Но было видно, что он по-настоящему доволен встречей.
— Так времена идут, Александр Васильевич, все течет, все меняется. И вы внутренне поменялись, и время настало.
— И я внутренне поменялся?
— Конечно. Амбиции, обиды — это не для государевых людей, — все-таки уколол немного Посланник.
— Да-а, не для государевых, это правильно. Так с чем пожаловал, Николай Петрович? Знаю — вокруг да около ходить не любите.
— Хотел свой краткосрочный и маленький саммит сделать. Брешь в большом, надеюсь, минут на десять найдется.
— Хотите поговорить о Сирии с Президентом?
— Полагаю, давно пора, Александр Васильевич. Хватит Штатам безнаказанно игнорировать ООН и Совет Безопасности. Кто там применял химическое оружие в Сирии — правительственные войска или оппозиция в лице Аль-Каиды — не знаю. Наверное, все-таки, оппозиция. И ООН не дает санкции на военное вмешательство американцам в сирийский вопрос. Почему одни, якобы, подчеркиваю — якобы, могут нарушать международное Право, а другие точно нарушают и нарушать будут. Одни Быки, а другие Юпитеры что ли, одним можно, а другим нет? Давно пора американцев на место поставить.
— И каким образом?
— Да очень простым. Пусть Президент даст понять американцам, благо, что их Президент сейчас в Санкт-Петербурге, что на этот раз не прокатит. Ни один американский или НАТОвский солдат границу Сирии не пересечет, ракеты же или снаряды, выпущенные по ее территории, автоматически взорвутся после одного метра полета. То есть фактически прямо на батарее, корабле или самолете, с которых произведен пуск. И еще — все американо-НАТОвские диверсионные группы, все диверсанты, находящиеся в Сирии, сдохнут, например, от инфаркта, в течение суток с сего времени отсчета.
— И все это возможно? — с озабоченной серьезностью спросил директор.
— Это все произойдет, — так же серьезно ответил Посланник, — независимо от того, какое решение примет Президент.
— А вы не много на себя берете, Николай Петрович?
— Не много, Александр Васильевич, не много. Президент — он всего лишь Президент, а я Посланник, посланник вселенной. Так хочет космический разум, и я там очень маленькая фигурка, гораздо меньше Президента в России. Но Россия так же мала в космосе, как и моя роль в нем. Вот... на этом разрешите откланяться, Александр Васильевич.
— А Президент?
— Полагаю, что вы прекрасно и без меня справитесь с предоставленной информацией. Не первый день знаете и, надеюсь, верите. Жду теперь вас в гости — обсудим дальнейшие планы. Конечно, когда сирийский вопрос рассосется. Вам надо подготовиться основательно, американцы не поверят и начнут атаку. Естественно, будет переполох, когда их корабли и самолеты начнут взрываться. Только потом они вспомнят серьезно о российском предупреждении и поймут, что время их Юпитера прошло, другие Юпитеры на Земле появились... без Быков, если можно так выразиться.
Посланник попрощался и ушел, а Бортовой задумался. Нет, он не сомневался в достоверности сказанного и что все произойдет именно так, а не иначе. Много раз уже невероятное становилось очевидным. Вопрос был в другом — каким образом это происходит и почему? Если Посланник так крут — не станет ли он отдельно стоящей личностью? Личностью НАД обществом, Законом, правилами и нормами. Пока реального повода не было. Но сегодня появился новый облик Посланника — он вмешивается в международную политику и, пожалуй, не очень интересуется мнением общества и решением Президента. Вроде бы все правильно, действует во благо того же общества. Но по принципу правильности лишь его мнения, а это уже диктаторские замашки.
'Стоп, — Бортовой отчетливо вспомнил фразу: 'А я Посланник, посланник вселенной. Так хочет космический разум, и я там очень маленькая фигурка, гораздо меньше Президента в России. Но Россия так же мала в космосе, как и моя роль в нем'. — Он поистине действует от имени космического разума или прикрывается им'?
Бортовой набрал номер телефона.
— Господин Президент, мне необходимо срочно встретиться с вами.
— Завтра, Александр Васильевич, позвони.
Президент положил трубку. Бортовой вздохнул и набрал номер снова.
— Господин Президент, я понимаю, что у вас через два часа встреча с Бараком Обамой по вопросу Сирии. Именно поэтому и настаиваю — перед встречей вы должны обладать этой информацией. Это очень важно.
— Хорошо, жду.
Бортовой доложил информацию Посланника. Президент минут пять ничего не говорил, потом спросил лишь одно:
— Какие имеются основания верить этому Михайлову?
Директор ФСБ не задумываясь ответил:
— Вы знаете, во что он превратил наши танки. Пока мало, но все-таки три атомные подводные лодки сделаны по его технологии. Это что-то невообразимое — американцы не могут их засечь даже на расстоянии ста метров, они ныряют на глубину десяти километров, где и батискафы не выдерживают, скорость передвижения возросла в два раза. Скорость, возможно, объяснима — за счет снижения веса. И маслом они намазаны что ли... Наши академики не могут понять, познать, выявить структуру, состав производимого Михайловым материала. Он не поддается анализу. Но материал есть и работает. Поэтому считаю, что не доверять Михайлову — оснований нет. И еще, если позволите, господин Президент, высказать свое мнение...
— Говори.
— Считаю, что не нужно сообщать американцу об этом на личной встрече. Лучше объявить журналистам на брифинге. Если американцы и их союзники по НАТО в данном вопросе все-таки пойдут на военный удар по Сирии, то они и именно они станут нарушителями международного права, действуя без санкции Совета Безопасности ООН. Россия не может допустить такого грубейшего несанкционированного вмешательства во внутренние дела независимого государства. Поэтому считает возможным применение определенных мер со своей стороны. В настоящее время Россия имеет возможность контроля за всеми ракетными установками США, еще до пуска ракет знать введенные координаты цели и включить систему самоуничтожения. Впредь ракеты США и НАТО, нацеленные на Россию или другие независимые государства, будут уничтожаться самопроизвольно при нажатии кнопки 'пуск'. Примерно так, господин Президент. Полагаю, американцы не поверят и сами уничтожат свой флот и авиацию в средиземноморье. Ну... это их право. Только люди погибнут...
-Да-а, красиво говорите... значит, вы убеждены, Александр Васильевич?
— Убежден, господин Президент.
— А как вы считаете, Обама пойдет на военные действия против Сирии до решения Конгресса или все-таки удовольствуется малой поддержкой?
— Полагаю, что он дождется решения Конгресса и уверен, что оно будет в пользу военных действий с перевесом в несколько голосов.
— А этот Михайлов, что вы о нем думаете?
— Однозначно сложно ответить. Может быть, действительно его устами с нами общается космический разум...
— Не замечал за вами присутствия фантастических грез. Хорошо, я подумаю над предоставленной информацией.
— Разрешите идти?
— Идите, Александр Васильевич, надеюсь, что мы не обманулись в Михайлове.
Бортовой ехал к себе и размышлял — поверил ли ему Президент, какое решение примет? Время тянулось очень медленно, прошло четыре часа и вот, наконец-то, брифинг.
Директор ФСБ ловил каждое слово... Но, Президент ни словом не обмолвился о сказанном, лишь уточнил, что по сирийскому вопросу каждый остался при своем мнении. 'Каждый остался при своем мнении, но мы слышали друг друга', — пояснил он, говоря об Обаме.
Выходит, не поверил ему Президент, не смог он его убедить. Да и как объяснить необъяснимое.
Мысли о Посланнике в последнее время занимали все больше места. Необычный человек, необычные возможности и таланты — куда он их повернет? А если в сторону стяжательства или еще хуже — преступности? Как с ним таким бороться — практически невозможно.
Бортовой вздохнул и решил позвонить Фролову.
— Иван Сергеевич, добрый день.
— Здравия желаю, товарищ генерал-полковник.
— Как настроение, самочувствие, погода в Иркутске?
— Все хорошо, погода отличная стоит — тепло, солнечно.
— А Посланник, как его настроение, что-нибудь есть интересное?
Фролов знал, что в последнее время его начальники не ладили между собой и не придерживался ни одной стороны — просто делал свою работу. Слишком долго он проработал в контрразведке, чтобы ввязываться самостоятельно в политические игры руководства. Другое дело, когда приходилось вмешиваться, но и тогда выбор был не за ним. Поэтому не взлетал резко и не падал больно, а более или менее ровно шел по служебной лестнице. Дослужился до начальника управления главка и резко переместился на должность начальника охраны. Понижение, конечно, было громадным и первое время это его напрягало. Но сейчас он бы не вернулся на прежнее место — с Посланником интереснее.
Не ожидал он звонка и не считал, что директор первым 'помирится'. Наоборот, ждал каких-нибудь козней. Оба были правы с его точки зрения, но не бывает двух правд в одном вопросе, и он это знал прекрасно. Особо голову себе не забивал мыслями, но сейчас явно обеспокоился.
— Посланник? Лежит вот во дворе, загорает вместе с женой на солнышке. Сентябрь уже и денечки теплые последние. Скоро задождит, потом уже не позагораешь — осень.
— В смысле... не понял — как лежит, загорает? — удивился Бортовой.
— Обычно, на надувном матраце. У него же рабочий день не нормированный.
Фролов не понимал, куда клонит директор и пытался упредить хоть что-то.
— Хм, странно, а мне казалось, что он в Москве.
Бортовой глянул на часы, прошло ровно пять часов, как Посланник покинул его кабинет. Не мог он добраться так быстро до дома — только чистого полета пять часов требовалось, плюс время в аэропорту и дороге. Хотя, если использовать истребитель, спарку, то вполне можно добраться гораздо быстрее.
— Нет, Александр Васильевич, Посланник в Москву вроде бы не собирался. По крайней мере, у меня таких данных нет. Сегодня у него, видимо, 'разгрузочный' день, лежит, загорает. Солнышко...
— А уезжал куда?
— Никуда не уезжал — все время здесь, на моих глазах.
— Таки все время на ваших глазах? — настойчиво переспросил директор.
— Да, все время здесь, во дворе. Ну, может быть, уходил минут на двадцать в свой кабинет и все. Весь день на виду. — Недоуменно ответил Фролов.
'Быть этого не может, а как же он тогда у меня был недавно? Фролов вряд ли врет... может подмена где, двойник'? Теперь уже крепко заволновался директор.
— Дай-ка трубочку Посланнику, Иван Сергеевич, хочу несколько слов ему лично сказать.
Бортовой включил аудиозапись разговора, намереваясь потом отдать ее на экспертизу. 'Где-то ведь был не Посланник — или у меня в кабинете, или у себя во дворе, но где-то точно был двойник. А выяснить это надо срочно и точно'.
Бортовой представил себе, что он прогнал туфту Президенту. Аж руки вспотели и сердце захолонулось.
— Николай Петрович? — обеспокоенно спросил Директор.
— Что, уже соскучились? — рассмеялся Посланник. — Да я это, я, выключайте свой диктофон. Все дело в элементарной телепортации. Так что не беспокойтесь — никто меня не подменил.
— Вы-ы-ы...
— Да, Александр Васильевич, да, это я умею легко. И не переживайте вы так — Президент вас услышал и объявит оговоренное на брифинге, когда Конгресс даст добро. Сразу же объявит, незамедлительно. Пусть Обама потом репу почешет, — он засмеялся и отключил телефон. — Вот, еще один Фома Неведающий, — посмотрел он на Фролова, — да, слетал я сегодня в Москву, переговорил с директором. Зашел к себе в кабинет, надел костюм, телепортировался, переговорил и вернулся. А директор забеспокоился — не может же человек в двух местах быть. Я и не был в двух местах одновременно. Телепортация — не самолет, на нее времени менее секунды хватает. А расстояние значения не имеет — хоть до луны, хоть до Москвы: без разницы. Вот так, товарищ генерал Фролов, не хотел раньше времени свои особенности показывать, но обстоятельства вынудили. Нашему Президенту информация нужна, а то совсем американцы заснобились в своей политической интеллектуальности. Попросту сказать — зажрались. Вот и пусть собственное дерьмецо покушают.
— С вами, Николай Петрович, я уже ничему не удивляюсь, — Фролов попытался скрыть все же присущее изумление, — но про американцев не совсем понял...
— А-а, этот фрукт еще не созрел. Скоро поймете, Иван Сергеевич, Президент через несколько дней перед журналистами выступит. Тогда и поймете все.
ХLVII глава
Токарев сразу же поехал в СИЗО. Пока ехал, думал и не мог понять — кто этот мужчина, почему не назвал себя? Вызывает начальник УФСБ, забирает другой генерал ФСБэшник. Выходит — большой начальник этот не представившийся мужчина, если его генерал охраняет. Тоже ФСБэшник — вряд ли, что же они — друг друга охраняют. Правительство или аппарат Президента? Возможно. Да какая разница — шишка есть шишка. Но почему мной интересуется, он же не из МВД? Много мыслей лезло в голову. Он зашел к Лобановскому.
— Здравствуй, Алексей Васильевич. Давненько не навещал ваш 'белый лебедь'.
— Здравствуйте, товарищ полковник. Извините, но давайте позже, завтра поговорим. Дел невпроворот.
— Завтра нельзя, подполковник, — подчеркнул он звание.
— Видите ли... у нас зэка одного чуть не убили. Просто чудом предотвратили, чудом. Думал не успею, но вовремя в камеру вошли, прямо, можно сказать, на месте преступника обезвредили, взяли с заточкой в руке. Давайте завтра, товарищ полковник, пообщаемся.
Действительно замученный вид Лобановского не остановил Токарева. Ранее эта служба относилась к системе МВД и была, как бы, на второстепенных ролях. Проштрафился оперативник, и его могли списать в ГУИН, там он 'отсиживался' и возвращался вновь, если работать мог и хотел. Поэтому профессионального уважения среди ментов к этой системе и большинству ее личного состава не существовало.
— Кого, если не секрет, хотели убить? — Токарев присел на свободный стул.
— А-а, — начальник оперчасти махнул рукой.
'Вечно эти менты лезут со своим не вовремя, вообще-то у нас свое УСБ есть, тоже — те еще отморозки', — подумал, но ничего не сказал вслух Лобановский.
— И все-таки? — настоятельно переспросил Токарев.
— Устинова.
— Устинова? — удивился начальник УСБ. — Давай, Алексей Васильевич, с этого места поподробнее, рассказывай с самого начала. Я как раз по Устинову к тебе и приехал. И под протокольчик, пока в виде объяснения, но все же. Советую ничего не скрывать, сам понимаешь, не зря нас этот Устинов интересует.
— Понимаю, — вздохнул Лобановский, — все понимаю, Григорий Емельянович. Все в одну кучу валится — Устинов, Соленый, Гончар, Белый, Нестерович. Вы-то каким боком в это дерьмо залезли?
Токарев усмехнулся.
— Ты же сам эти фамилии и кликухи назвал, чего же спрашиваешь?
— Ну да, ну да...Вот черт, что теперь с этим Соленым делать — прямо не знаю. Устинов этот тут не в струю влез, а так все хорошо было, замечательно просто.
Лобановский снова вздохнул.
