Но вдруг что-то изменилось. Эриррис нервно оглянулся, но вокруг была всё та же тьма. Только по спине внезапно пробежал противный озноб, будто от дуновения холодного ветра... или предчувствия чего-то страшного.
— Есть здесь кто-нибудь, даэдрот вас раздери?! — не выдержав, закричал убийца.
Его голос прозвучал на удивление глухо, будто доносился из закупоренной стеклянной банки гигантских размеров. Его душу неведомо от чего начал заполнять страх, как тогда, при взгляде на чудовище, именовавшееся Гашидом. В панике, теряя последние крупицы спокойствия и способности размышлять, Эриррис бросился вперёд, желая только одного — избавиться от этого проклятого страха, чувства, так ненавидимого им и тщательно подавляемого все эти годы и так внезапно взявшего над ним верх. И тут тьма рассеялась. Вернее, где-то вдалеке, среди бесконечности мрака, блеснул огненно-красный луч, пробив пелену тьмы. Трудно было найти слова, чтобы описать восторг Эрирриса при виде этой тонкой нити света, единственного признака жизни в этом проклятом месте. Даже этот страх, неведомо откуда взявшийся, немного утих, подавленный эйфорией. Луч же по мере приближения к нему убийцы становился все шире, ярче, неотвратимее, а, быть может, рос сам, не зависимо от неуклюжих шагов имперца, ноги которого вязли во все густеющей с каждым шагом жидкости. Вскоре багровый, словно отсвечивающий от крови земли свет, затопил весь горизонт, но совершенно ничего не освещая — ни цвета воды, ни бликов на её поверхности видно не было. Но Эриррису было на это наплевать. Главное — спасительный свет, разгоняющий гнетущую темноту и неизвестность. Но слишком скоро это чувство прошло. Апатия, потом страх, потом радость, и наконец — ужас. Эта странная, но на удивление кажущаяся логичной цепочка мгновенно отобразилась в мечущемся сейчас сознании убийцы, будто уколом острой иглы пронзив его. Жаль лишь, что охватившее его безумие совершенно подавило все те логические цепи, так скрупулёзно выстраиваемые бывшим эльсвейрцем на протяжении его жизни. На Эрирриса сейчас он походил меньше всего — безумный дед-фанатик, нашедший смерть от безжалостных рук убийцы, имел больше сходства с существом, в нерешительности застывшим посреди бесконечности... в крови. Осознание этого было так же внезапно, как и нахлынувшая паника шигоратских демонов — да, демонов, ибо нет коварнее зла, чем то, что делает собственный разум твоим врагом, хитрым манипулятором, безжалостной бестией, обманчивым гением. За это имперец и ненавидел эту... Даэдра — бессистемное, непредсказуемое и неотвратимое существо, подарившее великую идею для множества несчастных, многие из которых, будь они в сознании, чтобы осмыслить его дар, вознесли бы ему великую благодарность — отсутствие идей. Никаких законов — только ты...
Сущая анархия.
Кровь под ногами была странного, отвратительного оттенка, будто бы гниющая, и вместо ряби — которой здесь в принципе быть не могло — воздух был застывшим, как в могиле, — под ней словно просвечивались очертания фигур, напоминавших измученных людей. Всматриваясь в этих существ, Эриррис, то выходящий, то снова впадающий в безумие, стиравшее грань между реальным и порождением окружающего имперца кошмара, замечал, что эти беззвучные тени с каждым мгновением становились всё ближе, всё реальнее. Лица их, похожие на плавящийся воск, оплывшие и бесформенные, или же обугленные до основания черепа, были искажены такой ненавистью, что могла испугать даже самого твёрдого воина. Тела — если эти опухшие куски плоти можно было назвать так, — были покрыты ранами, отсвечивающими болезненным болотным светом, и страшными ожогами. У многих было рассечено горло, откуда беспрестанно сочилась чёрного цвета кровь, у других раны, походившие больше на настоящие дыры, были в области сердца, и лишь изредка — других частей тела. Как мило было наблюдать за этими доказательствами смерти! Особенно, если знаешь — их нанёс ты сам. Приятно было видеть свои старые и не очень жертвы, особенно тех, за которыми скучал. Или перед которыми чувствовал груз вины. Были же такие? Немало...
Пока же Эриррис с детским выражением лица — вот уж воистину чего не могли представить даже очень близкие его знакомые, — разглядывал корчащихся под своими ногами мертвецов, вокруг что-то неуловимо менялось. В заволакивающем весь этот мирок свете будто пробили огромную дыру, мгновение зиявшую чернотой Бесконечности, а потом — чистейшими лучами, тёплыми, словно в сумрачный день, испепеляющими, как божественное явление. Эриррис их помнил, помнил слишком хорошо, чтобы забыть эти выжигающие саму его суть копья неопровержимой Истины, бесконечной самоуверенности в собственной правоте. Этот свет слепил, заставляя биться в агонии растерянное существо, по щиколотки находящееся в кровавой луже.
— Я ТЕБЯ ВИЖУ! ТЕПЕРЬ ВИЖУ!
Этот голос, сочетающий в себе невозможные оттенки радости и злобы, удовлетворения и разочарования одновременно налетел отовсюду, заставив Эрирриса застыть. Слишком страшно. Знать, что ты лично был открыт кем-то, вторгшимся в твой разум, выпотрошен и осмотрен, было отвратительно. Все тёмные уголки его души, воспоминания, которые он старался забыть, всплывали перед ним, отражаясь в бесконечном море загнившей крови, вырванные и осмотренные чем-то, чья сила и сама суть были настолько несовместимы с Эриррисом, что даже в словах это было невозможно выразить. Это уже было! Да, почти так же отвратительно, как и сейчас, была вскрыта его память, в тот день, когда он находился в шахте. Всё было так же...
Ненависть за это пронзила его, будто удар остро отточенным ножом в сердце. Быть игрушкой в чужих руках, марионеткой — больше всего на свете Эриррис ненавидел только сумасшествие. Слишком много было положено на алтарь личности, чтобы просто так это отдать — своё сознание, нерушимое Я, собственный идеал. Этого не посмеет никто. В тот раз он отказался от себя, принял чужое желание и волю, смотрел на свет самоуверенности, но не на тех, кто за ним. Всё будет иначе. Единым рывком, как кошка, хитростью показавшая свою слабость и готовящаяся напасть на расслабившегося врага, убийца поднялся во весь рост, до боли сжав кулаки, и бросил полный ярости взгляд в самый центр света, пробивая его, плавя. И тут же закричал, схватившись руками за обожжённые глаза, не выдержавшие такого испытания.
Обожжённые золотом.
Резко выпрямившись, Эриррис ударился затылком о каменный выступ. Хорошо, что шлем смягчил удар — последствием стал только быстро стихающий в голове гул. Впрочем, боль, тупо пульсирующая в висках, давала о себе знать куда больше, особенно усилившись после удара. Схватившись за голову, имперец натолкнулся на сильно неровную, с множеством вмятин, холодящую поверхность, мгновенно вспомнив, что на момент схватки в отсеке он находился в шлеме, снятом с упокоенного им "Мастера Колдовства и Мистицизма" Гиллиана. Ноющими от боли руками имперец нащупал на шее крепления, быстро их отстегнул и с остервенением отбросил свой головной убор. Если бы не эта проклятая штуковина, исход схватки мог быть совершенно иным. И всё равно, что он спас его от удара молотом Гашида — без него Эриррис даже не получил бы этого тычка! Мантия, мешающая ему и сковывающая движения, была скомкана и подожжёна с помощью Укуса, после чего отправилась вслед за стальным "яйцом". К даэдроту. Пусть ему придётся выяснять отношения со следующей группой встретившихся стражников и, вероятно, сражаться с ними насмерть, но это лучше, чем запутаться в собственной одежде и упасть, как последний неудачник, под ноги гогочущим каторжанам.
Сотворив шарик Света и приведя себя в порядок, подлечившись с помощью купленного в кальдеранском магазине плаща — который, впрочем, ненамного успокоил ноющее тело, зато унял боль в голове, — Эриррис подвёл итоги. Почти весь отсек был завален. Намертво. Чуть левее того места, где, как он помнил, должен был быть погребён Гашид, вообще лежала монолитного вида глыба камня, которую легче разрушить в пыль, чем сдвинуть. Дирама, как ни странно, нигде не было. Убийца был полностью уверен, что хлаалец успел выбраться из-под падающих с потолка камней: логичнее всего, что стражник улепетал куда-то в дальние части шахты, поплевав на судьбу возможно ещё живого имперского мага, что со стопроцентной вероятностью подтверждал обломанный костяной шип и шлем рядом с выходом. Вполне-таки обычно и, что самое главное, естественно. Но это было совершенно не важно.
Эриррис встал перед зияющим чернотой зёвом одного из десятков туннелей Новой Шахты. Уже долгое время он жил в спокойствии. Имперские рудники — не самое приветливое местечко, но там были свои законы, свои соглашения, свои правила. Если их придерживаться и не спорить с начальством — можно даже выйти на волю живым и в пусть и не совсем, но достаточно добром здравии. Можно даже сказать, что это был отдых — как раз для такого, как он. Но всему приходит пора заканчиваться. Ни один из его врагов не сумел противостоять Эриррису. Неважно, кто они были — уважаемые дворяне, хитрые маги или обычные солдаты, — все они полегли от его рук. Сейчас же у него появились новые враги — куда опаснее, сильнее и коварнее всех предыдущих вместе взятых. Это их не спасёт. Когда дойдёт до точки, где коварство потеряет свою силу, когда мощь ослабнет и испарится — он придёт за своей платой, положенной за вторжение в его воспоминания, храм Личности, и она будет слишком высока. Даже боги могут умереть. А пока он будет играть по их правилам...
Глазами, в которых светилась цель — теперь уже ясная и осязаемая, — пронзающими насквозь, Эриррис упёрся в темноту тоннеля. Тьма — его стихия. Он подчинил её ещё в своей деревне, сделав своим страшнейшим союзником, и он докажет своё право на единоличное владение ей. Рукой затушив Свет, Эриррис произнёс заклинание Кошачьего Глаза и сделал шаг в темноту. Даже нарастающий грохот ещё одного, возможно, финального обвала, не смог поколебать его рассудок.
Глава LXXXVII: Встреча.
Едва только Эриррис выскочил из тёмного туннеля, как последний камень обвала, промчавшегося по истерзанным сводам, поставил жирную точку в существовании четырнадцатого отсека. Легче будет проделать новую штольню, чем очищать и укреплять эту расшатанную и ненадёжную конструкцию. Впрочем, такое же будущее можно было пророчить и многим другим частям шахты, так как ничего не давало гарантии, что это обрушение было последним. Возможно, ещё один такой взрыв, и точку можно будет ставить уже на существовании всей шахты, включая её невольных обитателей. И это отнюдь не добавляло душевного спокойствия, но, учитывая то, что у имперца был при себе свиток Божественного Вмешательства, на это ему было совершенно наплевать.
— Итак, что же мы имеем? — тихо произнёс Эриррис, склонив голову набок.
Перед ним было разветвление. Один из коридоров, уходящий влево, выглядел более надёжным — с целыми балками и относительно целым сводом, — хотя и значительно меньшим по сравнению с другими тоннелями. Но наиболее примечательным была сорванная печать с когда-то существовавших там дверей, сейчас мирно прислонённых к стене. Второй такого же впечатления не производил — по крайней мере, треть балок дальше от него были сломаны, ну а о трещинах вообще не стоило говорить. Будет отнюдь не удивительно, что вскоре он обвалится сам, безо всяких там землетрясений. Выбор казался очевидным — ударить достаточно сильным взрывным заклинанием по балкам и самым большим трещинам, а потом убежать по целому тоннелю. Не без риска, конечно, зато правильно. Но судьба распорядилась немного по-иному. В конце второго коридора вдалеке показался тусклый свет, явно исходящий от факела или чего-то ему подобного.
Стражники? Маловероятно. Взрывы раздались прямо в дальних отсеках, значит, за помощью оттуда давно уже вышли. Значит — каторжники. И что делать? — даже не успев задать себе этот чисто риторический вопрос, его рука потянулась к поясу с дротиками. Не нужно лишних свидетелей. Если, как таковой, альтернативный выход из шахты существует, могут вернуться другие. За ранеными, или же за неясной тенью, замеченной краем глаза в полутьме...
Свет стремительно приближался, временами мигая — по-видимому, человек бежал со всех ног, спотыкаясь о камни и части поломанных рельс. И бежал один. Не проблема. Лезвие стального дротика легло в правую руку имперца, готовую в любой момент сорваться, чтобы утопить его в живой плоти.
Когда бегущий приблизился на достаточное расстояние, чтобы разглядеть специально выступившего из тьмы Эрирриса, то резко, едва не споткнувшись, остановился. Бросив короткий взгляд на весьма потрёпанного, с измятым лицом, данмера, имперец подвёл итоги увиденному. Вероятней всего, это был стражник хлаалу, судя по порядком изломанным доспехам и какой-то подвеске из мягкой ткани, выбившейся из-за пазухи во время бега. Шлема на нём не было и, что самое забавное, оружия в том числе. Эриррис догадался, при каких обстоятельствах тот потерял свой меч, и криво улыбнулся. На лице же хлаальца в этот момент для радости не было места: оно выражало совсем другую эмоцию — удивление. И страх. Оно и понятно — ведь откуда взяться в полуразрушенной имперской шахте настолько странному человеку, одетому мало того, что в костяную броню совершенно иного стиля, но и вооружённого до зубов: в полутьме у пояса слабо поблёскивали целых три клинка, не считая целого каскада металлических бликов на торсе! Уж на кого-кого, но ни на стражника, ни на заключённого, и уж тем более на мага он похож не был. Впрочем, если бы он сумел разглядеть кривую усмешку на лице убийцы, то некоторое представление о нём у хлаальца уже б появилось. Рефлекторно стражник потянулся к рукоятке меча, что должен был висеть у него на поясе, но суровая реальность вновь напомнила о себе — его там не было. Это его действо вызвало ещё один смешок со стороны Эрирриса. Ситуация походила на комедийную театральную постановку. Вот только безоружному данмеру было почему-то не смешно.
— Ты кто? — опасливо, с ноткой истерики, спросил у незнакомца хлаалу.
Утруждать себя ответом на этот вопрос Эриррис не стал. Только рефлекторно подметил, какой легкой целью сейчас была его шея.
— Я спрашиваю, кто ты?! — нервно повторил свой вопрос страж. — Что ты здесь делаешь?
Но вместо пояснений от подозрительного человека, не меняющего выражения своего лица, Ллейн увидел, как из-за спины незнакомца плавно выходит ранее спрятанная там рука. А в ней отражённым светом факела блестит маленький металлический предмет, не предвещающий ему ничего хорошего.
— Нет... — с нотками мольбы в голосе тихо сказал хлаалу. Он уже всё понял. В более-менее общих чертах.
Эриррис отвёл руку для броска. Стражник очень не вовремя попытался перебежать ему дорогу. Не получилось. Едва только он решил закончить эту психическую ломку и оборвать жизнь обречённого данмера, как ему в голову пришла куда лучшая идея.
— Знаешь, у тебя есть шанс. Сколько человек осталось в дальних отсеках? Остался ли путь на поверхность? Есть ли альтернативный выход? Отвечай честно и максимально точно — времени у тебя не так уж и много.