескромные предложения. Кого-то стригли и брили, кого-то успокаивали, какого-то молодого карманника не очень сильно, более для порядка — били. С трех сторон доносилась игра уличных музыкантов, а на краю площади гремели, зазывая людей, барабаны бродячего цирка — увы, не того, в котором недавно выступала моя циркачка.

Нам было хорошо. В наших крепких кавалерийских головах бродило крепленое пиво, и мы уж начали переглядываться с молодыми и красивыми девушками с торговых рядов моего графства. Горон сначала порядком дивился свободным обычаям наших гор, когда я без возражений на глазах уводил юную торговку в укромное место "поболтать", а ее подруги, старшие дамы и даже торговые старосты только понимающе улыбались, без слов желая успеха молодому графу и памятуя о том, что у нас в горах редкая девушка выходит замуж без уже нажитого ребенка. Впрочем, ей надо было работать, и все происходило приятно, но быстро: раз — сладкий поцелуй, два — развязываются шнурки на груди домотканной девичьей сорочки и туда запускается моя ладонь, три — девушка поспешно садится на скамью и поднимает юбку до пояса, четыре — я галантно придерживаю ее за ягодицы (уже голые, конечно), чтобы не упала, а она все-таки не удерживается, и — ай-яй-яй! -падает на спину, пять — ее колени доверчиво раздвигаются... В общем, на счет "двести" мы уже приводим одежду в порядок и, тяжело дыша, словно возы толкали, скромно выходим из склада, куда она привела меня просто-напросто показать новые товары из графства на продажу.

Такое простое обхождение внезапно понравилось Гирону больше, чем жеманные повадки наших фрейлин, и он тоже не упускал возможности пошалить с девушкой из моего или своего графства. Вот и сейчас мы уже почти достигли третьей кружки пива, после которой обычно хотелось развлечений, и раздумывали, кому из девушек кивнуть.

Девушки бодро занимались своими товарами, весело поглядывая на нас. Я, придя в хорошее настроение после пивка, зацепил глазами одну из них, рыжую, в темно-красном платье. Она выкладывала в тот момент на продажувдобавок к кожаным сумкам ручной работы еще и ремни — охотничьи и повседневные, вышитые серебром в нашем горном стиле. Девушка была новенькая и миленькая, с большими и ласковыми карими глазами, но, главное, у нее под платьем у нее прекрасно просматривалась большая и крепкая грудь хорошей формы.

Посмотрев на нее, я решил, что сегодня буду сторонником крепких грудей. Также, шея у нее была длинная и красивая, стан стройный... А как насчет ног и... э-э... вообще...? — задумался я, но девушка была еще и сметлива: она с упаковкой ремней в рукахповернулась ко мне спиной, нагнулась и начала укладывать их под прилавок. При этом подол платья распахнулся на боковых разрезах, и стали видны ее стройные крепкие ноги, обтянутые по горной привычке тонкими вязаными чулками. Одновременно она совершенно случайно прижала коленом подол платься так, что ее крепкие, но не слишком большие ягодицы отчетливо обтянулись сзади.

"Хороша!" — подумал я, снова поднося к губам кружку, и весело улыбнулся ей. Она живо выпрямилась и поправила волосы со скромной улыбкой. Это означало, по нашем горном языке жестов: "Да".

Остальные девушки, переглянувшись, молча согласились, что со мной сегодня вопрос решен, по крайней мере прямо сейчас, и немедленно перевели взгляды на Гирона. Он поставил кружку на стол и вытер усы, удивленный внезапной популярностью.

Игра взглядов продолжалась. В тот самый момент, когда улыбки юных торговок стали прямо-таки сияющими, и было уже неприлично не отвечать на них, а я пришел к выводу, что рыжая девушка с большой грудью вполне достойна проводить меня на склад с товарами — показать мне кое-какие кожаные изделия, неожиданно с центральной площади рынка донесся громкий барабанный бой, а за ним — хорошо поставленный голос одного из городских герольдов, призывавший всех именем короля молчать и слушать.

Это было обычное вступление к королевским воззваниям. Все замолчали. Мы с Гироном кисло переглянулись.

Толпа покупателей сгрудилась вокруг герольда, и в нее бодро полезли карманники и стражники. Продавцы слушали, не сходя со своих мест и приглядывая за товаром. Герольд не стал тянуть и принялся зачитывать Королевское Послание о начале войны с Империей.

Мы не стали подходить близко, и в наших ушах звучало обрывками: '...наш царственный брат, Император, обьявил себя нашим врагом... ... память о прошлой войне... Завтра обьявлено наступление на наши приграничные крепости... Флот врага обьявил об атаке любого нашего корабля, даже торгового... Обьявляется ограниченный рекрутский набор в ледующих герцогствах... обьявляется набор добровольцев... наша доблестная армия приготовилась в сражениям... наш доблестный флот готов отразить врага в море...' — и так далее.

Мы с Гироном снова переглянулись. Разговоры старших офицеров подтверждались: как только имперцы собрали свой бедный урожай, так сразу и обьявили войну.

После обьявления все на рынке снова зашумели, обсуждая новости. У всех были удивленные лица. Откуда-то появился староста торговцев нашего графства и громко заявил всем нашим продавцам:

— Скоро придет наш торговый представитель, передаст слово от его сиятельства графа Альбера...

Тут он странно, как-то пугливо посмотрел на меня — я ответил ему кивком, но обращаться ко мне староста все же не стал, а продолжил:

— Пока торгуем как обычно. Я все время здесь. Кто из города привяжется или полиция придет — звать меня. Торгуйте, но будьте готовы собраться и сдать товар и выручку на хранение или на увязывать на возы, ежели придет приказ. Я и господин представитель будем здесь каждый день, чтобы не разграбили, ежели будут волнения. Его сиятельство выдвигает нам в охрану от грабителей, с разрешения городской полиции, двадцать егерей с оружием из своей столичной усадьбы, это тут рядом, они скоро будут здесь. Все держимся за ними, и спасибо господину графу. Знаем мы столичных ухарей, и полицию местную тоже знаем...

Торговцы и торговки дружно закивали, поняв что надо делать. Со столичным жульем и с подонками из Приречного квартала они часто имели дело, и были искренне рады поддержке от родного графства. Многие вопросительно смотрели на меня, но я в распоряжения старосты решил не вмешиваться — представителю виднее, да и не мое это сейчас дело.

— А девочки-то все еще на нас смотрят,— заметил, быстро придя в себя, Гирон. — Может, успеем?...

— По уставу, при начале военных действий корнеты, как и все учащиеся военных училищ, обязаны как можно быстрее явиться в училище и ждать приказов, — кисло возразил я.

Действительно, сейчас нам, корнетам, полагалось быстро вернуться из увольнения. Гирон пошевелил в сомнении своими кавалерийскими усами (в два раза больше моих, скромных) и молча кивнул.

— К тому же, наши "драконы" (ротные и взводные начальники) и "левиафаны" (офицеры-преподаватели, на корнетском жаргоне) могут рассказать больше, чем тут говорят простому народу, — добавил я.

Мы медленно допили свое пиво, сердечно попрощались с озабоченными торговцами и с погрустневшими юными торговками, и медленно, неохотно пошли к Училищу.

— Слушай, а вот в прошлый раз ты увел в сарай ту, тридцатилетнюю, — вдруг вне зависимости от военных новостей сказал Гирон, — она ничего, конечно, но ведь уже не так молода. С чего это ты?

— Все просто, — сказал я. — Ей тридцать пять, куча детей, она — вдова, и я с ней уже имел дело несколько раз в графстве, еще до Училища. Я тогда всех красивых вдов в нашем городке посещал по многу раз. Так сказать, посмотрю, как живет, морально поддержу — если хочет, конечно, а потом от матушки помощь подошлю... да и от меня лично, если очень старалась ночью... Так вот, она очень хороша в любовном деле, опытная, и очень горячая... Ну вот я и освежил знакомство. Кстати, и проверил теорию нашего мага-врача. Он считал, что от постоянных палок от покойного мужа женщина была угнетена, здоровье упало, а сейчас безо всяких лекарств она живо придет в себя. Да и матушка интересовалась. Надо теперь им написать, что безутешная вдова безо всяких лекарств окрепла, пришла в себя, чуть пополнела, фигура стала гибче, даже волосы на голове, подмышками и в низу живота стали намного гуще, в постели начала шевелиться очень энергично... В общем, ожила.

— Значит, проверил в постели, — усмехнулся Гирон. — Любопытно. То-то девушки ревновали. А сегодня же ее вроде не было?

— А я знал, что она расторговалась и должна отбыть обратно, вот тогда и попрощался приятным образом, а то бы пришлось все время только с ней развлекаться, — пояснил я. — Молодые девушки начали бы ревновать. Ну и был бы скандал меж наших торговок, до драки могло бы дойти. Зачем мне подавать такой пример своим вассалам?

— Всегда знал, что ты ловкач, — вздохнул Гирон. Я улыбнулся:

— Да нет, это меня папа так учил.

Некоторое время мы шагали молча, думая каждый о своем.

— Интересно, а вот что если бы имперцы напали без официального начала войны, а неожиданно, как пираты? — вдруг задумчиво спросил меня Гирон, у которого мысли частенько принимали неизведанные направления.

— Скорее всего, в первый же день сожгли бы столичный порт, как в прошлую войну, — рассеянно сказал я. — Но это противу военной чести. Так не поступают в наше время. Я надеюсь, что никогда не увижу, как противник вроде Империи неожиданно и неблагородно, без объявления войны, ударит нам в спину — по флоту, по пограничным городам, и так далее. Позор им был бы, особенно самому императору — аж на весь мир...

— Само собой, — согласился Гирон. — Кстати, ты можешь обьяснить, почему в Империи не хватает хлеба, и зачем они лезут на наши земли? Я ведь граф прибрежный, можно сказать — морской, мы мало сеем зерна, только для себя, а у вас в горах ого-го какие поля на террасах, как я слышал. Ты в этом должен понимать.

— А что тут понимать, — все так же расслабленно ответил я, прикидывая в уме близкое будущее: ускоренный выпуск, зачисление в полк, выход на фронт, и так далее. — В Империи на самом деле земли неплохие, могли бы давать урожая и побольше. Просто они не следят за почвами, истощают их, не делают севооборот, не завозят достаточно навоза на поля... Система владения землей у них устаревшая: мало арендаторов, сами дворяне хозяйством не занимаются, не принято, а их управляющие гоняют крестьян на поля насильно, ну и те не особенно стараются работать забесплатно. Кроме того, есть и секрет. Имперцы не в ладах с эльфами последние двести лет, после нашего отделения. А вот у нас в графстве, скажем, соседи-эльфы по четыре раза в год накладывают заклинания плодородия и урожайности — и удваивают наш урожай. А поля на склонах гор наши люди уже двести лет — как мы отделились от империи — делают. Каждый год вручную ставят и обновляют. Это огромный труд. Хорошо еще, эльфы у нас в друзьях и союзниках ходят — они и в сортах, и в урожаях сильно понимают. Сам понимаешь — с растительным миром у них особые отношения...

Гирон, естественно, спросил у меня о смысле эльфийского понятия "севооборот". Я начал подробно объяснять такую простую для эльфов идею естественного обогащения почвы, и за разговором незаметно мы дошли до училища. Там мы расписались в возвращении из увольнения и присоединились к одноклассникам.

Перед нами из города уже вернулись многие, и все кадеты и корнеты бурно обсуждали новости. Лично я понял из обсуждения только, что выпуск состоится через пятнадцать дней, и что никто еще не знает, кто и в какой полк из двенадцати полков легкой кавалерии королевства выпускается. Зато было известно, что три полка из шести столичных уже двинулись в сторону будущего фронта, на восток, сопровождая колонны пехоты.

— Прямо под первый удар, — мимоходом заметил майор Рокен, преподаватель тактики и боя. — Им придется остановить имперскую армию, а разбивать ее придется вам.

— А они куда денутся? — недоуменно спросил корнет Ивран, человек славный, но уж очень простодушный. На него посмотрели и ответили:

— Они будут истощены боями и уйдут на переформирование.

О том, что многие попросту не вернутся после первых боев, говорить не стали, чтобы не сглазить. Бог войны не любит таких слов... На войне становишься суеверным — а огромная и жестокая война была уже на пороге, и мы спешили, по молодости, попасть туда как можно быстрее.

В обед мы узнали из официальных сообщений 'для штатского населения', что имперцы двинули на нашу границу двадцатитысячную, по слухам, пехотную армию с конницей и артиллерией, и атакуют по линии границе наши крепости и приграничные укрепленные города. Одновременно имперский военный флот двинулся к нашим берегам для рейдерства и атак на гавани. В наших молодых головах зашумело от неожиданных новостей и от восторга. Итак, война началась.

Тогда, глядя на моих одноклассников и однокашников, молодых кандидатов в офицеры, я не думал о том, сколько из них вернется с войны. И не думал также, какими они, и я в том числе — какими мы вернемся домой после войны.

К вечеру, когда все кадеты и корнеты вернулись из увольнения, нас собрали в Зале Училищных Праздников и Королевских Актов (там мы обычно проводили все торжественные собрания и устраивали училищные балы). Командующий училищем, бывший боевой генерал, уволенный в запас по ранениям после прошлой войны — сухощавый, с лицом покрытым сабельными шрамами и несгибающейся после имперской шрапнели ногой — держал речь, остальные офицеры выстроились по бокам. Штатских учителей не было — они еще не вернулись из выходного дня.

  Генерал, человек крутой, но весьма толковый и вдобавок к своей заслуженной боевой славе еще и хороший администратор, не любил тратить слов попусту и был краток и определен: война началась, это не случайный конфликт, а большая война, и имперцы наступают большой армией. Он пока более ничего не может сказать по этому поводу до поступления достоверных сведений (кто бы сомневался!). Наш долг — кадетам, то есть первому году обучения — учиться побыстрее, корнетам, то есть второму году — выпуститься как можно скорее и выехать в полки. Офицеры и штатские преподаватели Училища сделают все что возможно, чтобы выполнить могущие скоро поступить указания Военного Министерства. Тем не менее, спешить некуда. В прошлую войну — двадцать лет назад — мы были не готовы, так сказать — получили внезапный удар в спину и потратили пять лет, чтобы разбить империю и успешно выкинуть ее войска из наших границ. Сейчас мы вполне готовы к войне, но драться придется не меньше двух-трех лет, чтобы перемолоть войска вторжения с наименьшими потерями для страны. Так что он, по только что поступившему повелению Его Величества, приказывает перенести экзамены на две луны раньше и произвести выпуск офицеров через половину луны. Наш учебный департамент разработает все сроки нового расписания за два дня (он указал рукой на офицеров по сторонам, стоящих навытяжку, и они дружно закивали, не меняя поз).

Засим, продолжил наш бравый командир, довольно болтать, это не кавалерийское дело. Наше дело — рубить, воюя храбро, бешено, но с умом и с умением, а также соблюдая рыцарские правила воинской чести, кои всегда были родными для армии Родонии, и, не скрою, особенно — для нашей любимой легкой кавалерии. Да здравствует Его Величество — ура! Да здравствует Родония — ура! Мы победим, мы защитим родную землю от захватчика, от нашего старого врага, которого мы били и будем бить — ура! Ура! Ура! Боги да поддержат нас и наше справедливое дело! Вольно, всем разойтись.

ПЕРВОЕ ПОДВЕДЕНИЕ ИТОГОВ


Прослушав речь, мы разошлись, в основном по комнатам. Затем Гирон, несколько выведенный из равновесия историческими событиями, как и всякий истинный поэт, ушел успокоиться ездою на коне в наш училищный манеж. Я же, тоже взволнованный, но стараясь сохранять хладнокровие, уселся за стол, взял бумагу, очинил перо, налил чернила, достал магические черный и красный свинцовые карандаши для особых пометок и начал упорядочивать мысли в голове, как учили меня папа и мой учитель — наш графский маг.

Вначале я проревизовал старые планы. Для начала мне пришлось выбросить из головы предстоящий через несколько дней Летний бал в Училище, весьма популярное в столице мероприятие, на котором обычно выпускники танцевали и флиртовали с девушками из общества, возможными невестами. Сейчас будет не до флирта и не до невест. Состоится бал — хорошо, нет — ну и боги с ним. С кем мне придется танцевать на балу, а кого обольщать после него, уже не так важно.

С днем рождения было другое дело. Через десять дней мне исполнялось двадцать лет — это было событие поважнее чем бал. Я становился не просто взрослым, но полностью правомочным членом семьи, мог подписывать имущественные документы, и так далее. Мой банковский счет, на котором отец держал на всякий случай около десяти тысяч золотых монет на мои столичные расходы, переходил ко мне полностью — хоть пропивай все деньги! Правда, за два года я еле истратил монет шестьсот, в основном на ухаживания за женщинами и на покупку художественных гравюр в семейную коллекцию, а потратил на рестораны и игру на скачках дай боги монет пятьдесят, не более. Правда, и выиграл я на лошадях монет сто пятьдесят, не более, в основном не за счет знаний, а по непонятной удаче.

  Вообще-то, у меня имелись сильные подозрения, что драконий амулет, подаренный Альтой перед выездом в Училище, не только защищал от пуль, сабель и кинжалов, но и приносил удачу, поскольку в карты я почти не играл, и даже имел серьезные ссоры с теми, кто шулерски пытался заставить меня сесть за игру, но уж когда садился перекинуться с друзьями по маленькой ставке в пару серебрушек — мне везло просто необыкновенно.

Батюшка, матушка, брат, сестры, и, кто знает, может быть даже друзья семьи (возможно, кое-кто из тех, кто водил меня по ночам на поляны Великого Леса, или некто, кто показывал мне рассветы с вершин недоступных гор) ранее собирались навестить меня в Училище, а затем устроить праздничный вечер в лучшем ресторане. Конечно, сегодня положение в стране резко изменилось, но перед моим уходом на войну родственники и друзья семьи несомненно приедут повидаться. Так что и эти мысли я временно отставил.

Итак — что я приобрел и что потерял за два года в Училище? Начнем со светской жизни и со всего того, что примыкает к развлечениям.

Я участвовал в одиннадцати дуэлях, из них в двух официально разрешенных и смертельных, и ни разу не был ранен и даже никого не убил (вероятно, потому что не особенно и старался убить — не на кого было злиться по-настоящему).

Я соблазнил несколько юных и милых столичных дворянок, но ни одна ни намекала мне, что хотела бы стать моей невестой. Это даже как-то задевало мое самолюбие: в постель они со мной охотно ложились, до вечера или до утра развлекались очень горячо, ласковыми словами меня осыпали, подарки принимали, с подружками из ревности не знакомили, но серьезно меня как кавалера все же не рассматривали. А на прощупывающие вопросы я не поддавался. Скромность, понимаете ли.

Кроме того, я имел несколько интриг со зрелыми дворянками и женами богатых купцов — всё женщинами действительно красивыми, или по крайней мере привлекательными, и страстными. Увы, это не было какими-то знаменитыми победами, и любой молодой, небедный, неглупый и приятный видом дворянин легко заводил такого рода связи, особенно с купчихами. Даже увлечениями это было не назвать — скорее связи, то есть жаркие встречи в каждое увольнение, подарки, рестораны, и так далее, но никаких романтических намерений. В сущности, это ничем не отличалось от моих шалостей со вдовушками в графстве, только что те были более низкого сословия. Как говаривал в таких случаях весельчак Гирон — самый обычный трах без серьезных намерений.

Отдельно стояли несколько одноразовых удачных свиданий — скажем, со статс-дамой, обычно распекавшей меня как бабника, постоянно волочившегося за фрейлинами, или с одной из герцогинь, случившиеся под влиянием момента и более не повторявшиеся. Или ухаживание длиной в луну за красивой ресторанной певицей (к сожалению, она, как ни странно, оказалась дурой, или умело притворялась ею, и долго я не выдержал).

Несколько связей считались бы странными в свете — скажем, длинное, на две луны, увлечение гимнасткой из цирка, знакомство с прелестной рыбачкой из порта (несомненная неудача) или небольшая интрижка со вдовой хозяйкой трактира в предместье столицы (прямо-таки красавица была, и горячая, и фигура замечательная). Кстати, в процессе интрижки с трактирщицей я появлялся только в штатском, отчего мне и моему слуге Адабану пришлось разбить несколько морд — кое-кому из ухажеров, метивших в мужья и в законные хозяева трактира. С корнетом они бы, конечно, так не посмели бы...

В целом мои шансы на столичном рынке женихов не особенно котировались, хотя я и имел не вполне заслуженную славу дуэлянта, задиры, бабника, и так далее. В общем, несмотря на умение фехтовать, приличную внешность, мундир корнета кавалерии и кое-какие денежки в кармане, для столичных дворянских семей я был пока что неизвестно кто, что, к слову, радовало и отца, и мать, считавших, что смолоду лучше не влезать в неприятные истории, приобретать сомнительную славу или вешать на шею брак с неподходящей невестой.

Подводя итоги — с женщинами мне в общем везло. А вот чему я научился в стенах училища, а не в игорных домах и не в столичных ресторанах?

Я наконец-то аккуратно окунул перо в чернила и вывел, по отцовской системе:

Первое — в совершенстве научился ездить на лошади, с поводьями и без них, любым аллюром, свешиваясь вниз с седла и стоя на седле, под обстрелом и в ураган, дождь и снег. Раньше я ездил все же не так хорошо, как сейчас. Здесь этому учили по-настоящему.

Второе: хотя я и был уже мастер фехтования,но здесь все-же многому научился, особенно бою в седле, двоеручном, держа лошадь шенкелями, а также групповому бою. Раньше у меня это не особенно получалось.

Третье — до училища я стрелял хорошо, но все же как дворянин и как охотник, а не как офицер. Сейчас я, как призовой стрелок, мог попасть за сто шагов в летящую птицу на полном скаку, и даже не особенно прицеливаясь, так, навскидку.

Четвертое — я и раньше хорошо дрался руками и ногами (дома у нас был отличный наставник рукопашного боя), и к этому, увы, ничего не прибавил за последние два года. Кавалерия, сами понимаете.

Пятое — я с полгода был старшиной роты и четыре луны — помогал взводному командиру, так что командовать научился и даже привык. Это не такое простое дело, даже для офицера, и даже командный голос не всегда помогает. Нужна практика, и она у меня была.

Шестое — я хорошо научился тактическим приемам боя: разворачивать взвод или эскадрон в атаку, перестраивать, отступать, взаимодействовать с пехотой (тоже мне помощники) и с артиллерией (это уже получше). Кроме того, я основательно нахватался в хозяйственных вопросах, от амуниции, оружия, лошадей и до организации снабжения взвода, эскадрона, батальона и даже полка: этому нас тоже учили.

Седьмое — я был первым в общих классах в Училище, и хорошо разбирался не только в лошадях, металлических сплавах для сабель, в заточке кинжалов или в баллистике ружей и пистодетов, но и поучился физике, химии, математике, правильному писанию не только военных документов, но и писем, перевязыванию ран и даже исправлению сломанного оружия и ковке подков в походе (чего мои одноклассники изучать категорически не желали). Топография, карты, политические науки — много что было представлено в необязательных класах для кадетов и корнетов, и много что я изучал. У нас были даже классы танцев, обязательные для дворян. По учебе я шел в первой тройке.

Восьмое — никаких классов по высокой математике, прикладной физике и биологии (кроме наук по уходу за лошадьми и о подмывании лошадиных хвостов, говоря грубо), никаких классов литературы или магии за эти два года у нас не было, и я чувствовал, что в этом смысле даже малость отупел. Само собой, высшее кавалерийское училище — это вам не университет и не школа магии. Тем не менее, я дал себе слово, что когда вернусь с войны, пойду в Магическую Школу или в Королевский Университет. С армией я уже слегка познакомился, и, теперь хорошо понимая папу и маму, как и они, ею не восторгался, хотя воевать в ее рядах собирался до победного конца. Но после войны дальше служить в армии я и раньше не планировал, и сейчас не изменил своих планов.

Я просмотрел список, и понял, что кое-что забыл указать. Скажем, завязанные за последние два года с легкой руки отца знакомства с промышленниками и торговыми домами столицы (скажу сразу — с их женами, иногда довольно-таки похотливыми и иногда очень интересовавшимися молодым корнетом, я старался интриг не иметь: дело есть дело). Кроме того, я избежал нескольких подленьких интриг, связанных с недоброжелательно настроенными соседями-герцогами, и меня познакомили с несколькими товарищами министров казначейства, промышленности и даже дорожных хозяйств, очевидно, в связи с какими-то планами в отношении нашего графства. Этим отец был очень доволен. Мать же была довольна тем, что меня не окрутили в женихи представители сильных столичных дворянских партий: мы всегда стояли независимо, ни к кому ни примыкая, кроме канцлера, старинного знакомого отца.

И, наконец, я просто стал офицером.

СТРАННЫЕ ИЗВЕСТИЯ


Я снова задумался о юных дворянках, встреченных мной в столице в эти два года. Увы, несмотря на то, что они имели разный цвет волос, глаз, разные фигуры и различные манеры вести себя — все они сейчас казались мне одинаковыми. Застенчивая дворянская дочь, гордая наследница герцога, уверенная в себе представительница золотой молодежи из семьи придворных дворян, вышколенная и самоуверенная юная фрейлина или "загадочная" светская львица — все они хотели одного: молодого, родовитого и богатого мужа, много денег, роскошь, влияние, иногда — славу или власть. Я не встретил ни одной девушки, для которой интерес к искусствам, литературе, поэзии, природе был важнее, чем славная жизнь при дворе и удачное замужество, а уж науками никто из девушек и подавно не интересовался — или они умело скрывали это. Даже отчаянные любительницы охоты, подлинные амазонки, с которыми я легко находил общий язык, кроме интереса к лошадям и к погоням за несчастными лисицами и зайцами, не имели ничего более за душой — разве что интерес к мужчинам и к их карьерам.

Я и сам не расматривался как выгодная партия. Симпатичный дворянин, умелый фехтовальщик, задира-дуэлист, хороший наездник с перспективами армейской карьеры — не более. Светского льва из меня не вышло, при дворе меня знали только как большого бабника, никто не ожидал, что я в будущем стану генералом или министром. Семья моя почему-то считалась более торговой, чем придворной — вероятно, из-за прочных связей со столичными торговыми домами. За эти два года на меня редко открывалась женская охота — и, как правило, зрелыми дамами, желашим поразвлечься с юным корнетом. Мои столичные кузины держали, по просьбе моей и родителей, стойкую оборону, когда их подружки из числа дворянок средней руки выведывали всякие сведения обо мне. Никто, слава богам, еще не знал, что отец в нашем далеком горном графстве легко ворочает заработанными на приграничной торговле миллионами золотых, никто не замечал, как я безо шума покупал для семьи очень дорогие гравюры, картины, статуи. Я не швырялся деньгами в шикарных борделях и ресторанах, не ходил в игровые дома, не владел тысячной стоимости беговыми лошадьми, хотя мой не особенно крупный и видный жеребец горной породы Змей, привезенный из дома и ждавший меня в конюшне нашего столичного дома, не уступил бы в на бегах лучшим столичным лошадям, поскольку в его выведении участвовали эльфы (еще один наш маленький семейный секрет).

К счастью, я привык каждый день спорить с Гироном о поэзии и театре, как спорил когда-то сл знакомыми эльфами — об искусстве, богах, природе, с драконами — о природе, о разных видах магии. Только это не позволило мне за эти два года стать солдафоном.

За это время я много услышал нового из военной истории, изучал искусство войны, беседовал со знакомыми наших штатских преподавателей о философии — и только. Столичные интриги и сплетни меня совершенно не интересовали. В двух улицах от нашего Училища располагался Королевский Университет, в пяти кварталах — Магическая Школа, и это было мне страшно интересно, но у корнета Училища не было времени даже зайти туда познакомиться с профессорами, магистрами, магами и архимагами. Кроме того, приближающаяся война не позволяла мне взять годичный перерыв в Училище и заняться более интересной учебой, а не бессмысленной болтовней с фрейлинами и не тисканием внушительных грудей сорокалетних герцогинь и купчих.

Война с Империей была неизбежна. Мы давно уже, незаметно ускоряясь, шли прямо лоб в лоб, подталкиваемые политикой, экономикой, жаждой власти и просто взаимной ненавистью, и вот теперь сталкивались — и наша страна, бывшая имперская колония, должна была отстоять нашу свободу, устоять и отбросить врага. И уже через луну, может быть, я поведу своих солдат, которых я еще не знаю, в смертельную атаку. И я могу быть ранен или убит. Я не боюсь этого и не дрогну, как не дрогнул в схватке с пещерным львом или в стычке с браконьерами, но что почувствуют мать и отец, узнав, что я погиб смертью храбрых? Я, их любимый и любящий сын, их надежда? Да, они не покажут вида, будут держаться с достоинством, но души их будут рыдать...

Я вздохнул и сказал себе, что мы мало думаем о смерти и ее последствиях. Обойдется — вот девиз дворянина, рискующего жизнью. Думай, как убить врага побыстрее и поудобнее, и не трясись от страха, или тогда почти наверняка убьют тебя — вот наша проверенная столетиями великая философия. Мы, люди, ведем себя одновременно как скороживущие насекомые и как бессмертные создания — не думаем о смерти, и все. А что скажет сильно привязанная ко мне Ветка (хотя наше общение в графстве состояло в основном из горячих споров и занятий любовью, мне почему-то казалось, что циничная эльфийка, презиравшая людей, как и полагается эльфам, дорожит моей дружбой), узнав, что меня ухлопали на человеческой войне? Она и так иногда эгоистически проговаривалась с кислым видом, что через какие-то сто лет наша сладкая дружба, наши умные разговоры и нежные отношения кончатся, поскольку я, как и все прочие люди, умру от старости, в отличие от нее, эльфессы. Она-то не человек, ей жить тысячу лет, и она по другому смотрит на вопросы жизни и смерти.

А моя школьная подруга Альта — даже страшно подумать, что эта простая и молчаливая девушка может сделать, узнав что ее друг, и значит, ее собственность (по традициям драконов) — убит имперцами.

Впрочем, на все угрозы моей жизни и здоровью она обычно отвечает новыми амулетами своего изготовления, чудовищной силы и огромной стоимости. Сейчас, например, у меня на шее висит ее драконий амулет стоимостью, наверное, не менее чем в пятьдесят тысяч золотых, подаренный при отьезде из дома. Тем более что на рынке магических изделий драконьих амулетов нет уже лет триста, наверное. Причем за этот амулет могли бы дать и побольше — мы с Гироном один раз под большим секретом проверили Альтин подарок на стрельбище и выяснили, что скромное кустарное изделие моей школьной подруги запросто отражает пули, стрелы, копья, даже пушечное ядро или полный заряд картечи, причем так здорово, что я даже легкого удара не чувствую.

Интересно, приедет ли она на мой день рождения? Несмотря на множество любовных приключений в столице, я великолепно помнил вкус ее обжигающе горячих губ.

Тут мысли мои приняли не такое грустное направление. Я с удовольствием вспомнил, что во время обычных десятидневных учебных каникул (два раза зимой и один раз летом) уже не раз встречался с Альтой, специально прилетавшей ко мне. Она носила меня над горами, мы гуляли по дорожкам нашего поместья, разговаривали о всяких пустяках — но не целовались. Как выяснилось при первой же встрече, Кирмон посоветовал ей не компрометировать меня перед драконами — что это означало, я и не спрашивал. Как истинный друг, Альта нисколько не ревновала меня к Ветке, которая приезжала к нам в поместье на своем ослепительно белом эльфийском скакуне каждый третий вечер, обычно свободный от службы в Лесной Страже, но не каталась со мной по дорожкам или по полям и лесам, а самым энергичным образом трахала меня в своей любимой густой траве — летом и в моей собственной кoмнате — в зимние каникулы.

Впрочем, после каждой прогулки с Альтой и свидания с Веткой мое самоуважение резко поднималось. Ведь таких подружек не имел никто более в королевстве. Никакой великосветский лев или наглый придворный авантюрист, обычно побаивавшиеся моего вызова на дуэль, но от души презиравшие меня за вежливое поведение с нижестоящими, нежелание швыряться деньгами попусту и за отсутствие покровителей при дворе, и представить себе не могли ласк эльфиек или дружбы драконов.

В самый разгар моих раздумий вернулся Гирон, освеженный верховой ездой и даже успевший вымыться после нее, что бывало не всегда.

— Поздравляю, — сказал он. — Бал отменяется ввиду военного положения. Нас только что расписали по полкам, списки уже висят. После экзаменов мы получим звания и разьедемся — кто в чине лейтенантов получит взвод, кто не сдавший экзамены хорошо — в чине корнета возьмет отделение. Мы с тобой, как отличники, попали в Шестой полк легкой кавалерии. Он примет запасных, увеличится до бригады и будет переброшен из столицы в Восточную Армию — это не секрет, он туда приписан, как и гвардия.

По дислокации мирного времени Восточная Армия стояла между границей Империи и направлением на столицу, и, вероятно, уже вступила в бой.

— Вот это быстрота! — поразился я. — Но я рад, что мы будем вместе. И полк знаменитый. А кто еще с нами в Шестой?

— Там человек десять, всё хорошие ребята. Тебе лежала в почтовом столе записка от кузины Беллы, только что принесли, вот она.

Я взял слегка пахнущий духами розовый конверт и содрал печать. Беллерия сообщала о двух новостях. Во первых, ее жених, славный парень, тоже одновременно с нами выходил в Восточную Армию из Артиллерийской Школы и получал батарею. Во вторых, по слухам при дворе (она временно числилась там, помогая тетке с церемониальными делами), я попал в какую-то идиотскую историю, точнее, в список сопровождающих, и после экзаменов должен был быть отозван из полка на целую луну для сопровождения неких гостей королевства.

— Жопа лошади! — вздохнул я. — Какие гости короны, когда война началась?!

Обьяснение занимало целый лист. Война войной, а в Монастыре Святых Мест близ столицы уже более луны находилась делегация паломников из соседних королевств — Зарента, Тормилии и еще откуда-то. Кажется,они молились о мире, и кажется удачно, поскольку их страны пока что не были втянуты в войну и бодро торговали и с Империей, и с нами. Довольно выгодная, на мой взгляд наследника торгового графства, позиция!

В числе паломников было много — аж несколько сот — юных дам из высшего дворянства, и они смертельно скучали, поскольку ходить на молитву три раза в день и более ничего не делать, и притом носить целый день рясы жуткого покроя и цвета, для утонченных продворных дам прямо-таки невыносимо. Паломницы пожаловались на скуку нашей королеве, и она, известная своим чувством юмора, приказала прислать к ним в монастырь шестьдесят лучших молодых кавалеров для их развлечения.

Звучало все это крайне рискованно, но в связи с войной никто не обратил на это внимания. Из нашего элитного училища в списке прикомандированных было человек двадцать, все люди светские, обаятельные, в большинстве отличные танцоры. Из столичных Артиллерийской, Пехотной и Морской школ призывалось на битву с паломницами по десять человек, и еще человек десять из Пажеского Корпуса. Жених Беллерии, курсант лучшей учебы и дворянин хоть и скромный (он интересовался не лошадьми и девушками, а науками и счетом, почему и пошел в артиллерию), но светский и хороший собой, тоже попал туда. Гирона, хотя и утонченного кавалера и поэта, не взяли по личной просьбе статс-дамы, напомнившей про его подвиги с фрейлинами.

Меня, к сожалению, из списка не выбросили, хотя Белла и писала, что старалась — кто-то явно делал мне гадость.

Отказаться от личного приказа королевы было невозможно.

— Нашли время для светской ерунды! — зарычал я.

Гирон был искренне рад вылету из списка и согласился со мной.

— Да, невовремя, — вздохнул он. — Нашли время развлекать по монастырским постелям иностранок. Но главное, паломниц выбирай только молодых, со стас-дамой Галлер ты уже нарвался. Ничего, будешь устраивать оргии в кельях, по три паломницы зараз. Впрочем, список, конечно, делали дней десять назад, еще до войны, не ожидая проблем.

Я кисло согласился, а Гирон сочувственно заметил:

— Самое грустное — пехоте и артиллерии, да и морякам ты теперь морду не начистишь, там строго будет. Да и война началась, теперь мы все товарищи по оружию. Самое большее совместно втихую смажете пажам по мордасам. Ну там, пара несмертельных дуэлей, и так далее.

Да, о традиционной вражде между родами войск предстояло временно забыть. Сегодня ты обругал пехотных и артиллерийских офицеров, а завтра мы с пехотой пойдем в атаку, а пушкари будут прикрывать. А морячки, чего доброго, нас с кораблей в десант высаживать. Старые обиды могут сильно вылезти боком. Да и вообще, теперь у нас всех один враг.

ПЕРВЫЙ БОЙ


На прощанье отец повесил мне на шею три амулета.

— Это новые подарки от твоей подружки Альты, — пояснил он. — Она умоляет не снимать их ни днем, ни ночью. А когда по вам будут стрелять пушки — ты сможешь встать между ними и твоими солдатами, и им тоже ничего не будет. Вот тебе от ее пояснение.

На листе плотной бумаги с печатной копией моей собственной ученической гравюры 'Всадник спереди, сбоку и сзади' имелась дорисовка: для рисунков всадника спереди и сзади красный круг с центром на груди и спине всадника покрывал его на локоть выше головы и чуть ниже копыт лошади, а на рисунке сбоку уже не круг, а красный овал навроде сардельки содержал внутри себя всего всадника вместе с лошадью. Не знал, что у Альты есть этот эскиз.

— Понятно, — сказал я. — Вот это сила у амулета!

— Да, девочка постаралась на славу, защита у тебя будет хорошая, — сказал со вздохом отец. — Ну, прощай, сын! Не лезь на рожон, и удачи тебе на войне!

И я поцеловал батюшку, матушку, младшего брата (сестер не привезли в столицу попрощаться со мной) и прыгнул в свою крытую повозку. Она рванула с места и понеслась с безумной скоростью, как любил папа, и как были приучены все наши кучера. Рядом со мной сидел уезжавший со мной в армию Горман, а сзади скакал Адабан, ведя заводных коней. Через три дня мы должны были догнать мой полк, уже ушедший на фронт. Где-то там впереди, в десятках лье от нас, корнет Арнол и вахмистр Наргон вели вместо меня мой взвод, в котором я за луну учений — до отзыва в тыл — уже успел узнать каждого всадника, а рядом Гирон вел свой, и я жаждал как можно быстрее присоединиться к ним.

Я не знал тогда, что через две луны нас ожидает битва при Алеспо.

Сражение уже начиналось, когда два полка легкой кавалерии — наш Шестой, и еще Девятый полк — осторожно, скрытно лесом подошли к левому флангу и встали за холмом.

Был ясный солнечный день, несмотря на осень. Имперские генералы считали, что у нас нет кавалерии, и предпочли вести битву в хорошую погоду, надеясь на свою тяжелую пехоту. До сих пор наши не могли ее пробить — ни стрельбой залпами, ни пушечным огнем, ни штыковым ударом. Как я узнал потом, наш командующий секретно вытащил нас из резерва фронта и держал как козырную карту, чтобы ударить противника в тыл в подходящий момент. Это был единственный шанс разгромить превосходящую наших числом пехоту противника.

Поле генералы выбрали тоже хорошее — ровное, покрытое еще не пожелтевшей травой. Справа и слева имелись перелески, затем начинались леса с желтеющей и краснеющей листвой. Где-то за лесом слева находилась деревня Алеспо — впоследствие нашу битву назовут ее именем.

Наш холмик стоял далеко от битвы, примыкал к лесу, и со стороны за ним не видно было длинной поляны, на которую из леса потихоньку выбрались наши полки. Кроме того, разведка считала, что у противника сейчас не было наблюдателей на воздушных шарах или грифонах — всех выбили в начале имперского наступления, и некому было заметить нас сверху.

Из-за холма ничего не было видно, но были прекрасно слышны выстрелы пушек — разрозненные, поскольку пехота, судя по крику, уже штурмовала редуты. Мы с интересом наблюдали высоко над центром противника с грохотом вспухающие белые облачки — чьи-то бомбы.

— С какой стати кто-то палит в воздух? — спросил я товарищей офицеров. — На сигналы не похоже, на стрельбу по грифонам с солдатами на плечах — тоже. Нет сейчас у имперцев грифонов.

Те только недоуменно пожали плечами.

— Какая-то наша батарея довольно точно стреляет по командованию противника, а там сильные амулеты, и бомбы отлетают наверх и там взрываются, — пояснил ротмистр. — Редкое явление. Похоже на старинные драконьи амулеты. Хоть и потеряли часть силы, но работают. Вот бы их взять на шпагу — стоят десятки тысяч золотых.

Мы с Гироном переглянулись, и я еле сдержал улыбку. У меня на шее висело три драконьих амулета — от пушек, от пик и мечей и от пуль. Они были самого свежего изготовления, и моя личная колдунья Альта, судя по записке, засадила в них столько своей драконьей мощи, что они не ослабли бы и через тысячу лет. Гирон, которому по-дружески достался мой старый амулет от Альты, подмигнул.

Даже в двух тысячах шагов от поля битвы было шумно. Сначала грохотали полковые оркестры вражеской пехоты, шедшей в атаку под музыку (наши шли только под барабаны). Затем послышался бешеный рев штыковой атаки и ружейные залпы с обеих сторон. Пушки палили все чаще и все нестройней. Все вокруг было похоже на цветную картинку из книги про войну, даже наши мундиры не успели ободраться в лесу.

Глядя на эту картинку, я вспомнил, как мгновенно переговоры с браконьерами превращались в беспорядочную драку, после которой убитые и стонущие раненые были покрыты ранами, кровью и грязью, и вздохнул, памятуя, как пытался нарисовать жертв стычек. Все выглядело очень жизненно — и просто ужасно. Сейчас я готов был поклясться, что от красивых рядов кавалерии и стройных построений пехоты после пушек и рукопашной останется что-то ужасное с виду, и это будут называть знаменитой победой или честным поражением.

Мы стояли позади Девятого полка в боевом строю и ждали. Мой взвод был в центре, сразу за полковником, ротмистром и полковым знаменем. За мною построилось первое отделение, справа — второе, с корнетом Арнолом, таким же молокососом, как и я, слева — третье, с вахмистром Наргоном, опытнейшим сорокалетним кавалеристом. Наргон часто давал мне хозяйственные советы (в самом вежливом тоне), но, поглядев, как я гонял моих солдат на учениях, показывая фехтовальные приемы и стрельбу из пистолетов на полном скаку, сильно зауважал меня, и готов был идти за мной куда угодно. Все приготовили к бою сабли, пики и новинку нашей кавалерии, с какой имперцы еще не встречались — по два трехствольных пистолета для первого залпа. 'Пистолетная конница' — не без ехидства назвал нас Гирон, но я уже убедился, что неожиданный залп в упор в лобовом столкновении на полном скаку может многое наделать.

Слева от Гирон выстроил свой взвод, справа — Лоре, далее за ним стоял взвод лейтенанта шевалье Капро, уже обстрелянного в боях. Сидя на своем эльфийском коне Звере, я ловил лицом солнечные лучи в прорезях листвы, меланхолично думая о том, что это будет мой первый бой: потеряю ли я голову от страха или нет? Гирон стоял так близко, что я слышал, как он бормотал какие-то стихи. Лоре прислушивался к нему. Мы ждали так долго, что полковники приказали спешиться. В тронутом осенней желтизной лесу еще пели птицы — так было тихо, но мы слушали битву.

Рев атакующей пехоты доносился периодами: сначала на своем языке кричали имперцы, затем наши, затем снова имперцы — и так далее. Так продолжалось довольно долго, пока мы стояли с лишадьми на поводу. Наконец, рев страшно усилился: очевидно, решающая схватка. Тут полковники до смешного одинаковым жестом схватили амулеты связи на шеях и прислушались к приказу. Одновременно на полпути в полю битвы далекая труба проиграла никому не знакомый сигнал — очевидно, заранее условленный.

— В атаку! — хором крикнули командиры, но наши трубы еще молчали — очевидно, для неожиданности. Мы взлетели в седла, выровняли строй и двинулись, набирая скорость: Девятый полк — справа от холма, мы — слева. Это была атака, которую не удалось бы повторить в случае неуспеха, шанс на победу, неожиданный удар прямо в тыл противнику.

Мы с грохотом копыт набирали скорость. 'Не спешить, не обгонять строй!' — повторял я себе, помня, что мой эльфиец на голову быстрее всех лошадей полка. 'Не терять свой взвод, не терять команды!' Мы неслись по дуге прямо в незащищенный тыл центра позиции, и пехота, сцепившаяся с нашей, на могла защититься. Тяжелые пушки имперцев невозможно было повернуть в тыл. Участь битвы решалась прямо сейчас, и притом в нашу пользу.

Но противник тоже не дремал.

— Смотри — слева! — заорал Гирон, шедший вровне со мной. И правда — из леса перед нами выскочил конный отряд в темно-зеленых мундирах, похоже, полк имперской легкой конницы, и понесся на нас. Это, очевидно, был секретный резерв противника, приготовленный ударить нам в тыл. Но сейчас их послали сорвать нам атаку.

— За мной, знамя вперед! — скомандовал наш полковник. Запели трубы, и мы повернули и полетели на конницу, пока Девятый по старому направлению несся на тыл пехоты.

— Разворачивайся в цепь! К бою! — крикнул полковник. Знамя, развеваясь, летело впереди нас. Это был редкий в наше время, счастливый для нас случай, когда конница не гоняется за пехотой и обозы и не рубит пушкарей, а сталкивается с конницей лоб в лоб. Мы понеслись на вражеский полк на полном скаку, одновременно разворачиваясь во взводные колонны: взвод Гирона, мой взвод, взвод Лоре... и так далее.

— Расходимся! — крикнул Гирон, отводя для свободы маневра свой взвод налево. Лоре взял вправо, а взвод Капро почему-то начал отставать — возможно, их лошади были хуже наших. Ну, сейчас мы увидим, чья кавалерия лучше в рубке!

Оставалось уже шагов сто до столкновения. Цепь зеленых мундиров и вражеских пик стремительно приближалась к нам. Мы, в синих королевских мундирах, не сбавляли скорости. Наше голубое и алое знамя Шестого полка легкой королевской кавалерии все также бешено билось на ветру впереди нас, и я чувствовал себя счастливым. Вот это — настоящий бой! Сейчас безо всяких оркестров мы покажем этим знаменитым так называемым "Зеленым Убийцам", кто сильнее в поле!

Мы ускорялись, и ало-голубые полковые штандарты развевались на наших пиках — это выглядело сейчас необыкновенно красиво. Взводы раздвигались в углы с командирами во главе. Оставалось семьдесят шагов до врага.

— Пистолеты — к бою! — закричал ротмистр.

Все, не вынимая сабель и держа пику в левой, взяли правой рукой тяжелый седельный пистолет-трехствольник и взвели курки. Оставалось пятьдесят шагов.

— Огонь по лошадям — раз!

Ба-бах! И со ржанием многие кони передней линии врага сбросили всадников и забились на земле.

— Два!

Снова грохнул пистолетный залп, и снова грянуло ржание раненых коней.

— По всадникам — три! — и пики к бою, сабли вон!

Грянул третий залп, не такой успешный, как первые два, и, бросив на шнуры или сунув за пояс тяжеленные трехствольные пистолеты, мои бойцы выхватили сабли и опустили и крепче ухватили легкие пики левой рукой. Я, в отличие от них, выхватил левой мой второй, эльфийский клинок. Весь мой невольный страх первого боя улетучился. Наконец-то сабельная схватка, в которой я чувствую себя чуть ли не богом!

Когда я, мастер двуручного боя, держу в руках мои блистающие клинки, то не боюсь ни пик, ни стрел, ни рогатых демонов, а от пуль и картечи меня сберегут драконьи амулеты. 'Не отрываться от взвода, вести его в бой, командовать, не то их без меня порубят!' — в сотый раз повторил я в уме, коленями придерживая моего Зверя, чтобы не унестись далеко вперед. И наконец мы на полной скорости столкнулись со второй линией имперцев — первая частью лежала на земле, частью задержалась и рассеялась под нашими выстрелами!

Мои солдаты ударили пиками по конникам врага и бросили их, начиная рубку.

— Между пик — руби! — во весь голос скомандовал я, отклонил клинками две встречные пики и раз! два! рубанул по всадникам, их державшим. Правый клинок попал в лицо противнику, и тот свалился вправо, левый, эльфийский, разрубил лату на поднятой руке и голову вслед за ним, и этот свалился влево. Мой конь легко проскочил меж вражеских, растолкав их, и сбоку меня ловко ударили пикой, скользнувшей по защите. Я чиркнул в ответ левой саблей, и попал ловкачу по шее, и этот тоже провалился куда-то вниз.

Справа и слева с хриплыми криками рубились мои солдаты, а я летел вперед и легко сносил всех, кто был передо мной и по бокам. Я не терял головы, следя за боем, но в то же время голова моя кружилась от счастья. Взвод вслед за мной с легкостью прорвал вражескую линию. "Вот вам, зеленые!" — радостно повторял я, рубя направо и налево. Почти никто не успевал парировать мои удары, а кто парировал — мои страшные клинки рубили все — древки пик, сталь сабель, железо пистолетных стволов, нагрудные латы тяжелой кавалерии...

'Откуда здесь латники?!' — вдруг сообразил я и огляделся. Оказалось, за тремя линиями легкой кавалерии имперцев была сюрпризом поставлена линия железнобоких конников.

— Бей в спину! — гаркнул я, и мои бойцы, проскочившие сквозь вражеский строй, поняв команду, поворачивались и рубили латников сзади по спине и шее.

— Окружаем! — снова крикнул я, и тут вражеская конница начала придерживать коней, услышав голоса врагов сзади. 'Паникуете, голубчики!' — радостно подумал я и начал выглядывать командира врагов. Он, строго по уставу, шел в последней линии, управляя боем. Я бросил правую саблю (она заболталась на шнуре на моем запястье), схватил второй, не разряденный трехствольник, подбородком, как новичок,взвел курки и выстрелил с сорока шагов. Тяжелая пуля попала командиру латников в бок, пробила латы, и он согнулся и упал с коня на руки своих солдат.

— Их командир убит — ура! Руби в куски, да здравствует король! — громко крикнул я, и мы с ревом нажали, а имперцы заколебались. Еще два выстрела в спины вражеской линии, и они сбились с атаки и начали задерживать коней, явно смущенные неуспехом.

— Ура! — крикнул я и завизжал как орк в атаке, разгоняя коня. Первый на моем пути встретил меня ударом и был срублен, остальные начали поворачивать коней и отходить. Как просто оказалось вселить страх во врага! Какой-то офицер рычал на отступавших, пытаясь их остановить. Я подлетел к нему, и он разрядил пистолет мне в грудь, но я увернулся (и совершенно напрасно, поскольку все равно мой амулет отвел пулю), срубил ему кисть руки с пистолетом и столкнул с коня. Те, кого он увещевал матом, снова повернулись назад и пришпорили коней в бегстве.

— Руби! — крикнул я, несясь быстрее всех на своем эльфийце, догоняя бегущих, извиваясь направо и налево, как учил меня когда-то мой мастер, и рубя обеими руками. Имперцы начали кидаться от меня в стороны, где их перехватывал мой чуть ли не уполовинившийся, но упрямо идущий за мной и отчаянно дерущийся взвод.

За короткое время наш полк вырубил уже две трети встречного полка, и они наконец побежали.

— Первый и второй эскадрон — гнать врага, третий, четвертый и пятый — за мной! — проорал полковник. Снова запели эскадронные трубы. Мы взяли за бегущими — дорубить их, а полковник с тремя эскадронами рысью пошел за Девятым полком, уже прошедшим встречный залп пехоты и врезавшимся в тыл вражеских пушек.

Через, казалось, несколько мгновений мы догнали бегущего врага и начали рубку. Взвод Гирона, который было приотстал, снова был с нами, идя слева, и Гирон, оскалившись, со страшной улыбкой наносил саблей удары во все стороны. Лоре прикрывал нас с тыла и справа, Капро не было видно — этот точно отстал. Теперь нас было больше и мы дрались фронтом, а они были разобщены. Очень скоро мы вырубили всех, и ротмистр крикнул:

— Трофеев не собирать — потом! Стройсь в атаку!

Два эскадрона построились по командованием нашего ротмистра (второй ротмистр был ранен или убит — не было времени искать, это дело его ординарца). Ротмистр нашел меня глазами и громко сказал:

— Лейтенант Альбер, вы со своими вперед, напролом, у вас это хорошо получается.

— Благодарю за честь! — ответил я и оглядел мой взвод. В нем еще оставалось три четверти людей. — Прикажете начать?

— Вы — вперед, направо от Девятого, мы цепью за вами, на врага — вперед! — гаркнул ротмистр.

— Я — за тобой! — одновременно крикнули Гирон и Лоре, выводя своих солдат за моими. Снова запела труба, и я, махнув своим солдатам, набирая скорость, пошел, целясь направо от свалки, в которой в диком гвалте наши рубили пехоту и охрану пушек, а те отстреливались и отмахивались штыками.

— И-и-и! — снова по оркски завизжал я, и мой взвод поддержал. — Руби!

— Руби! — поддержали Гирон справа и Лоре слева, несясь за нами во весь опор.

Мы врезались прямо во фланг пехотному батальону, набегавшему в бок нашим товарищам конникам. Ба-бах! Нас встретили залпом в упор, и все пули скользнули по моей защите и с визгом обошли меня и стелящиеся за мной взводы. 'Ах!' — Кто-то крикнул сзади, раненый. Хак! — крякнул я, с легкостью снося головы пехотинцев, не защищенные шлемами латников. Мои конники вслед за мной мгновенно оказались в гуще пехоты, где трудно было стрелять из длинноствольных ружей, и начали рубить, не позволяя ткнуть себя штыком — как я учил их всю осень.

Пехотный батальон остановился, смешался, и оба эскадрона с ревом ворвались в его ряды и начали рубить. Над головами часто поднимались и опускались руки с саблями, и в ответ редко раздавались ружейные выстрелы. Никто даже не брался за пистолеты — так растерянно выглядели опытные имперские пехотинцы, потерявшие команду.

— Окружили, рубят! — заорали на имперском языке сначала несколько голосов, затем больше, и имперцы начали разбегаться и бросаться на землю, руша строй.

— Сдавайтесь! — крикнуло несколько офицеров, в том числе и я. Мой вахмистр Наргон конем сбил командира имперского батальона и, нагнувшись с седла, добавил ему по голове кулаком, затем выстрелил в его ординарца и срубил еще одного рядом. Снова нагнувшись, он схватил батальонного командира за ворот, заставил подняться и подогнал ко мне. Ну, ловок!

— Господин лейтенант, извольте взять господина майора в плен! — громко сказал вахмистр.

— Командир захвачен — сдавайтесь! — заорал я во весь голос, поднимая саблю.

— Сдаюсь! — с сильным акцентом недовольно сказал смуглый майор, держась за голову, очевидно, гудящую после удара огромным кулаком вахмитстра.

— Сдайте оружие моему вахмистру, господин майор, — сказал я. — Простите, у меня нет времени взять вашу шпагу — мы рубимся!

И добавил для остальных:

— А ну сдавайтесь, скоты, не то всех перерубим!

Часть пехотного батальона кинулась обратно, остальные начали сдаваться.

Я огляделся. Охрана вражеских пушек была порублена, и наши конники брали их как трофеи. Наша пехота давила и колола с фронта. Противник явно был разгромлен. Остатки имперских пехотных батальонов — пожалуй, чуть не половина вражеской армии — с боем отступали в сторону, в лес, ведя защитный огонь залпами. Наши артиллеристы разворачивали свои легкие пушки, паля по ним и ядрами, и картечью, мешая их ряды. Судя по всему, ни наша пехота, ни пушкари не дрогнули во встречном бою, хотя были в деле с самого начала.

Командование — генералы, адьютанты, охрана — снялось со своего места за центром позиции и с флагом командующего впереди приближалось к нам. Ясно как день: битва выиграна.

'Не так уж было и страшно, и головы я не потерял, хотя сначала и трусил маленько' — честно сказал я себе, оглядываясь. Битва заканчивалась, зеленые мундиры имперцев были хорошо видны: они либо лежали на земле, либо правильным строем отходили с боем, или бежали в лес справа. Да, тяжелую имперскую пехоту нелегко опрокинуть, и почти невозможно заставить побежать — но мы сегодня сделали это.

Ну, бегущие имперцы — это уж дело пехоты, а нам команды на преследование пока не дают. И вообще не дают команд, что означает неофициальное разрешение начать грабить... Прошу прощения, начать собирать трофеи.

— Наргон, отдай пленного Тариму и Дрогу, и собирай взвод. Ко мне, солдаты Альбера! — крикнул я, поднимая саблю, и сразу же мои люди радостно двинулись ко мне с разных сторон. Никто не притворялся, что не слышит меня. Всем, как видно, понравилось идти за мной в огонь, успешно драться, собирать трофеи — и почти без потерь! Все понимали, что целостью шкуры были обязаны нашей быстроте и моим амулетам. Сегодня я стал их 'счастливым' командиром.

Мой взвод собрался необыкновенно быстро — их осталось три четверти, не так мало, и я сказал Наргону:

— Отметь НАШУ пушку.

Тот начал вязать на пушку шнур от малого штандарта нашего взвода, с моим именем. За трофейные пушки в нашей армии неплохо выплачивали.

— За пушку и прочее добро разделите на весь взвод, а за офицера выкуп — мой и корнета! — громко сказал я взводу. Солдаты радостно загудели, и, несмотря на усталость и раны, необыкновенно оживились. Трое поскакали назад искать наших раненых и убитых, а заодно и поискать трофеев, а остальные под командой начали переворачивать убитых и раненых, и, оказывая помощь кому полагается, заодно проверять их сумки и карманы. Наргон орлиным взглядом выглядывал самое ценное после денег — брошенное в бою оружие, и подбирал его. Я спрятал улыбку.

— Как ты, Альбер? — крикнул издалека Гирон, крутясь на своем черном коне. — Ну и рубил ты зеленых, аж брызги летели!

— Все хорошо! — ответил я. — Как ты?

— Цел, гребем трофеи. Лоре получил пулю в руку, но жив. Уже перевязали.

— В такой драке это, считай, удача, — откликнулся я. Гирон кивнул и двинулся присматривать за своими солдатами. Тут нужен глаз да глаз — солдаты после горячего боя способны на многое, а отвечать за них офицеру.

Пока мои бойцы занимались делом, я огляделся. О великие боги войны и удачи! Весь центр позиций был завален окровавленными телами в зеленых и черных пехотных мундирах. Брошенные ружья валялись здесь и там. Дула пушек косо торчали из редутов — не знаю, что с ними там делали в рукопашной, гранаты, что ли, кидали. Всюду стоял синий пороховой дым — нечем было дышать.

Я был прав — красивое батальное полотно сегодня у меня не вышло бы. Потери с обеих сторон, сразу видно, огромные.

А с другой стороны, наша атака сегодня была замечательная, достойная полотна.

— У нас на полном скаку воздух все ж поздоровее, — махая рукой перед лицом, заметил я Наргону. — Не пехота в грязи!

— Так точно! — весело гаркнул Наргон. Судя по всему, мой неудержимый полет на эльфийском коне с двумя саблями наголо и рубя всех подряд — вызвал у старого солдата неподдельное уважение.

Я вспомнил начало схватки и оглянулся на луг сзади. Недавно еще чистое от людей пространство зеленой травы было усеяно телами в синих и зеленых мундирах. Их было не меньше нескольких сотен. Издалека не видно было крови. Меж тел бродили лошади без всадников, кое-где торчали воткнувшиеся в землю пики, и два десятка наших солдат спешивались около тел в синих мундирах — смотрели раненых и искали офицеров. Снова подъехавший Гирон перехватил мой взгляд.

— Мы что, я смотрю, весь их полк порубили? — с неподдельным удивлением сказал он.

— Как видишь, — самодовольно ответил я, — и сами с треть состава потеряли. Впрочем, наши многие скоро вернутся в строй... А эти или в могилу, или в госпиталь — и в плен. Я все-таки не представлял, насколько мы лучше имперской конницы. Наши их сломили сегодня.

— У нас конница лучше, у них — пехота, — философски ответил Гирон. — Ты не прикидывал, сколько всего народу уложили сегодня?

Без нас, с пехотой и артиллерией, перед боем было по двадцать тысяч, я слышал, — задумался я. — Имперцев половину уложили, наши потеряли только четверть, когда мы зеленым в спину ударили. И еще мы полк порубили... Девятый не особенно потерял, они артиллерию рубили, а вот мы из своих пяти эскадронов полтора точно уложили. Значит, десять тысяч пехоты и пятьсот конницы у имперцев, и пять тысяч и сто пятьдесят легкой кавалерии примерно у нас. За пушкарей не скажу, но мы-то ихних всех порубили и в плен взяли, а у наших с четверть прислуги перебили, наверное.

— Кстати, пока ты блокировал и рубил хвост батальону, мы успели взять три пушки, я одну отдал твоему Наргону для ровного счеты. Это же он у тебя главный сборщик добра.

— Спасибо, дружище, — искренне сказал я. — За мной должок, потом сочтемся. А как наши эскадронные?

— Лоре тоже взял пушку и повозки с ядрами и порохом, а ротмистру отдали денежный ящик батарейной роты. Или с полковыми офицерами делить будет, или наверх передаст — он мужик честный, ты знаешь. Ротьер сгреб пушку и какие-то обозные телеги с добром, но без денежных ящиков. В плен набрали кучу офицеров на выкуп, но мне никто не достался, рубил и не успевал руку остановить... со страху, наверное, — неожиданно признался Гирон. — Капро с того фланга гребет какие-то трофеи, вот только мы его при прорыве не видели почему-то.

— Это все заметили, — мрачно ответил я. — А ведь там был важен каждый солдат. В следующий раз придется с ним поговорить, а пока пусть ротмистр разбирается.

— Набили мы народу в этой дыре, а зачем это великой Империи? — вздохнул Гирон, еще раз оглядывая дымящееся поле победы. — Что это решит?

— Очень многое, — ответил я. — Империя — старая дама, она прогнила, и может бить нас только первым ударом. Но и у нас и войск не меньше скоро будет, и оружие получше, особенно пушки и ружья, и даже генералы получше будут — они своих чинов не покупали, как водится в Империи, а назначены лично королем. И если ихняя пехота и получше, то конница явно хуже, поскольку лучшая была из бунтовавших провинций и теперь ее нет — разогнали во время волнений.

Гирон согласно кивнул.

— Наступают они, чтобы отобрать у нас плодородные земли и выйти на проход в Загорье, где хлеба тоже много, — продолжил я свое объяснение. — И вот в этой дыре мы их остановили, и они поползут назад. Не сразу, конечно — еще пара сражений будет, но теперь-то мы знаем, что бьем их. И сразу у них начнутся восстания на восточном краю Империи, как всегда, и они будут уводить войска. А мы, имея успехи, еще хорошо усилимся, особенно в ожидании трофеев. Ручаюсь, что зимой наша армия вернется на границу, а весной перейдет ее, и западные привинции Империи в течении двух лет будут нами ограблены вчистую, а в карманах солдат появится серебро.

— Пропьют, — заметил согласный со мной Гирон, потирая руку, по которой пришелся-таки удар древком пики. Какой-то имперский силач получил за этот подвиг саблей по горлу.

— Кто пропьет, а кто и отложит на мирное время, — пожал плечами я. — Война не только разоряет, она кого-то и обогащает. Мои орлы до армии были нищими пастухами да издольщиками, только что на коне умели держаться, за что в кавалерию и попали, а теперь кто-то из них и ферму купит после войны... если доживет, конечно. Слушай, а как это тебе Альтин амулет пробили?

— А его не пробили, — признался товарищ. — Он запутался на шейной цепочке и стал меня ею душить, и я сгоряча перекинул его на спину. Ну, зато по спине не попало бы. Теперь всегда буду держать его в нагрудном кармане.

— Повезло, — отметил я.

Мы чуть отъехали от батарейных позиций с их всюду висевшим кислым, щиплющим глаза пороховым дымом. Гирон, остановив дискуссию, вытащил из кармана серебряную фляжку и дал мне.

— Я — уже, — пояснил он.

Только сейчас, глотнув самогону, я понял, как устал после боя.

— Это душевная усталость, — пояснил внимательно следивший за мной товарищ. — Сколько мы дрались? Не больше часа. А сколько народу перебили!

— Много, — согласился я. И вдруг, в противоречие с моим обычным скептицизмом, радость победителя охватила меня. Я твердо знал в этот миг, что бессмертен, что без царапины прошел первый бой, что всегда буду нестись впереди своих товарищей с обнаженными саблями в руках, всегда буду побеждать, Это противоречило логике, но мне было наплевать на логику. Я даже не верил — я знал, что мне нечего бояться, что меня окружают верные друзья, что Альта никогда не оставит меня со своим драконьим колдовством, и что успехи, победы, слава, невиданное счастье ожидают меня впереди.

Я жадно вдыхал постепенно очищавшийся после битвы воздух. Эйфория победы в первом же большом бою кружила мне голову.

Я был счастлив.

ЗИМА В ОКОПАХ


После моей первой битвы прошло еще три луны. Увы, за полгода войны от полка осталась едва половина, и мы ждали пополнения — и медленно ползли по снегу вперед, за выдавливаемым нашей пехотой противником.

За это время мы видели многое: и погибших товарищей, и повешенных мародеров, и попавших под огонь беженцев, и дочиста ограбленных фуражирами, потерявших все, безразличных к угрозам крестьян. Нас уже не выворачивало наизнанку при виде разнесенных в клочья ядрами тел или при запахе гниющих мертвецов. Ничто, казалось, уже не могло испугать нас, кроме нехватки еды с питьем и боевых припасов. Без пороха и пуль в пороховнице я чувствовал себя чуть не голым, а Гирон не мог заснуть без кинжала под подушкой и фляжки с вином рядом.

Уже два раза нас отводили в тыл, на отдых, и мы били вшей амулетами, мылись и стирались, а также забавлялись выпивкой, романтическими и просто сексуальными свиданиями с местными дворянками, траханием маркитанток (тогда среди них еще попадались молоденькие), и драками с пехотинцами. Впрочем, потасовки — это дело простых солдат, а офицеры либо пьянствовали вместе, либо устраивали благородные дуэли до первой крови. В эти дни две бочки самогону, подаренные отцом и скрытно привезенные в моем обозе, оказались незаменимы, и я стал с их помощью весьма популярен в эскадроне.

Я был трижды легко ранен, как правило, когда спьяну снимал амулеты, и приобрел некоторый авторитет в полку за искусство рубки, осторожность в принятии решений, решительность в их исполнении, и еще за то, что не падал раненым под любым, даже самым страшным обстрелом. Солдаты суеверно считали меня счастливчиком. У командования я был на хорошем счету как расторопный и нетрусливый офицер, хотя и больно уж самостоятельный.

Сейчас мы вернулись из тыла на фронт, вставший в полях, полных снега. После битвы при Маркоре (этот небольшой приграничный городок был в результате освобождения от имперцев сожжен начисто) мы вошли на территорию Империи — надо сказать, довольно пустынную территорию. Враг был разбит и быстро отступил назад, к своим городам, и тут, как назло, начались бураны, один за другим, с небольшими перерывами. Мы остановились и окопались в палатках, а бегущие имперцы или добрались до своих деревень и городов, либо перемерзли в снегу. Пока погода не пускала нас вперед, мы копили медленно подвозимые в непогоду припасы — дрова, еду, водку, порох, пули, ядра, амуницию, чинили повозки, запрашивали из тыла побольше саней, лечили лошадей и солдат, ждали хорошей погоды для наступления.

Пока что делать было совершенно нечего, даже конные учения в снегу были невозможны. Никто не стрелял ни в какую сторону, как при перемирии. В сущности, наше положение можно было описать как пребывание на зимних квартирах. Правде, далеко на северном фланге фронта какие-то отчаянные лыжники каждую ночь, по слухам, беспокоили имперцев: то пушку увезут ночью, то подожгут склад пороха. Я при этих известиях самодовольно улыбался, поскольку единственными лыжными отрядами в наше нехолодной стране являлись горные егеря графства Альберия. Отец послал на фронт целый батальон наших егерей, и один из его старых друзей, генерал, распределил их между полками как разведчиков и снайперов, так что без дела они не оставались.

Итак, после боев, крови, дерьма, снега и грязи мы бездельничали, и в результате я и Гирон сейчас стояли в положении вольно в жарко натопленной палатке штаба батальона перед замещавшим полковника ротмистром, который пытался частным образом выяснить детали некоего конфликта.

— Ну и какого демона вы все ополчились на шевалье Капро, господа? Скажите искренне, почему ему пришлось перевестись аж в другую дивизию? Что случилось такого, что вы все начали вызывать его на дуэль? Я верю, господа, вашему чувству чести, и все же...

Наконец, мы поняли, что он от нас не отстанет, и переглянулись. Я кивнул товарищу, и Гирон, как более красноречивый, начал свою речь:

— Видите ли, господин ротмистр, безусловно, шевалье Капро — опытный и исправный офицер, славный воин. Но, по нашему разумению, он слишком свободно обращался с беженцами, и особенно с беженками... Позволял себе принуждать их к близкому знакомству... даже дворянок...

При упоминании о дворянках ротмистр насторожился.

— Так-так... Дальше! — подтолкнул он Гирона более решительным тоном.

— И даже намеревался совершить над одной из них что-то вроде насилия, причем в трезвом виде... — продолжал Гирон. — Когда лейтенант Альбер позволил себе сделать ему замечание, и даже удержал его и весь полк от позора, отбив силой у Капро его, не побоюсь сказать, жертву, шевалье чуть не сошел с ума от бешенства и бросился на лейтенанта с саблей, рассчитывая на свой опыт и искусство дуэлянта. Он не знал, правда, что граф Альбер есть признанный Лигой Фехтования мастер меча. Когда лейтенант обезоружил шевалье, тот не успокоился и кинулся на графа врукопашную, и был встречен прямым ударом. Кажется, челюсть шевалье уцелела, и, повергнутый навзничь, он был предупрежден мною, лейтенантом и другими офицерами эскадрона о возможности суда чести, что ему не весьма понравилось. О дальнейшем можете судить сами: через вашу голову и голову полкового командования он очень быстро, прямо-таки за один день, перевелся в другую дивизию, что позволяет подозревать известные связи в верхах.

— И это в тот день, когда полковник был не здесь, — хмуро хмыкнул ротмистр. — А вы что делали в тот день, Гирон? Ах, выбросили шевалье наружу на снег немного охладиться! Ну-ну. Послушайте, господа, я вас понимаю, но он все-таки ваш товарищ по оружию...

— Избави боги от таких товарищей, — вздохнул я, — по мне, господин ротмистр, враги лучше.

— Ладно, ладно, господа, завтра полковник вернется из дивизии — там посмотрим, — завершил неофициальное расследование ротмистр. — Формальных жалоб нет, кроме законного бегства... то есть перевода офицера из полка. Что ж, ежели он так не ценит родной полк — ну и... с ним! Словом, пока можно записать дело в пустяки... я надеюсь. Кстати, эта леди из беженок красивая?

— В том то и дело, что эта имперская дворянка не только красива, но и родовита, и имеет связи при дворе, — поспешно пояснил Гирон. — Если бы не Капро, мы бы уже представили леди вам и полковнику. Оказывается, этот скот связал и запер ее и служанку, как якобы имперских шпионок, в своей палатке — а мы и не знали! Если бы граф не шел мимо, и не приметил бы незнакомого женского лица... Офицеры нашего эскадрона уже принесли ей все извинения. А в случае насилия никакий шантаж от лица шевалье нам бы не помог. Полк наверняка был бы опозорен. Может, в этом и была цель шевалье? — кровожадно предположил он.

Эта мысль не понравилась мне, поскольку была недалека от истины. За полгода войны мы неплохо узнали наглого и самовлюбленного Капро, и прекрасно понимали, что ему и полк, и боевые товарищи были до лошадиной задницы. Проницательному ротмистру мысль Гирона понравилась еще меньше.

— Полковник разберется, — сухо ответил он. — Возможно, он вызовет нас завтра или послезавтра. Если леди подаст жалобу, а он поддержит ее, дело с Капро примет нежелательную огласку.

Он внимательно посмотрел на нас.

— Если что, отговорить ее от подачи жалобы сможете?

Мы переглянулись.

— Сделаем все, что сможем, — решительно ответил Гирон. — Леди останется довольна нами.

— Благодарю вас, господа, за пристойные действие, касающиеся чести полка, — завершил разговор ротмистр.

И ротмистр, и полковник, опытные воины, не боялись ничего, даже начальства, но боялись опозорить полк, и, главное, не желали связываться с аристократией. Тeперь нам приходилось брать на себя ответственнось.

— Сможем? — коротко спросил я, когда мы строевым шагом вышли из палатки.

— Я уже это... расположил ее к себе вчера вечером, — ответил умелый с женщинами Гирон. — Даже два раза. Моя первая пассия из Империи — и так хороша! И она осталась очень довольна. Думаю, согласится замять дело, если попросим. Хоть всю ночь буду умолять...

Я усмехнулся, вспомнив, как мой товарищ до утра "умолял" фрейлин, до прелестей которых нашей невольной гостье было все же, на мой взгляд, далеко.

— У меня в обозной телеге упрятана пара бутылок настоящего эльфийского вина, как в доброе старое время, — обрадовал я друга перед нелегкой ночью. — Хотел распить с тобой после сражения, но отдам сейчас. Ближе к вечеру Адабан занесет твоему слуге. На дело чести не жалко.

— Молодец, что сохранил — оно сейчас как нельзя вовремя, — только и сказал Гирон, с уважением посмотрев на меня. — А я пошлю своего к маркитантам за цветами. Дорого станется — а что поделаешь! Ничего, справимся — напоим и умолим. Вот только служанка ее мешает... Ей лет пятьдесят, хотя и приятная на вид.

— Служанку беру на себя, — мужественно сказал я.

Никакого мужества от меня, конечно, не требовалось — служанка была не служанка, а скорее компаньонка. Немолода, конечно, но хороша собой, к тому же дворянка, хотя и низкого ранга.

Назавтра утром гостья была согласна на все, даже на еще одну ночь в расположении эскадрона — в палатке с Гироном, конечно (я на эту ночь убрался в соседнюю палатку, и ее компаньонку увел с собой). Но на разбор дела вызвали почему-то меня одного.

К моему большому удивлению, никаких представителей офицерского суда чести в палатке не было. Я приободрился, подумав, что если для меня дело обойдется без высылки с фронта, то, возможно, я и не стану убивать Капро на дуэли — так, отрублю руку, или еще что-нибудь.

— Не будем говорить сейчас о несчастном происшествии, лейтенант, — бодро начал полковник, человек невысокий, но крепко сбитый, как настоящий кавалерист, любуясь моим твердым, исполненным чувства чести выражением лица. Это выражение мы с Гироном отрабатывали все утро.

От такого начала мое настроение резко пошло вверх.

— По опыту шести лун войны вы считаетесь образцовым, инициативным офицером.

Услышав непривычные комплименты, я насторожился, а полковник заявил чуть ли не трубным голосом:

— У командования есть важное задание для вас.

Эти слова почему-то не вызвали у меня большого энтузиазма: голова моя была полна мыслей о полных плечах и широких крепких бедрах компаньонки. Не какая-то там ничтожная маркитантка, знаете ли, а зрелая и благородная женщина, полжизни проведшая при имперском дворе, умелая, благодарная за защиту — она сделала все, чтобы порадовать отвыкшего от женской ласки фронтового офицера, и при этом умело вытеснила все мои возможные мысли о ее стройной и юной хозяйке, бывшей в это время с Гироном. Словом, мы планировали повторить удачную ночь.

— Готов исполнить, господин полковник, — тем не менее, вытянулся я.

— Вы, насколько я знаю, человек с Севера, ваше графство расположено в горах, — продолжил полковник. — Вы привычны к горам и к снегам?

— Конечно, господин полковник, — без лишних слов сказал я. Мне стало предельно ясно, что меня сейчас сунут куда-то в горный снег.

— Открою вам кое-что, — сказал полковник. — Вы знаете, что имперцы на нашем фронте в сущности разбиты, у них не хватает войск, все резервы они уводят на направление в сторону своей столицы. И вы знаете, конечно, что с флангов мы решительно усилили наши группировки. Так вот, ночью имперская армия Северо-Запада, стоящая перед нами, начала отступать вглубь своей территории, боясь окружения, бросая приграничные города. Мы будем идти за ними.

У меня резко поднялось настроение. Наконец-то наступление! А города-то брошенные как пограбят наши орлы — весело подумал я.

— Мы каждый день будем ждать ловушек, засад, контрударов, — продолжил полковник, внимательно глядя на меня. — Враг ослаб, но он коварен, и он на своей территории. Мы должны быть всецело осведомлены о диспозиции и планах врага. Для этого мы высылаем разведывательные конные группы — прикомандированных горных егерей не хватит на все патрули. Их поведут не просто испытанные рубаки, но люди, способные не погубить свой взвод в зимних горных снегах, не попасть в засаду и непрерывно и внимательно следить за противником. Вы понимаете меня?

— Так точно, господин полковник! — бодро сказал я. Откровенно говоря, задание показалось детским для меня. Местные леса в сравнении с моим родным Верхним Лесом смахивали более на столичные парки, а скрыться от человека, умеющего разговаривать с деревьями, было невозможно сколь-нибудь значительной воинской команде, а не только вражеской группировке, и никакие вражеские маги мне не помешали бы. Никто из магов, даже архимаги, не умели разговаривать с деревьями — это есть сокровенное искусство эльфов и дриад... и мое — самодовольно подумал я.

— Как вы считаете, справитесь, Альбер?

Вопрос звучал не оскорбительно — война есть война, на ней нет место похвальбе.

— Я горный и лесной житель, господин полковник, так что справлюсь, — уверенно сказал я. — И не в таких горах и лесах дней по десять по горло в снегу охотиться приходилось.

— Отлично, — сказал полковник. — О ваших горах и лесах легенды ходят — медведи двойного размера, волки тройного роста, ходячие деревья-душители, и прочее. Это, наверное, все глупые россказни?

— Да нет, господин полковник, — очень серьезно сказал я, — там все это есть, и кое-что еще пострашнее.

Полковник внимательно посмотрел на меня и сказал:

— После войны приеду к вам в гости — поохотиться.

— Всегда будем рады вас принять, — весело сказал я. Полковник всем офицерам нравился храбростью, честностью, умением воевать и нелюбовью лизать зад начальству. Нам здорово повезло с ним.

— Договорились, — усмехнулся полковник. — Ну что ж, ежели вы в таких лесах выросли, то я в вас уверен. Подбирайте кого хотите из своего взвода, запасайтесь чем хотите. Два дня вам на подготовку...

"Эта ночь наша!" — возрадовался я.

— Затем вы двинетесь вперед, а мы за вами. Это, учтите, секретные сведения. Каждый рейд планируйте от пяти до десяти дней. Область патрулирования и ее карты будете получать за день перед выходом. Я на вас надеюсь, Альбер. Только один деликатный момент... В каких вы отношениях с вашими соседями, союзными эльфами?

— В хороших, господин полковник,— удивленно сказал я, ни с того ни с сего невольно вспомнив свою встречу с союзной эльфийкой Веткой Яблони на травке прошлым летом. В тот миг отношения были более чем хорошие или даже союзнические, и с тех пор нисколько не изменились. Между прочим, семья Ветки очень влиятельна в своем Лесу, и поскольку я был их гостем, то, учитывая необыкновенную любовь эльфов к слухам, все до одного ушастые граждане всех шести Лесов это наверняка знают, тут главное — вовремя назваться при встрече.

— В дружеских, я бы сказал, — добавил я, не углубляя тему.

— Это хорошо, поскольку на фланге замечены эльфийские наблюдатели. Да, здесь не их территория, но вы же знаете, эльфы способны неожиданно появиться в любом лесу континента...

Я знал, и спокойно сказал:

— Уверен, что в любом случае найду с ними общий язык.

— Отлично. Так я полагаюсь на вас в случае пересечения с ушас... С лесными союзниками. Формально они нейтральны, но стоят за нас, а Империю не любят. Кстати, ваш друг Гирон тоже идет в рейд, но не в горы, а на границу леса и поля — он человек не горный, как я понимаю. А про этого мерзавца Капро забудьте, он убран с фронта в тыл как трус.

"Выброшен с фронта за трусость? Однако! Какой позор!" — подумал я. Но тут последовало пояснение.

— Некто, с кем ничего не случилось, есть дальняя родственница двух августейших семей, случайно попавшая во фронтовую полосу — и покончим с разговорами об этом, — как-то неопределенно, как будто в воздух, сказал полковник.

"Капро — просто идиот, его же расстрелять могли за насилие над родственницей нашего королевского дома!" — подумал я, и козырнул:

— Так точно, господин полковник, эта история прошла и давно забыта.

Мы со значением посмотрели друг на друга. Полковник с суровым лицом подтвердил мои слова легким кивком и отпустил меня.

"Ай да Гирон, трахнул лицо, близкое к семье Императора и к нашей королевской семье! А я, дурак, не присоединился, хотя она и не возражала бы!" — подумал я, выходя из палатки.

У палатки я встретил Гирона и вполголоса ввел в курс дела.

— Вообще-то она еще здесь, — ответил он шепотом. — Ты как сегодня ночью? Она тебя спрашивала, хочет отблагодарить. Она же видела, как ты выбил оружие из рук мерзавца и отлупил его. И компаньонка высоко оценила твои ночные подвиги. Если что, я прикрою с компаньонкой. Кстати, как она? Хозяйка-то немного взбалмошна, как какая-нибудь юная принцесса, но в постели хороша, и характер хороший, думает в постели о любовнике. А какая фигура! Всю ночь не выпускал из рук.

Наш разговор напомнил мне былые корнетские обсуждения фрейлин во время учебы.

— Дама умеет все, поскольку вдова придворного, — так же шепотом бодро ответил я. — Вынослива, горяча, тоже уважительна с партнером, фигура неплохая. Не очень темпераментна, видимо возраст сказывается, быстро устает, но умело притворяется. Очень рада безопасности в наших руках, в отличие от хозяйки прекрасно понимает, чем все это дело с мерзавцем Капро могло закончиться, благодарна нам, и явно соскучилась по мужскому вниманию. Не пожалеешь. Итак, ночью даем бой. Успеха тебе!

— И тебе успеха! — улыбнулся Гирон.

ЛЕСНАЯ ЧАСОВНЯ


'Лесная война характерна важностью разведки, поскольку слишком легко остаться в неведении о местоположении неприятеля'. Боевой устав кавалерии.

'Не ходи в лес, сынок — там водятся злые люди'. Неизвестная крестьянка — маленькому сыну.

Патрульные рейды оказались трудным, неприятным, но неопасным делом. Имперцы быстро отступали, у них даже на засады сил не было — все что могли, они перебросили на юг, где наша армия внезапно прорвалась на столицу. Эту бедную провинцию, упиравшуюся в никому не нужные пустые горы, видно, решили бросить без боя. Они хотели только сберечь войска, уведя их через перевалы.

Перед выходом в рейды я и Гирон успели отправить с небольшим конвоем в столицу леди Гиассо, которую мы отбили от рук дезертиров (официальная версия) и нашего же офицера Капро (официально этого не случилось). Я временно пожертвовал для этого свой возок и своего слугу Адабана, который очень понравился компаньонке леди, а Гирон — своего слугу. Отец, тогда занимавшийся военными поставками в столице, по амулету обещался немедленно прислать возок со слугами обратно, и с новыми припасами. Под причине тщательных сборов леди в дорогу она осталась у нас еще на две ночи, которые мы использовали полностью. Официальное благодарственное письмо от леди наш Гирон на всякий случай отдал полковнику на хранение.

Мы выполняли уже четвертый рейд по зимнему лесу, и медленно двигались вдоль опушки. Настроение было хорошее — мороз несильный, противника и близко не было видно. Внезапно из леса навстречу выехал отряд — человек десять на низеньких, по виду нестроевых, но чем-то знакомых мне конях, и в белой маскировочной одежде.

— Стой! Приготовиться к бою! — скомандовал я, вынимая из сумки небольшую, но очень сильную магическую подзорную трубу — подарок отца. Бородатые лица, какие я разглядел в ней, тоже были мне знакомы.

Поглядев на нас через свои подзорные трубы, отряд поднял знакомый штандарт и уверенно двинулся на сближение.

— Господин молодой граф! — радостно крикнул передний конник, сбрасывая неуставной меховой капюшон с головы. Это был разьезд горных егерей нашего графства, воевавший в разведке армии и проверявший опушку леса с севера.

— Не стрелять, это свои! — скомандовал я.

— Господин граф! Ваше сиятельство! — послышалось с трех сторон, и десяток моих — моих! — альберийских горных егерей окружил нас. Люди, служащие нашему роду всю жизнь по несколько поколений! Мои непревзойденные горные солдаты! Молодцы, помногу раз водившие меня на охоту и в засады на браконьеров!

Я почувствовал себя как дома, и расплылся в радостной улыбке. Вахмистр Фебра, бывший начальник отцовской охраны, радостно поцеловал мне руку. Все счастливо улыбались, видя своего господина так далеко от родины. У нас вообще считается, что родина — это графство и граф, и другого господина, в том числе и короля, скажем по секрету — они, по традиции, не знали и знать не желали.

— Ну, как воюете, господа егеря? — весело спросил я.

Новости посыпались на мою голову. Из их полусотни погибло за полгода только трое — Симо, Ракен и Молер, все бравые ребята, а уж ранены были почти все. Шестерых генерал представил к медали за какую-то особенно хитрую кражу у противника. В целом, воевали очень успешно, поскольку в этой войне очень мало кто умеет драться и прятаться в лесах и горах. Есть, правда, имперские егеря, но их мало, да и не знают они горной войны.

Господин старший граф раз в две луны присылает всем егерям с родины так любимые народом графства самогон и копченое мясо — бочками и ящиками на каждую полусотню. Кроме того, от матушки графини посыльными трижды в луну поступают письма от семей, лечебные амулеты, и, самое важное, свежие амулеты от пуль, вместо выдохшихся.

(Тут егеря со значением посмотрели мне на грудь, куда уже года два назад — боги, как давно это было! — Альта во время проводов на глазах егерской охраны повесила свой драконий амулет — а что это такое, они прекрасно знали)

Далее, десятерых за заслуги посылали домой на десять дней, отчего весной их женушки ожидаются на сносях. Премий за пленных и за сожженные склады противника егеря набрали столько, что отправили графу с отпускниками — боялись держать в полку, еще обокрадут солдаты из городских, придется их убивать, чего граф не хотел бы. Деньги уже доехали и разделены по семьям.

Выяснилось также, что егеря внимательно следят за мною, во всяком случае, все время слышат о лейтенанте на эльфийском жеребце и с двумя саблями, рубящими все подряд, даже сталь, и которого ни пушки, ни ружья не могут достать.

— Это те самые клинки, какие эта белая лесная девчонка вам прислала? — почему-то шепотом спросил Фебра. Я улыбнулся и кивнул. Егеря закивали головами с довольным видом.

Да, было приятно встретиться со своими на войне, но надо двигаться дальше. Мы уже начали прикидывать по картам, кто какое направление прикроет, когда Фебра вдруг замолчал и неуверенно посмотрел на меня.

— Господин граф, позвольте попросить от вашей щедрости, — осторожно сказал он.

— Чего вам? Денег, может быть? — спросил я, берясь за карман.

— Что вы, что вы, господин, у нас есть. Тут другое...

Он смотрел как-то просительно. Я удивился.

— В чем дело, Фебра?

— Понимаете, ваше сиятельство, мы же знаем... только не сердитесь... что вы от древесных баб и ушас... лесных эльфов соседских искусство имеете с лесом разговаривать... простите за такую смелость. Мы же с вами ходили за браконьерами и видели...

Я вздохнул. В конце концов они — мои люди, хоть и служат сейчас королю и родине, и могут просить меня о любой помощи. Не только они мне служат, но и я им служу. У них имеется законная просьба, каковую я обязан по крайней мере выслушать.

— Ладно. Ну и чего вы хотите?

— У нас, ваше сиятельство, вчера имперский патруль ушел...

— От вас, от егерей? — искренне поразился я. — В горах?!

Это было просто невозможно.

— Этого обычно не бывает, ваше сиятельство, но эти уж больно шустрые попались, — покраснел вахмистр, — и с хитрыми амулетами, видно... спустили на нас лавину, и пока мы бежали по ней, они спрятались на вон той горе. Не могли бы вы, ваше сиятельство... э-э... чуть-чуть посмотреть...

Наши егеря умели то, что никто более не умел в стране — бежать по снежной лавине или катиться с ней без угрозы погибнуть. Это было их секретное искусство. Любой другой патруль был бы раздавлен снегом.

— Ладно, — сказал я и огляделся. Ближайшее дерево опушки стояло в двадцати шагах. Я ни говоря ни слова подъехал к нему по снегу, снял меховую перчатку и положил правую ладонь на обледеневший ствол. Фебра и Наргон осторожно подтянулись ближе, остальные столпились поодаль, глядя на меня несколько удивленными глазами.

Я закрыл глаза и вопросил, и дух леса ответил мне, и подарил мне образ.

— На той горе действительно семь человек сейчас, на карачках пробивают путь по снегу к перевалу... там есть перевал... он на карте, кажется, указан... Если пойдете за ними, то к вечеру возьмете. Ориентир — между вон тем пиком и рощей. Только они больно быстрые в снегу, не простые солдаты, — предупредил я. — И, кстати, у этих может остаться порох. Могут взорвать и опять лавину спустить, как, помнишь, тот браконьер недоделанный...

— Да мы уж заметили, что опасный народ, — радостно поддакнул мне Фебра. Наргон смотрел на меня и старался не открывать рта от удивления. Он только теперь понял, почему я утром, перед выходом в рейд, всегда трогал рукой без перчатки стволы деревьев.

— Будете отходить, сообщите нашим, — продолжал я, — вон в том направлении в трех лье в лесу ночью замерзло чуть больше ста имперцев, все были раненые, без пороха, без еды. Полк отступил к дальнему перевалу, а раненых бросили. Имперские замашки... Оружие, вещи лежат там же, часть брошенных лошадей бродит вокруг. Не смогли вовремя сдаться, болваны, а командир или убит, или увел здоровых. А в эту сторону в пяти лье отсюда параллельно нам идет еще один патруль, кажется... кажется наш, в зеленых мундирах, с офицером в погонах...

Я положил на дерево вторую руку, и видение прояснилось.

— Похоже, наш Легьер во главе. У них вроде все в порядке. Пожалуй, это все, кроме кабанов, волков и оленей больше никого нет, остальные спят в норах и берлогах. Все, нам пора. Удачи на войне, господа егеря!

— И вам, ваше сиятельство! — хором ответили мои егеря, опять по очереди поцеловали мне руку и колонной двинулись к указанной горе.

А назавтра в нашем рейде случилось нечто необычное.

Мой взвод шел по протоптанной в снегу дороге вдоль небольшого горного хребта, засыпанного снегом и утыканного черно-зелеными горными елями. Именно здесь отступали разбитые полки имперцев. Именно здесь наши генералы опасались скопления войск для контрудара.

Наше начальство сильно переоценило имперцев. Они бежали с большой скоростью, стремясь перевалить через снежные перевалы и спуститься в другую провинцию Империи, к пустынным берегам океана. Я все время осматривал лес в свою подзорную трубу, все время спрашивал дух леса — впереди людей уже не было. Наше патрулирование становилось бессмысленным. Даже если имперцы пойдут обратно через перевалы — мы их опять разгромим.

Внезапно, когда мы проезжали мимо входа в небольшое ущелье, я почувствовал что-то странное: словно знакомый голос говорил далеко-далеко в зимней тишине под скрип снега под копытами коня: 'Сворачивай налево в ущелье! Мне нужна твоя помощь!'

В общем-то я сталкивался с этим явлением раньше — это был чей-то призыв, так называемый ментальный вызов, который могут делать только очень сильные маги.

Я остановился и внимательно рассмотрел ответвляющуюся тропу в сторону ущелья. Она была охотничьей по виду, но недавно натоптана — во всяком случае, до снегопада, бывшего три дня назад. Уже подозрительно.

Я пожал плечами и снова приложил руку к стволу дерева. Дух леса сказал мне, что в ущелье есть люди. Что ж, так и так мой долг — проверить этих людей.

Судя по трофейной карте, здесь была тропа с перевалом наверху и площадкой для ночевки у родника в середине пути.

— Идем по тропе! — скомандовал я. Сейчас же передовой колонны, кавалерист Орман, двинулся вперед, а вахмистр, как и полагается, сдвинулся в середину колонны. Снег на тропе был действительно хорошо утоптан. 'Интересно, кто это там?' — думал я, медленно поднимаясь на коне по изгибам маленького ущелья. Имперские солдаты не посылают ментальных призывов, а магам и жрецам совершенно нечего делать зимней ночью в горном прифронтовом лесу.

Мы прошли где-то тысяч шесть шагов вверх по тропа, но поднялись не очень высоко — тропа сильно петляла. Я не спешил, сладко вдыхая морозный воздух — судя по карте, ущелье должно было скоро кончиться. Зимнее солнце сияло над нами. Наконец, появилась аккуратно расчищенная площадка пятьдесят на пятьдесят шагов, явно для ночевки, со сложенным из камней очагом, на котором еще утром что-то явно жгли. Площадка была окружена от ветров горными елями.

Что было настоящим сюрпризом — за этими деревьями высился новенький сруб в пятнадцать шагов шириной и в тридцать — длиной, без окон, не указанный на карте. Крыльцо сруба высилось над снегом. Тяжелые неокрашенные створки деревянной двери на железных петлях была закрыты. Никаких надписей на двери не было.

В белом море снега вокруг, покрывавшем склоны и ели, сруб казался загадочным — дом без окон, без двора, без конюшни, без амбара, просто дом, которому было незачем стоять далеко в горах.

Я смотрел на непонятный сруб, как ястреб смотрит на голубя, и чувствовал, что призыв стал сильнее.

Мы с Наргоном переглянулись.

— На таверну никак не похоже, а на пастушню тем более, господин лейтенант, — тихо сказал Наргон. — И для охотников больно велик домик.

— Секретный склад контрабандистов? — предположил я. — Сомнительно. Уж очень легко его найти с тропы.

И приказал:

— Оружие к бою! Орман, стучи.

Передний конник поьехал к крыльцу и громко застучал в стену рукоятью сабли. После недолгого ожидания, одна из створок двери со скрипом начала открываться. На пороге появился самый обыкновенный жрец средних лет в кожаных калошах и в рясе с капюшоном, с четками в руках. Одеяние его, правда, было непривычного нам угольно-черного цвета.

— Чем могу служить, господин офицер? — после некоторого промедления, внимательно осмотрев меня и мой взвод, спросил на имперском жрец.

— Лейтенант Альбер с патрулем, королевская армия Родонии, — представился я, тоже на имперском. — Что это за место?

— Часовня местного святого, господин офицер, — вежливо ответил жрец. — Мы всегда служим и постимся здесь зимой. — Прекрасно, — сказал я, думая о том, что для старой часовни здание уж больно новое. Здесь что-то было явно не так. — Нам нужно осмотреть вашу часовню — мы ищем имперских солдат.

— Здесь никого нет, кроме нас, — с ласковой улыбкой добрым, увещающим голосом ответил жрец. Я уже видел когда-то действие таких голосов. К тому же амулет Альты на моей груди под мундиром и сорочкой начал потихоньку нагреваться, сообщая, что он противодействует ментальной атаке.

Орман неуверенно оглянулся на меня, чувствуя наведенное смущение. Опытный Наргон нахмурился.

— Тем не менее, именем оккупационной армии Родонии в провинции Дарна, я требую доступа в здание, — вежливо, но непреклонно сказал я.

— У нас нет больших средств, чтобы откупиться от погрома, но какое-то серебро мы можем вам дать, господин офицер, — кротко сказал жрец, перебирая черные четки.

— Отворяйте дверь, — решительно сказал я, — мы начинаем обыск.

Некоторое время жрец подумал, затем поклонился и вежливо сказал:

— Конечно, господин офицер.

И, выпрямляясь, бросил в меня правой рукой огненный шар.

Я не успел и мигнуть, как клубок огня с грохотом взорвался у моей груди что твоя граната. Струя пламени облила мою защиту волной красного огня и разлетелась в стороны. Наргону повезло — он стоял прямо за мной и не пострадал от атаки, но двое моих солдат слева полетели на землю вместе с конями, как сшибленные крепостным тараном. Я с моим эльфийцем устоял, прикрытый силой амулета.

Монах тем временем умело пнул Ормана в грудь, сбив с лошади, и занес левую руку с огнем в ладони. Тут пуля из моего пистолета попала ему в голову, и он рухнул замертво на свое крыльцо.

Еще несколько огненных шаров ни с того ни с сего вылетело из приоткрытых дверей и улетело куда-то в чащу.

— Огонь! — гаркнул я, и опомнившиеся солдаты начали разряжать седельные пистолеты в дверь, расщепляя доски пулями. Затем солдаты Хуга и Толбот, сбросив пинком убитого с крыльца, ухватились с двух сторон за створки двери и распахнули их, и остальные начали палить уже внутрь.

Крики боли раздались из сруба. Кто-то очень храбрый, тоже в черном балахоне, выскочил навстречу с саблей в руках, но не успел даже поднять оружия, как его пристрелили в упор, и он мертвым свалился с крыльца в снег. Солдаты не остановились, пока не разрядили все заряды в проем двери.

Пальба быстро закончилась, и никто из моих даже не был ранен. Это было странно. Похоже, военных не было внутри.

'Неужели мы штатских перебили?' — ни с того ни с сего подумал я с неприятным чувством. Если внутри были еще и беженцы — это могло потянуть на воинское преступление. Впрочем, эти подозрительные жрецы напали на нас первые — успокоил я себя.

Мы перезарядили пистолеты и вошли внутрь. Дом был хоть и срублен без окон, но внутри очень хорошо освещен подпотолочными амулетами. Чистый струганный деревянный пол был залит кровью, слышались стоны раненых. В первой комнате, гостиной, лежало четверо, во второй — спальной — трое, все тоже в черных балахонах. Ни у кого из них не было оружия, кроме кинжалов. Хорошо, что не было детей и женщин — подумал я. В сущности, мы стреляли, даже не зная в кого. Так все время случается на войне.

Солдаты заглядывали под лежанки и ворошили вещи убитых. Четверо во главе с вахмистром вошли в третью комнату, и замерли на пороге. 'Господин лейтенант!' — испуганно крикнул Наргон.

Я с пистолетом в руке осторожно заглянул в комнату и застыл от удивления. Такое я раньше видел только на картинах из времен религиозных войн.

На боковой стене, на железной решетке над амулетной печкой, висел высокий черноволосый человек, и с холодным интересом смотрел на нас. Я подумал, что он похож на бога христиан после распятия, только нисколько не страдал.

Действительно, человек не выглядел избитым, истощенным или запуганным. Он был совершенно гол и намертво прикручен к прутьям металлическими цепями. В рот ему был засажен кляп из разлохмаченной кожи, обернутый тряпками. На левой руке кожа была глубоко надрезана, но кровь почему-то не текла. Перед человеком на полу лежало несколько расплющенных пуль. Цепи слабо светились, от них несло магией.

— Всё обыскать, живых скрутить, с пленного снять цепи, — скомандовал я, придя в себя. — Дайте ему одежду.

Солдаты пришли в себя и двинулись к стене с пленником. Я вытащил из-за пазухи амулет Альты, разрядил зачарованные цепи и выдернул необыкновенно туго засаженный кляп. Пленный закашлялся на минуту и сполз, при поддержке солдат, с решетки. Затем он с трудом улыбнулся мне и хрипло сказал:

— Здравствуй, Сергер.

СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ


Солдаты ошеломленно уставились на пленного. Я ответил:

— Здравствуйте, лорд Кирмон. Рад вас видеть живым. Как вы сюда попали?

Обычно одетый в превосходные камзолы, расшитые золотом и серебром, всегда улыбающийся, а сейчас голый и недовольный Кирмон с грохотом и лязгом спихнул с себя размотанные цепи и, покачиваясь, встал на ноги.

— По ошибке, — мрачно сказал он. — Неправильно выбрал дорогу и попал в засаду.

— Ясно, — сказал я. — А это кто?

Мне ничего не было ясно. Такие, как Кирмон, никогда не попадали в засаду. Как можно схватить того, кто способен вмиг залить все вокруг страшным огнем, сжигающим все и плавящим даже камень — а сам преспокойно уцелеть? И вообще, как-то странно видеть висящим голым на стене в деревенском срубе, в самой глубине имперских гор и лесов, в какой-то божьей срани, даже на приличные северные горы непохожей, да еще посреди войны — того, кто год назад сидел в модном камзоле в чудесный праздник Середины Зимы за столом в твоем поместье, в другой стране, за тридевять земель от этой идиотской глухомани.

Я посмотрел на лежащих мертвецов повнимательней и удивился. На них не было ни волосинки, даже брови были сбриты. Я присел на крпточки и пригляделся — у одного из-под окровавленного угольно-черного балахона виднелась безволосая грудь. Стоп! Я, кажется, что-то слышал о таких людях.

— Это жрецы Храма Черного Облака, — сказал Кирмон. Голос его стал пободрее. — Они собирались принести меня в ритуальную жертву — для получения силы. У них, правда, ничего не вышло, но старались долго.

Я кое-что слышал об этой секте от нашего домашнего мага и немедленно приказал:

— Отставить обыск — всех добить! Они опасны. Поосторожнее там, схватят за ногу — умрете!

Это не была шутка. Я, в отличие от широкой публики, знал, что адепты этого храма владеют смертельной магией.

В тесном помещении опять захлопали выстрелы: солдаты хладнокровно достреливали лежащих жрецов — живых и мертвых, приставляя им пистолеты прямо к голове.

— Вам надо одеться, — заметил я, привычно развеивая рукой пороховой дым. — Холодно. Уже все, жрецы все подохли, живых нет

— Холодно не для меня, но вы правы, — ответил Кирмон. Как только с него сняли зачарованные цепи, с каждым мгновением он становился все бодрее и бодрее. — Сейчас лучше одеться. Мою одежду сожгли снаружи, опасаясь вшитых амулетов. А эти жрецы не имеют права жить, их надо давить, как тараканов.

Я сделал знак Орману, и он быстро выскочил за дверь и вернулся со старой одеждой из вьюков. Подавая ее Кирмону, солдат был бледен: что-то чувствовал.

— А где сам храм? — спросил я. — Эта дыра действительно больше похожа на часовню.

— Храм довольно далеко отсюда, — уклончиво ответил Кирмон. — Но теперь я знаю — где.

Я с интересом спросил:

— Вы за ним охотились?

— И это тоже, — вздохнул щеголь Кирмон, надевая принесенные старые, чиненые штаны и мой ношеный камзол. — Кстати, сапоги мне не нужны, благодарю вас.

— Всегда рад помочь, — сказал я.— Что мы можем для вас сделать?

— Подождать здесь со мной до заката, — ответил Кирмон. — Придется вызвать сына или дочь. Я так измучен, что не могу удалиться.

— Хорошо, — сказал я. — Уже сильно пополудни, скоро стемнеет. Мы будем ночевать здесь, поставим палатки. Вы можете остаться с нами сколько вам будет нужно.

Кирмон с трудом распрямился.

— Сейчас будете звать? — с сомнением спросил я.

— Да, пока есть силы, — сказал Кирмон. — Но подождите... Икона, то есть вон та картина. Сначала надо заняться ею.

Только сейчас я заметил, что на другой боковой стороне, прямо напротив места, где висел Кирмон, висела небольшая цветная картина овальной формы. Она изображала большое черное грозовое облако над голым гранитным горным хребтом без леса. Горы были что-то уж очень красны, словно залитые кровью.

— Это, что, религиозное изображение? — с сомнением сказал я, рассматривая окровавленные горы. — Мне кажется, я чувствую магию в нем.

Действительно, невзрачная на первый взгляд картина при внимательном рассмотрении вызывала странное чувство, что из нее, прямо из сердцевины черного облака, на вас кто-то смотрит.

— Какая секта, такие и иконы, — как-то издевательски улыбаясь, сказал Кирмон. — Кто таким молятся, им же хуже и будет, это я вам как дракон говорю. Сейчас мы прикроем им окошко.

И он, пошатываясь, подошел к картине и возложил на нее обе руки.

Тут произошло нечто странное: картина затряслась на стене, и ее сплошь залило красным.

— Вот так будет лучше, а то больно они там любопытные, — с каким-то холодным удовлетворением сказал Кирмон. — Пусть не смотрит, скотина. Я, в конце концов, священник Богини Драконов, так что эти пусть подберут хвосты.

И после этой непонятной фразы он повернулся ко мне:

— Давайте выйдем на воздух.

Я кивнул, и мы прошли по комнатам, тщательно обходя уже подмерзающие лужи крови и вышли из сруба. Солдаты уже вытащили все тела на крыльцо, обыскали и свалили вместе. Наргон, хмурясь, собирал найденное при убитых жрецах в мешок.

— Господин лейтенант, разрешите сказать: не надо бы в этой избе ночевать, — обратился он ко мне. — Непонятное место: не хутор — амбаров, мест для скота и лошадей нет. И дом без окон, как крысоловка. И вещи опасные, по всему видно.

— Ночевать в доме не будем ни в коем случае, — ответил я. — Надо будет потом всё сжечь начисто.

— У вашего вахмистра верное чутье, — заметил Кирмон. — Это место действительно очень нездоровое. Если будете ставить палатки — ставьте с той стороны.

Тут он предостерегающе посмотрел на меня и ухватился за крылечный столб.

— Лошадей придержите! — скомандовал я, и кивнул Кирмону. Стоявшие снаружи кавалеристы взяли коней за поводы и с интересом уставились на нас. Кирмон открыл рот, и низкий рев полился в воздух.

Все побледнели. Все дрожало вокруг от этого рева. Невозможно было и думать, что человек может издавать такой звук. Кони забились, и солдаты старались их удержать их. Рев лился и лился — жуткий голос огромного, древнего создания. Наконец он ослабел, стал выше тоном и тише, и истаял в высоте.

— Всё, — устало сказал Кирмон. — На закате кто-нибудь прибудет на помощь. Может быть, даже раньше.

Лошади постепенно успокоились. Солдаты со страхом смотрели на Кирмона, наконец-то поняв, кто он такой. Впрочем, тут бы любой испугался.

Через некоторое время мы сидели у костра и ужинали. Еще не было темно, но наконец-то начинался закат. Солдаты, развернув лагерь подальше от сруба, сидели вокруг костров, допивая кружки с вечерним грогом и поглощая горячую пшенную кашу с жиром и сушеным мясом. Они старались не смотреть на Кирмона. Мы не обращали на это внимания — нам было о чем поговорить.

— Этот скрытый магический зов — это ведь был ваш призыв, Кирмон? — прямо спросил я.

— Конечно, — ответил Кирмон, отложив в сторону уже пустой котелок. Он еле сидел от усталости, но не хотел лечь, разговаривая с собеседником, и перешел со мной на ты, как со старым знакомым. — Я хоть и был изолирован амулетами, но смог бросить неслышный зов по всему спектру. Ты услышал, но не понял, и просто решил проверить его.

— Что значит 'изолирован'? — с удивлением спросил я. — И что такое 'по всему спектру'?

— 'Изолирован' значит, что их амулеты понизили мою способность к магической связи, — объяснил Кирмон. — Я как бы кричал, но очень тихо, и обращался к всем, кого знаю. А по всему спектру значит — по всем направлениям и вообще ко всем.

Я очень удивился.

— Неужели и я могу принять зов? Ведь я не дракон.

— Зато ты сын моего друга, и знаешь меня всю жизнь, — улыбнулся Кирмон. — Это значит, что и я знаю тебя всю твою жизнь. Я послал зов всем знакомым, и ты услышал его.

Поразмыслив, я задал еще вопрос.

— А почему, не поняв вашего зова, я все-таки пошел на него?

— Думаю, что так решило твое подсознание. Оно поняло призыв лучше, чем сознание.

И, предупредив следующий вопрос, он добавил:

— Подсознание — это ты сам, когда не думаешь, а действуешь по наитию, по своим чувствам. Оно работает, когда ты не можешь принять трудное решение, и даже стараешься не думать о нем. Это твоё внутреннее, никогда не спящее 'я', желающее, чтобы ты выжил.

Я не очень понял его слова. Домашнего и офицерского образования явно не хватало, чтобы дискутировать с премудрыми драконами. 'Так не пойдет' — недовольно сказал я себе.

— Вы знаете, Кирмон, каждый раз, когда беседую с вами о серьезных вещах, понимаю, что я — редкая дубина, и что мне надо учиться.

— Конечно, надо, — живо отозвался Кирмон. — С твоими способностями, памятью, живостью ума, широкими интересами ты должен поступить в Магическую Школу. После войны, конечно. Плюнь на политику. К чему растрачивать таланты на придворные интриги? А в военной школе учат только воевать. Что ты делал два года в кавалерийской школе? Учился рубиться, командовать взводом или там эскадроном, и спал с фрейлинами. Конечно, это время не вполне растрачено попусту, но можно было сделать много больше. Я вот вижу, что амулеты дочери на тебе, и надеюсь, что они защитят тебя, и ты выйдешь из войны живым и невредимым... Да дарует тебе это Великая Богиня Драконов!

Говоря это, Кирмон приложил пальцы правой руки к губам, и я на миг почувствовал силу призыва и чей-то мгновенный, но внимательный взгляд, как в храме во время молитвы перед статуей бога. Потом все исчезло, и вокруг стало как обычно.

— А вот после войны советую бросать мечты о маршальстве и идти учиться магии и наукам, — продолжал старый друг семьи. — Ты можешь это сделать, и ты, по-моему, уже хочешь.

— Вы думаете, у меня есть способности к магии? — с замиранием сердца спросил я. Стать магом было моей детской мечтой.

Кирмон внимательно посмотрел на меня и медленно ответил:

— Я уже давно сказал твоему отцу, что ты способен стать даже архимагом. Не забывай, я дракон и вижу многое. Если бы не наступавшая война и не семейные воинские традиции, отец уже послал бы тебя учиться магии... с твоего согласия, конечно.

Я удивленно смотрел на него. Так я могу, по способностям, стать даже магом высшего уровня? Так сказал дракон, а драконы, как знает весь свет, зря слов не бросают.

Солдаты с интересом подслушивали нас. Но тут интересный разговор о будущем внезапно закончился. Огромная черная тень появилась на краю неба, вынырнув из-за облака. Солдаты сразу повскакали, бросая котелки и хватая оружие.

— Спокойно! Это свои! — скомандовал я, зная, кто это. Тень между тем развернулась и поплыла к нам, взмахивая огромными темными крыльями. Солдаты открыли рты, задрав головы. Ветер пронесся над площадкой. Огромный темно-золотистый дракон пролетел низко над нами, взметая снег. Мы задрали головы, разглядывая сияющее золотом бронированное брюхо и лапы с ужасными когтями.

Дракон развернулся в воздухе и мягко сел на краю площадки, подальше от привязи. Лошади заржали и заволновались. Солдаты замерли, растерянно глядя то на меня, то на гостя.

— Спокойно! — повторил я. Дракон, казалось, понял, что лучше не пугать людей. Он встряхнул темными крыльями, сложил их и втянул шею. Его тело закрылось облаком свистящего пара, и вдруг резко уменьшилось. Несколько мгновений мы ничего не могли разглядеть сквозь пар, а когда он развеялся, на месте дракона стояла обнаженная девушка.

Я с удовольствием разглядывал такое всегда нравящееся мне скуластое лицо с прямым носом, широкие плечи, крепкую талию, небольшие груди и сильные ноги. Девушка спокойно сняла с шеи сумку и вытащила длинное черное платье. Не торопясь, она развернула и надела его. Затем поправила рукой свои темные волосы и спокойно пошла к нам. Снег шипел под её босыми ногами, тая и испаряясь.

Огни костров и алый свет заката на снегу делали девушку похожей на красную демонессу в черном наряде. Солдаты затаили дыхание — думаю, от страха. Она прошла мимо них, не обращая внимания.

— Как ты, папа? — подойдя, спросила девушка Кирмона на нашем языке своим музыкальным голосом, который показался мне ангельским.

— Я в порядке, только сильно истощен, — спокойно сказал Кирмон. — Граф спас меня.

Девушка заглянула ему в лицо. Затем взяла за руку и утвердительно кивнула. Затем она внимательно оглядела моих бойцов холодными темно-зелеными глазами с желтым вертикальным зрачком, так, как будто распознавала нечисть. Озадаченные взглядом дракона солдаты замялись, начали оглядываться на меня, но не дрогнули. Затем девушка повернулась ко мне и сказала очень просто:

— Как я по тебе скучала...

Ее глаза сразу стали нежными.

Не обращая внимания на онемевших кавалеристов, я взял девушку за руку и нежно сказал:

— Здравствуй, Альта!

ПОДРУГА ДЕТСТВА


Девушка покраснела и обхватила меня горячими руками, прижавшись щекой к пуговицам мундира. Солдаты тихонько охнули за моей спиной, видя, как дракон обнимает их командира.

— Откуда ты сейчас? — радостно спросил я. Мы не виделись год, с прошлых зимних вакаций, а казалось, что уже вечность.

— Я сидела в Горящих Горах, это три тысячи стадий отсюда. Наблюдала горящие пласты сланца — довольно красиво. Огонь там уже лет двести тлеет, с тех пор как гномы клана Рубил свой рудник во время пожара и грозы подожгли сдуру. Учитель дал задание — придумать, как потушить пожар. А когда потушу — заберем рудник лет на сто, и наймем работать тех же самых гномов, они и не пикнут. И вдруг я слышу папин зов. Ой, подожди, не смотри на меня — я вся растрепанная!

Драконесса поправила волосы и собрала в длинный хвост, как я любил. Завязав прическу каким-то шнурком, она взяла меня за руку, и у солдат глаза полезли на лоб от удивления.

Прихорошившись, Альта повернулась и посмотрела на кавалеристов. Они опять замялись.

— А это твои люди? — с интересом спросила она. — На прошлой луне я была у вас в замке и читала твои письма с фронта. Ты писал, что имеешь лучший взвод во всей армии. Действительно, они выглядят очень браво. Теперь о них даже в Стране Драконов знают. А где твой вахмистр Наргон?

Солдаты неуверенно заулыбались, но выпятили груди вперед. Смущенный Наргон решительно подошел к нам и откозырял.

— А граф писал, что вы — самый надежный вахмистр во всей армии, — бесхитростно выдала меня Альта.

— Благодарю за честь! — ответил польщенный Наргон. Солдаты зашевелились, приходя в себя, и начали переглядываться, не чувствуя в Альте ничего угрожающего.

— Ребята, это моя подруга детства леди Альта. Она дракон, но у неё доброе сердце, так что не беспокойтесь, — скрывая улыбку, с серьезным видом объявил я. Солдаты вразнобой поклонились, приветствуя Альту, и занялись своими делами, исподтишка поглядывая на вежливую драконессу. А она опять подошла к Кирмону — "папочка, дай мне руку" — и начала его внимательно осматривать.

Альта не стремилась немедленно расстаться, да и Кирмон все еще плохо чувствовал себя, и я оставил драконов на ночь. Обоих устроили в моей палатке.

Почти сразу я попросил Альту о небольшой услуге. Мне не хотелось оставаться на ночлег рядом с проклятой богами часовней и телами мертвых храмовников. "Конечно!" — сказала она, и, сопровождаемые любопытными солдатами, мы подошли ко срубу. Тела жрецов уже были сложены на пороге.

— Тут, главное, лес не зажечь, а с горой ничего не сделается, — сказала Альта, оценив положение.

Мои хитрожо... хитромудрые кавалеристы явно надеялись, что девушка разденется и превратится в дракона, но Альта не стала утруждать себя. Стоя босиком на утоптанном снегу, она открыла рот и дохнула огнем так сильно, что деревянная часовня и тела моментально превратились в пепел. Огромный факел пламени аж заревел, снег вокруг зашипел, тая и тут же испаряясь, и солдаты кинулись назад от жара. Теми не менее, сгорело не все: овальная картина каким-то чудом уцелела в пепле, словно она была из зачарованной несгораемой стали. Только вся почернела.

— Та-ак! — оценивающе сказала Альта и снова накрыла картину — теперь уже узким, блистающим как клинок концентрированным языком ослепительного белого огня. Он внезапно втянулся в овальную картину, и она забилась на нем, как живая птица на вертеле. Затем из огня донесся умирающий вой, громкий настолько, что мы с солдатами непроизвольно втянули головы в плечи, и картина громко бабахнула, так что у нас в ушах зазвенело, и рассыпалась в пыль. Та мгновенно поднялась вверх темным облачком, а затем стремительно умчалась в сторону гор — и это при полном безветрии.

— Катитесь, катитесь! — холодно напутствовала обычно сдержанная Альта загадочное облако.

— Однако, — сказал я, прочищая пальцем все еще заложенное после взрыва ухо. Солдаты молчали, тоже потирая уши и тряся головами. Видно было, что процедура очищения произвела на отряд сильное впечатление.

После огненного факела мы задержались, рассматривая еще светящуюся от страшного жара оплавленную землю, огромным огненным блином растекшуюся на месте сруба. Вполголоса Альта спросила: — Что было с папой?

Я коротко рассказал, и спросил в свою очередь:

— А как это его смогли схватить? Он не хочет говорить.

— Это значит, что ему подготовили засаду и сразу уложили без памяти специальным амулетом, — объяснила Альта. — Иначе он сжег бы пол-леса, но не сдался бы.

— Разве такие амулеты есть в нашем мире? — поразился я.

— Существуют, — передернув плечами, сказала Альта. — Такой амулет лежит сейчас в мешке с добычей у твоего вахмистра, я его чувствую. Потом расскажу, что это такое. А пока — спасибо за спасение папы. Они могли убить его здесь. Ах, Сергер, я так благодарна тебе!

И она взяла меня под руку и заглянула в лицо счастливыми глазами.

После ужина мы уложили измученного Кирмона спать и долго еще сидели у костра, болтая о всякой чепухе. Альта явно хотела отвлечь меня и себя от неприятных мыслей, и рассказывала о своих подругах-драконочках.

Собственно, из взвода только я по-настоящему наслаждался вечером у костра. Вокруг в горах было темно, луны еще не поднялись, на небе необыкновенно ярко сияли, перемигиваясь, звезды. Костры вокруг давали яркий, дрожащий свет. В стороне все еще багрово светилась расплавленная лава на месте сруба, как в жерле улкана — все никак не остывая.

— А что это камень расплавленный не стынет? — как можно небрежней спросил я Альту, кивнув головой в сторону малиново-багрового пятна.

— А это же Драконий Огонь был, а не обычный, — пояснила девушка. — А в магическое окошко я Истинным Огнем приложилась, чтобы их там за окном прихлопнуть. К утру остынет.

Солдаты переглянулись. Они вообще все время молчали, с громадным интересом и скрытым страхом слушая байки о жизни в сказочной Стране Драконов. Ведь можно прожить сто лет — и не то, чтобы услышать — даже не увидеть дракона. Их любопытство преодолевало привычный страх перед драконами, которым мало ли что придет в голову, и которым, говорят, ничего не стоит проглотить целый взвод вместе с лошадями.

Но мы с Альтой были в хорошем настроении.

— И вот Санерис подговорила меня в прошлую луну покрасить когти золотым лаком, почти в цвет шкуры, — рассказывала девушка, посмеиваясь, о своем эпическом походе к дракону по прозвищу Мастер Красоты, мастеру стиля, — видишь, они даже в человеческой форме золотые...

И она вытянула свои сильные босые ноги к костру. Действительно, ногти на ногах хорошо смотрелись. Солдаты, однако, побаивались даже глядеть на них — вряд ли из целомудрия, скорее из страха перед драконами. Кто их, огненных, знает?

— ... а сама Санерис выбрала белые в красную полоску. И теперь, когда она садится после полета, все спрашивают: ты что, опять кого-то растерзала? А Великий Дракон знает? И она нервничает. А помнишь, как она к тебе приставала на последнем балу у вас в поместье — граф, пойдемте со мной в сад, мне одной страшно, а мы умирали от смеха: как же, дракону страшно в саду! А ты сказал, что в саду одному не страшно, а с ней страшно, уж больно она красивая. Она, дурочка, так и не нашлась что ответить, но ты очень понравился.

Тут Альта запнулась, а затем продолжила легкомысленным тоном, внимательно наблюдая за мной.

— Иногда Санерис о тебе спрашивает. Так что, если захочешь соблазнить драконочку, успех обеспечен. Твоя мама ведет счет твоих побед над красавицами, так в нем уже одна циркачка (звучит как-то смешно, но леди Лидия говорила, что та была красавица), одна герцогиня, одна жена торговца-миллионера, четыре фрейлины, Галлер она не засчитала за победу, потому что та старая, потом три эльфийки... а кстати, кто это еще, кроме твоей Дианэль?

Я замялся, но отступать было некуда.

— Еще ее сестра и ее матушка.

— Ну ты у нас и кавалер! Соблазнил девушку, ее сестру, а потом еще и ее матушку. Хорошо еще что это эльфы, там это, говорят, в порядке вещей. Ну и еще была бы одна драконесса. Санерис, конечно, девушка вздорная, но все-таки, как твоя мама выразилась, 'было бы престижно'.

Надо было успокоить Альту — похоже, она нервничала по этому поводу.

— Ну, конечно, — шутливо заметил я, — а потом её папаша прилетит к моему и пригласит на суд к Великому Дракону. Гостей-драконов я принимаю, но с судом драконов сталкиваться не хочу. По слухам, ваш король за каждый чих на суде требует десять бочек золота. И о чем я с Санерис буду разговаривать? Она же будущая магесса, а я простой военный. И когда мы с ней летали сильно поддавшие, она меня три раза роняла спьяну. Ты же сама меня ловила в воздухе. Если бы тебя не было рядом, она бы меня в лепешку превратила бы.

Альта облегченно хихикнула, а глаза солдат стали совсем круглыми. Их командир, лейтенант граф Альбер, принимал в гости драконов и даже летал с ними? Такого обо мне они, конечно, еще не слышали.

Чуть более серьезно я добавил:

— И я боюсь, ты будешь ревновать меня к этой дурочке.

— Пока не буду, — дружески ответила Альта, — я ещё несовершеннолетняя. Вот года через три...

Она перевела дух от хихиканья, и тут же успокоила меня:

— Конечно, она могла бы украсть тебя на луну или две, и держать в своей пещере для любовников — говорят, у нее есть такая. Ты ей ведь не за разговоры понравился. Но тогда мои папа с мамой ей хвост оторвали бы за насилие над друзьями, а я бы все глаза выцарапала. Не волнуйся, она сейчас положила глаз на моего брата Кирдана, только о нем и думает. Вот только после последнего свидания, когда она сгоряча разнесла ледник в наших горах, он почему-то срочно записался на службу Великому Дракону и летает с поручениями по всему континенту, от нее подальше.

— Разнесла ледник? — крайне удивился я. — Зачем? Чем он ей мешал на свидании?

— Страсть показывала, — хихикнула Альта. — Твой папа рассказывал моему, как ты в прошлом году, ещё корнетом, от страсти к какой-то сироте-рыбачке чуть не сжег рыбачий поселок у столичной гавани. Так было?

— Не совсем, — признался я. — Там старшины мешали нам встречаться. Хотели её выдать замуж насильно. Сироте в наследство остались хорошая лодка и дом с причалом, и кто-то положил глаз на это хозяйство. Я вступился за неё, и меня невежливо послали, не зная, что имеют дело с графом. Потом пообещали избить, или прирезать, даже ножи свои рыбацкие повытаскивали. Тут я сильно разозлился, будучи, как говорят поэты, в когтях страсти, и чуть не запалил их квартал с четырех концов. Слава богам, обошлось.

Я усмехнулся, вспомнив эту романтическую историю, хитрозадого старшину и толпу взбешенных молодых рыбаков с ножами в руках.

— Главный представитель Гильдии Рыбаков в порту срочно прискакал с конной полицией и развел нас в стороны. Как потом выяснилось, он знал, кто я такой, и понимал, что, если на сцене появится мой отец — сожженным кварталом дело не обойдется. Старшинам здорово попало за незаконную ссору с дворянином, а мне вежливо намекнули, что зря не забрал девчонку подальше от дураков ухажеров. Эта история прекратила наш роман, и я быстро спихнул девушку замуж за одного молодого рыбака, её старого поклонника. Дом она продала — и переехала к нему, в другую рыбацкую деревню, за город. А на свой поселок она в гильдейский суд подала. Они там еле-еле с ней сговорились.

— И он взял её после тебя? — с интересом спросила романтическая Альта. — А девственность?

— А ничего у нас с ней не было, и все это знали, — вздохнул я. — Она была девушкой очень разумной, и отказала мне во всем. И все другим ухажерам тоже. А тут и молодые рыбаки устроили скандал, и так далее. Можно сказать, здесь кавалерия проиграла. Редкий случай для столицы.

— Понятно, — голосом учителя сказала Альта. — Типичное столкновение дворянства с ремесленниками, как в учебнике. Гильдии растут во влиянии.

— Ну-ну, посмотрим, как они вырастут, мешая ухаживать за девушками, — усмехнулся я, не придавая значения её странному замечанию. — И вообще, рыбаки — это не ремесленники.

— Ты прав, — признала Альта. — И после этого ты перекинулся на циркачку? — продолжала она дружеский допрос.

— Нет, циркачка была до этого, — вздохнул я. — Впрочем, здесь, на войне, даже странно думать, сколько в мирное время было сделано ненужных глупостей. Чего только не творят легкомысленные корнеты легкой кавалерии!

Помолчав, Альта перевела разговор на брата:

— Недавно Кирдан летал в Южный Океан в охране дипломатической миссии. Прошел слух, что на юге у левиафанов появился новый вождь, и наши решили с ним познакомиться. Вождь оказался малость сумасшедшим. Когда посол прилетел к нему и предложил дружбу и сотрудничество — левиафан помахал щупальцами и наотрез отказался. Наши пожали крыльями и собрались улетать, а он решил, что это от слабости, и обругал дипломата. Очевидно, соль морская в голову ударила.

У меня полезли глаза на лоб.

— Оскорбить дипломата? Это же скандал! Такого даже орки не делают!

— Я же говорю, что он был малость не в себе, — весело сказала Альта. — Обругать Высокого Посла Драконов в присутствии своего народа и драконов охраны! Кто же такое простит! Охрана дала ему огнем так, что только горелые куски полетели, а остальное доделали акулы. А другие левиафаны начали радоваться. Новый король, оказывается, действительно был сумасшедшим. Потом Кирдан сказал, что летел в надежде набраться опыта дипломатии, присутствовать при исторических переговорах. А такую дипломатию, как там, — он говорит — я и сам могу делать, не в первый раз.

— Да-а, — протянул я. — Ваших лучше не оскорблять — драконы шутить не любят.

Альта согласно хмыкнула.

Солдаты делали вид, что не слушают, но их выдавали круглые от удивления глаза. Мне же такие байки были не впервой, и я с интересом внимал нежному голосу Альты. Было очень приятно сидеть с ней у жаркого костра и обсуждать драконьи истории.

Ночью я связался с полковником по амулету, и получил довольно странный приказ содействовать драконам во всем, а главное — отдать им все, что захвачено в часовне. Решение было принято так быстро, словно у командира полка имелся в кармане мундира давно плоченный письменный приказ от маршала. Я только пожал плечами.

Перед сном, в палатке с Кирмоном, Альта вдруг прижала палец к моим губам. Я с интересом взглянул на неё, а она вытащила из сумки какой-то овальный черный камешек в медной оправе и на толстой серебряной цепочке, и повесила на мою шею. Затем её острый ноготь царапнул мне средний палец. Камешек принял на себя каплю моей крови, и сразу потеплел.

"Это дополнительно защитит от любого оружия" — шепнула Альта. "И ещё, я смогу найти тебя, если будешь ранен"

— Я всё вижу, — сквозь сон сказал Кирмон и перевернулся на моем спальном мешке на другой бок. Альта хихикнула и, как бы случайно, коснулась горячими губами моей щеки. Я ответил таким же поцелуем в щечку и спрятал теплый амулет за пазуху, к телу. Затем усилил на ночь караулы, и лег спать в другой палатке.

Ночь прошла спокойно, чему я не удивился — лезть к двум драконам, хоть бы и спящим, ни один зверь не полезет, да и караулы сторожили бдительно (как и обычно, Наргон и я проверяли их ночью и ранним утром).

Рано утром, после завтрака, я приказал солдатам собирать лагерь и готовиться к маршу в полк. Пока они суетились, мы с Кирмоном развернули вытащенную Альтой из сумки сеть из тонкого прочного волокна, известного только драконам. Затем драконесса отошла подальше от коней, хладнокровно сняла платье и спрятала его в сумку. Солдаты замерли с вещами в руках от неожиданности.

Не обращая на них ни малейшего внимания, она подняла руки к волосам, нежно улыбаясь мне, и приняла завлекательную позу. Я открыл от неожиданности рот, а Кирмон сказал: "Но-но!". Тут девушка хихикнула, затем приняла серьезный вид и холодно оглядела моих кавалеристов. Шутки кончились — они поспешно отвернулись, продолжая заниматься своим делом.

Альта скрестила руки на груди, и из ее тела с шипением брызнул во все стороны серый пар. Его облако мгновенно расползлось на шестьдесят шагов в длину и тридцать в ширину, затем из него появилось огромное золотистое тело с длинной шеей, темными крыльями и длинным хвостом — и пар куда-то исчез. Дракон поднялся на лапах и мягкой, скользящей, упругой походкой пантеры сделал несколько шагов ко мне, грозно озирая солдат. Они побледнели, а Альта поднесла ко мне огромную голову и прижалась к моей щеке своей горячей скользкой бронированной щекой. Я, несмотря на присутствие ее отца, погладил девушку по голове, еле достав рукой до верха.

— Сергер, сеть! — напомнил Кирмон, ехидно глядя на нас. Он уже вытащил из небольшого по виду шейного мешка девушки так хорошо знакомую мне огромную сеть для полетов.

Я позвал несколько солдат в помощь, они осторожно подошли, поглядывая на драконессу, и мы все вместе развернули сеть. Альта согнула свою гибкую шею и аккуратно продела голову в огромное вязаное кольцо. Затем я, вспомнив старые времена, залез к ней на бронированную спину, и завязал сеть в трех местах сверху надежным узлом.

Кирмон взял мешок с трофеями — вещами храмовников, осторожно подлез под Альту и забрался в сеть. Она повернула свою огромную голову и очень громко сказала несколько шипящим, но несомненно женским голосом:

— Береги себя, Сергер. Мы, наверное, скоро увидимся.

Мне показалось, что половина ущелья услышала ее. Солдаты подскочили от неожиданности: они как-то не думали, что дракон может разговаривать и в пугающей драконьей форме.

Тогда я не вполне поверил словам девушки — и с грустью обнял её за голову, чмокнув в шершавую бронированную щеку. Альта подпрыгнула на лапах и взмахнула огромными крыльями. Сильный порыв ветра пронесся над площадкой, так что я чуть не упал от воздушного удара, и облако поднятого снега накрыло нас. Девушка-дракон сразу оказалась высоко над нами. Фигурка Кирмона болталась под ней, лежа в сетке — он махал мне рукой, держа другой мешок с вещами храмовников. Я и солдаты провожали драконов глазами, пока они не скрылись в сияющем утреннем небе.

Визит драконов закончился, и мы возвращались на войну. Это был последний день патруля, и отряд быстро собрался и двинулся обратно в полк. На лицах солдат выражалось облегчение тем обстоятельством, что крылатые ужасы, наконец, улетели. Они сильно поволновались, ночуя рядом с драконами. Только на лице Наргона было написано полнейшее спокойствие: опытный вахмистр верил мне, своему командиру, и не боялся страшных гостей, поскольку их не боялся я.

Перед выходом я ещё раз бросил взгляд на то место, где стоял сруб. От него ничего не осталось — только огромный черный овал оплавленной земли в снегу, без углей, без костей, даже без пепла. Он выглядел в лесу чужеродным. Казалось, на нем ничего больше не вырастет до конца времен. 'Ну и огонек у драконов!' — подумал я, выезжая на тропу, идущую вниз.

На марше я спиной чувствовал удивленные взгляды солдат, но все, конечно, помалкивали. На коротком отдыхе, попивая холодный грог из фляги, я решил разрядить ситуацию, как меня учили в офицерской школе. Все равно секрета не сохранишь, солдаты будут болтать о драконах в полку — мало ли чего лишнего сболтнут или придумают?

— Наргон, — спросил я вахмистра, сидевшего рядом. — Когда-нибудь раньше видел крылатых?

— Никак нет, господин лейтенант, — сразу ответил он. — Это же такая редкость! Повезло нам. А разрешите спросить: это ваши знакомые были?

Весь взвод незаметно прислушивался к нашему разговору.

— Да, — ответил я. — Наше графство лежит далеко на Севере, оно граничит со Страной Драконов. Они, бывает, залетают в гости.

Тут даже Наргон посмотрел на меня с крайним удивлением. Драконы — и в гости?! — Кирмон — старый друг моего отца, графа Альбера, — хладнокровно продолжал я. — Они даже где-то вместе воевали, естественно, в строю, а не по драконьи. Раньше Кирмон часто у нас бывал. Девушка — его дочь, Альта. Мы, можно сказать, воспитывались вместе. Но уже давно не виделись.

— Понятно, господин граф, — с искренним уважением сказал Наргон, и замолчал, вероятно, вспомнив, как Альта безо всяких стеснений бросилась мне на шею в присутствии солдат и другого дракона.

Кавалеристы глотали остывший грог из фляжек и тоже молчали. Они, очевидно, пытались представить себе, как это можно воспитываться вместе с драконом.

Отдохнув, мы поднялись в седла и снова двинулись вперед по снегу, чтоб до вечера присоединиться к полку. Я с грустью думал о том, что нескоро вновь увижу Альту и Кирмона — часть моей старой, довоенной жизни. Той веселой деревенской жизни с охотой на зверей, погонями за браконьерами, с домашними праздниками, танцами, флиртом с эльфийками, дворянками и простолюдинками, довоенной жизни без крови, конной рубки, пушечных выстрелов, вшей и замерзших беженцев на снегу.

Мне и прийти в голову не могло, что этот день так много изменит в моей жизни.

ВЕРБОВКА


'Сдать нам совершенно ненужную для наступления, упирающуюся в горный хребет, не имеющую старатегических путей в сердце Империи, бедную ресурсами Дарну — это был ловкий маневр противника'. Маршал Тардон 'Драконы — существа разумные, говорят даже что мудрые, но непонятные нам, злобные, беспощадные, всегда готовые разорвать и проглотить человека или сжечь его дом. Это великое счастье человечества, что они таятся в снежных горах, лежат в глубоких пещерах на кучах cобранного золота и никогда не появляются внизу, опасаясь связываться с магами, каковые только и могут остановить их'. Писатель Тритий Саморренский, 'Книга о Волшебных Существах'.

Я наслаждался перерывом в боях.

В наше время редко воюют без перерывов — что нибудь да мешает. Мешает плохая погода — осенние дожди, зимние снегопады и морозы, весенняя распутица. Даже летом бывают бураны и смерчи, во время которых невозможно наступать или обороняться. Перемирие и переговоры тоже мешают. И хотя мы все герои, но отдыхать от войны любят все. Особенно если противник выбит на свою территорию, и потому совесть спокойна.

Я знаю несколько офицеров и солдат, которые рвутся в бой, хотя враг выбит за границу и родина освобождена. Увы, под их патриотизмом обычно скрывается либо глупое желание пограбить, либо жажда крови, любовь к убийству. Это случается на войне. Но все остальные обычно не питают к разбитому врагу никакой особенной ненависти: имперцы и имперцы... Традиционный враг. Деды с ними дрались, отцы их били — и мы с ними деремся. А восемь лет назад они даже помогали нам против обнаглевшего Тарента, начавшего блокировать наши торговые гавани. Мы заплатили Империи, и ее флот провел короткую, но ожесточенную кампанию против тарентских эскадр. Сначала дело слаживалось не особенно хорошо, но когда наши добавили имперским морякам денег и припасов — все пошло как по писаному. Кто-то погиб, кто-то был ранен, какие-то корабли были потоплены, а через год мы примирились с Тарентом.

Торговля важнее... Я часто думаю об этом, проезжая мимо наших солдат, хоронящих замерзших на морозе беженцев. И еще думаю о том, что наш канцлер — человек очень умный, и сам никогда не начинает войн, хотя все время их выигрывает.

Итак, я наслаждался отдыхом на зимних квартирах. Наш фронт застрял окончательно. Мы стояли у города Зеледарны, не получая пополнения. По слухам, два других фронта еще наступали, а мы, упершись в непроходимые лесные массивы и горы за ними, ждали весны и схода снега.

Почти вся имперская провинция Дарна была завоевана. Люди отдыхали, вахмистры помаленьку гоняли солдат на учении, офицеры развлекались. Маркитантки, наконец догнавшие фронт, были очень заняты, помогая солдатам расслабиться и растратить выданное жалованье.

Мои товарищи офицеры постоянно наезжали в Зеледарну. Население не успело уйти с имперской армией и было настроено мирно. Город сдался сразу и не пострадал от штурма или обстрела, в нем даже осталось почти все население, поскольку уходить было некуда: дальше были горы, и дороги в долинах были нами закрыты. Местные крестьяне тоже не полезли сдуру в леса, бросив хозяйство, а исправно снабжали город продуктами.

Оккупационный режим был мягок, поскольку никакого открытого сопротивления не оказывалось. Войска противника были разбиты, имперцы — либо взяты в плен и отправлены в тыл фронта, либо малыми группами ушли по лесным тропинкам к горам, а там — высокогорными перевалами в другую провинцию, к безлюдному берегу моря, где их подобрал имперский флот. Затем проходы были закрыты нашими егерями. В полном соответствии с характером жителей империи, привыкших безгласно подчиняться начальству, никакой партизанской войны не случилось — население смирилось с нашим присутствием.

В городе было весело, шумели рестораны и трактиры, каждый вечер гремела музыка, тратилось немало серебра. Армейские патрули были заняты круглые сутки, наводя порядок и прерывая мордобои на улицах.

Я забрал в обозе багаж и расположился с удобствами. Мне было не до городских соблазнов — сначала писал подробный секретный рапорт об освобождении дракона, затем — рапорты о каждом дне рейда. Убив на это целый день, я решил отдыхать, и уже луну вообще не появлялся в городе. Дело в том, что наш полк 'на всякий случай' не ввели в Зеледарну, а расположили в палатках за городской стеной — места в городе для всей армии, конечно, не хватало.

Часть офицеров, пользуясь перерывом в военных действиях, конечно, испросила разрешение квартировать в городе. Я отказался переехать и жил в своей утепленной многослойной палатке в расположении полка. Наргон нашел для палатки маленькую печку, Адабан усердно топил ее дровами, и я проводил дни в тепле — обычно весь день читал взятые с собой в багаже книги, лежа на походной кровати. Кроме того, я подробно заносил на бумагу личные впечатления — для истории. Увы, все написанное звучало не аналитически, а скорее скептически, если не саркастически.

Отступление и наступление многому научили меня. До войны мне мало приходилось сталкиваться с разбоем и грабежом мирного населения — так, по мелочам. Здесь же за первую луну наступления командир полка приказал вздернуть человек пятьдесят насильников и мародеров безо всякого формального суда, только по показаниям надежных свидетелей. Кроме того, лично я чуть не загремел под военный суд за раздачу отбитого у имперцев продовольствия умиравшим от голода беженцам. Не будь я сын графа и состоятельный дворянин, способный сразу покрыть жалкую стоимость двух телег розданной еды, дело так легко не замяли бы. Забавно, что при этом о казненных моим взводом преступниках меня даже не спросили — подумаешь, повесили несколько мародеров, пустяки!

Кроме литературных занятий, я вернулся к рисованию. Сначала сделал карандашом несколько набросков лошадей, затем зарисовку одного памятного боя в лесу. Тогда все спешились и дрались в буреломе, прыгая по лежащим деревьям с саблями в руках, уклоняясь от пистолетных выстрелов. Схватка была отчаянная, и пули так и свистели вокруг. Два отцовских трехствольных пистолета в карманах, вдобавок к армейским в кобурах, а также амулеты на шее спасли тогда мою шкуру от дырок. Зарисовки повешенных мародеров и растоптанных кавалерией беженцев я оставил на время после войны — сейчас не было настроения для такой работы.

После удачного батального рисунка я сделал пять последовательных набросков Альты в человеческом облике. Они не сразу получились у меня, но последний портрет был уже хорош. Работая над ним, я понял, что она все-таки сильно повзрослела.

Мне не было скучно. Остальные офицеры проводили в кабаках и на балах все дни, кроме Гирона: этот веселился на балу, на следующий день обычно имел свидание до утра, а назавтра пил со мной, и мы пели песни под гитару и вели философские разговоры.

Один раз мы с Гироном собрались в город поужинать в хорошем ресторане и малость повеселиться. Когда мы садились на лошадей, он задумчиво сказал:

— Здесь есть не только рестораны, но и бордели. Не пора ли забыть маркитанток?

— Пожалуй, надо встряхнуться, — признал я. — Давненько мы не имели дела с приличными женщинами... и может быть, и не надо. Последней была прекрасная леди, спасенная нами из лап жуткого мерзавца и... в сказках говорилось о людоедах, а в нашем случае — полного идиота. Я, кстати, начал подозревать, что леди Гиассо выполняла тайную дипломатическую миссию, а дурак Капро встрял не в свое дело. Уж очень быстро она выскользнула из наших рук и оказалась в столице. Нет, нам нужны профессионалки, причем высшего класса. Шикарные бордели здесь есть? — Есть парочка, только в Империи они называются домами с женской прислугой, — объяснил всезнающий друг. — Заходишь как бы в гости, пьешь и ешь, затем выбираешь одну из хозяек или из прислуги, а там уже как обычно. Недешево, но стоит того.

Гирон, как всегда, знал о чем говорил. В уютном,хорошо обставленном особняке немолодая, но приятная собой и очень воспитанная хозяйка приняла нас как родных племянников. Нас вкусно накормили, как в приличном ресторане, и по такой же приличной цене. Нам поставили приличное вино — но уже по двойной цене. Милые и хорошо одетые девушки не приставали, а деликатно ластились к нам. После еды и вина мы выбрали себе спутниц и разошлись по комнатам.

Только в спальне, когда девушка начала изящно раздеваться, я вдруг сообразил, что бессознательно выбрал широкоплечую брюнетку, похожую на Альту, хотя почти все остальные девушки были блондинки в классическом имперском стиле, так любимом нашими родонийцами.

Впрочем, удовольствия это не испортило, хотя у меня не хватило духу зажмуриться и притворяться, что я в постели со своей крылатой подругой. Там более что я из признаний Альты знал, что она еще девственна, а прелестная брюнетка была весьма искусна и хороша в постели. И, кстати, стоило все это удовольствие значительно меньше, чем в родной столице. Когда мы расплатились и вышли из особняка, Гирон сказал по этому поводу, что город маленький, всего лишь провинциальный центр, естественно, и люди победнее, и цены поменьше. Я напомнил ему, что мы здесь — проклятые оккупанты, которых все должны бояться и все должны ублажать. Мы сошлись на том, что оба правы, и, довольные, вернулись в полк.

На следующий день после обеда в лагере было тихо — солдатское учение уже кончилось, и офицеры уехали в город, а рядовые занимались лошадьми или личными делами. Изредка ржали кони и перекликивались караульные. Где-то вдали трубачи репетировали свои соло, но это не мешало. Я лежал и читал под магическим светильником любимую книгу о познании природы, когда мой слуга Адабан отдернул полог и громко сказал:

— Господин граф, к вам посетители!

При этом он подмигнул. Я встал, одернул мундир и сказал:

— Проси.

Полог палатки откинулся, и зимний белый свет залил все вокруг. В палатку вошли небольшой ростом и малозаметный среди других офицеров капитан Торон — начальник разведки полка, а с ним нежданные гости: Кирмон, весь в черном и... Альта.

Глаза мои полезли на лоб от неожиданности, и я вдруг остолбенел, глядя в ее зеленые глаза. Причем вчерашняя брюнетка совершенно выпала у меня из головы.

Альта тоже замерла у входа, глядя на меня и приоткрыв рот. Глаза ее вдруг засияли. Я глядел в них и утопал в блаженстве быть рядом с ней.

Несколько минут мы так и стояли, пока деликатное покашливание Кирмона не пробудило нас. Я обернулся — Кирмон стоял с совершенно спокойным выражением лица, в то время как Торон с любобытством разглядывал нас.

— Прошу вас! — опомнившись, гостеприимно сказал я. — Вот неожиданная встреча!

Я был очень удивлен визитом, а вот ни драконы, ни Торон не выглядели удивленными. Правда, Альта слегка покраснела. Она была в жемчужно-сером платье, расшитым серебром, а сверху накинула черный пиджак. Я сразу вспомнил, что, как и все огненные драконы, девушка совершенно не боялась холода.

— Здравствуйте, граф! — хором радостно поздоровались Кирмон и Альта. Торон приветствовал меня жестом руки. Он был, похоже, чем-то недоволен.

Я рассадил гостей в палатке и приказал Адабану принести горячего вина. Торон не стал медлить с разговором.

— Лейтенант, — сказал он официальным тоном. — Командование просит вас о добровольном участии в необычной операции.

Я посмотрел на него, несколько удивленный началом, и сказал:

— Подождите немного. Адабан, поставь вино на стол, позови Наргона, Гормана и вы втроем присмотрите, чтобы никто нас не подслушал.

Слуга сломя голову выскочил из палатки. Я посмотрел на Кирмона, на Альту — они молчали и дружески улыбались, глядя на меня. Никакой обыкновенной для драконов ледяной надменности и равнодушия не читалось на их лицах, и они были совсем как люди.

Я вдруг кое-что вспомнил и посмотрел на ноги девушки. В этот раз она надела обувь — короткие черные сапоги, расшитые серебром. Они ей очень шли. "Приехали на лошадях" — подумал я. "Это странно...", и спросил Торона:

— Итак, в чем дело, господин капитан?

— Дело очень простое, — ответил он, взяв стакан с горячим вином и с удовольствием прихлебывая из него. — Господа драконы затеяли некую частную операцию не на нашей територии, причем далеко отсюда. Подробности до нас не доводятся.

Я тут же понял, почему он не в духе. Его попросту отказались информировать о подробностях предстоящего дела.

— Господам драконам нужен для участия в операции опытный боец, умеющий хранить тайну. Это должен быть человек. Они остановили выбор на вас.

Я внимательно слушал.

— Во время войны, лейтенант, все не так легко — ведь операция проводится не в нашем расположении, а вы воюете, исполняете свой долг. Но сейчас у нас затишье. Командующий дивизией через армию связался со столицей, и с разрешения Королевской Канцелярии готов откомандировать вас к... к нейтралам.

Тут он непроизвольно бросил взгляд на драконов.

— Требуется только ваше согласие. Куда и насколько едете — не могу сообщить, поскольку не знаю сам. По словам господ драконов, операция считается секретной.

Он перевел дух, допил горячее вино и продолжал:

— По договору с... нейтралами вы имеете право отказаться, поскольку это не приказ. Вы имеете право не сообщать вашим командирам на всех уровнях цели и результаты операции. Вы имеете право хранить молчание в любой период времени после операции.

Когда Торон отбарабанил все это, недовольно глядя на меня, Кирмон добавил мягким тоном, пробуя вино из своего стакана:

— Я думаю, капитан, дней через десять граф вернется. Если он будет ранен, мы сами его вылечим.

Капитан внимательно посмотрел на него. Было хорошо известно, что драконы — самые могущественные лекари в этом мире, и было также известно, что после одного инцидента лет четыреста назад они никого из людей не лечат. Ни за какие деньги. Даже королей. Никого, кроме самих драконов.

Тут настало молчание. Демонстрация доверия наших гостей произвела впечатление не только на Торона, но и на меня. Очень приятно, не скрою, было чувствовать человеком, которого драконы отличают даже от королей. Кроме того, я твердо знал, что уж кто-то, но подруга детства Альта не бросит меня в опасной ситуации, несмотря на показное драконье равнодушие к людям, да и Кирмона я сам спасал не так давно. Кроме того, он был старым другом отца и знал меня с пеленок.

Мы уже почти луну сидели на месте, отдыхая от войны. Я спросил себя — не боюсь ли участвовать в опасном предприятии? Нет, я ничего не боялся, и уж конечно, это было бы намного интересней, чем даже рубка в атаке. Потом, с принципиальной точки зрения, моим друзьям драконам очень нужна была помощь — и я не собирался уклоняться от дружеского долга. Особенно от выполнения просьбы Альты. Кроме того, любому человеку большой честью было бы хоть немного поучаствовать в необычном деле с такими могучими и таинственными для всех существами, как драконы, да еще в таком деле, куда больше никого из людей не допускали. И, наконец, я не сомневался, что мои родители меня одобрили бы.

— Десять дней? — переспросил я, помолчав для порядка. — Да, согласен.

— В таком случае я оставляю вас с господами драконами, — сказал тоном помягче Торон. — Вот вам отпускные бумаги, уже подписаны полковником. И ещё... Граф, прошу быть поосторожнее. Вы опытный офицер, надежный товарищ, рубака, лучшая сабля полка. Прошу вас, привезите обратно на НАШУ войну свою голову.

Это было искренне и своевременно сказано, глядя на обстоятельства. Да и с Тороном, опытным военным разведчиком, у меня всегда были хорошие отношения.

Я попрощался с Тороном и проверил посты. Адабан, Горман и Наргон стояли с трех сторон палатки, и подслушать было невозможно. Я вернулся в палатку и вопросительно посмотрел на драконов. Альта с интересом рассматривала свой портрет, приколотый к стене палатки. Увидев меня, она поправила волосы и снова улыбнулась необыкновенно яркой улыбкой. Я почувствовал, как по телу прошла сладкая дрожь.

Раньше моя стеснительная подруга не умела так улыбаться, и я пожалел, что у меня в руках нет альбома и карандаша.

Кирмон, напротив, улыбаться перестал и начал, как обычно, действовать быстро и четко. Сначала он вытащил из кармана амулет против подслушивания и оживил его.

— Так в чем дело? — с интересом спросил я, когда облако неслышимости окружило нас.

— Я благодарен за согласие, — решительно сказал Кирмон. — Ты очень нужен нам. Мы идем на серьезную схватку, и не можем обойтись там без тебя.

— Хорошо, я готов помочь вам. А почему я?

В этот момент я посмотрел на Альту. Она смотрела на меня взглядом, в котором была нежность, и еще что-то.

— Потому что нужен именно человек, но с довольно редкими магическими задатками. У тебя они есть. Кроме того, он должен быть хорошим бойцом и осмотрительным командиром. По причинам, о которых я скажу потом, без человека мы там просто не пройдем. К тому же эта операция опасна, а ты храбрец, и одновременно не безрассуден: в бою у тебя холодная голова.

Надеюсь, он не ошибается — подумал я и спросил с некоторым удивлением:

— А разве Альта тоже идет с нами?

— Да, в том-то и дело, — ответил Кирмон.

Мы немного помолчали. Я ждал разъяснений. Кирмон вздохнул и сказал:

— Я должен открыть тебе один секрет. Дело в том, что уже больше двадцати лет ни один дракон не дрался в бою рядом с человеком. Последний раз это были я и твой отец. Сейчас это можешь делать только ты.

— Почему? — изумился я, ничего не поняв.

— Потому что в бою любой дракон сразу забывает о человеке. Он впадает в боевое бешенство, и все, что меньше другого дракона, он уже не замечает. Внутри себя он считает человека слишком маленьким. Дракон может даже случайно раздавить или сжечь своего союзника. Поэтому мы избегаем воевать рядом с людьми. Бывали такие случаи.

Я поморщился. Понятно было, что мы по размеру для дракона — как кошка для нас, так что в бою могут и наступить на меня по ошибке. Но еще не все было ясно.

— А как со мной? — спросил я.

— А с тобой пойдет дракон, который ни при каких условиях не забудет про тебя и прикроет и вытащит, даже если небо упадет на землю. С ним у тебя выйдет отличная боевая пара. Это Альта.

— Понятно, — не без удивления сказал я, и посмотрел на Альту. С серьезным выражением лица девушка была уже немного другая, чем на моем рисунке. Она быстро взрослела и изменялась.

— Кроме того, — продолжил Кирмон, — ты — человек, которому мы можем доверить многие секреты. Уверяю тебя, таких очень мало — меньше, чем пальцев на одной руке. Твой отец и ты входите в их число.

— Спасибо, — искренне сказал я. — Конечно, я пойду с вами. И что мы будем делать?

— Мы захватим и уничтожим единственный на нашем континенте подземный храм секты Черного Облака, — сказал Кирмон.

ПОДГОТОВКА, ИЛИ КАК БИТЬ ХРАМОВНИКОВ ПОЧТИ ЧТО ГОЛЫМИ РУКАМИ


Я был так удивлен, что спросил только:

— А зачем штурмовать? Просто сжечь не хотите?

— Мы это, конечно, можем сделать, но не хотим, — ответил Кирмон. — Прежде всего, там всегда есть невинные пленники — люди или эльфы. Обычно это дети. Их регулярно приносят в жертву, и используя их свежую кровь, делают сильные амулеты против людей, эльфов и даже драконов. Этакая черная мануфактура.

У меня глаза полезли на лоб.

— Да разве люди могут делать амулеты против драконов?!

— Могут, если у них есть драконья кровь, — наклонившись, шепотом сказал Кирмон.

— А у них она есть? — так же шепотом спросил я.

— Есть, и немало. Ты сам видел, как они пытались добыть ее из меня. Из-за этого имеется вторая причина. Храм устроен в невысоких горах в пустынном месте не так далеко от дорог и от небольшого города, в заброшенных выбранных гномьих шахтах, о которых уже пару тысяч лет никто не знает. Рядом — горное озеро, не очень большое, но и немаленькое. Уже сделанные амулеты и хранящиеся в храме амулеты на драконьей крови могут при атаке нашим огнем рвануть так, словно несколько тысяч бочек с порохом... если не сильнее. Взорвется как небольшой вулкан. Тогда берег озера — старая гномья плотина — будет разрушен, и оно прорвется в русло горной реки и через десять лье вода станет грязевым потоком и зальет город. Я уже видел такие вещи... Погибнет много людей, чего мы не особенно хотим. Да и вообще, нам надо действовать без большого шума — таков приказ богини.

— Какой богини? — удивился я. — Вам что, непосредственно богиня приказывает?! Какая?

Сегодня положительно был день безумных новостей.

— Да, Богиня Драконов удостоила нас этой чести. Я тебе потом расскажу. И пройти внутрь так легко мы, драконы, не можем из-за защиты храма — тоже на драконьей крови. Это могут сделать только те, кто служит в храме или кого приносят в жертву — люди. Так что атаковать должны люди, чтобы уничтожить защиту храма. После них зайдем мы, и живо все разнесем, жертв освободим, а черные артифакты заберем для расследования. Ты готов лететь? Учти, твоих слуг мы не берем с собой, поскольку не поедем, а полетим.

— Конечно, готов... А куда?

— Храм находится на западной границе Родонии и Сарнии. Нам придется пересечь всю Родонию. Да, и еще одна вещь. Ты дворянин, ты наш друг, ты не наемник, действуешь по нашей просьбе, так что великая Богиня Драконов — да будет благословенно ее имя — просила передать тебе, что после конца операции, успешного или нет, она выполнит любую твою просьбу.

Я не поверил своим ушам. Сама грозная и таинственная Богиня Драконов передает мне персональное послание и дает мне обещание — мне, простому дворянину и офицеру?! Этого просто не могло быть!

— Повторяю, она будет благоволить тебе в случае любого исхода дела, — терпеливо повторил Кирмон, глядя на мое растерянное лицо. — Я заявляю это как один из ее верховных жрецов.

— Да... но зачем мне такая огромная милость? — в растерянности спросил я. — По моему, я ее недостоин.

— Пригодится, — внезапно улыбнулся Кирмон. — В крайнем случае, попросишь что-нибудь для Альты — она молода, у нее всегда есть желания.

Я пожал плечами в растерянности. Обещание было уж очень щедрым. Да и вообще, с обещаниями богов я никогда не имел дела. Ладно, подумал я, посоветуюсь с папой — может быть, ему как графу и надо будет что-нибудь от Богини? Лично я, не жрец и не король, а кавалерийский офицер, ее просто боялся.

— Собирайся прямо сейчас, — снова посерьезнев, продолжал дракон. — Возьми вещи на десять дней — смену одежды, теплую обувь. Сейчас на границе Сарнии и Родонии очень холодно, лежит глубокий снег.

— Тебя я сама отвезу, — сказала пока что молчавшая Альта, радостно улыбаясь мне. — Обожаю возить тебя на себе.

Почему-то это прозвучало двусмысленно. 'Лучше бы сказала, что люблю летать с тобой' — подумал я, сразу вспомнив наш поцелуй на празднике совершеннолетия и наши руки, блуждавшие невесть где в тот момент. Альта слегка покраснела, и я понял, что она угадала мои мысли.

— Особенно возить на рискованные дела, — буркнул Кирмон, и улыбка Альты несколько увяла.

— И куда мы полетим? — поспешно спросил я.

— В тренировочный лагерь, где дней пять или шесть будем готовиться к атаке. Мы уже давно построили там все что надо — жилье, и еще кое-что. Кстати, если мы спасем кого-нибудь во время операции — можешь забрать этих людей себе. Нам они не очень нужны, а твой отец постоянно испытывает нехватку людей в графстве. Человек пятьдесят спасенных мужчин, женщин и детей будут вам до конца жизни благодарны за спасение. Конечно, если им удастся спастись, когда мы будем жечь и разносить храм.

— Адабан! — крикнул я слуге.

Тот моментально появился в палатке. Я отдал ему распоряжение, и буквально через несколько минут тюк с вещами был поднесен ко входу в палатку. Адабан и Горман умели действовать очень быстро, когда это было надо.

— Эльфийский клинок брать? — спросил я Кирмона, проверяя содержимое тюка.

— Не помешает, — сказал дракон. — И метательные ножи, и пистолеты, и кинжал, и твое егерский нарезной штуцер, и вообще все, что удобно тебе в бою.

— Горман, собери, — коротко сказал я. — Наверняка будет драка.

Тот мрачно кивнул и начал укладывать оружие в кожаные сумки.

Слугам явно хотелось ехать со мной, но они боялись спорить с драконом, которого очень хорошо знали по визитам в графство, и побаивались.

— Не беспокойтесь, — сказал я, угадав их мысли. — Леди Альта меня выручит в случае чего.

— Выручу, ребята, слово дракона, — внезапно сказала Альта очень серьезным тоном.

После этих слов слуги, кажется, немного успокоились. Считалось, что дракон дает слово крайне редко, и всегда держит его. К тому же и Альту они знали уже много лет и полностью ей доверяли. Я оставил их собрать мои вещи и пошел к полковнику уладить все с отпуском и оставить взвод своему корнету Арнолу, надежному парню, только что вернувшемуся в полк после ранения.

В общем, через час мы выехали из лагеря, взяв с собой Адабана и проехали пару лье по снежной дороге. Когда лагерь скрылся из глаз, мы огляделись — вокруг не было ни души.Тогда мы слезли с коней и вытащили шейную сеть из драконьей сумки.

— Я теперь всегда беру ее с собой, — заметила Альта, расправляя шейное кольцо. — Всегда готова летать с тобой.

После этих слов Альта и Кирмон разделись и превратились в драконов — Кирмон, как и обычно, в черного, а Альта в золотистого. Лошади забеспокоились, но опытный Адабан легко справился с ними. Я натянул сетку на шею драконессе и напялил прямо на зимний мундир теплую меховую шубу, надел сапоги с овчинной подкладкой внутри и неформенную меховую шапку с ушами — предстояло лететь в мороз на большой высоте. Форменные сапоги Адабан бережно уложил в тот же тюк и подал Альте в лапы. Затем он взял на повод лошадей. Я погладил моего эльфийского коня на прощание, залез на бронированную шею Альты и крепко ухватился за сетку.

— Удачи, господин граф! — сказал слуга, кланяясь нам. — Удачи, господа!

— Постараюсь, голубчик! — весело сказал я верному Адабану, Альта хихикнула, Кирмон кивнул огромной черной головой на длинной шее, и мы взлетели.

Что значит — взлетели? Говоря попросту, Альта сделала сильный, но изящный прыжок вверх на задних лапах, как кошка, взмахнула золотистыми крыльями — и у меня закружилась голова и ушел в пятки желудок от резкого взлета. Сетка, в которую я вцепился руками, резко натянулась. Затем я почувствовал, что падаю вниз, затем два сильных удара крыльями — и мы сразу оказались высоко и мягко поплыли над нетронутым снежным полем с узкой полоской протоптанной дороги, поднимаясь к облакам. Разгоняющийся Кирмон черной молнией обогнал нас, но Альта не спешила, боясь уронить меня. Морозный воздух ударил мне в лицо. Я оглянулся — исполнительный Адабан в моей ливрее уже бодро скакал в лагерь, ведя моего коня и коней драконов на поводу. Ему было не привыкать отправлять меня в полеты еще с того времени, когда Альта школьницей жила у нас в доме и мы летали над лесами и горами чуть не каждый вечер, отчего добропорядочные жители графства только вздыхали.

Мы летели довольно долго. Драконы поднялись, по моим расчетом, на лье над землей, и внизу ничего не было видно. Наверху было очень холодно — такой мороз, что я не мог говорить с драконессой, боясь сорвать голос. Альта, беспокоясь обо мне, каждую минуту поворачивала назад голову на длинной шее и согревала меня, дыша горячим воздухом, пахнущим, как и ее губы, цветами, ягодами и раскаленным металлом. Летя над облаками, я с каким-то мальчишеским восторгом думал о предстоящей авантюре, достойной дворянина, мастера клинка и лейтенанта знаменитой королевской легкой кавалерии. Притом я еще должен сказать, что как кавалерист, уже давно не находил никакого удовольствия в зимней войне без атак и отчаянных рубок, по пояс в снегу и грязи, и рассматривал ее как выполнение тяжелого долга перед родиной. А вот благородное участие в таинственном драконьем предприятии, да еще плечом к плечу с Альтой, очень возбуждало меня.

Через полдня невидимого снизу полета над облаками мы пересекли Империю и нашу страну с восхода на закат и снизились над заснеженным лесом, по моим расчетам, около западной границы. В лесу имелась поляна, и, как я понял, Кирмон, вываливаясь из облаков, в точности привел нас прямо к ней. На ней стояло несколько срубов и какая-то странная деревянная постройка непонятного назначения.

— Это наш тренировочный лагерь, — сказала Альта. — Ну вот мы и прилетели, милый друг.

ТАЙНЫЙ ЛАГЕРЬ


Нас встречали несколько крепких мужчин возрастом за тридцать, одетых в темное платье. Как ни странно, ни шуб, ни шинелей они не носили. Удивленный, я вгляделся и сразу опознал их как драконов.

— Мои помощники, — коротко сказал Кирдан, пока что никого не представляя.

Меня, как изрядно замерзшего от мороза наверху, немедленно повели в кухонный сруб — греться и пить горячее вино и кофе. Затем полагался ужин — уже по зимнему быстро темнело. В кухонном срубе вкусно пахло, столы и стулья были удобны, на стол ставились фарфор и серебро, скатерти сияли белизной, и вообще, все походило на кухню в нашем полковом офицерском собрании.

Двенадцать драконов, среди которых были Альта и ее брат Кирдан, и тринадцатый — их предводитель Кирмон собрались ужинать и заодно знакомиться со мной. Я внимательно выслушал имена членов маленькой команды и официально представился. Затем все уселись, причем Альта села справа от меня, а ее брат — слева, и немолодая служанка в скромном платье, явно человек, начала ставить на столы тарелки с супами и жарким, а также напитки в бутылках и графинах и чашки с горячим кофе. Других слуг не было, каждый выбирал блюда сам, и вообще обращение за столом было вежливое, но простое, как в армии на позициях.

— Как видишь, кухня у нас простая, но здоровая, — улыбаясь, сказал сидевший напротив Кирмон,

Покамест нам несли еду, я взял стакан, быстрым взглядом окинул внутреннее убранство столового помещения и чуть не подавился горячим вином от удивления.

Снаружи это был небольшой деревенский сруб с крохотными окнами, затянутыми бычьим пузырем, с жидким дымом из печной трубы, а изнутри смахивал на большой дворянский дом, с большим прозрачными стеклянными окнами, и явно отапливался и освещался амулетами. Столы и стулья были очень похожи на деревянные, но сделаны из неизвестного мне полированного материала. На стенах висели картины, содержания и смысла которых я не смог понять сразу — а ведь я учился живописи и неплохо рисовал! Их цветовые отттенки были мне по большей части незнакомы, но привлекали гармоничностью. Такой живописи и графики я еще не видел на нашем континенте. 'Драконье искусство' — c непонятной мне самому уверенностью подумал я.

Мы быстро поужинали без особенных разговоров, затем Кирмон прочитал вечернюю молитву на драконьем языке, который я прекрасно понимал, поскольку в свое время выучил его у Альты, и мы встали из-за стола.

— Это место расположено на территории Родонии у границы с Симнией, так что все разговоры во избежание огласки мы ведем здесь на вашем родонийском языке, — предупредил меня Кирмон.

— Мы, правда, до сих пор между собой называем его, как и в вашей лингвистической науке, кельтским... Действовать мы будем в Симнии, где-то стадий пятьсот отсюда — полчаса лета для нас. Комната для тебя уже приготовлена, сейчас Альта покажет тебе ее. Вечером мы еще посидим, поболтаем за вином, но настоящее обсуждение начнется завтра — ты должен отдохнуть после долгого зимнего полета.

Он отпустил нас с Альтой, сказавши вслед:

— У нас еще есть от семи до десяти дней для подготовки к операции.

Моя драконесса провела меня в по крытому переходу в другое здание, которое в армии называют обычно казармой, в школах — спальным местом, а в университете, как я слыхал, общежитием. Впрочем, здесь каждому полагалась своя собственная комната, обставленная без роскоши, но уютно: кровать, стол, стулья, трюмо, шкафы. За отдельными дверями скрывались ванная с большой белой ванной и умывальником, и даже кранами с холодной, горячей (подогреваемой амулетом) и питьевой водой и скромный фаянсовый туалет, тоже белый. Словом, было лучше, чем в обычной дорожной гостинице или трактире, хотя до комнат фрейлин в королевском дворце не дотягивало: не было, скажем, позолоты на ручках, мало роскоши, экономный стиль, и так далее. Смущало только, что всё было сделано в незнакомом стиле, не так, как делали люди, эльфы или гномы.

— Это кто делал? — с интересом спросил я.

— Гномы делали по какому-то образцу, а потом амулетом копировали, — ответила девушка, поправляя волосы перед трюмо. — Здесь всё строили у себя союзные гномы, а потом мы уменьшили в сто раз, привезли сюда, увеличили и поставили. У папы на складе еще куча таких зданий в уменьшенном размере хранится, очень похоже на игрушки.

— Однако! Но, насколько я помню начала магии, копирование и уменьшение целых зданий с обстановкой — это должна быть огромная затрата магической энергии! — удивился я.

— Не для нас, драконов, — спокойно ответила юная драконесса.

Я только вздохнул и спросил:

— А почему переходы между зданиями не видны со стороны, а сами здоровенные здания выглядят какими-то закопченными избушками?

— Это тоже магия — только скрывающая магия, милый, — сказала девушка, открывая мой тюк с одеждой и бельем. — Кто укладывал твои вещи, Адабан? Он у тебя просто образцовый слуга.

В свое время мой дядя, брат папы, немало походил по океанам — сначала на военном паруснике, потом на торговом бриге. Он не только научил меня управлять парусной яхтой во время летних отдыхов на море, но и приучил к кое-каким морским привычкам, в том числе к простому правилу: плавающий по всему свету моряк везде должен обосновываться как у себя дома, даже если он ночует здесь только одну ночь. Я в свое время не пошел на флот, как хотел дядя, а по предложению отца поступил в кавалерийское училище, но морские замашки помогали мне и там. Мы с Альтой в четыре руки моментально разложили вещи в шкаф, я положил журнал для записей и стило на стол, повесил несколько своих набросков над кроватью, а затем она сказала без обиняков:

— Где-то через час придет папа поговорить с тобой о разных вещах. Если я была бы Санерис, то я бы знала, что делать с тобой этот час, но я просто твоя подруга и вообще девственница. Ты не думаешь, что нам надо кое-что обсудить? Скажем, ты можешь рассказать мне о твоих последних приключениях с женщинами — я с удовольствием послушаю.

Я уже давно привык к ее прямоте, и сказал только:

— А ревновать не будешь?

— Нет, — как-то неуверенно ответила она. — Ну, может быть, самую малость, но обещаю до публичного скандала и поиска соперниц с последующим сжиганием их в присутствии толпы народа не доводить.

Мы оба рассмеялись, но я все же спросил:

— А так разве бывает с драконессами? — Еще и не такое бывало в седой древности, — хихикнула девушка. — Но сейчас уже больше тысячи лет не случалось. Великая Богиня сочла, что это позорит драконов, и теперь все такие счеты сводятся втихую: скажем, платятся большие деньги некоторым людям, в один прекрасный день твоя соперница из числа людей или эльфов исчезает из дома, а потом ее потихоньку, без свидетелей передают тебе в укромном месте, и ты спускаешь ее в подвал, в уже подготовленную камеру пыток, в руки опытных палачей, лучше женщин — они более умелы в обращении со своим полом. И это все — она в твоих руках и ты можешь делать с ней все что хочешь. А Общественное мнение решает, что она сбежала за океан с любовником. Такие маленькие слабости Богиня разрешает — в конце концов, в мирное время кого и не пытать, как врага.

Пока она говорила все это, ее лицо становилось все более и более серьезным, и наконец стало таким твердым и жестким, так что я даже непроизвольно испугался за своих бывших любовниц. 'Так-так' — подумал я, "Она решила, что любит меня, и теперь будет ревновать', и спросил, стараясь остаться спокойным:

— Неужели ты способна проделать это с моими случайными партнершами на одну ночь?

— Нет, конечно, не беспокойся, милый, — лицо Альты снова изменилось как по волшебству — оно стало грустным. — Мне всего девятнадцать лет, я девственна, я пока не могу дать тебе все, что дают они. Я даже не имею права ревновать тебя к ним. И я ведь дракон, я должна быть выше их, презирать их, мне должны быть важны только мои и твои чувства.

Она вздохнула.

— Мне и некого пока ревновать к тебе так сильно, что прямо убить хочется. И вообще, мы друзья, и я очень дорожу твоей дружбой. Если ты по-настоящему влюбишься в девушку, достойную тебя, я буду рада, что ты на ней женишься и она принесет тебе детей. Ведь мы из разных миров — ты человек, а я дракон. Но если ты ни найдешь никого — помни, на свете есть я. Слушай, а что это ты покраснел? Неужели тебе кто-то уже нравится, вроде этой дурочки циркачки, которая даже не поняла, что ты хочешь на ней жениться?

— Нет-нет, — я уже справился со внезапным приступом истерического смеха. — У меня нет сейчас никого серьезного — я же на войне. Понимаешь... Пока ты говорила, я вспомнил мое последнее приключение.

И я описал ей поход в дорогой бордель и мой выбор куртизанки, похожей на нее.

Сначала Альта рассмеялась и спросила:

— А она тебе действительно понравилась?

— Сказать по совести, только она и понравилась, поскольку внешностью была похожа на тебя, — честно ответил я, глядя девушке прямо в глаза и мысленно вжимая голову в плечи.

Юная драконесса уставилась на меня круглыми глазами, и, слегка запинаясь от смущения, спросила:

— Так ты развлекался с ней и представлял меня на ее месте?

Я отвернулся с виноватым видом и молча кивнул головой.

Я ожидал чего угодно, в том числе и скандала, но был потрясен реакцией Альты. Она сильно покраснела, тяжело вздохнула и сказала с драконьей прямотой:

— Хорошо. Я решила: как только будет возможно, я подарю свою девственность тебе, и будь что будет. А до этого спи с кем хочешь, и даже с девушками, похожими на меня: я буду только рада, что это не твоя блондинистая эльфа. В любовных делах эльфам, как говорят, доверять нельзя.

— В них никому, кроме возлюбленной, доверять нельзя, такие уж это дела, — грустно ответил я, одновременно подумав: "Вот те раз! Она слышала про Ветку. То, как эльфийка таскала меня по ночам полежать на травке под прикрытием лесной магии, видели только эльфы. А я и не знал, что моей интимной жизнью так интересуются!".

Некоторое время мы молчали, затем я осторожно спросил.

— А что значит — когда будет можно? Законный брак, или какие-то моральные ограничения?

Тут Альта прямо-таки покатилась от смеха:

— Моральные ограничения? Ну ты и скажешь! Да их у драконов нет вообще. Только общественные и религиозные правила, соблюдать которые велит Великая Богиня при наблюдении Великого Дракона. У нас общество очень свободное, и командовать мною могут только мать или отец, в крайнем случае — Великий Дракон. Нет, милый, тут другое. Ты знаешь, когда ты спас папу и мы вернулись в Серебряный Предел, когда все пришло в порядок — я пошла к маме и сказала ей кое-что о тебе и обо мне. И она разрешила мне открыть тебе маленький секрет. Я бы давно уже попросила бы тебя соблазнить меня, ели бы не магический запрет.

— Магический запрет? — поразился я. — В интимной жизни? На что?

Альта опять немного покраснела и почему-то шепотом сказала:

— До двадцати одного года никто не может лишить драконессу невинности. Магия не допустит.

— А почему не допустит? — ошеломленно спросил я, непроизвольно бросив взгляд на черное платье Альты где-то между коленями и поясницей. Она порозовела еще сильнее и тихо сказала:

— Так решила наша создательница, Великая Богиня. Ты можешь задрать мне сейчас это платье, можешь целовать меня и возбуждать так, как свою эльфийку или циркачку — но ничего не выйдет. Магия Богини не позволит тебе... э — э... проникнуть туда, куда ты обычно проникаешь, когда имеешь дело со своими женщинами. И так будет еще два года — придется мне потерпеть.

Тут она опять покраснела, и так сильно, как краснеет воспитанная в строгости юная девица, когда, хихикая, обсуждает с подругами подробности интимных отношений (у меня имеются три сестры и много кузин, так что никаких иллюзий по поводу скромности женских разговоров я никогда не питал).

— Да, такого вмешательства в личную жизнь со стороны богов я еще не видел, — пробормотал я, пораженный признанием девушки. — Бедняжки...

— Это наш долг — повиноваться ей, — вздохнула Альта. — Без этого мы не можем вполне овладеть нашей магией. И по сравнению с тем что она дает нам, это все-таки мелочи. Кстати, ты не должен терпеть и держаться подальше от женщин, этого я не могу у тебя требовать. В конце концов, я вряд ли смогу стать твоей невестой. Мы действительно из разных миров — я дракон, а ты — человек. Если найдешь себе невесту — я буду по-настоящему рада за тебя. Если нет — я попрошу родных помочь найти тебе хорошую невесту.

Уже второй раз в разговоре девушка упоминала о том, что мы с ней живем в разных мирах. Интересно, подумал я, это фигуральное выражение или буквальное? Тем не менее, наш разговор мне нравился, посколку все больше походил на любовный. Но тут драконесса, задумавшись на миг, продолжила деловым тоном:

— Кстати, на будущее: если у тебя вдруг появится опасный враг женского пола, которого ты как мужчина не сможешь уничтожить на дуэли — скажи мне, и я с ней разберусь. У меня нет предрассудков по отношению к женщинам, и я легко и просто заберу ее, послушаю признания под пыткой, а затем, если она не будет тебе нужна, я ссыплю ее пепел в садовую яму с навозом и мы забудем о ней.

— Ну, надеюсь, до такого не дойдет, — со вздохом сказал я, нисколько не сомневаясь, что Альта так и сделает с моими врагами. У нее слова никогда не расходились с делом. — К счастью, сейчас у меня нет настоящих врагов.

— Рано или поздно враги у тебя появятся — папа говорит, что так всегда бывает со стоящими людьми, и я буду готова помочь тебе против них, — спокойно сказала Альта.

Тут внезапно в открытой двери возник Кирмон, и интересный разговор, обещавший перейти в поцелуи, прервался. Мы разом замолчали. Папа-дракон посмотрел на нас с интересом и с некоторым подозрением, как и полагается отцу юной девушки, и сказал:

— Альта, если ты хочешь рассказать Сергеру о твоих разговорах с мамой, у вас на это будет еще много вечеров. Сейчас нам нужно обсудить кое-что по предстоящему делу. Вы готовы?

— Конечно, — справившись со смущением, сказал я, прикрывая девушку.

— Мы готовы, — оправившись от смущения, хладнокровно поддержала меня Альта. Кирмон весело улыбнулся и сказал:

— Прекрасно. Ну-с, к делу: вот это карта храма и прилегающих окрестностей, в Самнии, место где горный хребет Макеко переходит в холмы. Бывшие разработки западных гномов клана Ромер.

Он развернул на столе рулон толстой бумаги и мы с Альтой придавили ее по краям чашками и моим путевым журналом.

— Карта подземелий здесь наложена на карту местности. Это три пещеры — одна над другой. Много переходов и выходов оттуда было завалено гномами при уходе, и сейчас есть четыре выхода — вот это главный — и три запасных. Наверняка были еще и секретные выходы, но найти их за два года... Особенно запечатанные гномами... Да с ловушками... Представители гномов гарантировали, что эти выходы даже драконы не найдут.

Тут Кирмон покачал головой, признавая, что под землей гномы будут поискуснее драконов.

— А у храмовников не было времени пробить их самим за два года.

Я хотел спросить что-то, но промолчал.

— Да-да, — добавил он, видя мое удивление, — храму всего два года, его начали строить, когда мы сожгли и залили лавой старый храм на Южном континенте, изображая внезапное извержение вулкана. Самая простая уловка... Итак, имея карту всех гномских проходов и шахт в этих копях, мы получили преимущество в ориентировании под землей.

Его палец переместился в центр карты.

— Верхняя пещера — храм. Ее отделали так богато, что, по отзывам агентов, даже драконы удивятся. Ну, это мы еще посмотрим, кто там удивится, и что останется там после нашей атаки... Вторая — храмовые помещения. Третья, самая глубокая — склады. Именно там хранятся произведенные амулеты. В начале операции, когда ты начнешь прорыв в главный вход, мы зальем склады водой из подведенного штрека — это еще гномы подготовили на случай захвата копей чужим кланом.

И задумчиво добавил:

— У гномских подземных войн есть замечательные методы — завалить, затопить, сжечь подземным огнем врага, запустить огненных червей... Пустить отравляющие газы в штреки... Вообще, гномы на войне — премилые существа. Так, как они изводят друг друга — так с эльфами и людьми никогда не поступают. Боятся войны на уничтожение.

Он холодно усмехнулся и продолжал:

— Секретный шлюз в полном порядке, он уже проверен нашими союзниками-гномами и будет пущен в ход ими по сигналу, храмовникам не известен. Никто не сможет добраться до амулетов, кроме нас.

— А можно залить все три пещеры разом? — спросил я. — Можно, — пожал плечами дракон, — но все в храме погибнут, кроме двух — трех высших храмовников. У этих есть сильные амулеты, и они сбегут под водой, а напоследок еще, чего доброго, рванут склад амулетов. Нас это не устраивает. Сейчас в храме постоянно находятся больше сорока храмовников и порядка ста пятидесяти людей, незаконно купленных,обращенных в рабов и приносимых в жертву Черному облаку каждый день. Около ста из них — дети. Они все погибнут, что нас тоже не устраивает — слишком много жертв. Учитывая место, сила их крови тоже пойдет Черному облаку.

Тут Кирмон вздохнул и продолжил:

— К тому же взорвать храм мы не можем по причине озера рядом — грязевой поток пойдет на местный город, как я уже говорил тебе. Сами войти тоже не можем по причине противодраконовых амулетов, уже изготовленных в храме и стоящих на входах. Магическая защита храмов пропустит только человека. Если надавим магической силой — все, скорее всего, взорвется.

Он внимательно посмотрел на меня и продолжил:

— Удар должен быть мгновенным и успешным — от замаскированного верхнего входа мы прочистим туннель главного входа огнем и запустим тебя. Ты будешь вооружен только холодным оружием — порох там тоже не сработает. Амулеты Альты там заморозятся, так что весь расчет на твою быстроту и воинское искусство. Ты дойдешь, вероятно, с боем, до верхнего зала и бросишь туда внутрь прямо в ихний Круг Силы магическую гранату... легкую на вес, но очень сильную. Граната не наделает большого шума, но убьет на месте все охранные амулеты и все встроенные в них мертвые души. Вход для нас откроется, и мы войдем, и войдем очень быстро. Я сам буду вести первый отряд. В это время Альта уже прикроет тебя в стычке. Все остальные входы мы заблокируем и завалим в первые минуты атаки. Перебьем всех, кроме самых высших иерархов — эти нам нужны для допроса — и жертв. Затем полезем в воду и вытащим и полностью разрядим амулеты. Ну, это уже наше дело... После этого завалим входы, заберем уцелевших пленников, зальем водой остальные залы и проходы и улетим обратно. В моем отряде тринадцать драконов, и мы можем разом вывезти отсюда на себе до ста тридцати человек, да еще по четыре — по одному в лапе. И там ничего не останется, кроме затопленных пещер.

И он подвел итог:

— Такова общая схема операции. И главный риск в ней предназначется, к сожалению, тебе.

УПРАЖНЕНИЯ НА БЕГ ПОД ОГНЕМ


Я, пригибаясь от возможных стрел, рывком заскочил в открытую дверь туннеля. Там было темно и холодно, сильно пахло гарью, но задымленным воздухом можно было дышать сквозь специальный амулет в нагрудном кармане, трубку от которого я держал в зубах.

Сильный сноп света ударил сзади. Альта, в драконьем виде,держала параболические светильники в лапах, освещая мне дорогу. Я изо всех сил побежал по обгорелому коридору, покрытому останками сгоревшего ковра. 'Триста шагов, только триста шагов!' — стучало у меня в голове. В руке у меня был зажат метательный нож, две гранаты слегка отягощали поясную сумку из прочной кожи.

Через пятьдесят шагов с потолка с хрустом посыпались куски штукатурки, в нем открылось небольшое окно и из него в меня выстрелили светящимся в темноте арбалетным болтом. Я резко увернулся и прибавил скорости.

Еще через двадцать шагов сбоку со скрипом открылась дверь, и вней появился силуэт человека. Я сходу попал в него метательным ножом и вырвал из кармана на рукаве еще один.

Еще через сто шагов отчаянного бега в потолке и в стене открылись два окна размером с человеческую голову каждое. Из них в меня полетело сразу четыре болта. Я отчаянным прыжком уклонился от них, но один все же задел мое колено. Оно сразу онемело.

— Стоп! — раздался трубный голос Кирмона, усиленный амулетом. — Ты ранен.

Я остановился, тяжело дыша. Свет залил туннель с всех сторон. Альта, Кирмон и другие драконы подошли ко мне с двух сторон.

— Опять третья охранная башенка, — сказал Кирмон. — А впереди еще три. Нет, так тебе не пройти. Даже если ты рванешь одну из гранат в середине туннеля, это не ошеломит охрану за оплавленной стеной. Так не пойдет.

— Да, его убьют на бегу, — резким голосом сказала Альта из-за моей спины. Остальные драконы закивали, согласные с приговором.

Я молчал, восстанавливая дыхание. Затем поднял голову и в очередной раз оглядел бронированные гнезда, где за камнем и металлом сидели стрелки охраны туннеля. Как ни оплавились от драконового огня потолок и стены, вышибить люки окон и начать стрельбу было вполне возможно. Ведь непрогораемые, открываемые в случае завала внутренним рычагом люки когда-то сделали гномы, а нынешние хозяева туннеля просто перенесли их со старых входов в стрелковые гнезда главного входа.

— Что будем делать? — скорее риторически спросил Кирдан, братец Альты. — Атака по главному входу невозможна.

— Подумаем, — мрачно сказал наш главнокомандующий Кирмон.

— Подождите-ка, — приведя дыхание в порядок, сказал я драконам. — Кажется, у меня появилась хорошая мысль.

 — Давай выйдем отсюда, и расскажешь, а мои ремонтнички приведут туннель в порядок, — сказал Кирмон.

  Мы пошли обратно по теплому туннелю к солнечному свету и зимнему морозу. Я прихрамывал — иллюзорный болт оставил легкую магическую боль в колене. Я знал, что скоро она пройдет. Несколько драконов достали амулеты и принялись приводить тренировочный туннель в порядок — восстанавливать штукатурку, уничтоженное в начале атаки магическое освещение и закрывать стрелковые люки.

  Сегодня утром, прямо перед началом тренировки, прилетел еще один дракон. Это был связник с самыми свежими сведениями. Помощник Кирмона наконец получил от агента драконов в храме описание защиты главного входа. Оно не вдохновляло. Против ожиданий, храмовники надежно защитили туннель главного входа не только стражниками, но и стенными гнездами с арбалетчиками.

  После знакомства с посланием агента наше настроение сильно испортилось.

 — Это, конечно, сделано против королевских солдат, — вздохнул Кирмон, рассматривая чертежи. — Боятся осады и королевских инспекторов. Но нам эти так называемые укрепления тоже помешают. Мы планировали прогреть туннель 'нашим' огнем, всех сжечь, затем охладить ледяным дыханием и пустить тебя. К сожалению, стенные гнезда за гномовскими люками не пострадают при атаке огнем. Гномы хорошо знали свое дело и своих врагов. И как только ты побежишь по туннелю — тебя пристрелят. Ты помнишь, что наши защитные амулеты не работают здесь.

  — Надо попробовать, — подумав, высказался я.

 — Попробуем, подготовим лючные окна в туннеле с иллюзорными стрелами и арбалетами, — согласился Кирмон.

  Вся ночь у драконов ушла на подготовку сюрпризов в туннеле, пока я преспокойно спал, набираясь сил перед тренировкой.

  С утра мы попробовали. Сегодня я прошел через туннель пять раз, и каждый раз выкладывался изо всех сил — и ничего не выходило. Меня хватало только до третьей линии защиты, а их было шесть. На третьей линии я получал болт в руку или в ногу и не мог добежать до главного зала, что было равносильно поражению. Добросить гранату до зала от третьей линии было невозможно — слишком далеко.

  План атаки полетел к демонам.

 — Кто-то знающий консультировал храмовников при постройке храма, — сказала Альта, когда мы вышли наверх. — Надо бы потом найти его и подогреть.

  Я покосился на нее. 'Подогреть' на жаргоне драконов означало сжечь потоком огня и развеять пепел по ветру.

 — Так что за идея была у тебя? — хмуро спросил наш командир Кирмон.

  Я набрал воздух в грудь и решился.

  — Я думаю, что мне нужен стрелок за спиной.

  Кирмон, питавший известное уважение к моему военному опыту, с интересом посмотрел на меня. Все молчали, ожидая подробностей. 'Вот за что уважаю драконов, так это за умение слушать и не перебивать' — подумал я.

  — Очень умелый и опытный стрелок, способный стрелять на бегу из лука, желательно зачарованными стрелами, — продолжил я. — Он будет бежать за моей спиной в двадцати шагах и всаживать бронебойные стрелы прямо в головы стрелкам в амбразурах. Вы знаете, что зачарованные эльфийские стрелы пробивают любые шлемы, и черная магия им не помеха, как я слышал. Тогда я смогу добежать до двери зала.

  Все молчали, обдумывая идею. Затем Кирдан, как я знал, бывший большим любителем ружей и пистолетов, но далеко не мастером в стрельбе из арбалета и лука, сказал:

  — У драконов нет такого стрелка. Кроме того, дракон не сможет войти в туннель. Кого ты хочешь позвать, или нанять?

  — Эльфа, конечно, — ответил я.

  Тут Кирмон оживился.

  — Эльф, я полагаю, до конца туннеля добежать не сможет, но до половины дойдет. Этого должно хватить. Я не очень хорошо знаю эльфов, но вот ты, помнится, много общался с ними и даже жил в Великом Лесу несколько лун. Кого ты предлагаешь?

  Я задумался, перебирая знакомых бойцов лесной стражи. Тут была одна скрытая трудность.

  Все ждали моего мудрого суждения. Положительно, обсуждать дела с драконами приятно... Если они вообще будут разговаривать с тобой. Вообще-то они на людей чихать хотели, как часто говорит папа.

  Со мной они общались, и даже охотно, что само по себе было большой редкостью. Можно было гордиться собой.

 — Тут есть тонкий момент, — наконец сказал я, поймав убегавшую мысль. — Все эльфы, которых я знаю, отлично стреляют с открытых и закрытых позиций, навесом, из кустов, скрываясь в лесу, сидя на дереве, даже вися вниз головой на ветке. Но они не особенно хорошо стреляют на бегу. Они там в лесу особенно не бегают, а кто бегает от них — того по приказу эльфов хватают кусты, деревья, трава... Им стрельба на бегу не нужна. Она считается у них архаизмом, пережитком старины, когда эльфов еще не загнали в леса, и они доминировали на континенте. В общем, у эльфов есть свои странности.

  Тут драконы начали неопределенно улыбаться. Очевидно, за свою долгую жизнь они уже имели дело с эльфами и их упертостью.

 — Я знаю только одну эльфийскую семью, которая культивирует это старинное и благородное искусство пращуров. Это семья Ветки, то есть Дианэли.

  Кирмон и Кирдан оживились — вероятно, они слышали о Ветке от моей матери, которая одно время рассматривала неугомонную эльфийку в качестве моей невесты. Альта подняла брови, но ничего не сказала.

 — И кто из них подходит нам и может быть быстро привлечен к операции? — спросил Кирмон. — Сейчас отношения у драконов с эльфами неплохие, и я могу быстро слетать в Великий Лес и выпросить у Владычицы кого угодно в наем за бочку-вторую золота. Но мне нужно имя.

 — Охотно, — сказал я. — Так стрелять могут, насколько я знаю, сама Ветка, ее сестра, ее мать, отец и ее тетя. Отец был выдающимся стрелком, он учил их всех. Ко мне он относится хорошо, был бы в нашем деле лучше всех, но после ранения лет семьсот назад он не особенно быстро передвигается. Бегать, насколько я знаю, он не может, и давно переведен из Лесной Стражи в Учителя Оружия на случай войны. Сама Ветка безусловно подходит. Ее сестра стреляет не хуже нее, но... С ней возможны трудности. Она ненавидит людей. Насчет драконов — не знаю, но от людей ее тошнит. Даже со мной, гостем, отказалась спать, и матушка заменила ее кузиной. Сестрица, наверное, не сможет отказаться от приказа Владычицы, но толку от бойца с настроением как бы из-под палки — немного.

  Все с пониманием закивали. Я почесал в затылке и продолжил:

 — Мать стреляет не хуже, но она сейчас формальный Матриарх их рода, вместе со всеми кузинами, дядями и прочей родней. Ей запрещено рисковать жизнью. Так что остаются Ветка и ее тетя, сестра отца. Кстати, тетушка стреляет даже лучше Ветки, хотя и у ней есть свои странности. К тому же тетя такая же чокнутая, как и Ветка, если не хуже — они обе будут только рады такому приключению. Можете смело просить их у Владычицы. Упомяните о моей личной просьбе, а Ветке скажите, что это для меня вопрос жизни или смерти. Только пусть вместе с луками возьмут зачарованные бронебойные стрелы, и побольше.

 — Твоя рекомендация меня устраивает, — спокойно сказал Кирмон. — Нам нужен один стрелок, или два?

 — Два стрелка было бы лучше, — честно сказал я. — Друг другу дамы не помешают, взаимодействие в бою у эльфов хорошо поставлено. Распределят зоны стрельбы в туннеле, и пристрелят любого в один миг. Но и одного хватит, если что не так.

 — А что ты имел в виду под странностями тетушки? — с интересом спросила Альта.

 — Она перетрахает всех ваших драконов за эту неделю тренировки, — прямо сказал я, решив не скрывать ничего. — Муж у ней погиб на войне лет... не знаю, в общем, очень давно, а эльфы надоели. Она сама мне так говорила, когда их семья меня принимала гостем.

 — Только говорила? — с интересом спросила Альта.

 — Ей уже больше тысячи лет, — пожал я плечами, уклоняясь от прямого ответа. — Хотя из нее песок еще не сыпется, но за это время и эльфы могут надоесть.

 — Ладно, это не помешает, — усмехнулся Кирмон, заканчивая обсуждение. — Сейчас я полечу в Великий Лес. Сергер, садись пиши письма своей Дианэль и ее тете. Секретов особо не выдавай, просто проси о помощи. Пока меня не будет, вы прикиньте новую схему в туннеле. Кирдан, возьми световой пистолет и поработай за стрелка сзади Сергера, Альта — подсвечивай со входа в разных вариантах. Прогоните раза три, и расскажете, как выходит. Вечером я уже буду, и, думаю, уже с дамами и их оружием на спине.

До вечера мы тренировались со странным пистолетом Кирмона, изображавшим световые стрелы в полете и вызывавшим легкую боль при попадании в тело. Кирдан палил за прикрывающего стрелка, и у него неплохо получалось. Вечером Кирмон вернулся, но привез только Ветку.

Нельзя сказать, что все были так уж потрясены ее появлением, но роскошное золотистое меховое покрывало из шкур каких-то редких зверей, которым она укрывалась в зимнем полете, и белые меховые сапожки на его ногах привлекли внимание как людей, так и драконов. Ее шикарные меховые вещи резко контрастировали с бурым тюком с ее вещами (военного эльфийского образца) и такой же наплечной упаковкой, в которой легко угадывались бережно упакованные луки и стрелы.

— Здравствуй, Сергер! — радостно сказала эльфийка и прыгнула с шеи Кирмона прямо мне в руки с высоты человеческого роста. Но я не успел поймать ее: тонкая, но сильная рука мягко отжала меня, и Альта ловко схватила эльфийку в воздухе — не хуже бывалого кавалера.

Мы все — драконы, в том числе Кирдан, и я — несколько обалдели от таких действий. Кирмон (в драконьем обличье) удивленно повернул огромную черную голову к дочери, но она, нисколько не смущаясь, аккуратно поставила ошеломленную такой приветливостью эльфийку на замерзшую землю и ласково сказала:

— Здравствуйте, леди Дианэль! Я очень много хорошего слышала о вас от Сергера, и теперь рада познакомиться. Я тоже его очень близкий друг, мое имя — Алтейя. Вы можете, как и он, называть меня просто Альтой. Похоже, мы будем воевать рядом друг с другом, и у нас, несомненно, найдется о чем поговорить сегодня вечером!

Ветка, нисколько не теряясь, так же ласково ответила:

— Конечно, конечно! Вы можете называть меня Веткой. Я тоже очень рада вас видеть, и, конечно, у нас будет о чем поговорить.

Они в упор смерили друг друга оценивающими взглядами, секунду помолчали — и вдруг дружески улыбнулись. Я с трудом закрыл мой внезапно открывшийся рот, и вовремя — Ветка радостно кинулась мне на шею. Альта продолжала дружески улыбаться. Драконы все дружно посмотрели на меня не без ехидства, но проявили корректность и улыбаться не стали, даже насмешник Кирдан.

После того, как мы познакомили эльфийку со всеми присутствующими, я потащил ее вещи к общежитию, прикидывая в уме, как бы без свидетелей вправить мозги Альте, а девушки пошли рядом, с интересом рассматривая друг друга. Я сразу же спросил:

— А где тетя?

Ветка вздохнула.

— Тетя в плохом положении, она не смогла... это самое... прилететь.

— Болеет? Ранена?

— Если бы!

Я начал понимать.

— Запой?

Тетушка Ветки была ветераном более чем двадцати войн и, когда хотелось, могла пить необыкновенно вкусное и дорогое эльфийское вино мало что не ведрами. Если же вина не было, она преспокойно употребляла чудовищно крепкий гномий самогон, что обычно коробило ее утонченных родственниц из рода принцесс крови.

— Нет, — вздохнула Ветка, — она наелась синих водорослей. Отравление. Две недели жевала их, и теперь надо выводить ее из упадка сил самое малое еще две недели. Лорд Кирмон сказал, что этого времени у него нет.

Синие водоросли — это редкий и очень сильный наркотик, от которого умирают довольно быстро. Эти водоросли растут на большой глубине, самое меньшее локтей в пятьсот, и никто не знает, как их добывают. В добыче наркотика с большой глубины подозревали даже коррумпированных архимагов. За его продажу могли и казнить.

— Она торговала ими? — спросил я возможно нейтральным тоном.

— Нет, что ты! Она же дворянка. Только жрала. Теперь пару недель будет приходить в себя под лечением, — опять вздохнула Ветка.

Тут мне в голову пришла ужасная мысль, и я даже остановился с вещами в руках.

— А что Владычица?!

— Великая в бешенстве, — неохотно сказала Ветка.

— Казнить будет? — испугался я. Великая Владычица эльфов, при всей ее уме, красоте, справедливости, и, так сказать, несказанной мудрости была эльфесса довольно горячая и в случае серьезного раздражения могла без раздумий отдать тетю, как старого солдата, на поедание деревьями-людоедами или, как родовитую эльфийку, на благородное удушение дорогим шарфом из паучиного шелка.

— Пока нет... Пока... — очень кисло сказала эльфийка. Она всегда любила сестру отца за ее воинские умения, искренность, храбрость в бою и за незаурядное обаяние. Казнь героини многовековых войн с орками (и, кстати, также и многовековых войн с людьми) за буянство в обдолбанном виде, вероятно, казалась любящей племяннице позорной.

— А что семья? — осторожно спросил я, снова начав шагать к общежитию.

— Семья тоже в бешенстве. Как тетка поправится, ее могут малость побичевать за то, что подвела. Е... вашу мать! Попался бы мне этот мешок с щупальцами, я бы его узлом завернула!

— Кто?!

— Этот ср...й левиафан вонючий, который продал нашим перекупщикам синие водоросли. Сука с присосками!

— А при чем здесь левиафаны? — поразился я.

Ветка оглянулась и шепотом сказала мне:

— Это опасные сведения. Считай что я ничего не говорила.

— Считай что я ничего не слышал, — немедленно отозвался я, подумав: "Ах, так вот кто таскает с моря отраву — левиафаны... Действительно, суки с присосками!".

— Я уже знаю кое-что об этом, и буду, конечно, молчать, — неожиданно добавила шедшая сбоку Альта. — У меня есть подруга-левиафанка, Мо, так она как нажуется этой травы, так спьяну ее на берег острова охапками выбрасывает островитянам на радость.

Мы переглянулись и пошли дальше. Несколько минут все молчали на ходу. Я с удивлением думал, что за годы знакомства в первый раз видел отчаянную Ветку испуганной. Затем я медленно сказал, сообразив, что если бы не мое предложение, тетя Ветки не подставилась бы:

— Сурово у вас в Лесу.

— Еще бы, — искренне вздохнула племянница. — Ее уже упекли под домашний арест за буянство под наркотическим воздействием, а тут еще лорд Кирмон прилетел, а она не может выполнить приказ Владычицы. Такая буря была...

— А твоя сестра? Не прикрыла тетю, не вызвалась добровольцем?

— Отказалась, засранка. Ну, Великая тогда уже успокоилась, но все же сказала, что она ей это припомнит — имею в виду, припомнит еще и сестре. Папа отмазал кретинку сестрицу от немедленного наказания, но дело-то пострадало. Все, ее карьера лет на пятьсот накрылась. А она говорит папе: плевать я хотела на карьеру, срать я хотела и на людей, и на драконов. Наверное, ты был прав, когда после общения с ней сказал папе по секрету, что она сходит с ума.

— Еще бы, ведь она чуть меня не пристрелила, еле удержалась... Вот кого бы побиче... Ладно, считай, что ты этого не слышала. Погоди, а ты откуда знаешь?!

— Да у нас был семейный совет по этому поводу, — все так же неохотно сказала эльфийка. — Ты понравился папе и маме, они посчитали тебя очень разумным человеком, и твои слова не прошли мимо. В общем, сестрица не соизволила. А маме нельзя воевать по закону, как Матери Рода, хотя она очень хотела. Да ты ее знаешь — авантюристка. Сейчас она чехвостит этих идиоток.

— Ну и страсти... — пробормотал я. — Слушай, мне очень жаль, что так получилось, да еще из-за меня.

— Не бери в голову, — отмахнулась Ветка, хоть и с мрачным лицом. — Они обе давно нарывались. Как говорится, ситуация созрела до стадии полного пи...ца. Теперь все на мне. В крайнем случае, навернемся вместе. Никогда не мечтала лежать с тобой в одной могиле под обрушившимися сводами, но, возможно, придется.

— Не так все страшно здесь, — подбодрил я заметно приунывшую от семейных проблем эльфийку. — В крайнем случае драконы вытащат даже из-под горы. А тебе что пообещали за, так сказать, подвиг?

— Перевести с повышением в Дерево Слухов. Это тоже секрет.

— Ого! — с уважением сказал я. В Великом Лесу Главными Деревьями именовались министерства и департаменты. Деревом Слухов назывался департамент разведки.

Тут мы пришли к зданию общежития, отвели Ветку в ее комнату и начали устраивать. Почти сразу зашедший за нами Кирмон (уже в человеческой форме) пригласил всех на ужин и небрежно добавил ласковым тоном на драконьем, адресуясь к Альте:

— И никаких разборок о нашем друге.

— Да мы с ней уже подружились, папа, — преспокойно ответила девушка.

— Тогда тем более никаких споров, — сказал Кирмон.

После вкусного ужина Альта увела Ветку посплетничать, но меня не пригласила. Я с беспокойством посмотрел им вслед, но Кирмон успокоил меня:

— Я уже поговорил с дочкой. Сейчас они тебя поделят — и можете спокойно тренироваться.

— Ну и как они меня поделят? — недовольно спросил я. Вот еще новости!

— Как я понял, после операции с тобой будет эльфийка, а через два года, когда Альта станет совершенолетней, она заберет тебя себе. Поздравляю.

Он внимательно посмотрел на мое несколько удивленное лицо и добавил:

— Заметь, тебя не спросили, и тебе тоже лучше не спрашивать. Выкинь лучше всего их отношения из головы, думай о деле. Пусть дурью маются. Все равно нам, мужчинам, самим решать. В любом случае, Альта не подведет и вытащит вас обоих из обвала, если что — вот это главное.

Выражение его лица было очень серьезным.

— Вы, конечно, правы, — вздохнул я.

ЧЕРНЫЙ ХРАМ


Я воевал уже полгода и хорошо понимал, что перед боем надо хорошенько выспаться. Бессонница, сомнения, страхи, мысли о родных только расслабляют. Во всяком случае, многи сослуживцы не просто так засаживали бутылку вина в ночь перед битвой — знали, что надо забыться. Тем не менее, когда вечером после ужина я выставил Ветку и Альту из своей комнаты и лег на постель, странные мысли начали приходить ко мне.

В последние три года я, веселый юный граф, любивший чтение умных книг, концерты, живопись, охоту, перестрелки с браконьерами и задирание юбок местным девицам и вдовам, заранее готовым со мной на все — готовился к войне. Моей наукой была наука убивать, наука командовать солдатами в бою, уметь бросить их в бой и заставить отступать, уметь остановить их в бегстве и послать в отчаянную рубку. Таков мой долг дворянина и жителя графства — остановить и разгромить наступающего старинного врага. После войны я собирался уйти из армии и пойти в университет, а то и в Магическую Школу. Недавние слова Кирмона о моих способностях крепко запали мне в голову.

Что касается завтрашней операции — что это будет для меня? Небольшая помощь в бою друзьям со стороны кавалерийского сорвиголовы? Конечно. Но не все было так просто. Я был уже обязан Альте и Кирмону за амулеты, много раз уже спасавшие мою шкуру в бою. Ввязавшись в эту историю, я стал... стал кем? Представителем людей в операции разгрома Темных Храмов? Тайным агентом драконов? Ну-ну...

Может быть, я — доброволец в спасении каких-то детей, предназначенных на заклание в Черных Храмах? Это, конечно, звучит благородно и человеколюбиво, благосклонно принимается богами, но, вообще-то в соседних герцогствах (в отличие от графства, где мама добровольно занималась организацией госпиталей для наших вассалов) — никакой помощи, кроме как от жриц храмов Богини Здоровья и ведьм-лекарок, народ герцогов в случае тяжелых болезней не получал. Я знал, что за год там умирали сотни детей безо всяких чернохрамовников.

Помочь друзьям-драконам остановить опасного врага? Пожалуй. Завоевать сердце Альты или Ветки? В сущности, это уже давно сделано. Не показаться трусом перед ними? Возможно.

Я вздохнул, повернулся на бок, закрыл глаза, привычным усилием повернул глазные яблоки наверх... и, как обычно, сразу заснул. Этому приему меня много лет назад научил отец.

Ночью мне приснился дед. Не так давно, передав управление графством папе, он отказался от ухода за кожей и стал быстро лысеть. Затем покрылся пятнами, стал страшноват на вид, и я, хоть и ребенок, начал понимать, что это не только мой нежный и любящий дедушка, а еще и командующий армией графства, именем которого пугали детей в соседних герцогствах.

Разговор с дедом состоялся незадолго до его смерти. Ни отец, ни мать в нем не участвовали. Дед мрачно смотрел на меня и говорил:

— Внук, я скоро умру. Мне нужно передать тебе ту жестокость в бою и недоверчивость ко врагу, которую я не полностью отдал сыновьям. Мне кажется, что только ты сможешь до конца усвоить мою решимость и презрение к врагам. Ответь мне — знаешь ли ты, зачем живешь, за что будешь сражаться? Графы Альберы — не королевское перекати-поле, выполняющее любой приказ короны. У нас есть свои цели и свои принципы, и хотя мы верны королю, мы всегда знаем, чего хотим сами. Чего ты хочешь добиться в жизни? Я уже знаю, что королевская армия тебя не привлекает, и ты хочешь учиться после войны. Чему и зачем? Кем ты станешь? Как высоко поднимешь наш род?

У меня еще не было ответа на его вопросы — ни тогда, ни сейчас. Но сон внезапно закончился на половине. Альта разбудила меня. Надо было вставать и, как и обычно в последние военные полгода, готовиться к бою.

Как мы и планировали, к полудню все было готово, и операция началась.

ЧЕРНЫЙ ХРАМ


— Хотела бы я знать, куда подевались наши егеря и вообще слуги? — капризно спросила меня красивая дама, сидевшая на великолепной белой кобыле имперской породы. — Нас оставили одних, это как-то даже неприлично. А вдруг вы захотите меня, мой друг, да еще прямо на снегу?

— Орки, я слышал, могут делать это с похищенными невестами прямо на скаку, — усмехнулся полупьяный с утра поместный дворянин, то есть я. — Но, если вы желаете на снегу и прямо сейчас...

— Нет уж, здесь холодно, — оборвала меня прелестная охотница, то есть Ветка. — Вот вернемся в поместь — там теплее, там можно будет позволить себе кое-что...

Я поцеловал руку обворожительной спутнице, упомянув божественную Артемиду-охотницу из древнего эллинского эпоса.. Она капризно улыбалась мне, стараясь скрыть решительный блеск глаз — готовность к бою. Я тоже очень старался, разыгрывая провинциального повесу, но чувствовал себя, как всегда перед боем, собранным и веселым.

Темно-зеленый хвойный лес был завален белым чистым снегом — прямо-таки мечта эльфа. Свежий холодный воздух пьянил. Мы с Веткой ехали на охоту. Никто не узнал бы во мне боевого офицера, а в Ветке эльфийку — так хорошо были мы замаскированы.

Снег был неглубокий, подходящий для зимней охоты. Он не скрипел под копытами лошадей, и выглядел сначала нетронутым — Кирмон говорил, что храмовники умудрялись заметать следы на снегу специальными амулетами. Вот только полчаса назад Кирмон послал людскую охоту пронестись мимо входа в храм в погоне за лисами. И собаки, и охотники, и лисы были настоящими — боги знают, как дракон устроил это. Азартная охотничья кавалькада стоптала свежий снег и подняла такой гвалт, что на отставших охотников не должны были обращать внимания.

Вслед за азартными охотничками двинулись и мы. Я и Ветка были одеты как дворяне, сидели на роскошных лошадях и имели с собой луки, стрелы, короткие копья, охотничьи мушкеты — все это Кирмон раздобыл заранее. Эльфийка, конечно, завернулась в свою потрясающую шубу, изображая дуру на охоте. Я, как мужчина, повесил на пояс саблю в богато украшенных ножнах. В поясе были упрятаны метательные ножи, и еще кое-что. Ветка наложила сильную иллюзию на свой эльфийский лук и на внешность, и выглядела как не особенно умная, но красивая дворянка. Мы выдвигались к главному входу в храм.

Сам подземный храм располагался неподалеку от проселочной дороги, проходящей вдоль горной гряды. Двери храма находились на склоне небольшого холма у лесной дороги. Внешняя дверь и подземный коридор охранялись десятком жрецов с боевыми амулетами. Перед внешней дверью стояла обычная стража с амулетами иллюзий. Вход в коридор был замаскирован сильными заклятьями.

Расчет был на неожиданность.

С утра погодные маги драконов осторожно гнали облака на храм (я и не знал раньше, что у драконов есть такая магия). В одном из облаков пряталась и медленно приближалась к храму хорошо укрытая от сторожевых амулетов Альта. Кирмон бодро проскакал мимо дверей храма, возглавляя охоту, и сейчас делал круг, возвращаясь к месту событий. Где засели остальные драконы боевой группы — я не знал.

Обнимаясь и хихикая, мы проехали мимо входа как раз тогда, когда "наше" облако оказалось прямо над нами. Тут у меня, конечно, схватило живот. Я извинился перед подружкой, подьехал прямо к заснеженному кусту (рядом со входом), снял шубу и слез, собираясь распоясаться и спустить панталоны. Пять охранников с мечами, укрытые от наших глаз, как они думали, амулетами, с усмешкой смотрели на меня, шестой следил за Веткой.

Как только я взялся за пояс, раздались свист и тупые удары. В головах у двух охранников выросли стрелы, и они рухнули на снег. Я сбросил шубу, вырвал саблю из ножен и прыгнул к ближайшему стражнику. Он отбил мой удар и позвал остальных на помощь, но было поздно: Ветка, встав на стременах, уже всадила им в головы по стреле. Они даже не успели пустить в ход амулеты тревоги, так что минута у нас была, как мы и рассчитывали.

Пятеро лежали на земле, шестой отбил мой удар и попался на обводящее движение. Я зацепил ему горло и разрубил плечо, прикрытое под шубой латами, и он согнулся, выронив саблю и схватившись за рану. Тут Альта с чудовищным свистом свалилась сверху, из облака, чуть не сломав плечом мою саблю, и бронированным животом раздавила мерзавца в лепешку.

Я прыгнул в сторону от обложенного камнем входа в пещеру и кинулся в снег, закрывая голову руками. И вот тут начался настоящий ужас. Альта одним огромным прыжком подскочила к пещере, мгновенно выбила лапой замаскированные двери и дунула туда огнем.

Ослепляющий алый поток драконова огня лился внутрь всего несколько секунд, но за это время зашипел и растаял снег в пяти шагах от входа. Из входа в храм сначала послышался страшный крик горящих людей, сильно запахло горящим мясом — и все стихло. Тогда драконесса дохнула огнем второй раз.

Наконец, Альта применила Дыхание Холода, охлаждая коридор для меня, и отодвинулась от входа — она не могла идти дальше. Я вскочил, и, не отряхиваясь, бросился ко входу по грязи после растаявшего снега. Счет шел уже на мгновения.

На бегу я оглянулся. Ветка, спрыгнув с коня, скинула свою шикарную шубу и, разбрасывая брызги слякоти сапогами, бежала за мной со стрелой на тетиве лука в руках, другой стрелой в зубах и колчаном стрел за спиной. Я скатился вниз по обугленной деревянной лестнице и изо всех сил рванул вниз в темноту по широкому наклонному туннелю. Там было очень холодно и скользко ото льда — как предупреждал Кирдан, замерзших паров воздуха. Еще клубился дым, на полу лежали кучки пепла, в горле встал комом запах горящего человеческого мяса. 'Вот это огонь!' — сказал я себе на бегу.

В спину мне ударил сильный свет — Альта подняла лапами осветительные амулеты, освещая путь. Из бокового прохода выскочил человек в черной мантии. Я сходу попал ему метательным ножом в глаз. Вот выскочил еще один, и в шею ему попала стрела эльфийки, свистнувшая сбоку. Сзади я слышал жалобный рев Альты — она не могла превратиться в человека из-за действия амулетов, и просто заглядывала в узкую пещеру, следя за светом. Черное волшебство должно было вызвать у драконессы страшную боль, но она не отступала.

Я несся изо всех сил, уже начиная задыхаться, чувствуя замедление мышц и растущую боль в них — влияние черных амулетов. Еще один жрец выскочил сбоку и упал со стрелой в груди. Середина туннеля! Я хлопнул на бегу первую гранату об каменный пол, и она не взорвалась, а глухо бухнула и выпустила сзади меня заклинание и дым. Мне стало немного легче, и я опять устремился вперед с безумной скоростью, как будто за мной несся пещерный медведь. В потолке со страшным скрипом, обваливая на пол куски оплавленного камня, открылась щель стрелков охраны — и в нее сразу влетело четыре стрелы. Кто-то закричал из щели, как заяц, и замолк — Ветка, как всегда, не знала промаха. Я был уже близко к дымящимся деревянным воротам в храм. Сзади захрипела эльфийка. Я оглянулся на бегу — она, оскалясь, стояла на коленях в середине туннеля с стрелой на луке. Ветка уже не могла пройти дальше из-за черной магии, но еще могла прикрывать меня.

Жуткие амулеты снова подействовали на меня — в голове зашумело, горло сдавило. Я вытащил из поясной сумки и бросил под себя вторую магическую гранату — она негромко лопнула, и мне опять стало легче. Я из последних сил добежал до обгоревших ворот, вырвал из сумки на поясе третью, самую важную магическую гранату и с размаху правой рукой бросил ее под порог, падая и закрывая голову руками.

Неяркая желтая вспышка осветила дымящиеся ворота. Внезапно из-за них раздался слышный даже сквозь дерево нечеловеческий крик ужаса. Затем страшный вой вроде волчьего разнесся вокруг — умирали напитанные силой драконьей крови мертвые души в амулетах за воротами. Мне показалось, что ворота аж зашатались от такого воя, и что я сейчас оглохну. Лежа на спине, я вытащил из сумки и двумя руками шарахнул о порог четвертую, запасную гранату — так, на всякий случай. Вой мертвых душ сразу затих.

Тут грохот раздался уже сверху меня: кто-то с разгона задел ворота, и тяжелое тело навалилось на меня и придавило к земле. 'Лежи, это я!' — раздался голос Альты. Она уже превратилась в человека. Ее горячие руки прикрыли мне голову.

Затем над нами с бешеным ревом, с легкостью выбив запертые ворота, пробежал Кирмон в человеческом обличье, за ним его сын Кирдан, затем остальные члены штурмовой группы с огненными саблями в руках. Изо рта у них выбивалось пламя, а лица были такими, что страшно было смотреть — они походили больше на демонов, чем на драконов.

За воротами открылся огромный круглый зал с яркими светильниками, занавесями, фресками на стенах, стоящими повсюду встревоженно говорящими людьми. Они на секунду замолчали, с ужасом уставившись на драконов. Затем все хором взвыли от ужаса.

Лежа под Альтой, я с некоторым трудом повернул голову и мог наблюдать за схваткой. На моих глазах дракон из группы Кирдана сходу накрыл огнем изо рта группу людей в центре зала, и они моментально обратились в пепел, даже не вскрикнув. Я ничего подобного не видел раньше.

В зале царила паника, кричали пуще прежнего, стонали, плакали. Драконы бежали по залу, развернувшись в цепь. Они рубили и жгли огнем беспомощных охранников и растерявшихся от неожиданности людей в черных и алых мантиях — жрецов, пинками отбрасывая с дороги всех остальных. Если я успел бы прорваться в — они не глядя порубили бы и меня, в таком боевом озверении были драконы.

Сзади нас толкнули — измученная Ветка на четвереньках приползла и прилегла сбоку, ища стрелой врага. От нее пахло горелым пеплом, страхом, бешенством. У эльфийки были мутные от боли глаза, но я не сомневался, что в случае нужды в цель она попадет. Впрочем, целей уже не было.

Драконы беспощадно добивали саблями жрецов, просивших пощады. Дети, забившись под каменные скамьи, буквально выли от ужаса.

Ветка, приподнявшись, заглянула в выбитые ворота, глаза ее уже были ясные. Альта тоже подняла голову.

— Я чуть не обмочилась, — спокойно сказала Ветка. — Никогда не знала такой боли и ужаса. Думала, умру.

Лежавшая на мне Альта повернула голову и начала внимательно рассматривать эльфийку, ища раны.

— Потом поговорим, — кашляя, ответил я, на карачках вылезая из-под обнаженной девушки. — Как ты, Альта?

— Проклятые амулеты, — прошипела она. — Ни за что не пошла бы сюда, если бы не ты.

Внезапно над нашими головами раздался грохот, похожий на взрыв бочки с порохом. Все вокруг заколебалось и начало осыпаться. Холодный пар ударил мне в лицо — Альта немедленно зарычала, превратилась в дракона и встала на все четыре лапы, подгребая меня и Ветку под свой живот. Мы с эльфийкой сжались между ног дракона, похожих на металлические колонны.

Затем потолок обрушился сверху на нас.

С минуту мы молчали в полной темноте, отплевываясь от пыли, покрывшей нас сверху донизу. Затем я осторожно сел (голова при этом, к счастью, ни за что не задела) и спросил, сдерживая кашель:

— Ветка, ты цела?

— Ногу ушибло камнем, но бегать могу, — закашлялась эльфийка. — У тебя свет есть?

Я вытащил из-за пазухи один из Альтиных амулетов — бочонкообразную фигурку с шестью ногами, тремя головами и хвостом, и нажал на хвост. Амулет засветился несильным желтым светом, и мы смогли посмотреть друг на друга.

О боги, в каком мы были виде — покрытые толстым слоем каменной пыли, как гномы из шахты!

Эльфийка немедленно подтащила поближе спасенный от обвала семейный лук и начала его осматривать и чистить от пыли.

— Вещь фамильная, уникальная, заколдованная, можно сказать — историческая, моим много раз жизнь спасала, — пояснила она, не поворачивая головы. — Я готова убить еще сто эльфов или гномов, лишь бы лук не пострадал.

Людей Ветка благородно не стала затрагивать в своих словах. Я кивнул, прекрасно представляя, сколько таких луков на весь мир (всего несколько сот), и сколько он может стоить.

Только удостоверившись, что оружие в порядке, девушка-стрелок взялась за себя, оставив оценку положения мне.

— Мы под Альтой не пропадем, — заметила она только. — Когда я под тобой или под своей любовницей — ничего не боюсь, и твой дракончик тоже не подведет. Да и Кирдан способен целую гору разнести, лишь бы до меня добраться еще раз.

Я только хмыкнул, услышав такие речи.

Пока Ветка отряхивалась и искала по карманам так называемое 'сигнальное' зеркальце, я огляделся при слабом свете амулета. Мы сидели на относительно ровном каменном полу. Сверху над нами на высоте чуть ниже человеческого роста висел бронированный живот Альты, изрядно запыленный. По краям живота столбами стояли толстые, золотистые даже под землей и сиявшие даже при нашем скудном освещении драконьи ноги, и меж них стенами лежала обвалившаяся горная порода. Из-за пыли было тяжело дышать.

— Что будем делать? — хладнокровно спросила Ветка, безо всякой ругани рассматривая в зеркальце при свете амулета царапины на лице.

Вместо ответа я постучал кулаком в живот... то есть в потолок. Немедленно камни между передними ногами зашевелились, осыпались в стороны и внутрь пролезла огромная голова Альты. Большие глаза драконессы, как всегда, слегка светились в темноте.

— Вы живы-здоровы, ребята? — с тревогой спросила она. — Выглядите несколько запыленно, но бодро. Конечности, ребра целы? Головы не разбиты?

— Все в порядке, — ответили мы хором, продолжая отряхиваться.

— Так что будем делать? — повторила свой вопрос эльфийка, расстроенно пряча зеркальцо.

— Я чувствую своей магией, что завал длится по двадцать шагов по обе стороны, — сказала Альта. — Пороховая мина, три или четыре бочки, предназначалась, наверное, для королевской полиции. Мины — это что-то новое в практике этих придурков чернохрамовников. Это убило бы целый отряд жандармов, но лично я могла бы вот так вот стоять под этим жалким обвалом хоть сутки. А вот для вас скоро не будет хватать воздуха. Сильно пыльно?

Ветка закашлялась и закивала. Альта внезапно втянула воздух в себя сильным потоком, так что почти вся пыль тоже влетела в нее, затем сплюнула ком грязи с детскую голову величиной под одну из своих ног и выдохнула. Атмосфера явно очистилась.

— Я легко могу проплавить выход в зал, но вам здесь тогда будет жарковато, — сказала Альта, уже, видимо, оценившая ситуацию. — Лучше всего, если я пробью шаг за шагом завал головой, как тараном, и буду двигаться, разгребая все до пола, а вы ползите на четвереньках под животом. А ты, Веточка, не хватайся за то, за что сейчас держишься, а не то я тебя очень полюблю. Отпусти и опусти, пожалуйста, руку.

— Извини пожалуйста, я ведь ничего не видела в темноте, — не смущаясь, сказала Ветка.

— Ничего, было даже приятно, но сейчас главное — ползи, а не хватайся за что попало, — спокойно ответила Альта.

Я сделал вид, что ничего не слышал. Альта вывернула обратно голову и ударила ею вперед так, что все вокруг затряслось. Затем она с натугой сделала первый шаг, оттесняя головой и плечами камни в стороны.

Мы поползли под ней на четвереньках по грудам щебня, стукаясь всеми частями тела о камни вокруг и напрягая руки и колени. В сущности, я только сейчас смог оценить истинную мощь драконессы. Не прошло и десяти минут, как она чуть не маршевым шагом прошла в слегка только запорошенный пылью главный зал храма, и мы довольно бодро выползли из-под нее на относительно свежий воздух.

За это короткое время, показавшееся нам очень длинным, в зале кое-что изменилось.

Нас встречали Кирмон и Кирдан со слегка встревоженными лицами, уже сбросившие боевой азарт — так сказать, уже малость напившиеся крови. Их странные огненные сабли уже не светились и спокойно висели на поясах. В воздухе стоял дым похуже пыли под животом Альты. Все сосуды с кровью и мертвыми душами были перевернуты, разбиты и обуглены от огня. К ним, очевидно, драконы проявили особое внимание. Странные прямоугольные металлические картины на стенах между фресками и занавесями, напомнившие мне некую картинку из сожженной Альтой часовни, были обуглены и как-то перекошены и изогнуты — видимо, из-за страшного драконова огня. Скамьи и столы лежали вверх ногами, как на свалке. Белые колонны были сильно закопчены, а кое-где измазаны кровью — особенно, где дракон приложил человека к волонне, и его разбитое тело валялось на красивом черно-белом мозаичном полу.

(С тех пор я не люблю мозаичные черно-белые полы)

В храме уже не было стоявших людей, одни драконы. Все взрослые храмовники валялись в проходах мертвыми или связанными. Кое-где дымились кучки пепла, очевидно, оставшиеся от самых драчливых жрецов. Дети все без исключения (кто остался в живых) молча сидели под скамьями, боясь высунуться. Нескольких драконов не хватало — очевидно, они шарили по складам в поисках тех сверхмощных амулетов, из-за которых и поднялся весь этот сумасшедший сыр-бор. Судя по всему, операция развертывалась по плану, не считая пустякового обвала в туннеле, где даже никто не погиб, а кое-какое уникальное оружие не пострадало.

Я случайно бросил взгляд на один из низких круглых мраморных столиков неподалеку, и непроизвольно охнул. На столе лежал распластанный обнаженный ребенок лет десяти, судя по всему, недавно принесенный в жертву. Кровь его только-только свернулась в специальном углублении.

Внезапно в глазах у меня помутилось. Я зарычал как раненый зверь, и, кажется, полностью потерял самообладание.

Только через несколько минут я пришел в себя. Я действительно рычал от бешенства и дергался, а грязная от пыли Ветка и голая Альта в человеческом обличье изо всех сил держали меня за руки. Лица их были испуганны.

— Уже все, я уже успокоился, — слабо сказал я им, когда все силы у меня кончились.

Альта заглянула мне в лицо и отпустила меня, затем перевернула лежавшую рядом вверх ногами скамью. Девушки усадили меня и уселись с двух сторон.

Я тяжело дышал, не понимая, что со мной случилось. Ведь на войне я видел вещи и похлеще, чем один зарезанный ребенок.

— Это действие амулетов и магических фресок, а также волнение от операции дали такой эффект, — спокойно сказал Кирмон и подал мне открытый флакон черного стекла. Я понюхал, и меня пробило от бешеного запаха кислоты и мочи. В голове разом все очистилось.

— Раствор кристаллов аммиака, прекрасно приводит в себя, — пояснил дракон. — Амулеты и изображения сильно ударили по тебе черной магией, и ты потерял после боя обычную для тебя выдержку. Приходи в себя поскорее — сейчас мы будем отступать, то есть выходить из этого дерьмового места. Как и полагается, со взятыми пленниками и добычей, уничтожая все позади.

Он положил мне руку на плечо — не как могущественный дракон, руководитель опасной операции, готовый спасать и жертвовать десятки жизней безо всякой пощады — а просто как знакомый мне с детства дядя Кирмон, друг нашей семьи и отец моей школьной подружки — и продолжил по-дружески:

— Я не ошибся в тебе, Сергер. Ты всегда был моим другом и другом дочери, то есть другом драконов. А теперь ты проявил мужество и решительность, спас нашу операцию, и мы, драконы, благодарны тебе за это. Ты можешь всецело рассчитывать на поддержку любого, подчеркиваю — ЛЮБОГО дракона. Поверь, это очень много для нас.

— Я обещал, и я сделал, лорд Кирмон, — ответил я, поборов на миг слабость и твердо глядя на него.

И тут обнаженная Альта вдруг обняла меня сзади и прижалась лицом к моей спине.

ОТСТУПЛЕНИЕ С ПЛЕННЫМИ И ДОБЫЧЕЙ


— Сколько с тобой не летал, никогда еще не видел такого фокуса, даже в твоем исполнении, — заметил я Альте, с интересом (несмотря на головную боль) глядя на Кирмона и Кирдана, вставших рядом у заваленного входа в туннель.

— А я так даже и не слышала о таком, — добавила ставшая сегодня очень серьезной Ветка. — О сожженных городах и армиях слышала, о выкопанных пещерах — тоже, а о проплавлении проходов — нет.

— Это потому что ты ни разу не купалась в горячей лаве вулкана, как мы с Сергером, — спокойно пояснила юная драконесса.

— Надо было притащить с собой Огненного Червя, но у меня их мало осталось, — усмехнулся Кирмон, не поворачивая головы. Я еще так плохо себя чувствовал, что у меня со всем моим любопытством хватило ума не спрашивать прямо сейчас про неведомых червей.

Кирмон открыл рот, и поток какого-то еще не виданного мной пламени — широкого, багрового, медленно извивающегося — вылетел у него изо рта и впился в камни завала. Одновременно Кирдан пустил изо рта холодное синее пламя, кольцом окружившее вход в туннель.

Немедленно на неровной стене камней из камней образовалось алое пятно, и моментально углубилось внутрь стены. Оттуда ударил жар. Мы с Веткой непроизвольно отошли назад, и Альта предусмотрительно встала между стеной и нами. Алая дыра из кипяшей лавы в стене, окруженная синим кольцом замороженных камней, с большой скоростью провалилась в стену, и Кирмон и Кирдан, не прекращая изливать огонь, вошли за ней вдвоем в проход, ставший очень широким.

— За ними не идите, там сейчас вам нечем дышать, — не поворачивая головы, предупредила Альта.

Сзади нас драконы уже собрали в колонну всех живых — взрослых и детей. В проходах в нижние этажи храма булькала темная маслянистая вода — драконы обыскали подвалы, собрали там все ценное, сожгли все остальное и на всякий случай затопили, открыв старый гномий водяной створ. Всех пленников и спасенных раздели догола — ни одной вещи, кроме трофейных документов и амулетов, не должно было выйти наружу из помещений храма, годами полных черной магией. Среди выживших взрослых женщин не было, все были уже давно принесены в жертву, как мрачно сказал Кирмон, но половина детей были девочки лет от восьми до десяти, так что я чувствовал себя не вполне удобно. Ни драконов, ни эльфийку, естественно, не волновали подобные мелочи.

'Интересно, а драконы помнят, что снаружи лежит снег и стоит зимний холод?' — кисло подумал я. Мне все еще было нехорошо — так сильно приложились ко мне защитные амулеты.

Как-то очень быстро отец и сын драконы вернулись обратно, пробив туннель заново. Из коридора немедленно опять потянуло жаром, и Альта внесла свою лепту в дело — дохнула внутрь холодом, но, похоже, не очень сильно. В проплавленном туннеле стало не холодно и не жарко.

— Если надо что-то подморозить, Альта у нас лучшая, — весело сказал братец Кирдан, словно крестьянин графства, расхваливающий сестру-невесту за хозяйственные умения.

— Или втихую, без шума каждую неделю улетать с Сергером на горную прогулку так, что их до ночи не найдешь, — хладнокровно дополнил папа Кирмон, очевидно, вспомнив какой-нибудь семейный разговор. Ветка сзади завистливо вздохнула — ее полет сюда на Кирмоне был первым полетом в ее жизни, и воздушное приключение на зимнем воздухе так ей понравилось, что она на всю неделю нашей подготовки как бы 'отпросилась' у меня и ночевала в комнате Кирдана, к явному удовольствию ревнивой Альты.

— Кстати, — вдруг перебила дракона Ветка, — лорд Кирмон, у вас случайно нет здесь запасной одежды?

— Действительно, — протянул уже успокоившийся после боя Кирмон, взглянув на нас другими глазами.

Мы с эльфийкой были в каменной пыли с головы до ног, а Альта так и стояла голой. Кирмон, не утруждая себя поисками одежды, протянул руку к Ветке и произнес короткое заклинание. Легкий вихрь прошелся по фигуре девушки, и ее одежда стала сияюще чистой, только вот слегка потертой от ползания по щебню.

— Ой, как здорово! — непосредственно сказала девушка, недавно в несколько секунд подстрелившая по меньшей мере четырех охранников. — Опять чувствуешь себя красивой.

— Вы, госпожа Дианэль, прекрасны в любой одежде, — довольно справедливо подольстился юный Кирдан, уже неделю пользовавшийся обществом эльфийки по ночам. Кирмон меж тем чистил магией мою одежду, а Альта, поняв молчаливый намек, сняла с шеи свой безразмерный "драконов кошель", бывший с ней даже в бою, вытащила свое неизменное несгораемое и незапыляющееся черное платье из неведомой ткани, всегда ей очень шедшее, и надела. Оценив работу дракона, я увидел что мой охотничий костюм тоже стал чистый как новенький, но с новоприобретенными дырами на коленях.

— Кстати, — продолжил Кирмон, закончив легкую чистку, — мы прошли мимо закладки этой самой мины. Сейчас, конечно, уже точно не установишь, но мина была заложена очень глубоко и давно, в отдельной малой шахте. Это работа гномов.

Я удивился.

— Но на плане, переданном вам главой клана, она же не была показана. Это что, такая гномская шутка? Сюрприз для драконов? Да за это...

— Нет, это невозможно, — спокойно сказал Кирмон. — Гномы с нами шуток не шутят уже три тысячи лет, когда один их кланов сдуру подкопался под наши пещеры с сокровищами и начал втихую воровать золото, а мы в ответ прожарили их туннели огоньком. Тогда им вышло себе дороже. Я так думаю, что это конкурирующий клан когда-то решил устроить им сюрприз при случае, но не удалось — закладчики погибли, или что-то в этом роде.

— А почему порох не прогнил за сотни лет? — спрсил я. — Ведь там селитра?

— Наложили заклинание остановки времени, наверное, — рассеянно ответил дракон, ставший после удачной операции что-то уж очень озабоченным. — Тогда они еще умели делать это, а сейчас уже забыли. Но у нас сейчас есть темы поважнее. Первое — согреть наверху детям поляну, согнать снег и поставить костры, чтобы не замерзли. Ну, это вы с Альтой сделаете в два счета. Второе — одежда для детей, об этом мы как-то не подумали. Третье: куда их девать? Не могу же я бросить их в зимнем лесу! Или потащить в соседний город — тоже далеко, холодно, и к тому же сразу откроется участие драконов, чего не следует делать.

Он вздохнул.

— Я собирался потащить их по воздуху к нам в тренировочный поселок, привести в порядок и послать с обозом в ваше графство, но... К сожалению, взрослые пленники все погибли. А у меня недостаточно моих людей здесь, именно людей, почти все — драконы. И недостаточно теплой одежды для детей. Мы думали, что спасенных будет человек сорок, половина — взрослые, но их семьдесят, и все дети. Сейчас я имею под рукой только трое доверенных слуг из обслуги в нашем поселке, они с этой толпой обезумевших от страха деток не справятся. А лететь с голыми детьми на горбу далеко, всех переморозим. В общем, здесь я недодумал.

Он очень серьезно посмотрел на меня.

— Куда их деть, где пристроить, хотя бы временно? Ты человек, понимаешь людей и их жизнь получше, чем мы. Придумай что-нибудь.

Впервые в жизни у меня на глазах всегда уверенный в себе, решительный дракон признавался в ошибке. И кому? Человеку. Да, сказал я себе, Кирмон все-таки личность исключительная, даже для дракона.

Пока он говорил, голова у меня от напряжения прочистилась, и я сообразил, что можно сделать.

— Есть одна мысль, — сказал я. — Мы же на границе с Симнией, около провинциального центра Рорны? Это настоящая дыра, но тут неподалеку живет один человек, он, может быть, сможет помочь. Карта с вами?

Мы сверились с картой. Как я и думал, загородное имение маркиза Торна находилось у границы, недалеко отсюда.

— Маркиз, друг моего отца, командовал ополченцами своего города на востоке в начале войны. Он был ранен и сейчас лечится и отдыхает в имении. Он человек уже немолодой. Я сейчас свяжусь с ним по амулету, надо только выйти наружу.

— Я помню его, — сказал Кирмон. — И что?

— Я знаю, что его супруга уже много лет как открыла приют для сирот в имении. Он может взять детей. Главное — довезти.

— Это может решить вопрос с детьми, — согласился Кирмон. — Через несколько минут мы окончательно успокоим детей и начнем выводить их наверх. А тебе советую пока что посмотреть на храм повнимательней. Надо знать, как устроены такие проклятые места — на будущее.

Я понимающе кивнул и начал рассматривать главный зал храма. Он был круглый, с цветными фресками на стенах, мраморными колоннами и скамьями. Воздух был слегка задымлен, пахло сгоревшими телами. Сквозь дым со стен, с фресок, на нас глядели великолепно выписанные лица богов-демонов храма, полные жестокости, похоти, злобы. "Да это пострашнее чем храм Бога смерти и ужаса!" — подумал я.

Потолок, выгнутый вверх куполом, вероятно, сработанный еще гномами, был окрашен в густой красный цвет. На стенах еще светили сильным белым светом чудом уцелевшие амулеты-светильники. Выходы из зала были задрапированы черно-красными занавесями — сейчас они, дымясь, догорали.

В центре зала имелась небольшая круглая площадка, вероятно, не для читающего проповедь или молитву — те стараются стоять на возвышении у стены, стараясь охватить речбю и взхглядом весь зал. Зато площадка была окружена пятью невысокими круглыми мраморными столами, на которых лежали тела принесенных в жертву: четверо детей, одна взрослая женщина.

— Отношение взрослых жертв к детским всегда одно к четырем, — сказал подошедший сзади Кирмон. — На сто человек двадцать взрослых, остальные — дети. Оно указано их владыкой как наиболее выгодное для создания черной магии.

— Хотел бы я с ним повстречаться, — пробормотал я, чувствуя, как у меня опять сжимаются челюсти.

— Полагаю, встретимся и загоним в угол, — спокойно сказал дракон. Он был уверен в неизбежности возмездия, как бывают уверены только высшие существа. — Владыка Черного Облака упустил время для неожиданного удара. А теперь мы можем послать на его клевретов сколько угодно драконов.

Я опять не понял из его загадочной речи ни слова.

Ведомый неясным ощущением, я встал в центр площадки и огляделся. Дети, уже оправившиеся от первого испуга и перешептывавшиеся о чем то, вдруг испуганно замолчали за моей спиной. Слабое черное свечение начало подниматься из под моих ног, но сразу же бессильно опало — магия кончилась. Я даже не стал отвлекаться на него, пораженный тем, что видел.

Я чувствовал, что фрески еще недавно были напитаны черной магией. От них веяло похотью, злобной радостью, жадным желанием подчинять. Вглядевшись в рисунки, я понял один из секретов храма. Черная магия и колдовские взгляды со стен, конечно, легко выбивали из приведенных кандидатов всякое внутреннее сопротивление. С этого места человек выходил только преданным храму новообращенным адептом, или не выходил вовсе.

— Мне, как дракону, не дано почувствовать влияние этих картин, но ты, наверно, чувствуешь? — тихо спросил Кирмон.

— Да, — не сразу так же тихо ответил я, — это как гипноз, только сильнее. Человек здесь может потерять свои устои, свои взгляды и свою личность. Очень сильная ловушка.

— Как и все ложные религии, безо таких манипуляций они не могут существовать, — ответил дракон.

Я еще раз осмотрел основательно разнесенный драконами главный зал храма. У меня не было сомнения, что я уже никогда не вернусь сюда. Я утвердился в своем мнении. Попав сюда, пройдя через отупляющие амулеты, простой человек попадал под взгляд фресок, и у него все менялось в голове. И у жертвы уже не было пути назад.

Размышляя о ловушечном процессе отупления прихожан храма, я еще не знал, что через двадцать пять лет вернусь сюда, чтобы найти среди железных картин — 'окон' — перебитых и пожженных Кирмоном и его молодцами, одно, то самое, открывающее тайный путь к "Нему". Но этого я еще не ведал, и, разглядывая жуткий зал, поражался искусству манипуляторов людским разумом и желанием веры.

Наконец, я сошел с центра, глубоко вздохнув.

— Скажите, лорд Кирмон, а почему мы не начали раньше? Эти пятеро бы уцелели, да и другие тоже.

— Их жертвоприношение должно было состояться после полудня, — угрюмо сказал дракон, — когда соберутся все иерархи и богатые прихожане. Но почему-то они начали раньше и с утра послали под нож больше сорока пленников... Когда наблюдатели сообщили, что все собрались, то я запустил в дело отвлекающую внимание охотничью кавалькаду и затем вас, но все жертвы были уже принесены.

— Зачем?

— Вероятно, готовили магический удар по части собравшихся, — задумчиво ответил Кирмон. — Мы уже знаем, что за изготовленные противодраконьи амулеты началась борьба. Допросим пленников — узнаем. Во всяком случае, захваченных амулетов вдвое больше, чем мы ожидали.

Я еще раз оглядел храм, и мне отчаянно выйти захотелось на свежий воздух подальше от этой свежей могилы.

— Знаете, Кирмон,— сказл я дракону, — дайте мне Альту и Кирдана, и очень скоро на поляне напротив храма будет тепло. Дети смогут выйти и ждать там. А после этого я слетаю к маркизу.

— Забирай моих,— согласился дракон, — а мы приготовим детей к выходу.

Девочки потащили меня под руки наверх. Мы с Веткой еле волочили ноги — ей помогал Кирдан. "Тоже мне, герой — ещё лететь собрался!" — с бешенством подумал я о себе. Двести шагов бега по туннелю, даже не под обстрелом, и уже не могу ходить!

Мы поднялись обратно по туннелю. Наверху свежий морозный воздух ударил нас в лицо. Мы радостно вдыхали его. Ветка сбросила меня на Альту и отошла в сторону: ее тошнило. Меня тоже. Я нагнулся и дал волю желудку. Молчавшая Альта прочно держала меня, с беспокойством заглядывая в лицо. Кирдан придерживал Ветку и старался не глядеть на меня — видно, я совсем плохо выглядел.

Наконец, нам полегчало. Ветка тоже отблевалась, прополоскала рот вином из фляги, отдала ее нам и пошла ловить лошадей, а мы перешли дорогу и остановились на поляне рядом с деревьями. Всё еще тяжело дыша, я прикинул на глаз размер поляны.

— Альта, Кирдан, превращайтесь и валите деревья, — сказал я подошедшим драконам. — Складывайте несколькими кучами. Будем делать костры, а детей посадим между огней. Альта — дохни-ка здесь. Надо убрать снег и согреть землю.

Альта выдохнула раза три огонь так сильно, что снег на сто шагов в окружности моментально сошел, и земля стала сухой и горячей.

Вокруг поляны пошел оглушительный треск — превратившиеся Альта и Кирдан хвостами ломали деревья и с легкостью укладывали их у осушенного места. Кирдан расчистил для детей два широких прохода, затем оглянулся на меня.

— Зажигать?

Я прикинул на глаз кучу бревен с обеих сторон.

— Даже до вечера должно хватить. Зажигайте, только тихонько, чтобы сразу не прогорело.

Кирдан, мастер обращаться с огнем, как и все драконы, прошелся на лапах вокруг полянки, понемногу дыша огнем на бревна. Скоро на середине площадки было тепло.

— Давай приведем детей сюда, — сказал я Ветке, принимая от нее пару попон, снятых с коней, и прочие вещи, годные для сидения на земле.

Не очень хотелось идти обратно в жуткое подземелье, но пришлось. Мы выводили детей цепью, и Кирмон проверял каждого из них перед выходом из храма. Одного из последних, белобрысого губастого мальчишку, он вдруг схватил за шею и с размаху бросил в сторону. Тот вскочил и, рыча, пригнулся, но был поздно: Кирмон уже накрыл его струей огня. Когда пламя ударило в упор, мальчишка внезапно превратился во взрослого. Теперь он лежал совершенно неузнаваемый, со сожженной головой, дымясь, раскинув в стороны длинные руки и ноги, обернутый обгоревшей черной хламидой, истлевая угольками и постепенно превращаясь в пепел.

— Жрец спрятался под обличьем ребенка, — спокойно сказал Кирмон.

Мы переглянулись и продолжили выводить молчавших от ужаса детей. Наверху они побежали босиком по снегу к кострам, трясясь от холода.

Я вытащил сильный амулет связи, данный мне отцом при отъезде на фронт. Через него можно было связаться с ним и с несколькими его надежными друзьями.

— Амулет папиной работы, — мимоходом отметила Альта, возвращаясь ко мне.

— Маркиз Торн, прошу вас ответить, — сказал я через амулет. — Это я, Сергер Альбер.

Почти сразу маркиз ответил. Я вспомнил, что он постоянно носит амулет связи с собой на шнурке.

— Сергер, здравствуй. Что случилось? Что-то с твоим отцом?

— Нет-нет, — поспешно ответил я. — Но мне нужна ваша помощь. Вы сейчас в поместье?

— Да. А ты сейчас в армии?

— Нет, я недалеко от вас. У меня семьдесят детей беженцев, без зимней одежды. Так получилось. Сейчас они в теплом месте (я оглянулся на костры), но их надо куда-то отвезти, и для этого нужна теплая зимняя одежда, можно даже очень старую. Лишь бы довезти.

— Понятно. Хотя, где ты взял здесь беженцев, непонятно. Ладно, мой мальчик, я могу устроить их в свой приют, там места хватит. Куда отвезти одежду?

— Я сам сейчас за ней приеду. Нам нужно семьдесят старых тулупов, штанов и пар теплых носков, и столько же теплых шапок. И мешки — упаковать. Когда довезем, нужна будет обувь.

— Сейчас мой управляющий бегом всё соберет. Положим у главного входа. Подьезжай и забирай, мой мальчик.

— Я скоро буду, маркиз.

Кирдан быстро достал запасную сетку и послал одного дракона на базу: нужно было еще десять сеток, по семи детей на дракона. Надев сетку на Альту, тепло одевшись и завязав все шнуры на одежде, я полез наверх. Дети, сидя голыми между костров, молча смотрели на нас. При виде их я вспомнил, о чем мы забыли в горячке боя.

— Кирдан, их же надо напоить и покормить? — крикнул я сверху.

— Я позабочусь, — ответила снизу Ветка.

Я помахал ей рукой, и Альта взлетела.

Мы, естественно, чуть не заблудились в незнакомых местах. К счастью, я додумался взять у Кирмона карту, нашел замерзшую реку и по ней, незаметно перемахнув границу с Родонией, Альта вышла на поместье.

Сверху оно смотрелось очень непривычно. Дом маркиза выглядел малиновым игрушечным дворцом на огромной белой поляне в окружении заваленных снегом деревьев и таких же малиновых служебных зданий. У центрального входа был свален десяток мешков, рядом с ним переминались на холоде слуги и сам управляющий, которого я, кстати, знал по визитам в восточное поместье маркиза, ныне, вероятно, разграбленное или даже сожженное. Все они испуганно пригнулись, когда Альта внезапно спикировала на них сверху и раскрыла крылья, мягко приземляясь.

— Это я, Альбер, — крикнул я, спрыгивая с Альты.

Люди со страхом смотрели на нас. В дверях появился сильно поседевший за последний год маркиз Торн. Он все еще еле ходил после ранения.

— Умеешь удивить, мой мальчик, — спокойно сказал маркиз. — Лет двести здесь драконы не летали, а тут еще и ты верхом. Э, да я этого дракончика знаю. Какая золотистая. Это случайно не дочка Кирмона?

Альта повернула голову к маркизу и вежливо поклонилась. Маркиз, хромая, подошел к Альте и поцеловал ее в огромную щеку. Слуги вздрогнули, но управляющий, человек старой школы, совершенно невозмутимо поклонился даме.

— Да, маркиз, это Альта. Счастливы вас видеть и благодарны за помощь.

— Ничего, Сергер, пустяки. Здесь всего запрошенного по семьдесят пять, с запасом. Сразу полетишь обратно? Когда привезешь детей, поговорим, а сейчас спеши. Небо ясное, ночью будет сильный мороз, дети поморозятся.

Маркиз повелительно глянул на слуг. Те с опаской смотрели на Альту.

— А куда грузить? Наверх? — неуверенно спросил один из слуг.

— Вниз, в сетку под живот, — распорядился я.

— А он не укусит? — тихонько спросил боязливый слуга, как про пса.

Альта опять повернула голову и посмотрела на него своими змеиными зелеными глазами с желтыми вертикальными зрачками. Слуга задрожал, но в присутствии маркиза не двинулся с места — храбрый парень!

— Во-первых, не он, а она. Во-вторых, не укусит, — спокойно сказала Альта нежным женским, хотя и несколько шипящим голосом. Мы с маркизом переглянулись, сдерживая невольный смех.

Ошеломленный слуга вежливо поклонился, как кланяются родовитым леди, и поднес первый мешок. Альта лениво поднялась на ногах. Через короткое время мешки были загружены, сетка завязана, и я опять залез наверх.

— Скоро прибудем! — сказал я маркизу, и мы круто взлетели.

Найти храм на обратном пути было уже легко. Когда мы прилетели, дети все так же голыми сидели у костров и доедали какую-то горячую еду по пятеро из одной миски. Ветка и Кирдан прогуливались между них, следя за порядком. 'Интересно, откуда здесь посуда?' — подумал я, слезая с Альты.

Я перекинулся парой слов с Кирмоном, вышедшим из подземелья встетить нас.

— Успех полный, все не взятые в плен жрецы перебиты, пленные посланы на драконах в наш поселок, сейчас драконы возвращаются, ваших коней уже погнали моему человеку в город, шуба Дианэль положена под шесть детей, но уцелела, все амулеты захвачены, никто не смог сбежать, берег озера не прорван, жертв среди населения нет, — спокойно сказал он. — Ты с девушками сработал просто отлично! Увы, погибло три ребенка и пятеро взрослых пленников, но... ты же воюешь, и знаешь, что такого никогда не избежать.

— Хорошо еще, что только восемь, — мрачно сказал я, вспомнив девочку со стрелой в груди, лежавшую в храме. — С этих жрецов сталось бы всех деток разом прирезать, им это раз плюнуть. Таких даже в плен брать стыдно, надо рубить на месте.

— Да, могло быть и хуже, — согласился не особенно человеколюбивый, но объективный дракон.

— Я договорился с маркизом, он возьмет всех, — сказал я. — Ему они тоже пригодятся. А потом, летом, отошлет в наше графство.

— Отлично! — сказал Кирмон и ушел вниз, а мы вдвоем с Кирданом вытащили мешки, открыли их и начали одевать детей. Кроме старых овчинных полушубков, шапок, ватных штанов и толстых носков, управляющий, имевший большой жизненный опыт, подбросил в мешки также детское теплое белье — шерстяные майки и панталоны. Маленьким детям большое для них белье подвязывали снизу узлами. Ветка помогала девочкам, Кирдан и еще один молодой дракон в человечьем обличье — мальчикам.

Остальные драконы вместе с Кирмоном были еще внизу, под горой, в нижних этажах этого проклятого храма, и делали там что-то такое, что даже земля тряслась. Я не имел ни малейшего желания спускаться туда. Альта лежала у костра, почему-то не превращаясь в человека. Она задумчиво смотрела на меня, отблески пламени плясали в ее желто-зеленых глазах. Я подошел к ней и сел рядом, обняв за шею.

Наконец детей одели и построили. Кирмон вышел из подземелья (я сразу убрал руки подальше от Альты), и пошел еще раз ревизовать детей. Остальные драконы поднимались снизу по одному, грязные, но довольные.

Пока драконы готовились к отлету, я погладил Альту по гибкой шее и подошел к Ветке.

— Откуда еда? — спросил я.

— У нас же кое-что было с собой в охотничьих сумках для вида, закуска всякая, а я немного знаю бытовую магию. Сделала из закуски мясную похлебку, размножила — сделала из одной порции похлебки семьдесят. Миску я одну сама выгнула из дерева... Ну, приказала пню вогнуть верх, а Кирдан снизу спилил и зачистил. Он очень ловкий парень. А потом я и ее размножила тоже. И ложку из дерева он выгрыз своими зубками, а я тоже размножила. На это моих скромных магических сил хватило.

— А остальные не помогли? — с интересом спросил я.

Ветка оглянулась на драконов.

— Они ни хрена не знают по части бытовой магии, — тихонько сказала она.

Я улыбнулся.

— Драконы! — так же тихо сказал я. — На кой им это?

Мы понимающе переглянулись, вспомнив старинные ехидные анекдоты об этих крылатых ужасах неба, закусывающих сырыми немытыми горными козлами вперемешку с убегающей человечинкой.

Наконец прилетели с базы улетавшие с пленниками драконы и привезли сетки для летания. Надо было заканчивать. Внезапно Кирмон вышел вперед, мы все нестройно встали за ним. Альта и улетавшие с пленниками драконы встали по сторонам. Мы смотрели на детей и молчали. Они тоже молчали, с страхом глядя на нас.

Наконец, Кирмон начал.

— Дети, — сказал он на языке Островов. — Сегодня мы вывели вас из храма Черного Облака. Вы знаете, что вас там ждала смерть.

Дети, судя по всему, все знали этот язык. Они зашевелились, а некоторые заплакали.

— Ваши беды позади, — продолжал Кирмон. — Драконы, эльфы и люди освободили вас. Но вы находитесь на чужбине и посреди зимы. Мы пока что не можем вернуть вас обратно — это очень далеко. Сейчас мы отвезем вас по воздуху в детский приют, содержимый одним из благороднейших дворян королевства. Там вас приютят. Если ваши родители живы, и вы хотите их видеть — он найдет их. Если же нет, его поместье станет для вас новым домом.

Я с некоторым удивлением слушал его речь, похожую на детскую сказку о добрых драконах и злых жрецах — сказку, ставшую жуткой действительностью с подземельями, кровью, холодом, убийствами.

Внимая добрым словам Кирмона, я только хмыкнул, сообразив, что в этой сказке мне с Веткой уготована роль героев-освободителей. Прекрасная (что правда) и добрая (хм!) эльфийская лучница Ветка Яблони, присланная эльфийской владычицей, и отчаянно храбрый человек, красавец-герой (ну-ну!) граф Альбер с саблей в одной руке и с гранатой в другой, посланный королем, прорвались в подземелье черных колдунов и привели с собой толпу воинов, разгромивших и пожегших злобное царство. А воины совершенно случайно оказались пролетавшими мимо и примкнувшими к героям добрыми-добрыми драконами, которые заодно сейчас отвезут их в новый дом, где все будут жить сыто и счастливо.

Тут я поневоле вспомнил бешеные лица атакующих драконов, и только почесал в затылке. Похоже, ради секретности Кирмон все спихнет на меня с эльфийкой. Да и неграмотным детям так будет понятней.

Вот так и становятся героями сказок в наше просвещенное время!

Но Кирмон живо вернул меня в серьезное настроение.

— Я хочу, чтобы вы помнили, кто хотел вас убить: жрецы Храма Черного Облака, — продолжил он. — Я хочу, чтобы вы помнили, кто вас спас: драконы, люди и эльфы. Великий Дракон благословением Великой Богини послал меня и все остальных освободить вас и уничтожить этот проклятый Храм. Помните: драконы всегда на стороне добра, всегда борются со злом, и люди и эльфы рядом с ними в этом деле.

Он помолчал. Лицо его было грозным. Дети, открыв рты, смотрели на него, на меня и на Ветку. Мы стояли выпрямившись, как на официальном приеме. У меня внезапно пропала охота шутить — сейчас я смотрел на детей как бы от лица всех людей. С лица Ветки, представлявшей эльфов, тоже сошла ее вечная улыбка.

Альта встала на лапы и пристально глядела на детей. Кирмон поднял руку вверх.

— Сейчас мы уничтожим этот проклятый храм, как уничтожим их все рано или поздно. Я, дракон, говорю голосом Великого Дракона: Да будет так!

Он резко опустил руку, и в проходе в Храм грохнуло так, что у меня заложило уши. Туннель обвалился у нас на глазах. Войти в храм стало невозвожно — по крайней мере, без огромной работы по пробиванию другого туннеля.

— Полезайте в сетки, — не терпящим возражения голосом сказал детям наш главный дракон. — Мы вылетаем.

— А нас не заметят с земли? — спросил я напоследок.

— Поместья мы облетим кругом, а мнение охотников никого не интересует, — усмехнулся Кирмон, уже убравший суровое выражение лица.

Его бойцы начали превращаться. Я, Ветка и Кирдан надевали сетки на головы драконов, и загоняли по семь детей в сетку, насильно застегивая на них одежду и завязывая шнуры на шапках и веревки на поясе. Дети были так напуганы обликом драконов, что даже боялись заплакать.

Когда погрузка детей в сетки была закончена, Альта одним вздохом — Ветром Холода — потушила костры. Мы с Веткой подобрали и упаковали одежду, оружие и снаряжение драконов, затем залезли — я на Альту, а Ветка — на всегда теперь готового услужить ей Кирдана.

Драконы одновременно, под детский испуганный крик, прыгнули вверх, в прыжке развернули крылья и взлетели. Почти сразу же они очень аккуратно, к моему удивлению, встали в ряд и Альта со мной, припавшим к ее шее, повела их сквозь морозный воздух над белым застуженным лесом в поместье маркиза.

В ГОСТЯХ У МАРКИЗА


Быстро, через полчаса лету, показалось поместье маркиза. Альта резко спикировала, села перед домом и сразу отошла в сторону. Я слез, и она превратилась и надела одежду, которую привезла с собой. Первым делом мы раскрыли тюки с одеждой драконов. Вторым сел Кирдан, Ветка спрыгнула с него, и Кирдан тоже превратился и оделся. На крыльцо сразу выскочили управляющий, слуги, служанки. За ними вышли немолодой дворянин, в котором я узнал поместного мага-врача, и сам маркиз.

Все было спланировано заранее. Драконы по очереди садились, очень мягко приземляясь на вытянутые лапы, и мы с Кирданом, Веткой и Альтой вытаскивали усталых, засыпающих детей и строили в ряд. Те сразу начинали плакать от ужаса — похоже было, что речь Кирмона не оказала никакого действия, и они прямо-таки тряслись от холода и страха перед драконами. Я, признаться, не был удивлен, да и многоопытный Кирмон — тоже.

Драконы, не обращая внимания на свой груз, отходили в сторону, превращались и одевались, чтобы не удивлять людей лишний раз. Все они, и Кирмон первый, подошли к маркизу и официально поздоровались с ним.

Наконец, всех детей вытащили и пересчитали, и управляющий и врач повели их чуть не за шиворот, спотыкающихся от усталости, в уже подготовленный флигель с едой и постелями. Внезапно от колонны отделилась невысокая рыжая девочка в огромном тулупе, волочившимся за ней по чистой от снега дорожке. Она подошла ко мне с Альтой.

— Господин, — обратилась девочка на скандинавском диалекте Торских островов. — Как я могу к вам обращаться?

— Называй меня: господин граф, — удивленно ответил я, медленно складывая фразы на полузабытом мной после школы языке.

— Господин граф, мы вам все очень благодарны. Но они не могут сказать этого, потому что не понимают. Они были под заклинаниями и даже не знали, что их сейчас убьют. А я знала.

Я внимательно слушал. Альта тоже смотрела на девочку, приподняв брови. Краем глаза я заметил, что Ветка, маркиз, Кирдан и Кирмон приблизились, чтобы слышать разговор.

— Видите ли, господин граф, мама всегда говорила, что я не поддаюсь заклинаниям. Когда ее убили, а нас увели как рабов и усыпляли волшебством, одна я не спала, только притворялась. Я всегда знала, куда нас везут. И в храме я всё видела и понимала. Мне было так страшно!

Слезы медленно потекли из ее глаз.

— И когда вы пришли и все они забегали, только я понимала, что сейчас нас спасут, и боялась умереть до этого. Я знала, что это очень злые люди. Но вы не испугались их. Вы сделали невозможное, прошли сквозь огонь и магию смерти, чтобы нас спасти. Вы настоящие герои, как в сказках, которые читала мне мама. Господин граф, ведь вы человек?

— Да, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал твердо.

— А эта красивая леди — эльфесса? А эта красивая леди — дракон? А господа вокруг — тоже драконы? Я просто хотела сказать вам всем спасибо за то, что я жива. И спасибо за то, что я не боюсь. Я хочу сказать за себя и за всех других детей. Не сердитесь на них за то, что они неблагодарны. Они просто не понимают. Но они проснутся, и тогда поймут.

Тут она не выдержала и заплакала.

— Я так благодарна вам! Я никогда, никогда вас не забуду!

И девочка вдруг, плача, упала на колени и обняла мои ноги.

У меня от неожиданности даже не нашлось, что сказать ей.

Она встала, подошла к Альте, ступая ногами в толстых носках по ледяной дорожке, и обняла за пояс. Альта осторожно погладила ее по голове, и девочка подошла к Ветке и тоже обняла за пояс. Несентиментальная и довольно жестокая Ветка, обычно презирающая людей, подняла ее на руки, прижалась щекой и поставила на землю. Затем наша эльфийка отвела за руку к управляющему, который молча ждал. По пути девочка поклонилась Кирдану и драконам, которые стояли сзади и тоже слушали, скрестив руки. Они тоже слегка поклонились ей на прощанье. И, наконец, она со страхом глянула на маркиза и исчезла в двери флигеля вместе с остальными.

Я был рад, что больше не вижу их. Нервы мои были напряжены после атаки на храм, и с меня было довольно детей на сегодня.

Маркиз смотрел на нас и молчал. Я посмотрел вслед детям, вздохнул, повернулся к Кирмону и сказал официальным тоном:

— Лорд Кирмон, очень благодарен вам за то, что вы дали мне возможность участвовать в спасении этих детей. Если вам нужна будет помощь в подобном предприятии в будущем, я готов.

— Спасибо, граф Сергер, — стряхнув оцепенение, таким же официальным тоном ответил Кирмон. — Я буду на вас рассчитывать.

Я почувствовал, как Альта прижалась горячей щекой к моему плечу. Тут маркиз сказал:

— Я как хозяин рад пригласить вас к столу. Я подозреваю, что вы устали сегодня. Более того, я не могу упустить случай иметь в гостях сразу двенадцать драконов. Прошу вас внутрь.

Драконы все разом посмотрели на Кирмона. Он кивнул им и сказал:

— Маркиз, мы будем счастливы воспользоваться вашим гостеприимством. Вот только нам надо отмыться от золы.

Маркиз Торн улыбнулся. Мы двинулись за ним внутрь, в туалетные комнаты и далее в банкетный зал, к огромному, уже накрытому накрытому столу с закусками и винами.

Сначала нам подали горячее. Мы свободно, без всякой чопорности разговаривали во время еды. Все устали сегодня, и было не до условностей.

На столе стояло превосходное местное вино. Маркиз уже много лет сам разливал и закладывал его в своих погребах. Мы налегли на вино под жаркое.

Затем подали суп, и начались разговоры. К моему удивлению, Кирмон без всякого нажима со стороны маркиза рассказал, что произошло сегодня. Маркиз внимательно слушал, но ничего не сказал. Он заметил только:

— Я знал, что Сергер — отчаянная голова. Но ведь он на фронте?

— Послезавтра граф вернется туда.

— Мой мальчик, — обратился ко мне маркиз. — Тут неудобная для нас ситуация...

Я знал, что у него на уме, и ответил:

— Я был бы рад, маркиз, если бы вы секретным образом информировали отца об этой истории. Мне с фронта делать это неудобно — контрразведка начнет жаловаться.

— Прекрасно, — просиял маркиз, которому не хотелось ссориться с моим отцом. — Я, конечно, позабочусь о детях, и без шума наведу справки. Если у них не осталось родителей... что ж, я воспитаю преданных слуг для себя. За девочкой я присмотрю — она, очевидно, одарена. Возможно, со временем пошлем её учиться магии.

— Вы всегда были для меня образцом благородства, маркиз, — искренне сказал я. — Но разрешите опять привлечь ваше внимание и внимание лорда Кирмона к рассказу девочки. Она не была под влиянием заклинаний по дороге сюда. Опросив ее, можно установить путь перевозки рабов.

Маркиз и остальные драконы замолчали и посмотрели на Кирмона.

— Да, это надо сделать, — согласился Кирмон. — Но вот то, что гнетет меня, несмотря на необыкновенно удачный день, несмотря на победу. Нам сегодня есть чем гордиться. Мы действовали хорошо, а Сергер, Ветка, Альта — просто великолепно. Для Альты сегодня вообще был первый бой (я удивленно глянул на Альту — она внимательно слушала отца). С посвящением в бойцы, Альта! С первым боем!

Мы все, и маркиз, как старый солдат, вместе с нами, подняли бокалы с вином и повторили:

— С первым боем!

Альта покраснела от смущения, встала и раскланялась с боевыми товарищами. После этого мы выпили бокалы до дна, и Кирмон продолжил:

— Я, как отец, горд таким началом. Но продолжаю: вот мы, драконы, считаем себя величайшими в этом мире. Мы, видите ли, намного старше. Для нас — прошу извинить меня за прямоту, маркиз, граф и леди — остальные расы как дети. Люди — дети, эльфы — дети, гномы — дети... И мы, считающие себя, так сказать, взрослыми, допускаем, что у людей на Островах крадут детей, запросто перевозят за полмира и приносят в жертву, чтобы создать амулеты для угроз нам. И я спрашиваю себя: не слишком ли мы оторвались от остальных рас? Я вполне поддерживаю политику его величества Великого Дракона в отношении Храмов Черного Облака: полностью уничтожить. От этого мир только очищается. Не пора ли сделать следующий шаг? На кой демон нам многовековая политика невмешательства, если вследствие её мы видим новые угрозы для нас — для нас, драконов!

Я никогда не слышал от драконов таких речей. У Ветки тоже полезли глаза на лоб. Один из драконов мрачно сказал:

— Полагаю, в ваших словах много правды, Кирмон. Как летописец операции я сохранил на амулете изображения всех мест этого Храма, и считаю нужным представить эти материалы в Большой Совет драконов. До этого мы имели на каждый Черный Храм две или три принесенные жертвы среди людей, несколько неудачных попыток захватить драконов и похитить эльфов, отдельные попытки заказать смертельные амулеты гномам, неудачные вербовки в племенах орков. Сегодня мы насчитали более ста детей, живых и мертвых. На мой взгляд, борьба переходит на новый уровень. Нам нужно не десять, а по меньшей мере тридцать драконов в группу, чтобы овладеть положением. Уверен, что Великий Дракон согласится с нами. Он тоже многое подозревает.

— Именно, — заметил другой, — и пора уже найти того, кто прячется за Храмами. Это безумные марионетки, и за ними стоит кукловод.

Я слушал эти загадочные слова и ровно ничего не понимал.

— Старый спор, — сказал третий. — Мы помним случаи, когда подстрекатели действовали даже из другого мира. Надо провести специальное расследование. В случае необходимости — нанести удар в ту сторону и закрыть входные двери. Нельзя позволить загадить наш родной мир.

— И почистить, прежде всего, этот мир, — продолжил четвертый. — Надо держать под наблюдением не только рабовладельцев, но и пиратов, наемных убийц, контрабандистов, тайных демонологов и прочих подонков. Людские, гномские, оркские и эльфские владыки извлекают из них пользу в борьбе друг с другом, и потому мирволят им, но мы-то понимаем, к чему это приводит.

— Это пока что был необходимый риск, — ответил Кирмон. — Политика невмешательства появилась не в пустом месте — она появилась после мировых и религиозных войн. Теперь я за вмешательство, но осторожное. Прямой атакой тут не решишь проблемы — только спугнешь кукловода. Я уверен, например, что, если хозяин Храмов еще существует, он теперь настолько осторожен с драконами, что у наших друзей Сергера и Дианэль намного больше шансов найти его и взять на крючок. От них он не будет скрываться, поскольку так же самоуверен, как и мы.

— А вот это хорошая мысль. Но давайте закончим спор сейчас и продолжим в Совете Драконов. Мы победили сегодня без потерь — отпразднуем! — сказал пятый голос.

— Празднуем победу! — хором сказали драконы, и мы вместе с ними, поднимая бокалы с вином.

Я не понял почти ничего сказанного драконами, и, поставив выпитый бокал, бросил взгляд на маркиза. И был потрясен — он, не участвовавший в разговоре, понял, судя по его лицу, всё сказанное, и сидел в раздумье, допивая свой бокал.

Наконец, мы закончили затянувшийся ужин и разошлись по комнатам спать.

На ночь Альта зашла ко мне поболтать.

— Ты сегодня заслужил начальное уважение драконов, — сразу сказала она. — Так что года через два можешь начать за мной ухаживать, никто ворчать не будет. Сегодня и я восхищалась твоей храбростью. Не будучи защищен ни броней, ни магией, ты пошел напролом сквозь очень сильный магический заслон, и пробился. А как я испугалась за тебя, знал бы ты! Как сказала Ветка, мы сегодня обе чуть не обмочились от страха.

И она дрожащими от волнения руками начала поправлять волосы.

— У тебя с ней было что-то серьезное? — затем спросила Альта. — А то Кирдан с ней спит каждую ночь.

— Пару раз, на границе, — честно ответил я. — Правда, её мать, как гостеприимная хозяйка, первой загнала меня в постель, чтобы я не жаловался, что в гостях скучно. А дочери остались на потом. Ну... эльфы есть эльфы. А когда мы пьянствовали на границе графства с молодежью из эльфийских патрулей, там было столько народу, что провернуть быстрый роман на сеновале еле удавалось — так, чтобы никто не заметил. Вот если я еще раз буду с визитом в Великом Лесу, то это будет другое дело. Ведь теперь она — моя боевая подруга, не отвертишься. Но сейчас я на войне, не до визитов к эльфам.

Все еще немного ревновавшая, судя по вопросам, Альта хихикнула, а я решил воспользоваться случаем и спросил:

— Слушай, а о чем это за столом говорил твой отец? Я никогда не слышал таких непонятных речей от драконов. Неведомый враг, закрытые проходы в родной мир, когда-то бывшие мировые войны...

— Ну, ты о многом не слышал, — лениво сказала Альта. — Я сама не очень знакома с тем, что говорится на наших драконьих советах. Всякие теории мировых заговоров, злодеи из других миров, предложения жестко контролировать разумные расы... Спроси у Кирдана, он этим интересуется, а я еще маленькая. Но вообще у драконов бывают самые разные дискуссии. Иногда слушаешь их и думаешь — да, это огромный опыт, светлые идеи, настоящая ответственность за судьбы мира. Иногда слушаешь — думаешь: да это компания ворчунов и старых болванов. А иногда уши вянут: ах, мы единственные разумные, а эльфы легкомысленны, а люди ни о чем ни думают, только воюют, а гномы помешаны на деньгах и шахтах, а орки так вообще ведут себя как обезьяны!

Она вздохнула и махнула рукой.

— Ты мне вот что лучше скажи: мне кажется, сегодня ты изменился?

Я повернулся, обнимая ее за плечо.

— А ты сама изменилась сегодня?

— Думаю, что да, — огласилась Альта. — Но не знаю, в чем. А ты знаешь?

— Пытаюсь понять, — искренне сказал я. — Я воюю уже полгода. Видел много убитых, раненых, беженцев. Мы насмерть стояли в обороне в начале войны, шли прямо на огонь в атаках. Уже всякое повидали. Я думал, что многое повидал, но сейчас... Такого дерьма, как сегодня, я еще не видел.

Я вздохнул.

— Торговля рабами, заклание детей в жертву — вот с чем надо бороться! А тут империя лезет на нас, потому что внутри у нее плохо, и советники императора хотят отвлечь народ. И что? Мы воюем изо всей силы, даем им по рогам, с большим трудом побеждаем. В результате захвачена абсолютно ненужная нам бедная провинция, тысячи погибших, сотни тысяч беженцев, миллионы золотых потрачены. А кто-то под шумок зарабатывает денежки — ворует детей у беженцев, грабит оставленные города вперед победителя, мародерствует... Мы, конечно, ловим таких и вешаем, расстреливаем, но, если не было бы войны — всего этого бы не было. Мы сражаемся, народы платят налоги на войну, даже короли войне не рады, хоть бы и победной, а кто-то делает деньги. А слова 'честь', 'оскорбление' — это прикрытие.

— То же говорила сейчас мне Ветка — есть видимость, а есть сущность. С виду война за славу, а по существу — разбой, и кто-то грабит обе стороны. Ты вообще можешь мне объяснить, что это Империя постоянно на вас лезет? Я так и не понимаю.

— Так мы же отделились двести лет назад — вот тебе первая причина. Амбиции — это сильная вещь. Конечно, есть и вторая — у Империи мало плодородных земель, поэтому не хватает хлеба и другой еды, они хотят наши земли, и ещё хотят пройти через наши границы на юг, в Сартию и в Загорье, где земли много, а людей мало — дикие места. Мы туда не идем, потому что у нас людей не хватит, дай боги нашу страну самим освоить, а у них переизбыток людей. Но вот именно эта война, где мы с тобой сейчас, началась по другой, третьей причине, как считает мой отец.

Альта подняла брови, удивленная количеством причин.

— Да вы, я вижу, добрые соседи, — хладнокровно заметила она. — Всегда готовы схватиться. Действительно, люди есть люди.

— Именно, — сказал я, — только мы не хотим войны, а вот у Империи полно воображаемых и настоящих причин.

Альта хмыкнула, но ничего не сказала.

— На другом краю Империи зреют восстания, — продолжал я, — а в столице — заговор. Император решил ввести военное положение и заткнуть всех разом, а для этого начал войну с нами.

— Это что, такая идиотская схема — перебить в сражениях побольше своих и чужих под видом войны? — удивленно спросила девушка, не искушенная в политике.

— Он уже выигрывает в своей внутренней политике — пользуясь военным положением, всех зажал и многих арестовал, — пояснил я. — А если победит — получит выгодный мир. Тогда Империя захватит много земель, переселит туда бунтующих, а затем разгонит и перевешает оппозицию, особенно принцев. Но для нас-то эта война важнее, поэтому мы лучше готовились, лучше деремся, и сейчас начали побеждать. Ещё год — и мы полностью выиграем войну на суше, а они перейдут к пиратству на море. В прошлую войну, двадцать пять лет назад, они нам полстолицы сожгли пушками с моря. Посмотрим, что будет сейчас.

Альта слушала меня очень внимательно, накручивая черный локон на палец. Когда я замолчал, она кивнула и, по своей привычке, перевела разговор на другое.

— Кстати, знаешь, что сказал Ветке сегодня Кирдан?

— Нет, конечно.

— Что он сказал отцу, что хочет лет десять секретно поработать воспитателем в человеческом приюте для одиноких детей. Изучить людей.

От этой новости я аж подскочил. Дракон — и в человеческом детском приюте?! За последние дни пришлось повидать много чего странного, но это выходило за рамки всякого воображения.

— А что твой отец? — справившись с удивлением, осторожно спросил я. — Сильно... э-э... удивился?

Я хотел сказать "разозлился", но вовремя сдержался.

— А папа сказал: давай, если справишься, — спокойно ответила девушка. — Наберешься опыта общения с людьми, вырастишь хорошую молодежь. Ну и пошпионишь немножко для нас. Полезное дело.

Я так удивился, что посмотрел на Альту. Она улыбалась. Разрешение отца сыну, очевидно, не казалось ей странным.

Я задумался, и, кажется, начал понимать суть ответа. Пошпионить. Ай да Кирмон!

— Кстати, — вдруг сказала Альта, — я не успела рассказать тебе об одном семейном разговоре. Когда ты спас папу и я привезла его домой, на следующий день я зашла к маме. Она уже успокоилась, прекратила грозить, что всех чернохрамовников будет в у себя в пещере за ноги вешать и выедать им внутренности... не беспокойся, она этого не делает, только ругается... Во всяком случае, последние пятьсот лет... И она была занята — сидела и работала с каким-то чужим амулетом — изучала. И я сказала ей, что ты покорил мое сердце и через два года я желаю отдать тебе себя и свои чувства. Это формула такая... Она нисколько не удивилась, только усмехнулась и сказала, что в плен тебя брать не позволит ввиду дружеских отношений с вашей семьей — все отношения должны быть только свободные. И вообще, что я и она — не Санерис. Затем мама дала мне какой-то свиток и сказала — когда прочтешь, поговорим. Я страшно удивилась такой реакции и ушла, больше ничего не спросив. А свиток оказался подробным научным трактатом о сексуальных традициях, обычаях и извращениях людей... С точки зрения драконов, конечно.

У меня глаза полезли на лоб. Конечно, леди Арабелла — драконесса передовая и очень образованная, мастер амулетной магии, но так откровенно высказываться... Впрочем, я вспомнил, как перед отьездом в училище два с половиной года назад мама довольно откровенно обьясняла мне, с кем в столице можно спать, а с кем не стоит.

— Вот бы заглянуть в трактат, — пробормотал я.

— Я еще не дочитала, ты же видишь, занята — бегаю с тобой по Черному Храму, — хихикнула Альта. — Потом, если мама разрешит, дам почитать. Надеюсь, ничего оскорбительного на свой счет ты не примешь. Во всяком случае, узнаешь о интимной жизни своей расы много интересного. Но больше всего меня интересует, что она мне скажет по прочтении свитка?

Мы переглянулись и одновременно рассмеялись.

— Во всяком случае, мама не против тебя, — оптимистически заключила девушка.

Наконец, Альта и я наговорились и разошлись спать по отведенным комнатам.

После завтрака все наше благородное воинство, постаравшись не увидеть спасенных детей (ради их же спокойствия), попрощалось с маркизом и все поскорее улетели в наш поселок.

Там мы забрали свои вещи. Кирдан тут же посадил на шею Ветку в ее великолепной меховой пелерине и с драгоценным семейным оружием на спине, они попрощались со всеми и улетели в Великий Лес. Когда я махал им вслед, то вдруг подумал, что по дороге Кирдан наверняка заскочит в попутную таверну согреться от мороза, и конечно, доберется вместе с эльфийкой до постели. Я бы на его месте, во всяком случае, добрался бы.

Мы же с Альтой и Кирмоном двинулись в путь в обратном порядке: сначала подлетели поближе к полку, а там уже связались с Горманом по амулету. Он моментально выслал к нам Адабана с лошадьми, и мы все трое вернулись в полк. По дороге я болтал с Альтой о всяких интересных вещах: о её подругах — людях, эльфессах и драконессах, об учебе, о странствиях в горах. Я пытался выбросить из сознания страшные картины Храма. За год войны пришлось видеть много ужасного, но Черный Храм был страшнее всего. А когда я забывал о бойне в Храме, мне вспоминались странные речи драконов.

В полку в присутствии начальника разведки я официально заявил, что не хочу раскрывать детали операции посторонним, тот кисло улыбнулся и дело было кончено. Немедленно после этого Кирмон исчез до вечера, оставив Альту у меня в палатке — у него была секретная встреча с генералом, командующим нашей дивизией. Я нисколько не удивился, поняв после нашей операции, что легендарные драконы вовлечены в наши дела несколько глубже, чем все думают, а Кирдан заведует у них чем-то вроде тайной полиции или разведки. Мы с девушкой разговаривали о всяких пустяках, сидя у меня в палатке. В какой-то момент я решился задать ей вопрос, не дававший мне покоя:

— Ты знаешь, Альта, я не могу кое-что понять. Мы участвовали в тайной операции, я увидел и услышал много важных для драконов вещей. Твой отец в два счета завербовал меня для секретной войны против чернохрамовников. Почему это произошло со мной так быстро? Ведь секреты драконов хранятся тысячелетиями, и за проникновение в них можно серьезно пострадать.

Она улыбнулась.

— Но ведь ты не кто-то со стороны. Ты мой друг, и я и наша семья в любой момент можем поручиться за тебя Великому Дракону. Твой отец — старый друг нашей семьи, он помогает нам торговать с людьми и эльфами.

Лицо её стало серьезным.

— Кроме того, у папы не было выбора. Он не шутил, говоря о том, что мы с тобой — редчайшее явление. Поясню примером: ты помнишь, как лежал в дверях храма, а я прикрывала тебя телом?

— Трудно не помнить, — вздохнул я.

— Так вот, я прикрывала тебя не только от стрел, но и от драконов. Даже отец, сражаясь в храме, в боевом бешенстве не думал о тебе, а остальные так вообще вспомнили только после боя. Тебя могли попросту сжечь или раздавить. Поэтому я лезла в туннель как безумная — чтобы не потерять тебя.

— А Ветка? — спросил я.

— А Ветка знала манеры наших драконов, и сразу прилегла в угол туннеля, чтобы её не заметили. И потом, у неё есть эта врожденная эльфийская маскировка, такое волшебство, когда ты смотришь на эльфа — и не замечаешь. Могу открыть тебе маленький секрет — это действует даже на драконов. Так что на самом деле главный риск достался тебе. А я в основном только сдерживалась, чтобы не полезть в драку, а прикрыть тебя. Ну а помогла во время обвала. Между прочим, это первый подземный обвал в моей жизни.

— В моей тоже, — сказал я, передернув плечами.

— Ну а после драки в храме ты уже считаешься надежным другом драконов, — продолжила Альта. — И главное — моим товарищем по оружию, то есть личным другом. Объяснить, что это значит?

— Валяй, — легкомысленно сказал я. Для меня-то девушка-дракон всегда была другом.

— Это означает, что даже без разрешения Великого Дракона я могу прийти тебе на помощь в любом положении. Я имею право пустить в ход любое драконье оружие. Я могу сжечь толпу, войско, город, наплевав на политические последствия — если тебе угрожает опасность. Ограничений нет, если речь идет о личном друге дракона.

Когда до меня дошло сказанное, я с ужасом посмотрел на серьезную Альту.

— И на что мне это? Конечно, я очень благодарен, но...

— Драконы хотят, чтобы ты уцелел на войне, — без обиняков пояснила девушка. — И я тоже хочу, чтобы ты уцелел — любой ценой. Ты слишком дорог мне, и я готова разменять сколько угодно жизней на твою, если надо. Помни, никто не вмешивается в твою жизнь, никто не дает тебе указаний. Я, как твой личный друг, могу только просить тебя, хотя по старинным законам я как бы владею тобой... Ну, времена-то изменились. Я, конечно, не владею тобой, но готова помочь во всем. Даже если ты вздумаешь отделить свое графство от королевства — мы поможем. Кстати, это одна из причин, почему ваш канцлер подчеркнуто дружествен твоему отцу. Они, конечно, старые друзья, но, кроме того, старший граф Альбер — друг моего папы, владетельного драконолорда Кирмона, и вообще лицо, близкое драконам. Именно поэтому, полагаю, твоему деду и отцу сошли с рук разгромы герцогских армий, когда вас хотели подчинить соседи.

Я задумался над этими сведениями.

— Интересно, а король знает?

— Я уверена, что нет, — ответила Альта. — Даже канцлер, наверное, только подозревает истину. Возможно, он считает, что, когда граф состарится и передаст графство тебе, положение разрядится. Ну да, прямо сейчас! У старшего графа есть друг — мой папа, а у тебя есть друг в моем лице. Я тебя поддержу во всем, если это не будет откровенная глупость. А в этом случае я тебе отказывать не буду, а просто позову папу, он обсудит с тобой это дело.

И повторила:

— Ты понял? Я всегда поддержу тебя во всем, чего бы это не стоило.

Я вздохнул и сел рисовать ее, улыбающуюся, на бумаге свинцовым карандашем.

Вечером Кирмон и Альта уехали на моих конях, секретно оставив мне ещё два драконьих амулета вместо старых. Коней Адабан быстро пригнал обратно, и на этом короткое путешествие было закончено.

В ту же ночь мне приснился необыкновенно четкий и страшный сон. Я не запомнил его весь. В конце сна я летел на Альте сквозь клубы дыма, приближаясь к черным воротам. За ними, я знал, меня ждало что-то невозможно страшное, сводящее с ума. Бесстрашная Альта жалобно ревела, теряя силы, как в бою в Храме. Я не мог поднять головы и взглянуть в лицо врагу, но мы вдвоем все-таки продвигались вперед, к леденящему страху. Не знаю, чем бы кончилось там, во сне, но я внезапно проснулся с бешено бьющимся сердцем — как в бою. Пижама на мне была совершенно мокрая.

НЕПРИЯТНЫЕ ПЕРЕМЕНЫ


— Гирон, посмотри, что это за херня! — сказал я, входя в палатку и перебрасывая другу приказ, только что выданный мне в штабе полка.

Гирон на лету поймал свиток приказа и начал разворачивать, а я расстегнул воротник мундира и повалился на кровать.

— Это что за... — начал товарищ, пробежав глазами первые строчки. — Кто же переводит легкого кавалериста в тяжелую конницу? На хрена? И потом, у нас большие потери, а эти-то почти еще не воевали! Подпись маршала!? ... твою мать!

— Я тогда поцапался с генералом из-за секретности, и он, видно отомстил, — ответил я, не скрывая бешенства. — Похоже, моя удача кончилась.

Прошедшая без потерь 'атака храма', признанная драконами очень удачной, мне так легко не сошла с рук. Через три дня после возвращения я был вызван в штаб дивизии на, какой-то прямо-таки допрос, который вели неизвестные нам генерал и полковник в присутствии командиров дивизии и нашего полка.

— Где вы пропадали десять дней!? — начал с рева незнакомй генерал грозного, но на мой опытный взгляд, совсем не боевого вида. 'Смахивает на жандарма из департамента Королевских тюрем' — юмористически подумал я.

Ну, уж кого-кого, а чужого начальства в легкой кавалерии совсем не боялись, и я, не смущаясь, довольно нахальным голосом ответил:

— Был откомандирован по согласованию с фронтом и генеральным штабом на секретное задание к союзникам, господин генерал!, — опустив уважительное обращение 'Ваше превосходительство'.

— Я вам покажу, как разговаривать с начальством, — вдруг завизжал генерал, — заладили себе уезжать в незаконные отпуски в военное время!

Ну, я-то не какой-то там деревенский рекрут. Я — лейтенант легкой кавалерии и наследник графства Альбер, плевать хотел на крики в сущности даже не моего начальства и преспокойно пожал плечами.

— Если вы недовольны моим ответом, господин генерал, благоволите обращаться к моему начальнику командиру полка полковнику Больцу. Мы без его разрешения не то что в отпуск, а даже пернуть не смеем, как и полагается по дисциплине в легкой кавалерии. Наша легкая кавалерия, разрешите заметить — самый дисциплинированный и управляемый род войск, без этого мы бы и до линии фронта, членами землю бороздя под нашими клячами, в порядке доехать не смогли бы, как часто говорит господин полковник! — бодро ответил я.

Вежливая цитата из полковника, любившего крепкие выражения, но вне боя безукоризненно вежливого, вызвала улыбки на лицах моих командиров. Затем командующий нашей дивизией решительно заметил:

— Ваши странные манеры разговора с офицерами-дворянами заставляют меня сделать вам товарищеское замечание: легче, генерал, легче! Так у нас в дивизии с фронтовыми офицерами не разговаривают. Если батюшка лейтенанта, граф Альбер, вызовет вас на дуэль, только указ Его Величества сможет оттянуть ее от немедленного завершения. Учтите, что граф Альбер независим от герцогов и на них чихать хотел.

Генерал немного успокоился, сообразив, что он нарывается на серьезный скандал с известным представителем титулованного дворянства, и его линию продолжил полковник.

— Его высокопревосходительство слегка погорячился, — извиняюще сказал он, — мы всего лишь хотели узнать подробности операции.

— В соответствии с разрешением полковой разведки я дал слово не разглашать никакие подробности, — сразу заявил я. — Вызывайте представителя нашей разведки, а я здесь не при чем. Все детали извольте обсуждать с вышестоящим командованием, а слово о молчании графа Альбера твердо и незыблемо.

Этим я придал вопросу принципиальный характер. Теперь речь шла о моей чести, и присутствующие прекрасно меня поняли. Генерал еще долго пытался надавить на меня, ничтожного лейтенанта, но противопоставить дворянским правам не мог ничего. Равным образом ласковые вопросы полковника встречались мною полным молчанием. На все вопросы я тупо отвечал:

— Тем не менее слово дано, господин полковник, и заставить меня отказаться от него может, по Кодексу прав и обязанностей дворян, только прямой письменный приказ Его Величества.

Под конец, когда генерал в сердцах заявил, что я — жалкий упрямец, сдержанно улыбавшиеся командиры были принуждены решительно заявить, что он зашел слишком далеко. Я же, хладнокровно стоявший с тупым выражением на лице, тоже не выдержал и заявил:

— Если вы, господин генерал, соблаговолите своею волею отрешить меня от офицерского патента, то, не будучи скованным воинским уставом, я готов как младший граф Альбер ответить за свою позицию по этому вопросу и немедленно вызвать вас на дуэль!

И с удивлением услышал, как родной полковой командир вместо ожидаемых крепких выражений в мой адрес добавил:

— А я, как бывший командир, охотно буду секундантом графа.

На этом конфликт закончился. Командующий дивизией генерал Торелл своей волей прекратил допрос, видя, что дело пахнет серьезным скандалом, и все, так сказать, разошлись по своим делам.

Из дивизии мы возвращались вместе с полковником. Он всю дорогу молчал, сказавши только, подьезжая к полку:

— Какого хрена интендантским крысам у нас надо?

Я понял, что грозный и истеричный генерал был из интендантского управления.

— Разрешите спросить, господин командир, а этот полковник, что с генералом, он из каких будет? — деликатно сформулировал я вопрос.

— Вроде из разведки, а так там его никто не знает, даже в армейском управлении, — буркнул полковник. — И нашего разведчика не привели, и меня звать не хотели. Хорошо, командир дивизии без меня разговаривать отказался, вот я там и оказался. Что хотят, то и делают.

На этом разговор и закончился. Теперь, через половину луны, мне припомнили строптивое поведение и убирали из любимого полка.

Тыловые скоты!

Я даже растерялся сначала, что для боевого офицера — непозволительная раскошь, но, покинув полковника, на пути в палатку уже начал успокаиваться и рассуждать. Офицер на фронте всегда готов к неожиданностям, всегда отвечает ударом на неожиданный удар, выполняя боевую задачу и стремясь при этом сохранить личный состав — эти азы Устава вбиты старшими командирами в наши головы посильнее молитв.

Итак, что мне делать? Я бросил взгляд на стенку палатки, на портрет моей Альты... Первое — не сдаваться. У меня есть друзья, связи, родные. Я не кто-нибудь — я граф, дворянин высокого и заслуженного рода.

Я бросил взгляд на другую стенку, где висел карандашный портрет отца моей работы. Под ним на раскладном столике валялось Уложение о правах дворян. План, как и полагается в бою, возник моментально.

Первое — жалоба от отца в генштаб, через его друга, канцлера королевства. Даже две жалобы — о переводе сына не по роду войск (этого никто не любил), и об оскорбительном допросе дворянина неизвестными ему военными чинами. Это подогреет суп, так сказать.

Второе — моя жалоба по команде. Конечно, приказа маршала эти жалобы не отменят сразу, но через пару лун его смогут "забыть" без шума.

Третье — через отца уведомить обо всем лорда Кирмона. Эта история может быть связана с теми, кто поддерживает чернохрамцев.

После этого — по Уложению, даже на войне я имею право на отпуск на срок от двух недель до луны перед переводом в другой полк — если не идут бои. Право офицера! А сражений сейчас нет, на фронтах царит глубокое затишье, армии сидят в снегу и ждут весны. Пожалуй, удастся навестить родных в столице или даже в графстве.

И последнее, но тоже очень важное. Перед отьездом я должен устроить боевым товарищам прощальный пир. Полгода войны плечом к плечу — не шутки.

Все это я изложил Гирону, когда тот тоже успокоился. Товарищ внес кое-какие поправки в мои планы, и мы начали действовать.

Вначале я связался через амулет с папой. Он как раз был не так далеко — улаживал в столице наши дела с поставками продовольствия и холодного оружия в армию. Отец, как я и ожидал, пришел в бешенство и обещал немедленно запустить машину жалоб. Кроме того, он обещал сегодня же связаться с Кирмоном.

Затем мы с Гироном уселись и в течении двух часов сочинили жалобу начальству для передаче по команде. Тест жалобы вечером я продиктую папе по амулету, и наши стряпчие проверят ее, подправят и обратно продиктуют мне. Затем я перепишу ее, подпишу и вручу ротмистру для передачи выше. Это вызовет скандал, так нужный нам сейчас. Наши генералы не терпят, когда за их спиной кто-то переставляет туда и сюда так нужных на фронте боевых офицеров с репутацией — их офицеров, демон задери!

И вот наконец мы можем с удовольствием приняться за подготовку прощального вечера.

— Где делаем пьянку? — спросил Гирон. — В полку, или в ресторане?

— Зима, в палатках неудобно, — ответил я. — Я сниму городской ресторан.

— Всех офицеров приглашаешь?

— Да, всех, — решительно ответил я.

— Денег хватит? — озаботился друг. — У меня есть кое-что...

— Хватит, — весело сказал я.

— Может быть, мы подпишемся? По пол-золотого?

Нет, все за мой счет, — твердо сказал я. — Это же не похороны.

— Ты прав, — усмехнулся друг. — Кого еще пригласим — артиллеристов с наших батарей поддержки?

— Надо бы, — согласился я. — Поговорим только сначала с ротмистром и с полковником.

— Прекрасно, — продолжил Гирон. — оркестр какой возьмем? Наш или городской?

— Оба, — подумав, постановил я. — Поскольку пригласим на вечер городских дворянок. Устроим танцы.

— А может, просто шлюх приведем из борделей? — подал друг естественную мысль. — Выпьем, поедим, но танцевать не будем, а попросту перетрахаем всех.

— Тоже обсудим с полковником, — ответил я. — Ему решать. Сейчас мы на зимних квартирах, боевых действий не ведется, поэтому с него спрашивают за все скандалы и дуэли. Посмотрим, что он скажет.

Для меня подготовка к прощальной пьянке началась с упражнения в арифметике. Я умножил в уме четыре (число эскадронов в полку — это четыре ротмистра) на три (число взводов в эскадроне, в каждом взводе — лейтенант и два корнета), добавил адъютантов эскадронов и командира полка с его командиром штаба, интендантом и адъютантами — официально вышло сорок девять. Пятерых еще не хватало даже после последнего пополнения — значит, сорок четыре. Прибавил шесть артиллерийских офицеров из приданой нам батареи — всего пятьдесят офицеров и корнетов. Немного. Мы устраивали пьянки и на большее число участников.

К сожалению, полковник недавно получил из армии новые инструкции по части местных гостей:

— Никаких имперских дворянок, — заявил он мне с Гироном. — Мы — оккупационные части, и не можем сближаться даже с местными дворянами. На всех праздниках — только дамы полусвета, то есть нетутилованные. Оркестр можете нанять местный. Шлюх — пожалуйста, но не до утра — вечером все господа офицеры должны быть в расположении полка. Кто нарушит указание — безо всякого разговора отправлю в дивизию по команде на встречу с господином генералом. Мы во вражеских землях, господа!

Мы с Гироном удивленно переглянулись. До сих пор местные дворяне, учитывая давние разногласия с имперской столицей и считая их провинцию уже присоединенной к Родонии, относились к нам как к родным, и вроде даже собирались принести клятву нашему королевскому дому. Это что — мы их вернем императору, что ли? Новые веяния? А мы-то даже не пограбили по-настоящему — так, только купеческие склады с казенным товаром и имперские мануфактуры. Частный бизнес не обижали, лавок не грабили, город не поджигали...

Наши лица вытянулись.

— Позвольте, господин полковник, но вы ведь сами в коротких отношениех с некоей маркизой... — деликатно начал Гирон.

— Это другое дело, — моментально внес ясность наш бравый командир. — Безо всякой публичности, частным образом, можете трахать хоть титулованную дворянку, хоть ее мужа, хоть ее лошадь, но никаких собраний! Никаких речей, обещаний, совместных политических тостов! Наши с Империей соседи уже интересуются, не больно ли широко мы шагаем по континенту, громя имперские войска. Политика, господа, политика! Так что у нас теперь новая жизнь. Поменьше дуэлей, в том числе и с местными. Все пьянки не в поместьях, а в ресторанах, никаких поджогов, никакой стрельбы в пьяном виде, никаких избиений штатских — даже купцов. Только один местный оркестр на пьянку, не более одной шлюхи на офицера, после ночного сигнала зори — все движутся в расположение полка, будьте так добры. Помните, что мы на войне!

— Политика, ядрена вошь, — вздохнул я. — Но хоть вино-то не запрещают?

— Вино и водку не ограничивают, но при каждом офицере должен быть совершенно трезвый слуга или ординарец для доставления в расположение полка, — пояснил наш бравый командир, который и сам регулярно возращался в свою палатку лежа на руках адъютантов. — Еда, музыка и женщины — ваши, граф Альбер, на выпивку и на памятный подарок господа офицеры готовы скинуться. Справитесь, граф?

— Батюшка велел покрыть все, и вместе с выпивкой, — бодро ответил я. — Деньги имеются. Все сделаю от чистого сердца!

— И последнее, — полковник понизил голос. — Граф, немедленно отправьте своего эльфийского скакуна домой. На прощальный вечер собирается... то есть, может, так сказать, заглянуть командир соседней дивизии, дабы напоследок выбить из вас вашего эльфийского жеребца, к которому он все еще неравнодушен. Если откажете, дело кончится большим скандалом.

Мы с Гироном снова переглянулись.

— Сегодня же отправлю коня с вечерним конвоем в сторону столицы, и пошлю с ним слуг для охраны, — с искренней благодарностью ответил я старому воину. — Все равно мне скоро ехать в отпуск домой, так поеду на обычном коне. Я от души благодарен вам за совет, командир!

— Пустяки, — ответил любивший меня старик. — Да и больно жирно ему будет ухватить от вас подарок самой Владычицы! Потом год канцлеру не отпишемся. А с вас, граф — бутылочку вашего северного вымороженного шоптового самогона... для растирания. Ну-с, господа — все ясно?

— Так точно! — вытянувшись, гаркнули мы с Гироном и поспешно вывалились из штабной палатки.

— Добавь ему еще чего-нибудь, — шагая со мной к лошадям, негромко заметил Гирон. — Самогоном он действительно растирается, лечится от ревматизма. Надо еще ему и чтобы выпить чего хорошего. Мужик нас бережет как может.

— Есть пара бутылок эльфийского, — оглянувшись, чтобы никто не подслушал, ответил я. — Стоимость бешеная, а вкус — прямо услада дам. Престижная вещь.

— И у меня в обозе остался ящик шипучего, сунешь от своего имени, — добавил верный друг. — Одаришь нащего старика на прощанье. Без его командования ни хрена бы мы не побеждали в линии каждый раз!

— Это да, — честно согласился я. Полковник управлял нашими рядами в бою как бог.

— А соседский генерал — старая сволочь! — вздохнул Гирон. — Хотел опозорить тебя отказом перед лицом всех офицеров полка. Сказал бы про твое, якобы, обещание... Как тут отопрешься без шума?

— Ты прав, товарищ, — ответил я.

И вот главный зал в одном из лучших ресторанов города с обещающим названием ""снят на весь вечер, на люстрах сияют ароматические свечи и осветительные амулеты, на столах стоят цветы и дорогие вина, слуги господ офицеров и мои солдаты присматривают, чтобы штатских там и близко не было. Кроме официантов — никаких местных, даже дворян!

По нашему плану, утвержденному полковником, мы ужинаем (три перемены блюд) и произносим речи и восхваления. Затем к сладкому появляются музыканты, и верные Адабан и Горман привезут в заранее заказанных городских экипажах сорок пять женщин — лично отобранный Гироном цвет дорогих борделей города.

Все шло по плану. Я выслушал речи фронтовых товарищей и начальства, посвященные моим прорывам линии неприятеля. Поскольку мы побеждали почти всегда за последние полгода, сказанное было весьма близко к истине.

Полковник сообщил, что представил меня к медали за храбрость. Мы грянули 'Ура!' в мою честь, выпили по бокалу вина и сьели суп.

Перед жарким стало веселее. Теперь товарищи по оружию в своих речах вспомнили трофеи.

— В трех больших сражениях взвод лейтенанта Альбера захватил пять пушек и четыре телеги с пороховыми зарядами, — распинался мой ротмистр. — Притом он успевал поделиться трофеями с товарищами. Мы то знаем, сколько уже пропили на зимних квартирах — так вот, большая часть этих денег была получена от трофеев!

Товарищи по оружию снова грянули веселое 'Ура!', припомнив дележку трофеев.

После острого жаркого с овощами и разнообразных закусок вроде жареных зайцев, острых салатов и копченых рыб разного вида, еще поддавши вина, мы начали вспоминать всякие случаи. Товарищи заспорили, стоило ли нам с Гироном выкидывать пинками в снег шевалье Капро за недостойное поведение, и какого хрена он сбежал от дуэли с нами. Обсуждение сопровождалось всевозможными шуточками и хоровым исполнением веселых или неприличных песен. После долгой и горячей дискуссии, приправленной рассуждениями о традициях части, законах и правах дворян, сошлись на том, что Капро недостоин защиты. К этому времени половина господ офицеров выпила, пожалуй, бутылки по две вина и даже более, закрепив вино шоптовой водкой, и многие уже лыка не вязали.

Затем, обсудив всяких прекрасных пленниц, миленьких маркитанток и местных дворянок и актерок, мы закончили превосходный десерт, и, начав сладкое, начали томиться. Но наш наперсник разврата Гирон был начеку. Когда подали торты и кофей, он мигнул своему слуге, и внезапно в свободную сторону зала гусеницей осторожно, стараясь не задевать плечами пьяных офицеров, вползла линия прилично одетых людей с музыкальными инструментами в одной руке и стульями — в другой.

— Музыка, господа! — обьявил мой друг. Музыканты, под ободряющий рев пьяных офицеров, устроились поудобнее на стульях, проверили скрипки, кларнеты и барабаны, и грянули веселый танец.

— Нас посетили дамы! — еще громче заявил Гирон. Заранее привезенные из города девушки из самых лучших борделей для дворян, еще раз по приезде проверенные Гироном (как бы уродин не подсунули) и уже некоторое время ждавшие в другой комнате, скромно вошли в зал.

— Ура! — Снова грянули офицеры, энергично разбирая дам по столам. Еще бы — наш знаток красоты выбрал самых красивых женщин из самых шикарных "домов с женской прислугой" этого городишка! Таким образом, официальная часть и прощальный обед закончились, и начались развлечения.

Вот уже два часа мы веселились от души, невзирая на чины: танцевали, пили, снова закусывали. Пахло вкусной едой, цветами и ароматическими свечами. Мощные амулеты освежали воздух. Музыка гремела без остановки. В глазах большинства офицеров уже двоилось от выпитого, и дамы, расстегивая им помаленьку, уже прочно уселись на мужских коленях. Ах, как было весело, и я даже забывал иногда, что меня убирают из родного полка, где я пошел в свое первое сражение.

Пока что я почти не пил, будучи хозяином приема, и наш первый распорядитель пира Гирон, по моей просьбе, тоже оставался на всякий случай трезвым и весело поглаживал некую полураздетую малютку. И все же мы не ожидали вторжения непрошенных гостей.

— Прошу прощенья, полковник, за опоздание! — проревел высокий, широкоплечий и краснолицый генерал Леркон, командующий соседней дивизией.

Он был известен в армии не столько боевыми успехами, сколько тяжелым характером. У меня уже был с ним неприятный разговор в начале зимы — он желал забрать у меня моего эльфийца, хоть тресни! Когда он, за неимением других аргументов, заявил, что я недостоин такого прекрасного коня, у меня, помнится, голова помутилась от бешенства, и я, против устава, чуть не вызвал его на дуэль. К счастью, тогда полковник и я дали ему отпор, но, по словам полковника, генерал еще не угомонился.

Генерал ворвался в зал, полный веселья, света, цветов, музыки, дам и офицеров, безо всякого приглашения. За ним решительно шагали два здоровенных адьютанта. Я посмотрел на них и усмехнулся, находя, что рубил в капусту и не таких высоченных дубин. Кроме того, глядя на их мрачные физиономии, я заподозрил, что они уже обшарили без нас нашу конюшню и не нашли моего коня.

Мои гости были удивлены такой бесцеремонности, хоть бы и от генерала. Глотнув вина из свободного бокала, Леркон продолжил:

— Я не стал бы нарушать ваш праздник, полковник, если бы не маленький должок вашего отбывающего на другой фронт офицера. Он все еще держит у себя моего коня.

И, обернувшись ко мне, он громко спросил:

— А где же обещанный мне эльфиец?

Очевидно, генерал собирался ошеломить меня этой фразой.

— Со-жа-лею, ваше превосходительство! — бодро и четко ответил я. — Не имею чести знать о долгах и обещаниях, ибо в единственный раз, когда мы встречались — кстати, в присутствии господина полковника — я вам не имел счастья ничего обещать. Что же касается эльфийского скакуна, взятого моей семьей на время у Великой Владычицы эльфов, то на время зимнего затишья он отправлен к моему отцу с тем чтобы завести его обратно в Великий Лес на отдых. Поскольку я направлен на службу в тяжелую кавалерию, никакого легкого скакуна от эльфов для меня в дальнейшем не предусмотрено.

Глаза молодцеватого генерала выпучились от неприятной неожиданности. Он собрался действовать нахрапом, но вожделенный жеребец уже отбыл, и его невозможно забрать, хоть бы и силой!

— А ежели ваше превосходительство недовольно сказанным мною, то, как младший граф, я готов дать вам, как дворянин дворянину, любое удовлетворение, — закончил я твердым тоном. — Также и мой батюшка следит как за продвижением временного подарка Великой Владычицы, так и за моей и семейной честью!

После такого афронта у Леркона оставался только один метод — запугать меня, с тем чтобы я в присутствии свидетелей обещал написать отцу о передаче эльфийца в подарок. Разумеется, запугать криком.

— Никак обман?! Да я вам! Да я вас! — грозно загремел генерал, поднимая плеть, а его адъютанты схватились за сабли — но никто их, как ни странно, не испугался. Легкая кавалерия не из тех, кого можно запугать генеральским хамством! Я, как и всякий Альбер, естественно, не стал праздновать труса перед высокопоставленным хамом и тоже взялся за саблю, прикидывая, что лучше — разрубить плеть пополам или отрубить генералу кисть. Мой эльфийский клинок, легко рубящий металл, так и просился в дело. К счастью, тут в стычку вступил наш полковник.

— Господин генерал, — твердо сказал он. — Лейтенант граф Сергер Альбер — мой офицер, и я за него отвечаю. В своей дивизии можете оскорблять дворян как хотите, а здесь вы гость, и извольте вести себя как гость!

Одновременно мои боевые товарищи Гирон и Лоре пододвинулись с обеих сторон к адьютантам генерала, причем Лоре взялся за рукоять сабли одного из них, намертво зажав ему руку, а Гирон взял руку второго и слегка вывернул, и заодно совершенно случайно другой рукой ухватил со стола тяжелую бутылку — аргумент, серьезный не только для голов адьютантов, но и для их генералов. Остальные наши офицеры решительно встали за моей спиной. Сбоку пододвинулись гости-артиллеристы, моментально понявшие, что на нас наезжают. Они, кстати, тоже пришли с саблями.

— Да я честью клянусь...! — запальчиво начал генерал, но тут произошло для него нечто неожиданное. Полковник мигнул второму распорядителю ротмистру Гереку, и тот безапелляционно сказал:

— Благодарим за визит, а сейчас прощайте, господин генерал!

— Прощайте! — громко и решительно повторили уже достаточно настроенные против генерала остальные сорок пять офицеров.

— Да как вы...! — начал генерал, и снова все офицеры сказали хором:

— Прощайте!

Увы, по Уложению требование полкового офицерского собрания не может отменить никто, кроме командующего армией. Генерал покраснел так сильно, что я даже испугался, как бы его не хватил удар.

Мы уже приготовились получить дополнительное развлечение, то есть опозорить Леркона насильственным выводом из расположения полка по требованию офицеров, что серьезно подорвало бы его репутацию в армии. Но тут, к моему сожалению, в ресторанный зал через главные двери расслабленной походкой неожиданно вошел, как бы прогуливаясь по кабаку — вошел, я подозреваю, в момент, заранее согласованный с полковником — высокий и тонколицый красавец генерал Торелл, командующий нашей дивизией. За ним шагал адъютант — веселый капитан Меллор, хорошо нам знакомый по полковым пьянкам.

— Как, вы уже уезжаете, генерал Леркон? — задушевно спросил генерал Торелл. — Ну что ж, прощальный бокал, господа!

И он взял со стола нетронутый еще бокал темно красного вина высшей марки. Адьютант Меллор, весело улыбаясь, тоже вооружился бокалом, поспешно налитым ему расторопным Гироном.

Все несколько обалдели и замолчали, уставившись на высших чинов — даже женщины. Дело запахло серьезным инцидентом, и я начал лихорадочно вспоминать, в каком году в последний раз генерал нашей любимой родонийской армии получил по физиономии бокалом от другого генерала. Кажется, это случилось года за два до войны и привело к дуэли.

Наш генерал был в своем полном праве в нашей дивизии, и все это понимали. Наглые адьютанты Леркона чуть подались назад и даже, похоже, несколько протрезвели. Гирон и Лоре дружески обняли их за пояс, приготовившись то ли повалить на паркетный пол, то ли вышвырнуть в двери.

С минуту генералы смотрели друг на друга: наш, с тонким профилем и с ядовитой, но вежливой улыбкой, и Леркон с его круглым красным лицом — этот глядел на Торелла как бешеный бык. Затем сосед по линии фронта, не справившись с собой, хлестнул плетью по сапогу, прорычал что-то невнятное и выскочил из ресторана через главный вход. Адъютанты, отпущенные Гироном и Лоре, побежали за ним, чтобы успеть подать коня.

— Ну, наш бравый боевой товарищ, я вижу, уже достаточно повеселился и нашумел, как и всегда, — вежливо, но и с легким намеком сказал командир дивизии. — Впрочем, замнем пустяковые трения. Итак, граф, — ваше здоровье! Как жаль терять такого рубаку, как вы!

И он с удовольствием чокнулся со мной.

— Ваше здоровье, граф! Ваше здоровье, господин генерал! — весело грянули товарищи по оружию, поддержанные артиллеристами. Конфликт был окончен.

— У вас, однако, прекрасные гостьи, — осушив бокал до конца, весело сказал мне генерал, оглядывая опытным глазом дам полусвета, призванных из лучших борделей города увеселять нас.

— Вы позволите мне задержаться у вас? — спросил он, углядев одну из них, белокурую, с завитками у висков и оголенными белыми плечами.

— Счастливы будем, господин генерал! — гаркнул я, и офицеры радостно меня поддержали. Генерал поблагодарил за приглашение и подсел к белокурой даме. Мы тоже не стали стесняться и наполнили бокалы. Веселье продолжалось.

Разъехались мы с сигналом полуночной зори, прихватив с собой в палатки наших дам. Мне, как я и планировал, досталась широкоплечая брюнетка с меня ростом, даже не подозревавшая, как она похожа на незнакомую ей Альту.

Утром дама спросила меня, одеваясь:

— Скажите, граф, а что это вы все время ночью меня ящеркой называли?

Я, не смущаясь, ответил:

— Да ты на мою кузину похожа фигурой и цветом волос, у нее в семье прозвище 'ящерка'. Сама знаешь, какие у молодежи отношения с двоюродными и троюродными.

— Само собой, — хихикнула молодая женщина, завязывая шнурки на белье. — Их смолоду в постель укладывают, да и потом долго не бросают. Родня все-ж таки!

И, надев платье, пальто, шапку и сапожки, убежала в коляску, уходившую в город.

С утра я отправил с городскими экипажами всех остальных женщин по их веселым домам, и слуги закончили наши сборы. Уже в полдень я получил от полковника документы на отьезд и отметил место в обычном армейском ежедневном конвое, уходящем в столицу, для моих двух экипажей и шести слуг.

Мой взвод выстроился за спинами провожающих офицеров. Пожав товарищам руки, а Гирона и Лоре даже обняв на прощанье и шепнув: 'Напишу позднее!', я прошел к строю. Отведший отцу эльфийца и уже успевший вернуться Адабан в ливрее гордо шагал за мной и нес поднос с кошелями, и я лично раздал своим верным бойцам на память по пять золотых — для солдата огромная сумма, на которую можно купить участок или избу, завести приличное хозяйство. Вахмистру Наргону пришлось десять золотых в кошеле с моим гербом — за храбрость и поддержку. Кроме того, я лично пожал ему руку, отчего он чуть не прослезился — по всем понятиям, это была великая честь.

Не разводя лишней болтовни, я грустно сказал моим — впрочем, теперь уже не моим кавалеристам:

— Берегите себя, ребята. Славно повоевали вместе. Кстати, помните, я граф Альбер, и у нас в графстве всегда нужны верные люди. Рад буду после войны взять на службу своих старых, проверенных солдат — помните и об этом.

Затем громко добавил:

— Прощайте, молодцы! Благодарю за верную службу! Дай боги снова свидеться!

Внезапно слезы подступили мне к горлу. Я поскорее тронул коня и поскакал к трогающемуся конвою под прощальные крики.

НАЕМНИКИ


'Наемники — самые лучшие бандиты в действующей армии Родонии'. Слова Маршала Империи Дор Рока в речи для дворянства, объясняющей поражения на лесных фронтах.

— Я хочу задать тебе странный вопрос, — сказал я Горману, не поворачивая головы и внимательно следя за полевой дорогой.

— Слушаю вас, господин! — ответил слуга. Он ехал слегка позади меня, перед экипажами, и немедленно подтянулся поближе. Адаман, как и полагалось, сразу выдвинулся вперед, пока его господин занят разговором — и чтобы не слушать.

— Граф, мой отец, сообщил, что его торговые оппоненты не замешаны в моих переводах из конницы в пикинеры и из пикинеров в наемники. Кто-то давит на офицерское управление военного министерства, но это не интенданты. Генерал Меран, начальник управления, согласился, что то, что со мой творится — явление чрезвычайное, но обещает рассмотреть мои дела только через полгода — в связи с начавшимсмя наступлением на столицу Империи. Как точно установили друзья отца, генерал врет. Все удивлены такой пристрастностью Мерана, и после войны отец припомнит ему эту интригу. Но это делодругое, а я хочу спросить у тебя, Горман, поскольку очень уважаю твой опыт и чутье — какому идиоту понадобилось ломать мне военную карьеру? Ведь у отца нет настоящих противников при дворе.

— Км, — откашлялся старый солдат, удивленный вопросом из области политики. Я все больше обращался к нему за советом из военной области — Горман служил отцу всю прошлую войну с имперцами, перед этим десять лет тянул лямку в егерях и даже был женат первым браком на наемнице, оставившей яркие воспоминания о себе в нашей усадьбе. Более опытного советника в военном быте и в умении сохранит голову на войне трудно было представить. Но сейчас я обращался более к его необыкновенному чутью на опасность, скорее даже интуиции — особенно в странных происшествиях, в которых он был знаток.

— Я бы осмелился сказать, господин, — подумав, начал он, покачиваясь в седле и привычно оглядывая дорогу, — что торгаши здесь не при чем. Не та это публика, чтобы насмерть ссориться. Ведь ежели посмотреть трезво, кто-то нашему дому кровную обиду нанес этими делишками с лишением вас капитанского звания и переводами с фронта на фронт. За это даже знатные на дуэль вызывают, а вашего батюшку и так побаиваются — убьет за честь семьи. Да и у торгашей-то сегодня разлад, а завтра союз. Скажем, нужно будет им поверх заказов поставить бочек сто солонины для, скажем, солдат дивизии, или бочек пятьдесят копченостей и колбас для господ офицеров — их сейчас только у нас в графстве можно достать. Остальных уже повыгребли. Или строевого дерева на корабли поставить — опять к нам идти... Словом, с вами нет смысла ссориться. Опять же, такое обвчно бывает, когда офицер убил кого-то не того на дуэли, или соблазнил там дочку генерала...

И слуга внимательно посмотрел на меня. Я улыбнулся и ответил:

— Нет, перед началом военных действий мы с отцом все проверили, и, так сказать, закрыли все дела такого рода. Никто на меня сейчас не зол, кроме зарентовской принцессы, но она давно на родине. Я тоже так думаю, и никак не могу понять — из-за чего ко мне привязалисмь? Ничего такого я не делал, на дуэли давно никого не убивал, чужих складов не жег, разве что дворянку спас от поругания той зимой, да и то она оказалась родней короны и одновременно императора и ехала на всякие секретные переговоры. После войны мне за это и имперские, и наши наверняка обласкают. Больше ничего не могу припомнить.

— Я так думаю, вы немного ошибаетесь, господин, — осторожно сказал Горман. — Было одно скользкое дело, когда вы господина Кирмона выручили, а затем с драконами улетали на десять дней. Я не знаю, что там было, но вернулись вы оттуда — как из сражения. И ваша крылатая подружка на вас потом смотрела, как вас привезла обратно, словно вы там чуть голову не сложили. А она, хоть и ваша подруга старинная, но все же дракон, а значит, зазря не волнуется, им на все людское наплевать. А если вы чо-то там сделали для них, так за ними не заржавеет, драконы и за добро, и за зло платить умеют сторицей, мы-то в нашем графстве их знаем. Вот только если дело было серьезное, то и недовольные могли остаться, и тоже могут быть опасные персоны, так мне моя чуйка говорит. Вы уж об этом сами подумайте.

Я обернулся к нему с удивлением:

— А знаешь, ты, наверное, прав. Дело было трудное, а те, кого мы побили — та еще публика. И все странности у меня тогда и начались. Надо будет, пожалуй, поговорить по амулету с лордом Кирмоном.

За разговорами мы приближались к опушке леса. Грунтовая дорога входила в лес и тут же поворачивала. На повороте стоял пеший жандарм в полевой форме.

— Пароль? — спросил он.

— Ядро, — ответил я. — Отзыв?

— Кулеврина, — сказал жандарм и подошел ближе. — Прошу вас показать документы, господин лейтенант! — поднял он руку, не снимая другой с пистолета.

Я чувствовал, что несколько пар глаз внимательно разглядывают меня и слуг из-за деревьев. Жандарм казался настоящим — и форма, и поведение, и даже говор столичной области, откуда обычно рекрутировали военную полицию. Да и вообще, скрытый пост был обычным явлением в прифронтовых местах.

Я вытащил из-за отворота мундира мой армейский пропуск из дивизии в роту наемников. Жандарм, несомненно грамотный, быстро просмотрел бумагу и сказал:

— Прошу вас, ваше сиятельство господин граф. Сейчас наши уберут рогатки.

Тут же за поворотом зашумела трава и там что-то заскрипело.

— А если нежелательные лица пойдут через поляну? — с интересом спросил я.

— Там ямы с кольями устроены и железные звездочки против лошадей рассыпаны, — вежливо ответил жандарм. — Позвольте предупредить ваше сиятельство — дальше село, там пикинеры, а вот за селом стоят ваши наемники. А они чинов не признают, у них своя команда.

— Наслышан, — спокойно ответил я. — Посмотрим...

Я и Адабан проехали мимо раздвинутых рогаток, обмотанных для маскировки зелеными лианами, сквозь которые поблескивала сталь — похоже, примотанные лезвия от кос. Если кто и вознамерился бы перепрыгнуть ограждение на лошади, он рисковал распороть ей живот. Впрочем, подумал я, мой взвод сначала обстрелял бы защитников поста вплоть до полного подавления огня, затем спешился бы, обошел с двух сторон и растащил все эти рогатки вручную...

За нами проехали Горман и остальные слуги на повозках и мы нырнули в тень леса. Запахло смолой и лесными травами, запели птицы, и жуки и стрекозы, жужжа, залетали вокруг лошадей и и вокруг моих двух экипажей.

Хорошо накатанная дорога повела нас прямо. Теперь вокруг дороги лес был вырублен на сто шагов — так в начале войны готовились к быстрой переброске войск. На сегодня эти планы были отставлены. В этой дыре нечего было защищать и не на что наступать, а фланговые маневры дивизий и армий были невозможны из-за болот и чащоб. В дивизии мне сказали, что один раз, в самом начале, где-то неподалеку имперцы потихоньку протащили через чащи и накопили два полка пехоты и несколько артиллерийских батарей для наступления, но когда кавалерия из учебных лагерей взяла их в клещи на нашем конце лесов, они не успели отступить и разбежались по болотистым местам, где за несколько дней были окружены и пленены...

Ну и в тихое же местечко загнали меня — вздохнул я. Это, наверное, чтобы не заслужил орден или медаль за отчаянные баталии.

Через пять стадий справа от дороги появилось большое село, в котором кипела жизнь, слева — зданьице таможенного поста с флагом королевства и за ним укрепленный лагерь пикинерского полка — землянки, палатки, посты и так далее. В лагере как раз производилось ежедневное учение, гремело: "Пики упереть! Пики поднять! Пики упереть!". 'Опять пикинеры' — с усмешкой подумал я. 'Ничего себе фронт — прямо курорт какой-то!'. Как ни странно, полковой пост внимательно осмотрел нас, но останавливать не стал, когда я козырнул, проезжая мимо. Мы с Адабаном и Горманом переглянулись и пожали плечами — в действующей армии нас бы уже проверили раз пять при выдвижении к линии фронта.

— Интересная у них тут бдительность, — неопределенно сказал я несколько удивленным слугам.

Не заезжая в полк, мы поехали прямо к старой границе, где в полутора стадиях располагалась наемная рота, где теперь я должен был служить.

Рота стояла на левом фланге центрального фронта. Это был густой лес с заболоченными озерами, непроходимый для кавалерии, но очень удобный для заброски шпионов. Наемники наблюдали за разведкой противника и заодно за контрабандистами: те, несмотря на войну, не прекратили таскать запрещенные товары к нам и от нас.

Наемники разбили себе палаточный лагерь с обозом и кухней. Каждый день оттуда в лес выходили дозоры — следить за противником. Телеги и тягловый скот — лошади и волы — располагались рядом. Никаких укреплений, кроме прочного деревянного частокола, воины по найму не построили, и были готовы сняться и смыться в любой момент.

Первым делом я представился командиру роты, здоровенному сержанту по кличке Медведь. Это был огромного роста человек лет тридцати пяти, с очень короткой шевелюрой, и, в отличие от остальных, чисто выбритый. Лицо в шрамах контрастировало со спокойными голубыми глазами. Несмотря на рост, двигался Медведь легко, взгляд у него был внимательный, и я догадывался, что командиром его поставили не зря.

После этого слуги разбили палатку для меня рядом с частоколом и палаткой Медведя. Кони мои были обычные — эльфийского коня брать в не-кавалерийскую службу без частых передвижений я не стал. Их поставили в общей коновязи, и Адабан присматривал за ними. Слуги спали в соседней палатке, с другой от Медведя стороны, а в моей они, как всегда, создали офицерскую обстановку: походная кровать, походные стол и стулья, походные чемодан и сундук с вещами. Осенью, конечно, они притащат печку для тепла, а сейчас стояла поздняя весна, было даже жарковато в середине дня.

Еще в штабе дивизии я получил обязательную для наемников кличку. Теперь меня звали Конник.

На вечерней поверке Медведь представил меня сотне наемников, равной по численности пехотной роте. Я с интересом смотрел на неулыбчивых, стоящих в вольных позах мужиков в полевой форме. Среди них был один высоченный орк с черной шкуркой на плече поверх мундира (знак одного из Кланов Охоты), и один щеголеватый эльф с зеленой повязкой на голове, прикрывающей уши. Остальные наемники были явно уроженцы нашего и других приморских королевств. Почти все они демонстрировали разные типы бород и холодных взглядов. Никого из них я не встречал раньше.

Наемники имели нешуточное чувство собственного достоинства. Они смотрели на меня безо всякого интереса, с полным равнодушием. Это было понятно: по правилам, наблюдатели от армии менялись у них каждые три луны.

Меня несколько удивил образ жизни наемников. В отличие от обычного военного лагеря, где мне вечно козыряли солдаты и приветствовал дежурный офицер, здесь всегда было спокойно. Никто никому не козырял. За все отвечал сержант Медведь с помощником Лимаром — плотным улыбчивым бородачем среднего роста, с пронзительными, несмотря на улыбку, глазами. Распорядок дня у наемников был — проще не бывает. Проделав обязательное учение в первой половине дня, после обеда они или отдыхали, или принимали в палатках маркитанток и одиноких женщин из ближнего села. Днем пили воду и пиво. Крепкие напитки в умеренном количестве — только вечером. Маркитантку, принесшую в лагерь неразрешенный командиром самогон или "дурь", могли самое малое выпороть, а то и отправить в полевой трибунал.

После вечернего построения трубили ночную зорю, тушили огни и ложились спать. Часовые (без ружей, но с мечами и пистолетами) по двое стояли на углах лагеря, меняясь шесть раз в сутки. Судя по всему, Медведь умел поддерживать дисциплину в своем маленьком лагере. Ну, а в случае наступления противника, я взял бы управление сотней наемников в свои руки и влился бы в полк пикинеров как сотня легкой пехоты.

Как оказалось, служба в наемниках имела и забавные моменты. Когда я переходил из легкой в тяжелую кавалерию, а оттуда в пикинеры, никто не смел приставать к моим слугам — слугам графа. Конечно, принимали меня офицеры с известным недоверием, как чужака, но после первого боя все сглаживалось, а кто был недоволен мною — изволил получить вызов, и я живо его успокаивал. Кроме того, об отчаянных и победных рубках нашего полка слышали даже и на других фронтах, и обо мне — тоже. Словом, там проблем не было, и я был несколько удивлен началом первого дня в наемниках. Я как раз пил утренний кофей в палатке, когда где-то в стороне послышалось:

— Ты к чьему коню лезешь, болван?

Это был голос Адабана. Он как раз привел коня с прогулки. Кто-то грубо ответил ему:

— Заткнись, щеголь нетраханный! Мы тут воюем, не кофеи распиваем. У наемников все кони общие, запомнил?

— Вот как? — ласково спросил Адабан. Затем послышался шум сброшенного с лошади тела, гневный крик, сильного удара и снова шум упавшего тела. Несмотря на несколько изнеженный вид, красавчик Адабан был отменным бойцом — умелым, сильным и выносливым, хотя и не служил, как Горман когда-то, в наемниках.

Я лениво поднялся и вышел из палатки как раз в тот момент, когда Адабан умело связывал повара наемников.

— Отпусти его, пусть катится, — спокойно заметил я с чашкой в руке.

— Не по правилам нашим это, — еле встав, начал морочить голову повар, мужик несколько звероподобного вида. Я, не обращая на него внимания, сказал слуге:

— А позови-ка Гормана, он объяснит ему службу.

— Я здесь, господин, — поспешно сказал Горман, выходя из-за второй нашей палатки. — Сейчас я ему пообъясняю. Не по правилам, говоришь? — дружески спросил он оторопевшего повара. — Учить нас будешь? А вот это видел?

И тут мой старый опытный слуга вытащил из-за пазухи и сунул ему под нос довольно редкую вещь — медный медальон ветерана двадцатилетней службы. Такой медальон получали только очень опытные наемники с безупречной репутацией, элита Цеха наемников.

Повар внимательно рассмотрел медальон Гормана и помрачнел.

— А что вы в слугах тут делаете, старший?

Вопрос был законный, по правилам цеха.

— Это не дело цеха, а мое личное дело, и тем более не твое, — спокойно ответил старик. — Пошел отсюдова, и больше головы нам не морочь.

И повар быстренько убрался с синяком под левым глазом — прямой правой у Адабана был хорошо отработан. Я только усмехнулся, допивая кофей и наслаждаясь утром.

На этом все и закончилось, и больше наемники моих слуг не проверяли, а Гормана стали даже немного побаиваться: оказалось, что он был в Цехе уважаемой фигурой.

Так начался мой первый день у наемников.

Далее, с утра я наблюдал за учением. Начали на стрельбище, расположенном за палатками. У всех наемников имелось по ружью и самое малое о два пистолета. Стреляли они хорошо — и одиночную цель. и залпом, что легко обьяснялось как опытом и слаженностью наемников, так и тем, что, в отличие от линейной пехоты и легших вольтижеров, все они имели довольно дорогое личное нарезное — да-да нарезное! — оружие.

"Вот это да!" — подумал я. "Ну и дела здесь творятся. В нарушение всех уставов в армейской роте, хоть и наемной — у всех некалиберное нарезное оружие!"

Но, конечно, промолчал, поскольку это было не мое дело.

После обязательной стрельбы из пистолетов, ружей и луков (я в ней не участвовал, только наблюдал) мы провели занятия в фехтовании затупленными саблями. Практически все были опытными фехтовальщиками, хотя мастеров меча в команде я не заметил. Не думаю, что мог ошибиться: еще перед офицерской школой отцовский учитель фехтования довел меня до мастерского уровня. За два года войны я встретил только двух или трех бойцов, сравнимых со мной по умению драться на саблях.

В отличие от огнестрельного, все холодное оружие было довольно обычных образцов, состоящих на вооружении армии. Ни волшебных клинков, ни дорогих и экзотических мечей и шпаг в руках бойцов не наблюдалось. Я с интересом смотрел на бой мечами и саблями в линии, когда Медведь обратился ко мне:

— Конник, сможешь показать бой один на два и на три?

Это, конечно, была проверка. Я без лишних усмешек кивнул головой, взял со стола с оружием затупленные саблю и кинжал, покрутил их в руках и молча вышел на линию.

По кивку Медведя два наемника неожиданно бросились на меня. Я привычно шагнул налево, прикрывшись ближним бойцом от дальнего, отбил удар и сразу малоизвестным приемом обезоружил первого и выбил с линии ударом ноги в грудь, как обычно делают в рукопашной. Затем я отбил удар второго, зажал его саблю кинжалом на замахе и коснулся шеи саблей. Тот, не теряясь, нырнул под саблю, пытаясь ударить меня кинжалом, но заработал удар локтем сверху в шею и растянулся на земле.

— Ух ты! — одобрительно сказал Медведь. Второй поднялся, отряхиваясь от пыли, и бросил оружие: признал поражение. Первый поднял саблю и спросил:

— Еще раз?

Медведь кивнул, и боец атаковал. На четвертой схватке я опять выбил его саблю из рук, и наемник улыбнулся и поднял руку.

— Да, куда мне против тебя, — прямо сказал он.

— Теперь трое! — весело скомандовал Медведь: схватка ему понравилась. И три наемника кинулись на меня.

Некоторое время я крутился вокруг них, пользуясь своим преимуществом в быстроте, технике и уклонах. Тем не менее они были хорошо слажены в бою, и понадобилось некоторое время, чтобы разбить и по частям уничтожить тройку. Оживившиеся наемники оживленно комментировали схватку.

После фехтования начался бой дубинками, копьями и рукопашный бой. Как я и ожидал, многие наемники небольшого роста дрались руками и ногами получше здоровенных бойцов, демонстрируя неплохие гибкость и растяжку. У всех был хорошо поставленный удар — первое дело в рукопашной схватке. Опять-таки, я имел преимущество после многих лет тренировок с отцовским учителем боя, и свалил немало противников и бросками через голову и плечо, и ударами в голову руками и ногами. В общем, после первого учения какой-то начальный авторитет среди бойцов я завоевал, как и полагалось кадровому офицеру.

— Да, ты мастер, — коротко подвел итоги выступления Медведь. Наемники одобрительно кивали, кое-кто попросил повторить показанные приемы. Я охотно помогал бойцам, выступая в привычной роли учителя, как и должно командиру, каковым я, правда, здесь не был.

Общее впечатление от учения и от бойцов Медведя было хорошее. Вообще, несмотря на вольное поведение, наемники считались умелыми бойцами. Они твердо держались правил своего Цеха и никогда не бросали своих в бою. В массе своей наемники были хорошо подготовлены для партизанской войны и разведки в лесу, и славились как стрелки и мечники. Война была только одним из занятий Цеха Наемников: они также нанимались в охрану караванов, торговых кораблей, обозов или путешествующих дворянских семей.

В этой группе была также женская партия: три наемницы, оставшиеся от взвода в восемь женщин после последнего наступления в прошлом году. Обычно наемницы отличались воинским искусством: иначе не выжить среди мужчин-солдат. По неписаным правилам, они держались подальше от наемников-мужчин, и мужики даже боялись лезть в дела "этих диких кошек". Все дела, в том числе и интимные, боевые дамы проворачивали в своем узком кругу. К этому давно привыкли за несколько веков существования Цеха Наемников, и даже не считали необычным. Как правило, женщин посылали на разведку.

Я встретил "наших" наемниц на третий день. Они вышли к лагерю после небольшого рейда, грязные, но целые. Как выяснилось, наемницы перед отходом обратно просидели на краю болота день и ночь, наблюдая за противником.

Три женщины устало шли по лесной дороге к палаткам. Впереди шагала широкоплечая и высокая (пожалуй, выше меня), с мечом в руках, за ней — тонкая и среднего роста, с луком на плече. Последней еле шла маленькая, с длинным кинжалом на боку. Они были похожи на комы грязи и листьев. Я, стоя у своей палатки, внимательно рассматривал их, особенно тонкую с луком, чувствуя, как у меня внезапно забилось сердце. Это была эльфийка.

В первые дни кое-кто из молодых наемников показали себя забияками и насмешниками, а повар даже схлопотал по шее от Адабана за манеру общения. К моему удивлению, никто из наемников не смеялся над грязными девушками. Двое — какой-то невысокий остроносый наемник и эльф — тут же поставили греться воду девушкам для мытья на кухне, причем невежливый повар даже не пикнул.

Патруль доложился сержанту Медведю. Он, забрав письменное донесение (кто-то из наемниц был грамотен), ушел в штаб полка. Тонкая и маленькая наемницы не обратили на меня внимания и тяжело уселись на землю у своей палатки, большая же, скользнув взглядом, тихо спросила эльфа:

— Колючка, это кто такой торчит?

— Новый наблюдатель от короля, — равнодушно ответил эльф, подбрасывая дров в огонь под чаном с водой. — Лейтенант, зовут Конником. Третий день здесь. Стреляет хорошо. На коне отлично сидит, но тут ему не скачки. С ребятами на учении рубился хорошо, это он умеет. В бою еще не видели. Пьет мало. Никодема уже приложил за хамство.

— Как это он? — не поверила наемница. — У Никодема кулак ого-го какой, и дракe он в цирке обучился, когда кулачным бойцом был.

— А этот уже третий год на фронте, и у пикинеров был, и с конниками наступал. Вежливый, но шуток не любит. Никодему он так дал, что тот целую ночь и еще полдня лежал и трезвел. А дела этот хлыщ на Никодема не завел. Не оскорбился, значит.

Я и не ожидал, что наблюдательный эльф так быстро меня раскусит — за три дня.

Дел у меня, собственно, было немного: я знакомился у Медведя и его помощника Лимара с копиями донесений и с обстановкой, готовился выйти в дозор с патрулем. Обстановка была спокойная. Контрабандисты ползали со своими тюками где-то с краю леса, не в нашей зоне, нечастые разведывательные группы противника встречались огнем, опасности не замечалось. Ознакомившись с обстановкой, я решил, что три луны у наемников будут скучными.

Я и не подозревал, как сильно ошибался.

Впрочем, тогда вся эта история вообще начала вызывать у меня серьезное недовольство. Судите сами! В то время когда штурмовой корпус моего бывшего фронта в очередной раз застрял в укреплениях перед столицей Империи и не смог окружить ее, когда моя родная кавалерия грабила и вообще разоряла столичные провинции врага (не такое легкое дело, между прочим!), и Черный и Красный флоты вели отчаянные сражения с крейсерской эскадрой имперского океанского флота, рвущейся к нашей столице и ее военному и торговому порту, самому большому порту моей Родонии, словом, когда решалась судьба всей войны — я сидел на каком-то чуть не курорте мирного времени, где боевой офицер мог только обучать наемников рубке, ловить вшивых контрабандистов с их тюками необандероленного кофея в зернах, незаконно мытым золотым песком и мешками с дурман-травой, пить запоем, а вместо скучающих дворянок и курортных служанок трахать местных селянок.

Более того, я привез с собой предварительное направление — через три луны — в Черный флот. Это тоже не обнадеживало. За два года войны там перебили почти всех офицеров морской пехоты в абордажах, и пополнять их собирались офицерами пехоты и почему-то кавалерии. Я был в списке.

Ну, спасибо, Главный Штаб! Я еще более уверился, что многие наши штабные генералы попросту выжили из ума. Надо сказать, что море я люблю, в отрочестве на летних каникулах немало походил в океане на яхте моего дяди, но одно дело — отдыхать на море, а другое — воевать. К тому же снобизм, сильные кастовые чувства военных моряков и их презрение к 'сухопутным крабам' не были секретом.

Тем не менее, служба продолжалась. Хрен они там дождутся плохого отзыва обо мне!

В первом донесении в дивизию я положительно оценил дисциплину и командира наемников. Не стал писать, конечно, что по первому впечатлению Медведь был не так-то прост, только притворяясь деревенщиной. Это было обычное дело для бывалых сержантов — мой Наргон был таким же. Что касается Лимара, мне он показался опытным наемником, но очень себе на уме.

Через десять дней, когда наемницы в третий раз вернулись из дозора, эльфийка, еще не отмывшись, принесла донесение в наш маленький штаб в палатке Медведя. Медведь взял бумагу, внимательно прочитал, и, как обычно, направился в штаб полка, бросив мне на ходу:

— Конник, поговори с ней о разведке, если хочешь. Ее зовут Лиана, если

Эльфийка поправила грязные волосы, равнодушно посмотрела на меня и сказала:

— Вопросы будут, Конник?

Здесь все обращались ко мне на ты, как и принято у наемников.

— Возможно, — сказал я и посмотрел в щель палатки. С моей стороны никого рядом не было. Эльфийка тоже посмотрела в смотровые щели со своей стороны и кивнула: рядом никого не было.

— Какого хрена я не помылась, — капризно сказала она. — Сейчас бы трахнулись.

— Ты сначала скажи, Ветка, что здесь делаешь? — тихо спросил я. — Я тебя, кажется, уже всю войну рядом вижу.

— А ты что здесь делаешь? — так же тихо отпарировала Ветка-Лиана, усаживаясь прямо в грязной одежде верхом на грубый деревянный стул сержанта.

— Я служу.

— Ну и я служу.

— Кому?

— Вам и нам. Мы сейчас союзники.

— А наши знают? — с интересом спросил я.

— Дивизионная разведка знает, — спокойно ответила Ветка, смахивая подсыхающую грязь с формы на пол. — Так что я здесь законно, только секретно. А что я здесь делаю, потом скажу как-нибудь, хорошо? Не здесь. У меня свое задание.

— А чего это ты такая кислая? — спросил я. — Я тебя не узнаю.

— Это легенда такая у меня, притворяюсь по ней.

— Официально я изгнанница, живу без духовной поддержки Великого Леса, вот и хожу в дурном настроении, то есть в депрессии, — объяснила Ветка. — Режу врагов, крою матом друзей, сплю только с подругами. Они тебя интересуют?

— Как и все, связанное с тобой, — улыбнулся я. — Вы там очень необычные.

— Да уж, — тихо усмехнулась Ветка. — Я считаюсь изгнанницей — как убийца по неосторожности. Так официально, а в документах я как будто пристукнула там одного нашего, а семья отмазала от казни. Только изгнание, мол, дали на пять лет. Нас только трое. В прошлом году было восемь, и девочки были стоящие. К сожалению, когда противник сдуру пошел в наступление, мы все были в патрулях в лесу, и нас накрыло, только мы с Гоби и Змеей с нашего фланга успели добежать и предупредить, остальных вырезали. Когда имперцев перебили, мы тела девчонок нашли в лесу. Так что от разведывательной группы осталось меньше половины.

Ветка вздохнула, очевидно, вспомнив подруг.

— Гоблинша — это большая такая — мечница, профессионалка, воюет всю жизнь. Правда, по поводу неё у меня в последнее время появляются разные мысли. Потом скажу. Гоби, то есть Гоблинша — хорошо бьется мечом, прилично стреляет и очень хорошо дерется в рукопашной, сильная и тренированная на всякие штучки. С мужиками вручную запросто управляется. Очень спокойная и деловая.

— Надежная? — спросил я.

— Очень надежная. Ещё Змея — наша главная разведчица. Ползает совершенно незаметно, отлично стреляет и работает ножами, может даже стоять с кинжалом против меча. С мечом работает средне. Бегает очень быстро, только я могу догнать её в лесу. Даже мужики не могут. Хорошо дерется. Отлично бросает ножи и отравленные стрелки. Она вынюхивает противника, я прикрываю её, а Гоби — нас обоих. Что еще? В постели Гоби тоже спокойная,а Змея горяча, как эльфийка.

— А это тут причем? — удивился я. Вечно наша Ветка о постели!

— По правилам, чтобы со мной дружить, надо дружить со всей командой, — ехидно объяснила неугомонная Ветка. — Но они тебе понравятся. Даже вот у Змеи хотя и тяжелый характер, но если ее не доводить, она хороший друг. Она тоже будет твоей, если хочешь. Ну и Гоби — великовата для тебя, но нам подходит. А тебе, наверно, не очень понравится.

— Нет, я так не хочу, — сказал я. — С наемниками перессорюсь. А по-другому?

— Кто-то идет, — тихо сказала Ветка. — Единственное место, где нас не замечают — болото, — равнодушным голосом сказала она. — Хочешь идти с нами — потом будешь отмываться.

— Не тяжело в грязи? — спросил я, подыгрывая.

— Плевать, — безучастно сказала она. — Отмываемся. Если хочешь идти с нами, заходи вечером, — добавила она, хладнокровно осматривая меня сверху донизу. — Дворянин?

— Да, — удивленно сказал я.

— Положим тебя на Змею, — холодно сказала она. — Она из образованных, и такому кавалеристу по росту.

Медведь, как оказалось, уже стоял у входа, с интересом слушая наши препирательства.

— О чем это ты? — прямо спросил он Ветку.

— Я так шучу, — издевательским тоном сказала она. — Хочет в лес на разведку с нами идти, вот и объясняю.

Я, улыбаясь, посмотрел на Медведя:

— Над тобой они тоже смеются?

— Иногда, — ухмыльнулся сержант и поглядел на комья подсыхающей грязи на полу своей палатки.

— Эй, Лиана, а кто грязь убирать будет?— холодно спросил он вслед уходящей эльфийке.

— Сейчас переоденусь, вымоюсь и приберу, а то больше запачкаю, чем почищу, — лениво ответила эльфийка. — Или Колючку попрошу, он сегодня трезвый.

Ее ответ поразил меня. Чтобы высокородная Ветка что-то прибирала, хоть бы и за собой?! Да еще по приказу какого-то сержанта? Да, подумал я, это точно разведывательная операция.

Следующий день был церковным — день Богини Судьбы. С этой богиней наемники не шутили — себе дороже. С утра они молились и отдыхали. Пользуясь свободным временем, я по приглашению Ветки нанес наемницам неожиданный, но дружественный визит.

— Разрешите войти? — громко сказал я, стоя у занавешенного входа женской палатки.

Я неплохо подготовился, надев чистый и выглаженый Горманом мой самый первый мундир лейтенанта легкой кавалерии, но без ордена и медалей. В одной руке я держал бутылку хорошего вина, привезенную из дома, в другой — букет ярких полевых цветов, собранный на опушке под руководством опытного Адабана.

— Заглядывай, — сразу же донесся изнутри решительный голос Ветки. Эльфийка, видно, боялась, что ее боевые подруги сходу пошлют меня куда подальше, и немедленно добавила:

— Я его видела вчера у Медведя, он мне понравился.

— Вхожу, — информировал я, отодвигая занавес из грубого полотна и заглядывая внутрь.

Судя по всему, девушки уже помылись, поели и лежали на самых настоящих деревянных кроватях, застеленных одеялами разнообразной расцветки.

В палатке было светло и чисто, приятно пахло. На открытых оконных прорезях висели пучки цветов и трав, над кроватями — какие-то игрушки, и только у каждого изголовья лежали, как по уставу, слева — меч и кинжалы, а справа пистолеты. Чистая форма, аккуратно сложенная, лежала на тумбочках, сколоченных из артеллирийских зарядных ящиков и покрашенных в веселый розовый цвет.

— Однако! — сказал я, переводя удивленный взгляд с женской розовой мебели на открытые окна с противомоскитной марлей на них. — А товарищи по оружию не подсматривают?

Нелепая фраза вырвалась у меня, конечно, от удивления, и Ветка немедленно ответила:

— Раньше заглядывали, и Гоби ими вход подметала. А потом пересчитали синяки и шишки и решили вести себя скромно. Один так и руку себе вывихнул, когда вздумал кобениться, и Ева запустила его через ограду. А потом ему старшие наемники добавили. У нас тут никто не наглеет, учти.

— Понятно, — сказал я, приходя в себя. — Не сомневайтесь, учту. Здравствуйте, леди. Я — новый наблюдатель, меня зовут Конник. Разрешите познакомиться?

Это было несколько рискованно, но я надеялся на Ветку: по крайней мере, не вышвырнут из палатки сразу.

— Мы не леди, — отпарировала огромная и широкоплечая, но довольно стройная Гоблинша. У нее было правильное лицо, но его выражение портила твердая складка губ.

— Ну, рано или поздно будете, — спокойно сказал я. — Так можно войти?

Не успели Гоблинша и Змея послать меня куда подальше, как Ветка лениво ответила:

— Я тебя уже пригласила. Заходи, присаживайся.

Я вошел, то есть сделал шаг вперед и огляделся.

На кровати у входа лежала Гоблинша в длинном неформенном платье. Она смотрела на меня безо всякого интереса, что показалось мне несколько наигранным. За ней стояла кровать Змеи, а с другой стороны на кровати уже сидела с легкой скучающей, чуть презрительной улыбкой наша Ветка.

Если бы я не помнил совершенно отчетливо, как она принимала меня в своей семье как гостя Владычицы, или, скажем, как пьянствовала со мной в наших трактирах и страстно тащила меня на поляну, раздевая на ходу, а также как она на бегу без промаха пуляла из-за спины в моих противников, а также лежала со мной в завале под бронированным драконьим животом — я бы не поверил, что это высокородная эльфесса, родственница принцесс. У нее был вполне потрепанный, но все же опасный вид эльфийки-изгнанницы, пробавляющейся в наемниках обществом нетребовательных подруг и убиением — для развлечения и морального удовлетворения — людей и прочих противников на регулярной и законной основе. Вообще, с первого взгляда было ясно, что она, несмотря на свою улыбочку, в постоянно хреновом настроении, что она очень опасна как боец, и что ей прирезать безо всякой причины что солдата, что гражданского — как раз плюнуть. Я еще раз убедился, что наша высокородная Дианэль — отличная актриса.

Лицо лежавшей Змеи было в тени, и я сделал еще шаг вперед — разглядеть ее. Я поклонился ехидно-веселой Ветке, совершенно спокойной Гоби и повернулся к Змее.

У нее было узкое горбоносое лицо. Мне вдруг показалось, что я когда-то видел ее — очень давно. Но я только что успел заметить, что Змея очень молода, и, похоже, красива, как она села на кровати. Мы встретились глазами.

Я замер.

ЛЕДИ ЗМЕЯ


Если бы сейчас удар грома раздался за спиной, я бы не заметил его. Это были не глаза, а бездонные темные озера. Там были и удивление, и боль, и скрытое безумие. И это безумие зажгло меня. После этих глаз все молодые женщины на свете казались пресными, скучными. Эти глаза обещали переживания безумной силы. Онемев, я упивался их жаром, после которых обычный женский взгляд казался тусклым. Не знаю, что чувствовала Змея, но она тоже не могла отвести от меня взора.

Неожиданно для себя я вспомнил: разве так ведет себя дворянин с девушкой?! В голове у меня шумело, как у пьяного. Я выпрямился, поклонился как дворянин, и, не думая ни о чем, представился обычным образом, поднося руку к сердцу:

— К вашим услугам — граф Сергер. Рад пожелать вам здравствовать!

И она так же заученно ответила, вежливо наклонив голову, даже не успев подумать:

— Младшая леди Дома Калила. Рада знакомству!

Мы снова уставились друг на друга, открыв рты от неожиданности и соображая, кто и что сказал. Сердце мое билось как бешеное, и я чувствовал, что то же самое было с ее сердцем. Сбоку кто-то кашлянул — Гоби, сбросив равнодушное выражение лица, с любопытством разглядывала нас. Ветка смотрела с другой стороны с веселым удивлением.

— Э-э... Девочки, разрешите угостить вас хорошим вином, — сказал я, ни с того ни с сего переходя на фамильярный тон. Мне все еще как-то не удавалось отвести глаз от Змеи, которая вдруг потрясла головой, закрыла глаза и снова открыла их.

— Конечно, — бодро сказала Ветка, хватая бутылку. — Гоби, где кружки? Змейка, давай закуску!

Змея с трудом отвела в сторону глаза, молча встала и начала накрывать на еще один розовый ящик, служивший у девушек столом. Не глядя на меня, она поставила миску, вынула из ножен свой боевой нож и нарезала хлеб и копченое мясо. Затем вытащила откуда-то соленые овощи в горшке и колбасу с чесноком в чистой тряпице.

— Неплохо живут наемники, — бодро сказал я, все так же не сводя глаз со Змеи.

Сзади Ветка подставила под меня табурет и нажала на плечи, и я плюхнулся на него так неловко, что Ветка и Гоби хихикнули. Змея молча разлила вино и снова подняла на меня глаза (я снова вздрогнул) — с выражением застенчивости, очень странным для наемницы.

— Кто говорит тост? — весело спросила Ветка.

— Ты! — в один голос сказали я, Гоби и Змея.

— Ладно, — охотно согласилась Ветка. — За приятное знакомство дворянина и наемниц! И чтобы оно довело до горячих свиданий!

— Вечно ты о свиданиях! — пробурчала Гоби. Мы отпили вино и закусили мясом.

— Давно такого вина не пила, — заметила Ветка. — Вроде эльфийских!

Гоби ответила:

— А я такого в жизни не пробовала, даже из трофеев. Какое вкусное!

— С семейных виноградников, — объяснил я. — У нас графство северное, но сладкие вина хорошо выходят, если на южных склонах. Отец сам любит разливать и закладывать в погреба, а после выдержки продаем половину годового урожая, половину храним. Это вино надо, вообще-то, конфектами и марципанами закусывать, но их у меня нет с собой.

— Есть сотовый мед, — сказала Гоби, — у повара хранится, надо сходить.

— В следующий раз, — сказал я. — У меня еще такое вино есть. И из дома могут прислать, фронт-то не движется.

Вино понравилось, и, попробовав его, девушки оживились. Ветка разлила остаток бутылки по кружкам.

— Если кто выйдет за меня замуж, — ни с того ни с сего задумчиво сказал я, вертя в руках кружку и понимая, что несу какую-то дичь, — будет пить со мное такое вино каждый день и всю жизнь.

Эта глупость, казалось, проскочила неуслышанной, и девушки продолжали восхищаться вином, только Змея молчала, отпивая потихоньку из кружки и поглядывая на меня из-под ресниц.

Разговор ни о чем прервался на следующем замечании:

— Слушайте, — сказала Гоби все тем же спокойным голосом, — сегодня первый церковный день Луны и день Богини Судьбы. Пикинеры устраивают танцы с маркитантками и местными, приглашают музыку из обоза. Можно прогуляться, потанцевать. С пикинерами наши уже давно не дрались, сейчас с ними мир. Сходим?

Это предложение внезапно вызвало сдержанный энтузиазм у Змеи (как я потом понял из намеков Ветки, именно Змея не ходила на церковные праздники, и они не ходили из солидарности с ней):

— Да, — вдруг сказала она неуверенным тоном, — почему бы нам не потанцевать?

Я поймал ее вопросительный взгляд и сразу поддержал, показывая несвойственное мне благочестие:

— Давайте сходим, все-таки церковный день, и жрецы там будут, и танцы!

Ветка с Гоби переглянулись.

— Я приглашу Медведя, — задумчиво сказала Гоби, — а ты?

— А я Колючку, — подхватила Ветка. — Сейчас сбегаю предупрежу их, и начнем одеваться. Ведь праздник же... — не особенно искренно закончила она.

— Отлично, я пошел одеваться, потом подойду, — немедленно поднялся я, пока никто не передумал.

Дневная жара упала, и вечер обещал быть прелестным. Я подошел первым к палатке наемниц, одетый в чистый, не праздничный, но приличный штатский костюм, каковые обычно носили торговцы и обычная городская публика. Все же, поскольку это была прифронтовая полоса, на пояс я повесил кинжал. Вторым прибыл со сдержанным выражением лица остроносый и ушастый Колючка в новой белой эльфийской рубашке из неизвестного волокна, расшитой белыми цветочками и белыми листиками, и в черных жилете и панталонах — и тоже с кинжалом на поясе. Мы вежливо поздоровались.

— Я вообще-то встречал вас... в Великом Лесу, — подумав, тихо сказал Колючка. Я ответил удивленным взглядом: не помнил его.

— Я стоял в охране, когда ваша семья прибыла на переговоры, — уточнил Колючка.

Я внимательно посмотрел на него и произнес на эльфийском языке старинную формулу бойцов Леса:

— Мы выстоим против всех в нашем Лесу.

— Да, мы выстоим, — сразу ответил Колючка. Это означало: мы можем положиться друг на друга по праву старого знакомства.

— Но близится гроза, — неопределенно заметил он, и добавил в ответ на вопросительный взгляд:

— Она знает. Они уже приближаются.

Между прочим, потом Ветка намекнула мне, что, несмотря на наши тихие голоса, девушки из палатки услышали и поняли почти все слова.

Последним подошел несколько озадаченный, но довольный Медведь в новом мундире наемника и опять-таки с кинжалом на поясе, и со влажной головой — как выяснилось, ему пришлось поставить вместо себя дежурного наемника и быстренько помыться. Мы с эльфом переглянулись, без слов поняв друг друга: Медведь очень удивился приглашению Гоби — и, похоже, обрадовался. Похоже, Гоби постоянно отшивала его из-за женской солидарности, а теперь, когда Змея начала поддаваться моему, так сказать, неотразимому обаянию, Гоблинша тоже начала присматриваться к потенциальным кавалерам — весело подумал я.

Как только подошел Медведь, девушки вышли из палатки. Они надели светлые сорочки с цветными жилетами и длинные юбки. На ногах у нас, мужчин, были хорошо начищенные сапоги, а вот девушки были в неформенных сапожках с небольшими каблуками, в которых было удобно танцевать. Мы двинулись в сторону полкового лагеря пикинеров, весело болтая — идти-то было всего с пару тысяч шагов — стадий шесть-семь.

Было похоже на церковный праздник в деревне в мирное время, и мы совершенно забыли про войну. В полку на площади уже собрались солдаты, офицеры, местные жители, торговцы и маркитантки из обоза. Я вежливо раскланялся с офицерами, но в разговоры пока не вступал — три луны впереди, успеем познакомиться. Полковой и местный священники произвели моление и воскурили благовония богам и богиням судьбы, мира, войны и плодородия. Затем они удалились, ласково благословив нас, и вперед для начала выдвинулся оркестрик из маркитантского обоза — скрипка, флейта, бубен и гармоника. Полковой оркестр ждал своей очереди позади.

Заиграли размеренный танец, и я пригласил Змею. Площать была отлично утоптана, полита с утра и готова к танцам. Мы все выстроились в два ряда и начали танец. Я смотрел в глаза Змее — и она тоже смотрела в мои глаза, не отрываясь. Тем не менее, мы танцевали с удовольствием, без ошибок, поворачиваясь направо и налево на каждом шагу и улыбаясь друг другу. Рядом с нами ритмично двигались Медведь и Гоби, а эльфы, как наилучшие танцоры, встали с края и вели ряды. У них здорово получалось — эльфы есть эльфы! Большой танец выходил отлично, и когда он закончился, зрители радостно зашумели.

Следующий танец был посвящен богине любви. Медленная и нежная музыка охватила нас. Как и полагалось в танце, Змея закинула руки мне на шею, я обнял ее за тонкую талию, и мы пошли в медленном танце. И снова что-то случилось, как только я коснулся лицом волос, пахнущих травами. Ее глаза распахнулись, и мы медленно плыли вдвоем в стране нежности, не думая ни о ком и ни о чем, наслаждаясь музыкой, наслаждаясь легкими объятиями. Я с детства не испытывал такого счастья. Я чувствовал, что она понимает меня, согласна во всем, готова шагать за мной хоть на край света — и я видел в ее глазах слезы. Мы молчали — нам не хотелось говорить.

Когда танец закончился, мы пошатывались, и встали в сторонке, пока остальные весело подпрыгивали в следующем, быстром танце. Мы никак не могли перевести дух, хотя и не целовались.

Мы отвернулись друг от друга и полюбовались танцем эльфов — с ними, как и всегда, никто не мог сравниться. Затем мимо нас, громко топая, ловко пропрыгали огромные Гоби и Медведь. Змея снова посмотрела на меня сияющими глазами, и я ответил улыбкой.

Наконец, быстрый танец кончился, и мы снова поплыли в медленной музыке.

Уже было поздно, когда протрубили зорю в полку, и праздник закончился, и мы пошли спать в лагерь. Оказывается, кроме нас на праздник и танцы пришли вразнобой еще человек тридцать наемников, и мы возвращались большой шумной группой, освещая путь факелами, разгоняя светляков в кустах по краям дорожки.

Наемники бодро шагали, слава богам, не в ногу, весело шутили, довольные праздником. Они обсуждали прелестный момент,когда местные девушки и вдовушки начали после последнего танца решительно приставать к Колючке, поддавшись знаменитому эльфийскому обаянию и его искусству танца, и желая оставить эльфа на ночь в деревне, а наша ревнивая эльфийка живо разогнала их крепкими выражениями.

Рядом с нами Ветка и Колючка, не смущаясь тем, что народ обсуждал их, тихо разговаривали на эльфийском, причем на каком-то старинном диалекте, так что я их не понимал. Сзади как-то смущенно переговаривались Гоби и Медведь. Перед нами в темноте скользил Адабан с рукой на пистолете, а Горман шел позади, как и всегда, вооруженный до зубов — приказ отца. Мы со Змеей молчали, я держал ее за руку. Нам не нужны были слова — уже все было понятно.

Наконец, я без слов проводил Змею и вернулся со слугами в палатку.

— Видели ее? — без лишних слов спросил я.

— Да, господин, — так же коротко ответили они.

— В лагере присматривайте за ней. Снаружи я сам присмотрю. Вы знаете, что она дворянка?

Они улыбнулись, и Адабан ответил:

— Так по походке видно, господин граф.

Горман согласно кивнул.

— Помните, что она может стать вашей госпожой, — спокойно сказал я.

Адабан принял новость безо всякого удивления, а вот старик Горман слегка удивил меня — такая удовлетворенная улыбка проскользнула у него на лице.

— Да и время, господин, — спокойно сказал он. — А то, что она военная — так это неплохо. Не придворная какая, и драться умеет. И цену жизни понимает, разрешите вам сказать. Вот только война кругом, для молодой семьи не больно хорошо. Вдвоем воевать хуже, чем одному, я по себе знаю. Моя первая жена наемница была, за нее я на той войне страху натерпелся.

— Я об этом и говорю, — сказал я. — Если что сладится — один из вас дождется наших из столицы и отвезет ее к отцу. Я только вам доверяю.

Слуги закивали с полным пониманием.

— А пока... Горман, когда курьеры отца с почтой будут?

Горман вытащил, по своей старой солдатской привычке, палочку с зарубками на памятные даты, и бросил на нее взгляд:

— Уже через шесть дней, господин.

— Завтра достанешь мой амулет изображений, зарисуем ее и пошлем образ батюшке и матушке вместе с письмом.

"Посмотрим, что скажут" — весело подумал я.

На следующий день с утра у нас было обычное учение. Я с интересом смотрел, как ловко Змея бросает ножи в размеченную доску и как умело отбивает удары сабли скрещенными кинжалами — не боевыми, а тренировочными, затупленными. Она, приняв устойчивую стойку и слегка согнув колени, устояла даже против необыкновенно сильных ударов орка. Стреляла она тоже хорошо. Я старался не переглядываться с ней, хотя очень хотелось.

Гоблинша, действительно, умело дралась двумя мечами, демонстрируя неплохую подготовку, хорошую реакцию и, видимо, имея еще и недюжинные природные способности. Кроме того, мало кто из наемников мог устоять перед ней в рукопашной — она была очень сильна физически и явно имела большой опыт жестоких драк без правил. Как ни странно, никто из мужиков и не старался, как водится среди , поставить бабу на место — видно, уже давно получили свое. Что касается Ветки, она не стеснялась ни в стрельбе из лука и пистолетов, ни в фехтовании и преспокойно демонстрировала высший класс, с капризным выражением лица выбивая у партнеров мечи. Ей бы в театре играть, лицедейке — подумал я.

Впрочем, Медведь пока что не поставил меня с саблей тренировать девушек. Так что я, в свою очередь, опять энергично провел групповые бои на саблях и надавал товарищам-наемникам кучу полезных советов. Девушки, сами не участвуя, очень внимательно наблюдали за моими схватками — даже Ветка, раньше много раз видевшая меня с саблей в руке.

После учения мы вернулись к палаткам освежиться. После умывания эльфийка отвела меня за палатку для разговора . Ее беспокоили извечные житейские вопросы, о которых мы с Змеей еще и не думали.

— Надо прикинуть, как вам спать вместе, — хладнокровно сказала она. — Нечего терпеть, не школьники. Мы поговорили с Гоби, и решили так: сегодня вечером оставляем вас на свидании в нашей палатке, и до вечерней зори идем в твою — только ты скажи слугам об этом. Так можешь действовать смело. А если кто из наших мужиков начнет встревать, мы с Гоби живо его заткнем.

Я посмотрел на прелестную сводницу и неожиданно для себя сказал:

— Согласен. Но она-то знает?

— Уговорим, — уверенно сказала Ветка, наконец-то выходя из роли хмурой изгнанницы и улыбаясь мне своей лучшей улыбкой. — Это она стесняется, а если говорить честно, уже врезалась в тебя по уши. Мы-то ее знаем. А если надоедите друг другу — не беспокойся, я тут, рядом, и утешу обоих. По очереди, конечно. Так что начинайте свой роман — будет интересно. И уж явно поприятнее, чем с моей чокнутой сестрицей!

— Как она, кстати? — сочувственно спросил я.

— Владычица не стала судить сестру, чтобы не позорить наш род, так что мы, считай, выкрутились, — вздохнула эльфийка. — Великая только выслала ее в одно неблизкое место на нелегкую службу, да еще на долгий срок, чтобы не мешалась под ногами.

— Да, ваши неплохо вышли из положения, — по-дружески отметил я, и Ветка согласно кивнула.

Внезапно я нахмурился — странная мысль вдруг пришла в мою влюбленную голову. Откуда это? Почему я внезапно загляделся на Змею? Да, она молода и очень привлекательна, что, в общем, необычно для наемниц, как правило не страдавших красотой, но что я о ней знаю? Почему вдруг у меня вскипает кровь при встрече с ней?

Не магия ли это? Или это — замысел богини любви, или богини судьбы? Вон Ветка красивее, как и всякая эльфийка, и в любой момент готова к горячему свиданию — надежная подруга. Почему я все время думаю о маленькой наемнице?

А прекрасная эльфийка весело посмотрела на мое задумчивое лицо, и внезапно ее лицо стало озабоченным. Такой я видел ее крайне редко, разве что в бою.

— Слушай, ведь дело не так просто, — вдруг сказала она. — Если по традициям, ты бы нас всех таскал в постель по очереди, а сейчас Змея знаешь что сказала?

— Ну-ну? — спросил я.

— Она сказала: "Он мой. Вы можете с ним спать, но тогда я обижусь." За эти полгода мы ничего такого не слышали. Кажется, у нее от тебя голова ослабела.

'Да, одно к одному' — сказал я себе. 'Ну как тут не скажешь, что это голос судьбы? Ну-ка потрясем нашу Ветку посильнее'.

И сказал очень серьезным тоном:

— А ну-ка рассказывай, что ты о ней знаешь. Шутки кончились, мне это важно.

Ветка замялась.

— Видишь ли, я не имею права рассказать все, — очень серьезно сказала она, — но главное для тебя скажу. Она беженка из Таронии, последняя из уничтоженного тамошним королем рода.

Я припомнил все что слышал о конфликте нескольких Таронийских дворянских семей с королем — лет пять назад. Причиной были, кажется, их старинные права. Дело кончилось кровью. Хотя до гражданской войны дело не дошло, но дворянство возмутилось. Короля спасли, по слухам, только финансовые уступки лояльным родам и поддержка единственного архимага Таронии. Тем не менее недовольство осталось, и король, в отличие от архимага, вел теперь себя очень осторожно, и даже побоялся поддержать союзную себе Империю в войне с нами.

— Да, я припоминаю. Это были роды Тороно, Маркасо, Лорасо... — вспоминал я. При слове "Лорасо" Ветка моргнула, а затем решительно сказала в пространство:

— Заметь, я тебе не сказала никаких имен.

— Конечно, — подтвердил я. — Клятва есть клятва. А ты?

— А я ее охраняю, — коротко сказала она. — Союзные гномы провели Змею под горами, а до этого союзные эльфы, то есть мы — сквозь Туманный Лес. Есть еще троюродный брат, но он не прямой наследник. Тоже скрывается — на юге, за Ранийским морем.

Я понял все, что не было досказано. Бедная Змея, потерявшая родных в пятнадцать лет, уже пять лет странствовала по дальним от родины странам, скрываясь от убийц короля — как законная наследница рода.

— Итак, король не может наложить руку на банковские вклады рода без её разрешения? — спросил я.

— Попробуй забери у гномов, — усмехнулась Ветка. — И с землями тоже неясно.

Напротив, совершенно ясно — подумал я. По таронийскому закону, король бессилен сделать это, даже назвав Лорасов изменниками, пока смерть наследников не доказана законниками и магами. Я знал это, поскольку законы на владение дворянскими землями практически одинаковы на всем континенте. Дворянство любой страны просто взорвалось бы от негодования, усмотрев в этом действии грубое нарушение своих прав. Тогда королю уже ни гвардия, ни армия, ни архимаг не помогли бы. Такое уже бывало не раз в истории континента.

— А почему она не у вас? — с недоумением спросил я.

— По закону, человек не может жить у нас постоянно, только посещать, — сухо сказала Ветка. — Закону пять тысяч лет — как раз с тех времен, когда у людей появились города. Отменить его нельзя в принципе.

— Однако, — сказал я. — А я и не знал этого. Теперь слушай меня, и никому пока не говори. Если я на ней женюсь, то смогу укрыть. Там, за границами графства, охраняемыми нашими егерями и вашей Стражей, никто не достанет.

— Было бы неплохо, — вздохнула Ветка. — Только сначала трахнись с ней, и если понравится — тогда уж делай предложение. И слушай мои советы — я на пятьдесят лет старше тебя.

Я усмехнулся и перебил ее:

— Ну, для вас это, можно сказать, школьные годы.

— Все равно, формально я старше, — усмехнулась она. — Кстати, ты знаешь, почему я вообще здесь, на войне? Потому что ее людская охрана, поставленная друзьями рода, была уничтожена два раза. Оба раза она уцелела чудом, и тогда решила уйти на войну, думая, что здесь не достанут. Я просто заменила полгода назад нашу тогдашнюю охрану. Я и Колючка.

— А где она научилась воевать? — с интересом спросил я.

— А она уже умела, — сказала Ветка. — Ее отец был бывшим военным и на обучение детей имел свои взгляды. Очень похожие на взгляды твоего отца, кстати. Владение оружием, рукопашный бой, конное дело, плавание, выживание в лесу, болоте и степи, лечение, приготовление пищи... Выживание, кстати, она изучала у наших в Туманном Лесу, как и вся ее родня мужского пола. А вот боевую практику ее братья проходили в таронийской армии, некоторое время служили там, пользовались популярностью, были среди военных своими людьми, так что убить их, а также отца, послали не армейских и не егерей, а королевскую гвардию.

— Я понял, — остановил я Ветку. — А мать, сестры?

— Всех прикончили разом, и затем сообщили о несчастном случае.

— А кто приказал еще и женщин перебить? — удивился я. — Вообще-то, так не делают.

— Король приказал, конечно, — спокойно ответила привычная к кровавым разборкам эльфийка. — Кто еще мог?

— Ну и скот, — с отвращением обронил я, позабыв на время свои твердые монархические убеждения. — Да по этому королю могила плачет.

— Их король — человек неглупый, но особенной порядочности не показывает, — усмехнулась Ветка. — Вообще-то дело не в нем, он относился к отцу Змеи вполне нейтрально. Хороший, заслуженный офицер, опытный работник и все такое. Просто в один прекрасный день, как мы точно установили, с ним поговорил его Верховный архимаг — и отношение к графу Лорасу, полковнику и секретному надзирающему за магами страны, решительно изменилось. За несколько дней он был отсечен от своей поддержки и арестован, а затем казнен безо всякого обвинения, даже суда не было. И сразу же была уничтожена его семья. Ну, тут такое началось! Дворянство чуть бунт не подняло, но они все были уже мертвы, так что король был вынужден начать мириться, сваливать вину на исполнителей, идти на уступки... и так далее. Все, кроме младшей дочери. Никто не знал тогда, что Змея уцелела, причем буквально чудом — она лежала больная в загородном поместье, и верные слуги под огнем перевели ее через близкую границу к нашим эльфам в соседский Туманный Лес. А поскольку ей был подписан секретный смертный приговор, ее и не отдали, несмотря на требования и угрозы, а просто послали представителей в задницу. У наших из Туманного давно уже вырос зуб на короля, и они не стали миндальничать. Да и Прекора они не переваривают.

Ветка усмехнулась и снова стала серьезной.

— Так что главный ее враг — архимаг Прекор. Единственный Великий Маг Таронии и особа, сравнимая по влиянию с королем.

Я задумался.

— Слушай, а этот архимаг, кажется, тот самый, что выжил после войны с драконами? Тогда, сто лет назад?

— Точно. Остальные погорели самым буквальным образом — в драконьем пламени. А он был самый молодой, и выкрутился. И после битвы забрал все амулеты, запасы магических сил, заклинания и стал архимагом. И с тех пор он никому не дает стать архимагом — хочет пожизненно быть самой большой лягушкой в болоте. По слухам, архимаги других стран с ним не общаются из-за плохой репутации... и так далее.

— А почему репутация у него плохая? — спросил я. — Вроде бы герой. Ну, с драконами воевал, но большого греха в этом нет, с кем только мы не воюем.

— Да знаешь... битва была, конечно, ужасной, погибло четыре дракона и одиннадцать чокнутых архимагов, поддержавших Верховного Мага... это который начал драконам угрожать... но и у этой битвы были наблюдатели. От нас был лазутчик, и от гномов. И Магические Коллегии тоже узнали кое-какие подробности. Например, что погибло не одиннадцать, а десять архимагов. Выжило двое магов, и младший маг ударил раненого архимага в спину, думая, что не видят. И стало тут одиннадцать погибших, и один выживший молодой герой. Быстро ставший архимагом вместо погибшего учителя, естественно.

— Однако! — сказал я. — И еще говорят, что у магов есть нерушимый моральный кодекс.

— Мораль-то у магов высокая, — заверила Ветка, — не считая, конечно, пустяков, таких как небольшие растраты, или задрать юбку красивой девушке. Или приласкать симпатичного мальчика — дело житейское. Но в серьезном деле они не шутят с принципами — эльфы даже удивляются такой негибкости. Ваши и наши маги этого архимага, Прекора, очень не любят. А он с ними общаться побаивается.

Я обдумал услышанное и сказал:

— Ладно, сделаем так. Как наблюдатель, я могу принимать участие в любых операциях наемников. Вот я с вами и буду ходить на разведку.

— Звучит глуповато, но... похоже, ты там не помешаешь, — медленно сказала Ветка. — Ты знаешь, у меня странное ощущение. Я чувствую, что в этой богами забытой дыре за нами наблюдают и берут на прицел.

— Откуда целятся-то? — спросил я, принимая ее слова совершенно серьезно. Ни один нормальный человек не станет пренебрегать предчувствиями эльфа. — Если из нашего тыла, то там можно почистить.

— Нет, не из тыла, а оттуда, — показала Ветка в сторону леса. — От противника. И еще я чувствую, что кто-то им отсюда поможет.

'Шутки кончились — похоже, придется быть осторожным' — подумал я, посмотрев на непривычно серьезное лицо эльфийки.

Вечером я помылся, приоделся и пошел в гости к девушкам, предварительно сказав Горману, что если в палатку придут Ветка и Гоби, то пусть сидят внутри и делают что хотят, хоть голыми бегают. Горман удивленно поднял брови. Сам, добавил я, буду в другой палатке. Горман переглянулся с непривычно молчаливым сегодня Адабаном и оба поклонились, скрывая улыбки.

— К вам можно, девушки? — дружески сказал я, снова внося букет полевых цветов перед собой.

— К нам можно, а вот к вам можно? — бодро ответила Ветка. Она и Гоби были, против ожиданий, прилично одеты.

— Да, — только и сказал я, чтобы избегнуть неловкости. — Слуги предупреждены, стол накрыт. А что это вы так одеты?

— А мы гулять идем... В твою палатку, — спокойно ответила Ветка. — Ну, мы пошли.

И наемницы без лишних слов, не смущаясь, вышли из палатки и завязали вход.

Я проводил их благодарным взглядом и повернулся к Змее. Она сидела на большой кровати Гоби, сложив руки на коленях, как воспитанная девушка из пансиона для дворянских детей. Змея была одета в красную шерстяную блузку со шнуровкой на груди и короткую, до колен, черную юбку, но не надела чулков. Я с восхищением рассматривал ее ноги.

— Так Лиана велела, чтобы ты видел мои колени, — с наивным смущением сказала Змея, не знавшая настоящего имени Ветки.

Тут она подняла глаза, и мое дыхание сбилось. Я положил цветы на стол и сел рядом с ней. Она заглянула мне в глаза и вдруг осторожно прижалась к плечу. Мы замерли. Голова у меня закружилась. Наши сердца бешено колотились, казалось, друг о друга. Она закрыла глаза, и я на мгновенье пришел в себя и поймал ее губы.

Мы долго целовались, зажмурясь и гладя руками плечи друг друга. Затем она повернула голову, и губы раскрылись. Мы горячо толкались языками, я пил ее сладкую слюну. Она вдруг резко сдвинула рукой мою ладонь с плеча себе за пазуху, на маленькую крепкую грудь. Я и не заметил, как она уже расшнуровала вырез блузки.

Мы на миг оторвались друг от друга, тяжело дыша. Она быстро сняла блузку через голову, и я начал целовать ее обнаженные груди. Одной рукой она прижимала мою голову к груди, другой расстегивала сорочку. Я сжал ее колено, затем ладонь поползла наверх по бедру. "Да" — шепнула она.

Через некоторое время мы лежали в обнимку под одеялом, обнаженные, на очень длинной и очень широкой кровати Гоби. Опьянение страстью кончилось, и нам было просто хорошо. Мы молчали, без слов понимая друг друга.

— Забыл принести вино, — вдруг вспомнил я.

— А у нас есть местное в кувшине, — сказала Змея. — Не особенно хорошее, у нас дома мы лучше пили.

— На войне сойдет, — сказал я, набрасывая сорочку и вставая, чтобы налить вина. — И вообще, я готов хоть всю жизнь пить плохое вино, лишь бы ты была со мной.

— Какая это жертва в вашей стране, — легко пошутила Змея. — А у нас все пьют финиковую водку, а вино считается легким, дамским напитком. А пиво пьют только моряки.

— Народ говорит, что пиво — это дешево и сердито, — ответил я, подавая кружку с вином и садясь рядом. — И вообще его пьют, когда чистой воды не хватает. Лиана намекала, что ты с юга — но это и так видно по тебе. Но она не говорила, что я у тебя буду первый.

— А кто знает? — пожала плечами Змея. — Я не особенно откровенный человек. Но тебе должна сказать: хорошо, что я стала женщиной, хоть и больно, и просто необыкновенно хорошо, что это был ты. Я люблю тебя.

— И я тоже люблю тебя, — помолчав, серьезно сказал я.

Мы лежали обнявшись, переживая только что бывшее острое наслаждение. Я чувствовал себя счастливым, но в голове у меня вертелась надоедливая мысль: и все же, я определенно видел Змею раньше. Где и когда?

Перед закатом вернулись довольные девочки. Мы со Змеей к этому времени уже привели себя в порядок и сидели в обнимку на ее кровати, заканчивая кувшин кисловатого вина.

— А почему не на моей, большой? — только и спросила Гоби.

Она казалась довольной вечером, и под глазами у нее появились круги. "Так-так, похоже, Ветка там времени не теряла" — подумал я, вспомнив кое-какие привычки нашей эльфийки.

— На твоей кровати надо белье менять, — смущенно сказала Змея. — Я хотела вам показать...

— Молодцы, — сказала всегда неунывающая, а сейчас еще и довольная вечером Ветка-Лиана. — Пробили нашу девочку. Уже можешь жить полноценной взрослой жизнью.

Девушки, не чинясь, содрали с постели простыню и замочили в тазу с водой.

— У тебя слуги — замечательные, — неожиданно сказала эльфийка, наливая остаток вина в кружку. — Накрыли на стол деликатесы из твоих запасов, поставили отличное вино из ваших погребов, а самих и видно не было. Гоби говорит, что за таким столом в жизни не сидела.

И Гоблинша, внимательно посмотрев на нас, молча кивнула головой.

Уже прошло двадцать дней с начала нашего со Змеей романа. И все это время я был счастлив так, как никогда не был, и получал такое сильное наслаждение от любви, какого не имел даже с Веткой до войны. Я даже начал задумываться, уж не применила ли эльфийка ко мне какое-нибудь приворотное средство из тех, что эльфийские женщины пускают в ход, чтобы женить на себе своих снобов эльфов. О любовной магии, впрочем, я не беспокоился — драконий амулет не позволил бы меня зачаровать, но вот эльфийский приворот...

Сама Ветка развила энергичную деятельность, решив женить меня, называя вещи своими именами, на своей любовнице. Сначала она допросила порознь меня и Змею о нашем первом свидании, и, убедившись в успехе, организовала дело так, что мы имели любовное свидание каждый третий вечер — чтобы не наступило преждевременного охлаждения, как она сразу сказала нам. Затем наша матушка-сводница при поддержке твердокаменной Гоби сообщила наемникам, что она решила выгодно сплавить замуж Змею за меня, дворянина, а кто будет мешать — она его со свету сживет. С угрозами малость ненормальной эльфессы наемники считались, к Змее относились хорошо, меня они уважали за воинское искусство, да и ругаться со мной, офицером, и со стервозной, по общему мнению, Змеей никто не собирался: спят вместе, так пусть и спят, а если удастся выдать замуж и сплавить из отряда маленькую наемницу с тяжелым характером, иногда прямо-таки бешеную — вот и славно. Так что вечера я проводил или за веселым ужином с офицерами полка пикейщиков, или в постели с любимой.

Также, за это время я успел пять раз сходить с девочками в разведку. Это оказалось неопасным, но не особенно приятным делом. Мы маскировались в колючих кустах, прятались в мутных болотцах. Каждый раз приходилось смывать с себя несколько фунтов вонючей грязи. Самое забавное было то, что мы и близко не видели противника — он затаился, боясь даже напомнить о себе. Да и вообще, дела у имперцев вдли невадно, и они все чаще отводили войска на юг, на защиту штурмуемой нами столицы.

Несколько раз мы встречали контрабандистов, и, выдав им хороших пинков и забрав товар, заворачивали их обратно безо всяких разговоров. Товар честно делился на весть отряд. Война должна кормить сама себя — старое правило предков!

Как-то вечером, один на один, в постели, я вернулся к старому разговору, и опять повторил Змее истинную правду — я уже не мог жить без нее.

— Ладно, оставим пока эти разговоры, — устало ответила Змея, завязывая простыню на груди и массируя мешки под глазами — следствие любовных усилий. — Ты же не знаешь, кто я.

— Догадываюсь, — прямо сказал я. — Видишь ли, твоя манера танцевать показывает, что ты — дворянка. Манера драться говорит о хорошей школе, скорее всего, имела домашнего учителя — мастера боя. У меня манера такая же, не считая общих приемов, изученных в офицерской школе и на войне. Ты из южных королевств, судя по внешности и акценту — он у тебя еще остался. Ты явно не в ладах со своим родом или королем, если воюешь здесь. Если бежала бы с кем-то из дома или была похищена, об этом говорило бы дворянство всего континента. Ты же знаешь, какие они сплетники.

— Ну еще бы! Конечно, знаю, — улыбнулась Змея, слушавшая с интересом.

— Значит, ты, то есть весь твой род, не в ладах с королем, что нечасто бывает. Я, как сын графа, хорошо знаю генеалогию дворянских семей континента...

— Я тоже, — прервала меня Змея, — и знаю твой род: Альберы.

— Именно, — сказал я. — И, перебирая историю континента последних двадцати лет... ты же явно не старше, чем двадцать два года... я могу найти только четыре случая настоящей войны дворян с королями и гибели рода, да еще с пропавшими юными дворянками твоего возраста. Две из них вроде бы уже замужем. Еще одна была захвачена пиратами и выкуплена другим королевством из политических соображений. И только одна из них считается пропавшей без вести: младшая дочь покойного Лораса, графа из королевства Тарония. Помнится, ее звали Калила. И знаешь, когда мы знакомились — несколько смешались мыслями и назвали друг другу свои настоящие имена. Ты представилась младшей леди Калилой.

Я смотрел на нее во время этих слов, и она так же нежно и внимательно смотрела на меня.

— Так вот, я хочу, чтобы пропавшая Калила Лорас из рода Лорасо стала младшей графиней Альбер. Рассматривай это как официальное предложение. Можешь думать над ответом сколько хочешь: это не династическое предложение. Это предложение по любви.

Она молчала, прикусив губу и со смятением глядя на меня. Я решил сказать еще кое-что.

— Кстати, ты знаешь, что наши семьи знакомы?

— Я слышала, но никогда не имела чести встретиться...

— Ты просто забыла, — ласково сказал я. — Я вчера получил с посыльным кое-что из дома.

Я вытащил из кармана мундира, висевшего на стуле, и оживил присланный папой и мамой амулет, настраивая изображения.

— Этим изображениям тринадцать лет — дружеская семейная встреча на морском отдыхе на нашем побережье. Вот это — десятилетний я. Это — мой младший брат Грегор. А кто вот эта пухленькая восьмилетняя девочка на песке рядом с нами, как ты думаешь?

Змея вздохнула.

— Думаю, я знаю, кто это, — медленно сказала она, с нарастающим опасением — страхом перед прошлым — глядя на меня. — Я и не знала, что тогда вы делали мое изображение.

— А вот старшие, в летних костюмах и за ликером. Вот это — мой папа.

Она закивала, вглядываясь, тем не менее, не в веселое лицо моего отца, а в лицо его соседа. Это был приятный на вид дворянин, загорелый, худой, подтянутый, несомненный бывший военный. Он был одет в светло-бежевый летний камзол и сидел за столом с полным бокалом вина в руке, дружески улыбаясь кому-то с амулетом. Помнится, в тот день амулет держал я.

Рядом с дворянином сидела обворожительная женщина — стройная, горбоносая, с черными волосами, собранными в хвост по тогдашней моде, в легком светло-желтом платье. Она смеялась, говоря что-то обернувшейся к ней красивой полной женщине в красном — моей матушке.

— Папа и мама, — прошептала Змея. — Я не успела захватить с собой семейные изображения, когда бежала из дома.

В её глазах появились слезы.

— Их изображения уже переведены на отдельный амулет, — сказал я. — Вот сюда. Он твой.

Я вытащил из кармана и отдал ей еще один маленький амулет образов на шнурке. Она прижала его к лицу.

Я подождал, пока Змея успокоится, и продолжил:

— Мои родители уже получили твои изображения и мое письмо о наших чувствах. Они прекрасно помнят тебя. Они согласны на наш брак.

Змея вытерла слезы и сжала руки.

— Ты знаешь, — со страхом в голосе сказала она, — я боюсь за тебя. Мне кажется, я проклята... И могу принести несчастье.

Я даже не успел сказать что-нибудь по этому поводу, как она задала мне неожиданный вопрос:

— Сколько ты еще будешь здесь, у наемников?

— Две луны, потом переведут на море. Говорят, на Черный флот — там не хватает офицеров, — ответил я.

— Если мы выживем с тобой эти две луны, тогда я дам ответ, — твердо сказала она.

Спорить было бесполезно.

— Хорошо, — сказал я.

Стычка


Я открыл глаза и удивился: обстановка вокруг была незнакомой. Во всяком случае, я был не в своей палатке.

Я с т рудом приподнял голову и огляделся. Меня окружали несколько кроватей со спящими и не спящими людьми, по виду больными. Было уже светло и тихо, вокруг пахло медикаментами и лечебными травами. Я с некоторым трудом сообразил, что лежу в госпитальной палате, по видимому, полка пикинеров.

Подташнивало, в тяжелой голове плавал туман. Левый бок болел так сильно, что я понял, что ранен. Все, что я помнил — это наши вчерашние или позавчерашние забавы с Калилой на широкой постели Гоблинши. Судя по чувству отупления, я каким-то образом попал в руки докторов, и меня угостили усыпляющим напитком.

'Нет, так не пойдет! ' — упрямо сказал я себе. Надо было собраться с силами и понять, что происходит. Для начала я с некоторым трудом вспомнил и применил укрепляющее память заклинание, выученное мною у нашего домашнего доктора много лет назад. Оно помогло: в голове прояснилось, и память вернулась ко мне. К тому же я неудачно повернулся и дернулся от усилившейся боли в боку, и от болевых ощущений сразу же вспомнил вчерашнюю битву.

— Как ты себя чувствуешь, милый? — спросила Змея, зевая и поднимаясь с твердого деревянного госпитального пола. Она лежала на каком-то старом одеяле рядом с моей кроватью и, как видно, заснула от усталости.

— Мне лучше, — слегка покривив душой, ответил я. — Сколько я уже лежу здесь?

— Сутки, — оглянувшись на подходящую из угла дежурную сестру-жрицу, шепнула девушка. — У тебя перерублены ребра слева. Ты помнишь?

— Вспомнил только сейчас, а так все забыл после их лекарств, — вздохнул я.— И только теперь понимаю, что вся вчерашняя баталия объясняется просто: мы попали в засаду, поскольку нас предали.

— Ты думаешь? — нахмурилась Змея.

— Теперь я абсолютно уверен, — сказал я. — Нас ждали. Но они не знали, что я умею разговаривать с лесом и почувствовал их, а затем нам повезло.

— И кто нас предал?

— А кто вчера толкал вас, именно вас, на выход в лес без меня?

— Понятно, — вздохнула Змея. — Надо бы допросить его.

— Если еще не сбежал, — угрюмо сказал я, вспоминая вчерашние приключения.

Рутинный патрульный обход леса начинался не вполне обычно. Лимар, в отсутствие Медведя направляя наших трех девушек на выход, вдруг вздумал указать мне, что я должен остаться в лагере.

— Кому это я должен? — с легким высокомерием спросил я, прилаживая оружие к лесной пластунской куртке, в которой я обычно ходил в лес. — Я здесь наблюдатель над вами. Кто там собрался мне приказывать?

— Я здесь руковожу патрулями... — начал Лимар, но я отрезал:

— Я хожу куда хочу и с кем хочу. Сейчас я иду с патрулем, проверяю, как они действуют в полевой разведке.

— Но вам пришло письмо из дивизии... — начал Лимар. Я небрежно ответил:

— Прочитаю потом.

Лимар сделал вид, что пожал плечами, и ушел с постным видом. Тем не менее я чувствовал, что он очень недоволен разговором. Стоявшая радом со мной Ветка проводила его странным взглядом и глянула на меня. Я задумался на минуту и спросил по внезапному наитию.

— Ты сможешь сейчас без шума вытащить Колючку с нами, так, чтобы Лимар не знал?

— Могу, он готов, — сразу ответила эльфийка. — Я уже сказала ему одеться.

— Что-то чувствуешь? — осторожно спросил я.

— Что-то — да, чувствую, — коротко сказала Ветка, — но не знаю что.

— Пусть выходит в тридцати шагах за нами и двигается скрытно, ожидая удара нам в спину, — поразмыслив, решил я. — Считай, что я отдал официальный приказ. На Лимара наплюем.

Тут эльфийка прокололась, то есть показала, что они с Колючкой здесь не случайно: она вытащила из-за пазухи маленький амулет, по виду дешевенький амулетик от сглаза и колдовства, и что-то шепнула в него.

Связные амулеты иметь солдатам и наемникам в строю и на фронте строго воспрещалось, они были только для господ офицеров и для сержантов. 'Так-так' — подумал я, и сделал вид, что ничего не вижу.

Наконец, мы вышли, то есть привычно помахали часовым и прошли спокойным шагом пятьсот шагов от лагеря до опушки леса и затем тысячу шагов до густого кустарника на поляне. Здесь уже начиналась нейтральная зона.

Мы встали в косую цепочку и медленно двинулись слева от тропинки — Гоби спереди и слева и с руками на мечах, затем Ветка со стрелой на луке, за ней Змея с одной рукой на кобуре с метательными ножами и с другой на кинжале и я с трехствольными пистолетами под руками. Нам надо было пройти три тысячи шагов до переднего наблюдательного пункта на болоте. Предыдущий патруль был уже в лагере — он ушел оттуда полчаса назад, чуть раньше смены, пинками конвоируя контрабандиста, пойманного с товаром. В результате граница между нами и имперцами была открыта.

Около получаса мы двигались почти без шума, медленно, молча. В действие вступило старое доброе правило лесной войны — 'кто тише, тот и выиграл'. До болота оставалось шагов триста, когда я поднял руку и сделал общий знак: замри!

Дисциплинированные наемницы мгновенно остановились и начали оглядываться. Никого не было ни видно, ни слышно, но я чувствовал — что-то здесь было не так. Почти сразу я понял, что происходит: мой драконий амулет легкой дрожью сообщил мне, что впереди работает еще один амулет. Перед нами в лесу кто-то был.

Я немедленно снял с шеи защитное изделие Альты и отдал Змее, и она, не споря, повесила его на себя. Ветка оглядывалась с легким недоумением: она не чувствовала никого впереди. Все смотрели на меня. Я прижал палец к губам и положил руку на ствол дерева, вопрошая лес. Затем шепнул:

— Спереди за малой полянкой, в ста шагах, в кустах — люди. Несколько, больше пяти. Ждут.

— Обойдем со сторон и атакуем сзади? — тихо спросила Гоби, командир патруля.

Я кивнул, сделал знак Колючке прикрывать нас сзади и мы медленно, бесшумно двинулись в стороны.

Если бы не нелепый случай, мы бы легко обошли засаду и взяли бы их тепленькими, но нам не повезло. К сожалению, они, как видно, не видя никого, устали ждать и сами выдвинулись вперед, и притом непрофесссионально — сразу всей группой. Между прочим, настоящие разведчики никогда бы не сделали этого. Мы не успели даже разойтись в стороны, как вышли друг на друга — семеро вооруженных мужиков в зеленых куртках против нас четверых и пятого Колючку с луком в нашем тылу.

Мгновение мы удивленно глядели друг на друга, как будто время остановилось. Затем оно бешено рванулось вперед, и мы бросились друг на друга.

Гоби среагировала первой — она зарычала и с мечами наголо бросилась на двоих, выскочивших прямо на нее. Сразу загремела сталь.

На меня с Веткой и Змеей вышли пять человек — трое спереди и двое немного сзади. У того, что был напротив Ветки, сразу выросла стрела во лбу, и он упал. Пустив стрелу, Ветка бросилась в сторону, уклоняясь от хлестнувших по ушам пистолетных выстрелов. Я уже держал в руках мои трехствольные, и нажал на курки. Снова хлопнули выстрелы, и противник передо мной выронил пистолет и упал. Второй необыкновенно быстро нагнулся, и пуля прошла над ним. Скорость его движений впечатлила меня, и я бросил правый пистолет Змее и выхватил саблю, но было поздно: пока я без размаха рубил нос третьему противнику, и тот, захлебываясь кровью, падал на землю, и на него падал четвертый — с метательным ножом Змеи в глазу — в этот момент уклонившийся второй изогнулся в мою сторону.

Я ушел вправо, но он необыкновенно ловко вытянулся и смог достать меня саблей. Мастер меча — понял я, и, падая, рубанул по колену замешкавшегося пятого, и мы свалились на траву вместе. Чувствуя сильную боль в боку, я не потерял сознания и правой рукой пытался вытащить третий пистолет из кармана, отлично видя, как мастер меча тянется назад и начинает обратное движение, собираясь разрубить мне голову.

Неизвестно, кто был бы первым — он или я — но тут раздался выстрел сбоку, и в голове мастера меча образовалась темная дыра, а сзади вылетели кровавые клочки. Змея, как потом выяснилось, левой рукой смогла поймать брошенный мною в ее сторону пистолет и с трех шагов разрядила второй ствол в противника. Почти одновременно свистнули две стрелы, и противники Гоби застонали и рухнули — Ветка и Колючка не промахнулись. Оставался один противник — пятый, с разрубленной мною ногой. Он, не обращая на меня внимания, рыча от боли, лежа навел пистолет на Змею и выстрелил.

Я, боевой офицер, привычный ко всему, к тому же лежавший не земле раненым, тем не менее вскрикнул от страха за нее, но старый добрый амулет Альты не подвел, и пуля отлетела в сторону, к счастью, не в мою. И тут же голова лежащего стрелка с тупым звуком ударилась о землю, поскольку мгновенно подтянувшаяся к нам скользящим шагом эльфийка пустила стрелу почти вертикально и вбила ее прямо в лоб последнего противника. Уж она-то, ученица великой тетушки, гениального стрелка, в свое время прикончившей своими страшными стрелами за несколько сот лет войн сотни людей, гномов, орков, да и эльфов, умела выпускать стрелы из лука с невиданной для нас быстротой и точностью.

Стычка oкончилась, и все приходили в себя, оглядывая поле боя. Пока царило молчание и развеивались клубы порохового дыма, я был еще в сознании и быстро прикинул результаты стычки: семь человек (все — враги) перебиты за две или три секунды (как обычно и бывает в неожиданных перестрелках с участием умелых стрелков), эльфы и Змея в полном порядке и с оружием в руках, готовые ко всему, а у Гоби если и есть раны, то несерьезные. Один я валяюсь подколотый, как жалкий новобранец после первого боя. Естественный, конечно, результат — эльфы только стреляли и уклонялись от пуль, в чем они мастера непревзойденные, Гоби не дала стрелять в себя, атакуя врага мечами в ближнем бою, и все пули, направленные в Змею, были отражены амулетом. А я неожиданно попался на такого же как я мастера клинка, он застал меня врасплох, и, если бы не пистолет Змеи, лежать бы мне с разрубленной головой.

Впрочем (и я даже похолодел от моей мысли): если посчитать выстрелы, никто не стрелял ни в меня, ни в Гоби, ни в эльфов. Все выстрелившие в нашу сторону стреляли в Змею. Это значило, что только она была целью засады сегодня! И мастер клинка шел к ней, и если бы не я, он бы до нее добрался бы... и наверняка не смог бы одолеть саблей защиту драконьего амулета. Движимая некими чувствами ко мне, Альта вложила в него столько защитной силы, что его и пушка не пробила бы.

Но тут тишина закончилась. Не думая о таких тонкостях, Змея кинулась на колени, с ужасом заглядывая мне в лицо.

— Как ты? — хрипло спросила она. — Жить буду, но надо перевязать, — успокаивающе ответил я, затем захрипел от боли. Все вокруг заволокло в моих глазах кровью, и я потерял сознание от боли в пропоротом боку.

И вот теперь я пришел в себя в общей палате полкового госпиталя, и чувствовал себя не то чтобы умирающим, но очень так себе.

— А почему я не в офицерской комнате? — спросил я, оглядываясь вокруг.

— Она была еще не готова, — бессознательным движением поправляя волосы, обьяснила Змея. — В госпитале почти нет раненых — затишье. Одни больные желудком или поломавшие руки-ноги, один обожженный порохом на стрельбах, один сдуру получил на учениях пику в живот. Вчера они все надоедали с рассказами, помирая от скуки, пока ты лежал усыпленный. А из офицеров здесь давно никто не лежал. Сейчас проведут лечебную процедуру, после нее ты некоторое время не будешь чувствовать боли, и мы с Горманом и санитарами принесем носилки.

Эта довольно обычная для армейских госпиталей манера лечения была мне знакома — когда у доктора не было сильных амулетов, он использовал мази, травы, магические присыпки на раны и сон. Лежи и выздоравливай хоть неделю.

— Надо бы встать на ноги побыстрее, и у меня в багаже есть приличные лечебные амулеты... — начал я, сообразив положение, но Змея, оглянувшись на дверь, нагнулась и шепнула:

— Утром прибыл кое-кто более сведущий в лечении, и сейчас придет тебя лечить.

— Дивизионный врач? — кисло спросил я. Мой военный опыт показывал, что, несмотря на самоотверженную работу монахинь и санитаров, врачи не успевали лечить больных по настоящему, поскольку в прифронтовом тылу всего не хватало, и особенно врачей.

Змея хихикнула, но не успела ответить, поскольку в коридоре послышались очень тяжелые шаги, словно шагала бронзовая статуя — аж деревянный пол трещал. Все больные, кто не спавшие и с интересом слушавшие нас, вдруг приподнялись (кто мог), повернули головы в сторону дверей и уставились на них с таким вниманием, словно пришел генерал или даже маршал. Но, когда широкие двери для вноса больных распахнулись, в нее вошла высокая девушка. Она окинула палату таким взглядом красивых желто-зеленых глаз, что все захлопнули открытые рта и поспешно улеглись обратно на койки. Сестра-жрица, уже закончившая осмотр моего раненого тела и все так же без единого звука отошедшая в угол к своему табурету, непроизвольно вытянулась и даже слегка побледнела.

— Альта, — прошептал я тихим от слабости голосом. — Откуда ты здесь!?

Драконесса, как всегда, была в черном платье и босиком. Это ее голые пятки так тяжело грохотали по коридору — в смятении подумал я. Вслед за ней шел с корректным выражением лица ее местный коллега, госпитальный маг-доктор, которого я немного знал. Я говорю 'коллега', поскольку в руке драконесса несла исключительно редкую, но хорошо знакомую мне вещь, небольшой черный диск с серебряными полосами на серебряной же цепочке.Это был ее лечебный драконий амулет, способный, по слухом, поднять и мертвого. Итак, сегодня моя многоликая подруга Альта — врачеватель, и сейчас меня будут лечить.

Все еще не веря себе, я вздохнул и спросил:

— Ты настоящая?

Она положила мне на плечо свою горячую руку и улыбнулась. Тут я поверил, что это настоящая Альта, действительно прилетевшая ко мне на фронт.

— Откуда ты взялась? — снова спросил я в крайнем удивлении.

— Почувствовала, что ты ранен и прилетела, — оставив суровый тон, не вполне понятно объяснила Альта. — Ты же знаешь, что я не оставлю друга в беде.

Все больные немедленно уставились на меня, хотя все еще боялись и пикнуть. Я их понимал. Когда еще они увидят человека, которога дракон назвал другом!

— А как ты нашла меня? — спросил я.

— А мы с папой следим, где ты служишь и как, — честно ответила Альта. — И мама твоя сообщает, и я кое-что чувствую по твоему амулету. Кстати, как это амулет не помог?

— А я его Змее отдал, — признался я.

— Понятно, — сказала Альта. — Вообще-то, я уже говорила с ней. Если бы она защищала тебя не рукой, а телом — амулет бы отбил пулю. Учти на будущее. И помни, что пока ты рядом со... Змеей... амулет всегда сообщит мне о ранении.

Я временно оставил расспросы о непонятном, и, кряхтя, протянул здоровую руку. Альта взяла её свободной рукой и весело оглянулась на Змею. Похоже, юная драконесса была уже в курсе моей личной жизни. Змея молча улыбнулась. Она не собиралась ревновать любимого человека к высоко летающим драконам.

— Довольно разговоров, — снова став серьезной, сказала Альта. — Прошу вас, сестра, возьмите еще людей и перенесите господина графа в подготовленную офицерскую палату, — сказала она внимательно слушавшей жрице, и повернулась к доктору. — Итак, коллега, сегодня вы увидите действительно редкую ситуацию — драконье лечение человека.

— Сочту за честь!— с энтузиазмом сказал обычно очень сдержанный доктор, а Альта опять повернулась ко мне, протянула ко мне руку, ставшую, как мне показалось, необыкновенно длинной (и стало необыкновенно, до ужаса тихо — все в палате снова затаили дыхание), положила горячую ладонь мне на лоб и сказала только:

— Спи!

И я сразу потерял сознание.

Пролежав неизвестно сколько времения я пришел в себя только когда меня начали дергать за ноги.

— В чем дело? — спросил я, поднимая голову. О чудо — у меня ничего не болело, и я чувствовал себя отдохнувшим и полным сил.Я был, как и раньше, совершенно гол, и сестра-жрица, женщина лет сорока, отбросив все церемонии, преспокойно надевала на меня голого белье. У стоявшего рядом врача были круглые глаза, а Альта выглядела довольной. Хорошо хоть я лежал теперь в отдельной комнате!

Я живо вскочил и, вырвав из рук сестры-жрицы мой мундир, сам начал одеваться.

— Прекрасный образец настоящего мужчины, — преспокойно сказала обычно скромная жрица. — А какая фигура! Надо бы вам заходить в наши храмы, у нас столько одиноких девушек, которым нужен ребенок от благородного отца.

— А как насчет прав наследия? — отпарировал я, поспешно натягивая брюки и камзол. — И вообще, батюшка-граф все время просит меня покамест воздержаться от бастардов. Кстати, Альта, а где Змея?

— Я вижу, ты без нее не можешь, — усмехнулась девушка. — За ней приехали подруги и я отправила ее с ними в лагерь. Ты лежал пять часов после излечения. Вставай, и поехали к наемникам. Ты совершенно здоров.

Словом, меня выставили из госпиталя как выздоровевшего, и я и Альта распрощались с озадаченным доктором и ехидной сестрой и поехали к наемникам в попутной телеге. С нами сел и Горман, не отходивший, как выяснилось, от моей кровати пока я валялся без сознания.

Когда мы усаживались, весь госпиталь увлеченно глазел на нас в окна, но все молчали как немые. 'Похоже, утром Альта основательно пугнула раненых и больных' — подумал я.

Как и всегда среди людей, драконесса магически сбросила свой вес, и лошадь легко тянула телегу с нами. Возчику из дивизионного транспорта страшно хотелось обернуться на нас, но он побаивался сидевшего рядом с ним молчаливого старика Гормана, и только подслушивал. Колеса скрипели, нас потряхивало на неровной дороге, пахло сеном, подостланным нам в телеге. Мы молчали, переглядываясь и улыбаясь. Я был доволен, что сейчас опять увижу Змею, а драконесса была довольна, что я здоров. Под конец я решил прояснить отношения.

— Знаешь, Альта... — начал я на драконьем, но она без обиняков сказала:

— Не знаю, что хочешь сказать ты, но сначала я должна сказать кое-что. Я не ревную тебя к Калиле, и буду рада, если ваш роман пойдет дальше. Вы оба мне очень нравитесь, и будете отлично выглядеть вместе. Ну, а если ты с ней поссоришься — помни, что на свете есть я.

Я тоже спросил без обиняков:

— А если мы с Калилой поженимся?

Альта вдруг рассмеялась: — А если я выйду замуж за дракона с серебряными когтями, которому отказала луну назад? Все просто, — продолжала она. — Если вы поженитесь, и будут дети — я помогу их воспитать, и позабочусь о ваших наследниках. Даже через тысячу лет я о них не забуду.

Я обалдело смотрел на нее. Что ни говори, а дружба с драконами имеет свои жутковатые особенности.

— Ты знаешь, — протянул я, — часто забываю, что ты дракон, и будешь жить самое малое десять тысяч лет.

— Именно, — подчеркнула Альта. — А то и больше. И тем больше у меня причин ценить ваше общество. А к вам буду заезжать в гости. Как я понимаю, Ветка там, в хозяйстве Змеи, вовсю развлекается, как обычно и делают наемницы?

— Развлекалась, — поправил я. — Сейчас это мои владения. Думаю, из меня получится неплохой муж.

— Ну что ж, как говорит Ветка, из этой маленькой убийцы выйдет хорошая жена и мать, — смеясь, сказала Альта. — Кстати, сегодня я посмотрю Змею через амулеты, как она себя чувствует.

Тут мы прибыли в лагерь. Был вечер, уже стемнело, и наемники в основном сидели в палатках. Только девочки и Адабан радостно встретили нас у своей палатки и угостили самогоном.

Кружки в руках девиц были одинаково большие, но вели себя наемницы по разному. Молчаливая Калила держала две кружки, и одну немедленно впихнула мне в руку, эльфийка, смеясь как припадочная, немедленно начала поить из своей кружки Альту, а Гоби и Адабан без лишних слов наградили самогоном подошедших сзади улыбающихся во весь рот Медведя и Колючку. Мы все бодро пригубили крепкого, кроме драконессы: она преспокойно вылила в рот всю кружку Ветки и даже не моргнула, так что бывалый вояка Медведь только крякнул.

Альта пробыла с нами три дня, ночуя у девушек. Медведь, почитав какие-то ее документы, ничего не имел против, а в полку и в дивизии даже не знали, что в наемной роте на переднем крае секретным образом гостит дракон. Все это время мы отдыхали и пьянствовали. При этом Медведь помаленьку выпивал с нами после службы, а Лимар почему-то не показывался на глаза. От меня не укрылось, однако, что каждый вечер Альта втихую накладывает на нас со Змеей какие-то заклинания.

— Для защиты, и для удачи, — коротко ответила она на прямой вопрос. — Ведь ты мне веришь?

Я ей верил, и разговор окончил.

Наконец, на третий день Альта сказала, что должна улетать, а перед этим решила навестить Кирдана. Он, оказывается, жил нынче недалеко от столицы, в порту Панкара, работая воспитателем в приюте для сирот. "Значит, разведывательная операция драконов началась, несмотря на войну" — подумал я, но ничего не сказал. Альта тоже промолчала о подробностях, видя, что я все понял. Улетая к Кирдану, она улучила момент вечером, чтобы остаться наедине со мной и Змеей и просветила нас о ситуации.

— Мой амулет много что сообщает о вашем здоровье, — без обиняков сказала драконесса. — Судя по его показаниям, ты, Змея, совершенно здорова, но на второй луне беременности.

Я был потрясен известием. Змея нисколько не удивилась — она, уже, конечно, знала. Что ж, я давно был готов к следующему шагу.

— Леди Калила Лорас, — начал я, придя в себя, — я должен вам кое-что сказать. Я люблю вас и прошу стать моей женой.

Змея в этот момент стояла, как и я — и вдруг села на мой грубый деревянный стул. Она побледнела. Альта молчала, деликатно отвернувшись и отойдя ко входу в палатку. Очевидно, наша драконесса перекрыла вход, чтобы никто не мешал объясняться.

Оправившись от переживаний, Змея сказала слабым голосом:

— У меня ничего нет. Поместья конфискованы...

— Наплевать, — сказал я.

— Это опасно...

— Наплевать, — сказал я. — Я сумею защитить тебя.

— Но твои родители?

— Они знают о тебе и готовы принять. Я уже послал твои изображения.

— Я принесу тебе несчастье, — таким же слабым голосом продолжала она.

— Ерунда, — сказал я. — Запомни: я без тебя жить не могу. Для меня вопрос решен — ты или никто. Неужели ты сделаешь меня несчастным на всю жизнь?

Эти дурацкие, напыщенные слова из великосветского романа стали вдруг для меня самыми правдивыми. Я действительно не мог жить без этой молчаливой девчонки.

— Хорошо, я согласна, — вдруг сказала Змея окрепшим голосом. — Это судьба. Бери меня, и будем счастливыми. Я сделаю для этого все, что смогу. Я постараюсь.

Я повернулся к Альте. Она как-то через силу улыбалась, глядя на нас.

— Альта, милая, позови девочек: нам нужны свидетели. Я делаю официальное предложение, а Ветка, то есть Лиана, и ты — дворянки, и можете быть свидетелями.

— А что, Лиана тоже дворянка? — с недоумением спросила, приободряясь, Змея. — Я думала, она — охотница в изгнании, убила кого-то...

— Нет, она тут малость шпионит, — слегка покривил я душой. — А вообще-то она из дворян Великого Леса, и бывший офицер Стражи. Для свидетеля в самый раз.

Пользуясь тем, что Альта вышла, я обнял Змею и мы сладко поцеловались.

Альта моментально притащила "девочек", так что они одевались и завязывались на ходу. Лица Гоби и Ветки были удивленными. Я официально заявил, что женюсь на Калиле и забираю ее из армии. Они сразу расслабились и понимающе переглянулись.

— Давно пора, — сказала Ветка. — Я на твоем месте, Змейка, еще бы и залетела сразу. Война идет, надо делать детей, пока есть время.

— Уже, — краснея, сказала немногословная Калила.

— Та-ак, — протянула ехидная Ветка. — Значит, оттуда скоро сынок вылезет?

— Дочка, — сказала Альта коротко.

— Лун через семь с половиной появится, наверно, — добавила хладнокровная Гоби. — Только Змее надо уезжать сразу. Последнее время по ней часто стреляют.

— Вот именно, — мрачно сказал я.

Через несколько минут я уже входил в палатку сержанта. Он сидел, сгорбясь, за писарским столом под тусклой масляной лампой, занимаясь, как и все, рутинной работой по вечерам: проверял ведомость на жалование наемникам. Его амулет освещения у него выпросила Гоби в палатку.

— Сержант Медведь, — начал я. — Сообщаю тебе для передачи в полк по команде.

Медведь поднялся и встал во весь свой немалый рост по стойке смирно, что было не вполне обычно для наемников. Мне пришлось задрать голову, чтобы продолжить разговор.

— Я сделал предложение Змее, и она его приняла, — продолжал я. — С этого момента Змея — моя невеста, то есть невеста графа, и по закону выходит из подчинения армии и подчиняется, по своему желанию, моему отцу и мне. То, что она иностранка, служит в армии, находится в районе боевых действий — наплевать на это дерьмо. Змея — моя, и война для неё окончена. Скоро мы отпразнуем это дело здесь, и я отвезу её в свое поместье.

— Понятно, господин граф, — четко ответил Медведь, в первый раз не назвав меня Конником. — А это ничего, что она не дворянка?

— Она — дворянка, просто из другой страны, — пояснил я.

Медведь сразу повеселел. Дело уходило из его ответственности. Кроме того, Гоби оставалась сержанту, как приз.

— Я, пожалуй, тоже женюсь тогда, господин граф... На Еве, то есть на Гоблинше. Так-то они были такие подруги, что не влезешь между ними... ну, сами знаете, а теперь можно. Но Гоби не уедет к моей матери, останется на войне. Скажите, господин граф, а вы уверены, что Змея уедет от вас, с фронта?

Медведь действительно хорошо знал своих наемниц.

— Придется, — пояснил я, делая рукой округлое движение перед животом.

— Ну это другое дело! Тогда поедет. И правда, чего ждать? Война, надо спешить. Мало ли...

— Именно, — сказал я. — Помнишь, как девок послали под огонь? Если бы эльф и я за ними не вышли, не было бы у тебя наемниц.

— Вы думаете, это за ними была засада? — насторожился Медведь.

— Скорее всего. Надо бы зубы Лимару посчитать за это задание, но потом. Сейчас я хочу убрать её отсюда побыстрее. Передай мое письмо вверх по команде в полк, а я от себя имею право обратиться в дивизию. У меня в связи с затишьем есть законный отпуск. Завтра, я надеюсь, мы подпишем бумаги и уберемся. С этого момента она не идет на службу. А тебе совет, как другу (при слове "друг" Медведь внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал): женись скорее. Подробностей сказать не могу. Но спеши. И присмотри пока за Змеей, прошу тебя. Мне все эти засады не нравятся, они не просто так случаются.

— Ясно, — сказал Медведь. — Я присмотрю.

Уже выходя, я повернулся к нему с порога:

— А чего это ты Гоби Евой назвал?

— Так Гоби по-настоящему Евлалией зовут, господин граф, — весело ответил Медведь.

— Так она христианка, что ли? — удивился я.

— Христианка и венедка, господин граф, — пожал плечами сержант. — Или, как они говорят, славянка. Сам-то я Одину поклоняюсь, как все даны, но это не мешает.

— Не знал... Ну, пока, — сказал я и ушел. Мне надо было взять коня и спешить в дивизию. Горман, естественно, поехал со мной, а Адабан остался присмотреть за Калилой (по моему приказу).

Когда я вечером вернулся, злой Медведь сидел с простреленным и перевязанным плечом, а девушки, сидя рядом, поили его самогоном и ругались последними словами. Из их рассказов я, как представитель короля, легко восстановил случившееся.

После обеда Медведь, как обычно, раздал задания патрулям, поменял караулы и ушел в полк по делам. Через полчаса быстрым шагом подошел Лимар и, войдя в женскую палатку и выставив вперед бороду, объявил девушкам, что они сейчас пойдут в дополнительное патрулирование (что случалось и раньше, и он был в своем праве). Гоби и Ветка посмотрели на него, пожали плечами и сказали: 'Ладно', а Змея преспокойно сказала:

— Я ушла из роты и выхожу замуж. В патруль я не пойду.

Лимар обалдело уставился на нее, и, моментально придя в бешенство, тем не менее очень тихо сказал:

— Это неповиновение приказу...

... вытащил из-за пояса пистолет со взведенным курком — и даже не смог поднять его: Гоби железной хваткой взяла его за запястье, а в руках Ветки и Змеи появились кинжалы.

Лимар начал ругаться и довольно комично, по словам Ветки, дергаться, но сделать с Гоблиншей ничего не смог — не хватило силы. Он позабыл, что Гоблинша в отряде уступала в физической мощи только Медведю, орку и мне. Крик поднимать Лимар почему-то не стал, а схватил левой, свободной рукой второй пистолет, но не успел даже вытащить его, как Ветка приставила лезвие к глазу наемника. Все застыли.

В этот трудный момент внезапно вошли Адабан и... Медведь. Все думали, что сержант ушел по делам в полк, а на самом деле вместе с Адабаном стоял в тени за палаткой, прикрывая девушек, как и обещал мне. Этот человек вообще умел держать слово и не пренебрегал опасностью.

— Это бунт! — взвыл Лимар.

— Сложить оружие! — скомандовал Медведь, а Адабан приглашающе поднял свои две пистолета, направив их почему-то на Лимара. Все остальные разоружились, то есть побросали на пол оружие — сержант не любил шутить.

Несколько минут он внимательно слушал жалобу Лимара, затем сказал:

— Неубедительно говоришь. Убирайся из палатки! Это приказ. Потом поговорим.

Лимар мрачно оскалился, подобрал пистолеты с пола и вдруг быстро взял на мушку Змею...

И полетел на пол от сильного удара в челюсть. Прямой удар Медведя легко вырубал большинство наемников, и Лимар упал на спину, но не потерял сознания. Несмотря на сильное потрясение, оружия наемник не выпустил, и лежа выстрелил из одного пистолета в Медведю в голову, но попал только в плечо — Гоби толкнула сержанта и Змею в стороны с быстротой и силой необыкновенной. Затем Лимар навел второй ствол на Змею и... заорал во весь голос от боли. Метательный нож, брошенный Веткой, попал ему в локтевой сустав, а второй в плечо.

Засадив свои летающие кинжалы во врага, Гоби и Змея начали перевязывать раненого Медведя, пока Ветка и Адабан избавляли от пистолетов и по-быстрому пинали лежащего раненого. Затем в палатку вломились поднятые выстрелом наемники.

Начался разбор конфликта по всем гильдейским правилам — вещь достаточно серьезная. Гильдия не терпела предательства, а дело в общем-то было ясное. Хорошо еще, что ближайший авторитетный гильдеец, Горман, имевший право быть главой отрядного суда, был со мной в дивизии, иначе суд был бы по быстрому собран, раненому Лимару попекли бы пятки на костре на допросе и в присутствии всего отряда живо вздернули бы на дереве.

Сейчас предатель сидел перевязанный и связанный под охраной, и все ждали меня, как представителя короны, чтобы решить его участь.

 
↓ Содержание ↓
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх