— Интересные мысли, Олег Игоревич. — На некоторое время Суманеев задумался. — А что вы полагаете, Сергей Дмитриевич?
Полковник Терешкин уверенно сообщил:
— Я согласен с мнением полковника Синицына, товарищ генерал. Тем более, что сам Посланник утверждал ранее о невозможности его убийства или похищения. Но найти нам Михайлова все равно необходимо в ближайшее время. А вот освобождать его или задерживать Сабониса — необходимо решить на месте. То есть, исходя из конкретной ситуации — где мы его обнаружим, когда и при каких обстоятельствах.
— Хорошо, — подвел итог Суманеев. — Так и поступим, действуйте.
— Есть, — ответили в один голос полковники.
Уже в своем кабинете Синицын произнес:
— Легко сказать — действуйте...
— Не будь занудой, Олег, — перебил его вошедший следом Терешкин. — Ему тоже сейчас не сладко. Ведь в Москву надо сообщать, а как? Там такой шум поднимется...
— Ладно, — отмахнулся Синицын, — давай к делу. Какие мысли?
— Консульства, оба на всякий случай, блокируем с собачками. Если повезут диппочтой в ящике — они учуют. В аэропорт и на вокзал сообщим, дороги тоже закроем. Надо пригласить всех участковых — пусть обойдут дворы. Может, кто-то в последнее время снимал квартиру — дадим им фотки Сабониса. Если он снял еще одну хату заранее, то не далее двух кварталов от прежней. И ближе нельзя и дальше опасно — вдруг засекут по дороге. Проституток надо потрясти — в апартаментах можно очень легко и безопасно спрятаться на день-два, ему больше и не надо.
— Сексуально здравая мысль, — усмехнулся Синицын.
— А что?
— Да нормально все, Сергей, нормально. Про квартиры и участковых я и сам допер, а вот про проституток — спасибо. Давай, собирай участковых, а я возьму на себя консульства.
ХVII глава
Сабонис еще некоторое время колебался, не зная, какое решение принять. Но возможная слава в случае переправки живого Михайлова через границу затмевала все. Он уже видел себя на этом коне — почет, деньги, повышение по службе. И нет этой замызганной России.
Правда и червячок сомнений подтачивал — не прост этот Михайлов, ох, не прост, что-то задумал наверняка. Опыт нелегала не давал покоя. Но что такое червячок и опыт в сравнении со славой и деньгами? А Михайлову можно и не говорить ничего. Пусть и не знает о его планах.
— Ладно, генерал, будем считать, что мы друг друга уговорили. Но диппочтой я вас не повезу, есть другой надежный путь.
— Какой, позвольте узнать? Других надежных нет. — Решил поддержать разговор Михайлов.
— Я не стану это обсуждать с тобой, генерал. Но, как ты сам прекрасно понимаешь, провал мне не нужен, а, значит — путь есть. Придется снова одеть на тебя наручники, а я отлучусь ненадолго.
Михайлов вытянул руки вперед.
— Нет, дорогой, сзади.
Сабонис пристегнул наручники сзади за трубой отопления. Это гарантировало, как он считал, что клиент не отстегнется и не сбежит. Теперь надо было позвонить, и он вышел в коридор, открыл и захлопнул входную дверь, имитируя выход. В ванной поменял симку на телефоне и успокоился лишь тогда, когда услышал, что за ними уже выехали. Он снова хлопнул входной дверью и вошел в комнату.
— Все в порядке, генерал, сейчас за нами приедут.
— Дурак, наручники отстегни — труба горячущая.
— А ты бы, генерал, ручонками сильно не двигал — вот и не обжигался бы, — произнес радостно Сабонис, отстегивая Михайлова от трубы.
Но Михайлов прекрасно понимал, что радость противника не от того, обжегся он или нет. Сабонис явно никуда не ходил — это опасно. Значит, позвонил и его план начал действовать.
— Все теперь от тебя зависит, Николай Петрович. Будешь вести себя хорошо, выполнять все мои указания — окажешься в шоколаде. Деньги, положение, почет — всего будет в достатке, не то, что здесь, в России. Эх, жизнь вольная, — Сабонис с удовольствием потянулся, — ты и не знаешь пока, что это такое. Море, яхта, девочки... Когда есть деньги — все есть. А у тебя их будет немереное количество, генерал.
Михайлов усмехнулся.
— Рано пташечка запела — как бы кошечка не съела. — Но Михайлов решил не раззадоривать пока Сабониса. — До моря еще доплыть надо.
— Не боись, генерал, доплывем. Все продумано до мелочей, проколов не будет.
— А вот это уже радует, — поддержал мысль Михайлов. Но ты-то по приезду в море с девочками, а мне еще потрудиться придется. Море еще заработать надо.
— Не боись, — вновь уверенно произнес Сабонис. — Лично попрошу за тебя — сначала море, а потом уже показания давать станешь. Все будет в шоколаде!
' В говне ты будешь, а не в шоколаде, — ухмыльнулся про себя Михайлов. — Наверняка тебя в этом море и утопят хозяева, чтобы все следы замести. А я бы действительно был в шоколаде, только мне русские конфетки ближе и тебе этого не понять'.
Зазвонил сотовый и Сабонис от удовольствия аж прищелкнул пальцами.
— Вот и все, генерал, за нами приехали. Сейчас спокойно выходим и садимся в машину. Если дернешься — придется тебя застрелить, а очень не хотелось бы. Иди впереди, я чуточку сзади.
— А куда там потом садиться, в какую машину? — наивно спросил Михайлов.
— Иди, генерал, иди — не промахнешься.
Михайлов вышел из квартиры, спустился по лестнице, слыша за собой шаги Сабониса, подошел к подъездной двери. Никого не было. Толкнул ее и увидел микроавтобус с открытыми задними дверками, вплотную подогнанный к подъезду.
— Действительно — не промахнешься.
— А то,..— довольно констатировал Сабонис, усаживаясь в салон без окон. — Скоро на месте будем.
Ехали минут пятнадцать. И снова он вышел из машины прямо в открытую дверь, так и не увидев, куда его привезли. Но по времени и поворотам догадался — Польское консульство. Машина не могла долго петлять по городу — слишком опасно.
В комнате, куда привели Михайлова, было всего лишь одно окно, выходящее во внутренний дворик. И он видел, как прохаживаются там двое мужчин, наверняка охранники.
Сабонис достал коньяк.
— Надо отметить, генерал. Не стану скрывать — это уже не российская территория. Основное дело сделано.
— Что ж, Юрий, выпью немного с вами на Польской территории. Но дело будет сделано лишь на Американской земле. А потешить иллюзии можно и здесь.
— Это уже не иллюзии, генерал. — Сабонис опрокинул коньяк в рот. — Диппочта не подлежит проверке. Отсюда — Москва, потом Варшава и наше посольство там. Вот и все.
— Все будет тогда, Юрий, когда я ступлю ногами на землю американского континента. А посольство — это тоже иллюзии. — Он выпил коньяк. — У нас разные взгляды. У меня практичные, у тебя мечтательные.
— А-а, — махнул Сабонис рукой. — Какая разница, все равно результат будет единый. Пару дней — и я на море. — Он помолчал немного, видимо мечтая, затем продолжил: — Это не городская квартира, здесь ФСБ не пляшет. Ладно — пойду отдыхать. А ты, генерал, если захочешь в туалет, поесть, поспать — скажешь дядьке за дверью — все организует.
Михайлов, оставшись один, прикрыл веки. 'Комната наверняка просматривается, — рассуждал про себя он. — Значит, необходимо вести себя соответственно. Дядька за дверью — его лицо ничего мне не даст, простой охранник. А кто в консульстве завербован Сабонисом? Надо это выяснить'.
Он подошел к двери и открыл ее. Здоровенный накаченный детина тупо смотрел на него, не произнося ни слова.
— Можно мне поговорить с вашим начальником? — попросил Михайлов.
Детина невозмутимо позвонил по телефону — явился Сабонис.
— Что, генерал, не ожидал? — он усмехнулся. — Этот старый трюк не прошел? Решил выявить человека в консульстве?
— Я — генерал, — подчеркнул Михайлов, — и в ваши шпионские игры играть не умею и не собираюсь. Это вы везде видите подвох, даже там, где его нет. Я хотел погулять на воздухе, в дворике, там тоже ходит охрана. И я полагал, что охранник сам это не решит. Вот и пригласил тебя, Юрий.
— Не меня, Николай Петрович, не меня. Начальника ты хотел видеть... Ладно, иди — гуляй.
— Ты не учитываешь одного, Юрий — ты профи в шпионстве, а я в военном деле. Я ученый, а не шпион и все ваши прибамбасы пусть с вами и остаются. Ты в эти игры с ФСБэшниками поиграешь, если нарвешься. А меня они просто грохнут без всяких условностей, как изменника Родины.
Сабонис явно не хотел продолжения разговора. Скорее всего его оторвали от важного дела, которое должно быть закончено. Наверняка общался с Лэнгли по закрытой линии, получая дальнейшие инструкции. Он так и не ответил ничего, торопясь уйти.
Небольшой дворик, зеленая травка, высокий забор и два гуляющих накаченных охранника... Михайлов достал пачку сигарет, закурил, потом подошел к одному из охранников.
— У меня скоро закончатся сигареты, можно мне принести такие же? — он показал пачку.
Охранник кивнул головой, но ничего не ответил и отошел. Михайлов докурил сигарету и вернулся в комнату. Присел в кресло, закрыл веки и задремал в раздумьях. Его разбудил охранник, принесший пачку сигарет. Пятнадцать минут сна немного освежили Михайлова. И он выработал для себя план — прорываться к своим лишь в Варшаве, когда его подвезут к американскому самолету. За это время что-нибудь да узнает существенного.
Он включил телевизор. В новостях как раз рассказывали о взрывах. Погибли все охранники. О нем, его жене и водителе не говорили вообще ничего. 'Как она там без меня — переживает наверняка сильно. Да и Суманееву достанется немало. Интересно — вычислит он ходы Сабониса или нет? Если вычислит — меня заберут в Варшаве, не раньше. При посадке в самолет. А значит, и мне надо не дать Сабонису в этот самолет сесть — территория Штатов, там его Суманееву не взять'.
А Юргис, развалившись в кресле, уже не думал о переправке Михайлова в Штаты, считая это дело решенным. И даже не думал о повышении, и о своих хозяевах.
Море, песчаный пляж, прохлада спальни на личной вилле и несколько голых девочек рядом... Он мысленно представлял их в ажурных чулочках темного, белого и телесных цветов. Груди непременно упругие от второго до третьего номера. Темная мулатка с европейскими чертами лица, чистая блондинка для контраста и длинноногая азиатка... Юргис задремал в усладе.
ХVIII глава
Ирина пришла в себя еще в карете скорой помощи. И сейчас, лежа на кровати в больнице, было время подумать. Немного болела грудь и голова. Преступник, видимо, не желал ей вреда и ударил только для того, чтобы она не мешала своими криками или действиями. Падая, Ирина ударилась затылком, потеряла ненадолго сознание, и сейчас легкое сотрясение головного мозга давало о себе знать небольшой тошнотой и болью.
Но все это было где-то там — за пределами сознания. Более всего беспокоила неизвестность. Врачи ничего не говорили, наверняка и сами не знали подробностей. Суманеев, посетивший ее лично, тоже не сказал ничего конкретного и вразумительного. Лишь общие, дежурные фразы — поправляйтесь, все хорошо, все в порядке. Он так и не ответил на конкретный вопрос о муже — где он и что с ним? Но, выставленная у дверей палаты охрана, наводила на размышления. Ирина считала, что муж или ранен, или его похитили. В случае летального исхода ее бы не охраняли. Она помнила взрывы, что муж и водитель остались живы, по их машине не стреляли из гранатомета. Вывод напрашивался сам собой — мужа похитили. Но кто, зачем, почему? Этих ответов не было.
Самое трудное для человека — когда не знаешь, что впереди, что тебя ждет, что с твоими близкими людьми. Ирина прикрыла веки и постаралась задремать. Но слезы заполняли глаза и тихо выкатывались наружу.
Тяжелая женская доля — ждать.
Ей почему-то казалось, что вспомнилась вся жизнь, пронеслась в сознанье. Но лишь с того момента, как познакомилась с Николаем, словно и не жила до этого. Припомнила и слова старой цыганки, ее гадание или предсказание о том, что встретит в жизни зрелого мужчину, полюбит и заживет счастливо, как генеральша за пазухой. Встретила, полюбила и генеральшей стала. Не вспоминала никогда цыганские слова, забыла напрочь, но всплыли они сегодня, вернулись из прошлого. Не понимала одного сейчас Ирина — не было плохого предсказанья, а оказалась она на больничной койке и муж любимый неизвестно где. Жив ли, здоров ли?
Все перевернулось в одночасье. Красивая женщина, отвергающая большинство мужчин за их похотливость, хамскую настойчивость затащить в постель, поматросить и бросить — познакомилась с мужчиной. И не просто познакомилась, а поехала к нему домой, отдала все — и душу, и тело. Влюбилась безумно, страстно и навсегда, смеясь над новой зарегистрированной ВОЗ болезнью. Болезнью с кодом 63,9, где ВОЗ признала саму любовь психическим расстройством.
Пришел ОН и перевернулась жизнь, и не нужен никто другой. Ирина встала с постели, прошлась по палате туда-сюда, накапливая решительность. Позвонила по сотовому.
— Степан Петрович? Здравствуйте, не слишком заняты, можете говорить? — Ирина начала с осторожностью.
— Добрый день, Ирина Петровна, скорее уже добрый вечер. Я вас слушаю.
Генерал Суманеев не ждал звонка, но и не удивился.
— Вы мне так ничего и не сказали здесь, в палате, на больничной койке. Но, чувствую я себя в порядке и хотелось бы все-таки услышать вразумительный ответ — что с моим мужем, где он, кто его похитил, какие меры принимаются? И пожалуйста, Степан Петрович, не надо общих фраз и размытостей — я их сама сочинять умею. Просто ответьте на вопрос — четко и конкретно.
Суманеев понял, что просто так от Михайловой не отделаешься. Но и сообщать всю правду было не в его правилах.
— Ирина Петровна, с чего вы взяли, что я что-то не договариваю? Мы работаем над этим вопросом и скоро, надеюсь, ситуация прояснится. Вас не устроит предположительный ответ, а конкретных фактов о похитителях сейчас нет. Я уверен, что все закончится благополучно и вы, в скором времени, снова будете вместе.
Ирина махнула рукой, так ничего вразумительного и не услышав.
— Тогда я хочу домой, Степан Петрович. Пусть охрана меня отвезет.
— Это уже не в моей компетенции — это решать врачам.
— С врачами я сама решу — пусть охрана не вмешивается.
— Договорились, Ирина Петровна, всего доброго. — Он на секунду представил себе переживания, беспокойство Михайловой и, как бы сжалившись, продолжил: — Сейчас мужа вернуть не обещаю. Но через несколько дней он будет дома.
'Дома.... Через несколько дней дома'. Ирина тихо произнесла последние слова Суманеева. Задумалась. Она не сомневалась, что муж жив, что-то подсказывало ей внутри, что со здоровьем все в порядке. А временная разлука связана с его работой. И он выиграет, он победит.
А что она? Просто ждущая жена — нигде не работающая. Случай заставил ее задуматься всерьез и над собой. Надо бы устроиться на работу — не для того, чтобы ни висеть на шее мужа, а для дела. Чтобы занять время с интересом и пользой. Но куда — в школу учителем английского или французского языков? Нет — детям нужно посвятить себя всю, по-другому нельзя. Переводчицей? Да, можно подумать о какой-либо турфирме.
ХIХ глава
Юргис очнулся от приятной дремоты. Образы девочек все еще оставались в памяти и топорщились бугорком в ширинке. Он томно потянулся, тряхнул головой, словно скидывая наваждение.
