— Значит, возьмем собаку. А про машину — не проси. Была бы — не дал. Тебя возить будут, не беспокойся. Сама понимаешь — одну отпустить не смогу. Я в душ...
— Выходит не успокоилось все, не нормализовалась обстановка?.. И...
— Все нормально, Ирина, все нормально, — перебил ее Николай. — Ты и раньше никогда одна не ездила, и сейчас не будешь. Что поделать — такова участь определенных жен.
Он ушел в душ, более ничего не сказав. И Ирина поняла — спорить и обсуждать бесполезно.
После завтрака они вышли во двор. Охрана и машины стояли наготове. Подошел генерал Фролов.
— Доброе утро, Шеф, здравствуйте, Ирина Петровна.
— Доброе, Иван Сергеевич. Доброе. — Ирина ответила кивком головы. — Ты вот о чем распорядись, Иван Сергеевич, пусть Дима и Игорь, его напарник, всегда теперь с Ириной будут. Мы сейчас в город едем, Ирина хочет на работу устроиться. В офисе торчать, естественно, не надо, но быть рядом. Вообще сам все понимаешь.
— Есть, Шеф. А что за фирма?
Николай посмотрел на Ирину.
— Трэвэл— тур. Я о ней в газете прочитала, — предотвращая вопрос, пояснила Ирина.
— Есть, Ирина Петровна, сделаем.
— Ты вот что, Иван Сергеевич, переходи-ка на гражданский язык, ни к чему эти строевые замашки. И охране накажи. Между собой можете хоть строевым шагом ходить. Извини, нам так удобнее, правда.
Михайлов похлопал генерала по плечу.
— Хорошо, Шеф.
— Вот видишь — у тебя все получилось.
Михайлов засмеялся, а следом рассмеялись и Фролов с Ириной.
Обычный офис средней фирмы располагался достаточно удобно. Можно подъехать близко, оставить машину на парковке, что немаловажно в центре города. Двухкомнатная квартира первого этажа, переделанная в служебное помещение с отдельным входом-выходом на улицу. Небольшой кабинет директора, бухгалтерия и комната менеджеров. У входной двери скучающий от безделья охранник, с которого песок уже явно не сыпался, потому как не было даже песка.
'Родственник, наверное, директора — старый очень охранник. Фролов его обязательно на своего заменит с удовольствием', — подумала Ирина и улыбнулась.
— А вы красиво улыбаетесь, девушка, это очень неплохо в нашей работе. Вы Ирина? — мужчина, не стесняясь, осмотрел ее с ног до головы.
— Да, я на собеседование, — ответила она и подумала: 'Клеиться станет, котяра. Ничего, лишь бы взял — быстро обломается. Или Дима с Игорем обломают'. Она снова улыбнулась.
Я — Сергей Борисович, директор. Прошу, — он указал рукой на свой кабинет, прошел после нее и поудобнее устроился в кресле. — Ознакомился с вашей анкетой, Ирина. Значит, знаете английский, французский?
— Знаю, владею свободно, немного говорю на немецком, но здесь надо подучиться немного.
— All right. Tell us about yourself, your family. — Спросил директор о ней и ее семье.
— Passport information in the questionnaire. I will not repeat. No children. Living with her husband. Perhaps — everything.
— Да-а, вы не многословны, Ирина. Но говорите весьма не плохо. И кто же ваш муж?
— Муж военный, Сергей Борисович, вечно на работе, вернее на службе. Решила не сидеть дома — пойти поработать.
— Это правильно, Ирина. Очень правильно. Зачем же такой красавице дома сидеть?
— Спасибо за комплимент, Сергей Борисович.
— Ну-у, что вы, Ирина, ей Богу, какой комплимент — это правда. А живете вы где? Что-то в анкете нет адреса.
— Своего дома нет в городе. Живем на территории воинской части. Это не далеко — рядом почти.
— Своя машина? И какая марка?
Ирина понимала, что директор наверняка уже принял решение и сейчас задавал вопросы, более интересующие его лично, как мужчину. Что-то отвратительное подкатывало внутрь, но она держалась.
— Машины своей нет, нас отвозят-привозят на служебной.
Директор глянул на часы.
— Обед скоро. Может, пообедаем вместе, а потом я вас увезу сам.
— Спасибо, Сергей Борисович, за предложение. В другой раз. Сегодня меня муж привез и ждет на улице. Времени у него мало, сами понимаете — военный. Как насчет работы, что вы мне ответите?
Директор поерзал в кресле, откровенно раздевая Ирину глазами.
— Насчет работы, хм, беру. Как же я могу такую красавицу не взять — не поймет заграница, — он засмеялся, улыбнулась и Ирина.
-А обязанности?
— Обязанности? — словно удивился директор. — Обязанности, полагаю, сами понимаете. — Он замолчал и, не дождавшись ее положительного ответа, продолжил: — Вести переговоры с иностранными фирмами. По цене, размещению, быту и отдыху наших туристов. Вот и все... по работе.
Ирина словно не заметила последнее.
— Когда я могу оформиться и приступить к работе?
— Могла бы и сегодня...Но раз муж ждет, хм... Лена, — громко крикнул он, — оформи девушку на Светкино место. Все, Ирина, завтра в девять утра жду.
Она вышла из офиса и не села сразу в машину, ушла подальше от окон Трэвэл-Тур.
— Выходит — никуда не поедем сегодня? — спросил, поняв ситуацию, Николай.
— Ничего не хочу, Коля, ничего. Душ хочется принять, смыть эту котярскую слизь. Как буду работать — не знаю. Завтра ждут в девять.
— А я помогу тебе, Ирина. Не спрашивай — просто помогу и все.
Вечером следующего дня она спросила у Дмитрия, своего водителя. И он пояснил ей, что после нее в офисе побывал Фролов в своей генеральской форме.
— А я-то все ломала голову — что это котярская спесь с директора слетела? Вот оно что. Понятно теперь. Зато работать легко стало и будет.
ХХVI глава
Поезд пел свою обычную песню — тук-тук, тук-тук, тук-тук. За окном проносились поля. Нет, они не поражали глаз путника своим великолепием, однако изумляли бескрайностью просторов необжитой земли. На многие сотни верст лишь домики полустанков да отсыпанная насыпь железки. И столбы, столбы, столбы.
Михайлов не полетел самолетом — захотелось побыть одному, подумать. Личный, хоть и служебный, самолет уже был. А вот поезда не было. Но купе, просторное помещение с удобствами место имело. Оказывается, есть на железке такие вагоны, их можно прицепить и к обычному, и к литерному составу. Ехал обычным, а сейчас единственным. Тепловоз тащил только его вагон. Закрытая ветка, по которой ходили только спецпоезда.
Тепло еще не прижилось в этой глуши. Словно вернулся Михайлов с мая в март. Он это почувствовал кожей, когда из вагона пересаживался в вертолет.
На месте прекрасно отделанные помещения лишь не дарили солнечный свет. Он не знал и не спрашивал, насколько глубоко сейчас под землей находится.
Главный конструктор уже ждал его, не скрывая свою раздражительность. Притащили на производство, не объяснив ничего. Извинились, что придется непланированно ждать — нужный человек едет поездом, не полетел самолетом, как намечалось. Военные всегда раздражали его, человека науки и созидания.
— Вот вы какой, бог и царь АПЛов, Валентин Дмитриевич. — В просторную комнату вошел Михайлов. — Знаю, уже три дня ждете. Но будем знакомиться. Николай Петрович, — Михайлов протянул руку.
— Хм, Валентин Дмитриевич, — Загурский отошел к креслу, так и не подав руки. — Прошу, — он указал на соседнее, присел сам.
— Пусть так. Вряд ли вы бы общались с коллегой подобным образом. Каждому своё Богом отмерено. Кто-то уголь грузит, кто-то людей лечит, кто-то конструирует. Без тех или без этих не обойтись, важны все, как и наша охрана.
— А у вас что, охрана есть? Вы же сами...
— Нет, я не военный, Валентин Дмитриевич, хоть и генерал. Такой же конструктор, как и вы.
— Не смешите меня, не надо. Я людей науки, которые хоть что-то в ней понимают, если не в лицо, то пофамильно каждого знаю.
— Может выпороть вас, Валентин Дмитриевич?
— Не понял, что сделать?
Загурский не испугался, нет, он действительно удивился.
— Выпороть, как в детстве непослушных пацанов ремешком пороли. Я прикажу...
Загурский рассмеялся.
— Не надо. С вас станется. Говорите, — он перешел на дружелюбный тон.
— Сейчас здесь строят лодку, Валентин Дмитриевич, вы знаете. Многое сделано и предстоит сделать по-новому. Я дам вам совершенно новый, неизвестный даже в фантазиях, строительный материал. В соответствии с ним вы и должны будете переделать АПЛ. Что в лодке самое тяжелое — корпус. Представьте себе, что он стал прочнее многократно, тысячекратно, если хотите, а вес уменьшился многотонно. Как вам понравится такой материал?
Загурский махнул рукой.
— Я думал вы серьезно. Зачем меня сюда привезли, сказки ваши слушать?
Михайлов вздохнул.
— Не сказки слушать. Я приехал реально эти сказки продемонстрировать.
— Вот и демонстрируйте кому угодно, только не мне. Я всех ученых в этой области знаю и припевы к басенкам от незнакомца слышать не намерен, не на концерте.
— Идиот. Ты даже слышать не можешь. Сейчас к тебе отолога пригласят, потом поговорим.
Николай вышел из комнаты.
— Послушайте, генерал, — обратился Загурский к вошедшему Фролову, — что это за маразматик был. В науке надо немного чокнутым быть, но не совсем же, по крайней мере.
— Прошу вас, Валентин Дмитриевич, — Фролов указал на дверь.
— Куда еще? Я вам, кажется, генерал, вопрос задал.
— К ушному доктору.
— Куда? Вы что здесь, все охренели?
— Нет, Валентин Дмитриевич, только вы. И это не маразматик был, это создатель нового материала, который не в формулах — в реалиях есть. Его можно потрогать, пощупать, погладить. Это настоящий ученый. Не чета всяким. А сейчас прошу... к доктору.
— Хватит с меня, хватит. Я немедленно уезжаю. Распорядитесь самолет приготовить.
— А вас никто не спрашивал о желаниях, Валентин Дмитриевич. Сначала к доктору, потом новый материал смотреть.
— Ага, щас, разбежался.
Фролов подошел, несильно ткнул Загурского в солнечное сплетение, бросил вошедшей охране:
— Тащите его к ушнику, потом сразу в цех, где прессы стоят.
Охрана потащила согнутого пополам и хватающего воздух Загурского. Фролов не громко, но чтобы его услышали, бросил напоследок:
— Развелось тут... дерьмократов всяких московских, нервы еще мотают...
Фролов прошел в соседнюю комнату.
— Вы извините, шеф, не расстраивайтесь. Он неплохой ученый так-то, только с гонором. Наверное, потому, что считает себя лучшим. Его после ушника сразу в цех приведут, пусть материал своими глазами увидит, под прессом его попробует. Вы не возражаете?
— А что — правда к отологу повели? — улыбнулся Михайлов.
— Это с него немного спеси собьет, а то до дела всю кровь выпьет.
— Ладно, Иван Сергеевич, ладно. Не переборщите только — ему же еще работать потом.
Михайлов присел в кресло, закурил.
-Что-то устал я сегодня. Такие гонористые мужики не делают позитива в работе.
— Вы знаете, Шеф, хотите мое мнение?
— А как же, я же с ушами, — Михайлов произнес весело.
Фролов немного подумал.
— Он негонористый, может, и хуже даже. С конструкторами, имеющими имя, общается нормально. Своих инженеров не видит, не слышит, не признает, как и охрану. Считает всех быдлом, не достойным его общения. С простым инженером ни за что говорить не станет. Может, только с начальником отдела и то через губу. Вы меня понимаете, Шеф?
Михайлов вздохнул.
— Понимаю, Иван Сергеевич, понимаю. С ним тяжело. Амбициозность, говнистость, но мозги-то есть. И этим все сказано. Пойдем, пора уже.
В цехе уже стоял Загурский. Спеси, может быть, поубавилось, а может, и нет. Такой не покажет вида перед охраной. Наверняка внутри все кипит от ярости. Куда он ее направит?
— Вот этот материал, Валентин Дмитриевич.
Михайлов протянул квадратный метр тонкого листового металла. Загурский взял, повертел его в руках. Что за сплав — не понял. Легче железа и алюминия. Бросил с пафосом на пол.
— И вот из этой жестянки вы хотите делать корпус атомной подводной лодки? — спросил он с иронией у Михайлова.
— Почему же только корпус? Реактор тоже будет внутри такой обшивки. Уйдет вся свинцовая составляющая. Представляете — насколько легче станет лодка? На тонны, на многие тонны. Это даст...
— Хватит, — оборвал Загурский, — с меня хватит. Я уезжаю. Шизофренией занимайтесь без меня.
Он направился к выходу, но по кивку Фролова охрана схватила Загурского за руки.
— Вот что, Иван Сергеевич, — произнес Михайлов, — увещевания здесь, видимо, бесполезны. Я предлагаю следующее. Снимите с него штаны, привяжите к какой-нибудь станине и отстегайте ремешком хорошенько. Солдатским ремешком, до крови, чтобы почувствовал. А пока учите его уму разуму, пусть он материал в действии посмотрит, под прессом, например. Потом в этих листах его в сам реактор засуньте, где никакой свинец не спасет. А потом, с ученой жопой, уже ко мне.
Михайлов ушел, слыша за спиной смех от последних слов. Он прошел в выделенную комнату, налил рюмку коньяка, выпил. Наверное, прав Фролов в своей характеристике. Ничего, это несколько остудит Загурского, сильно ударит по гонору, тем более прилюдная порка. В другой ситуации это бы озлобило, затаился бы он и отомстил. Не Михайлову или Фролову, государству бы отомстил, например, продав совершенно секретную документацию за рубеж. Здесь другое — он увидит, поймет и, как ученый, будет ошеломлен, а не озлоблен. Очень на это надеялся Михайлов, но не собирался лишний раз рисковать. Теперь путь для Загурского за границу закрыт навсегда.
Он появился в комнате через час. Михайлов предложил сесть.
— Спасибо, мне стоя удобнее.
Николай не стал улыбаться, хоть и хотелось это сделать. Зачем лишний раз обижать.
— Все посмотрели, Валентин Дмитриевич?
— Все, Николай Петрович. Жаль, что сразу не мог даже предположить возможное.
— И не надо было предполагать — надо было просто послушать и посмотреть.
— Извините, Николай Петрович, но мне представить сие было невозможно.
— Ладно, проехали, — отмахнулся Михайлов. — Надеюсь теперь вы не станете кичиться простых инженеров, свысока разговаривать с подчиненными, потому как сами еще младенец в науке, несмышленыш. И я младенец, хоть и побольше вас знаю. Коньяк?
— Пожалуй, можно. А вы расскажите немного о своем материале?
— Вы его видели в действии, Валентин Дмитриевич, — Михайлов говорил, наливая коньяк. — С ним можно нырнуть на дно Марианской впадины, на все одиннадцать километров. Какая лодка на это будет способна? Никакая. А ваша нырнет запросто. Ваша лодка, ваша, Валентин Дмитриевич, — как бы предугадывая возражение, повторил Михайлов.
Загурский взял коньяк.
— Я не об этом, Николай Петрович, она не сможет нырнуть на такую глубину — элементарного веса не хватит.
— Вот это уже конструктивно, Валентин Дмитриевич, это разговор. Но, поверьте на слово — нырнет и еще как нырнет. С вашей, естественно, помощью. Балласт — это забортная вода в любой лодке. Именно балласт регулирует глубину погружения. Я правильно понимаю?
Загурский кивнул, отпил коньяк. Он уже слушал внимательно и заинтересованно.
— Так вот, я продолжаю. Вы должны предусмотреть в своей конструкции объем балласта в многократно меньшем размере. Я не оговорился — именно меньший объем. Это, в свою очередь, позволит, как и металл, увеличить полезный, рабочий объем лодки. Я же в свою очередь дам вам балласт не из воды. Он будет образовываться и исчезать по мере надобности. Принцип простой — есть вес — нет веса, есть вес — нет веса. Вы задаете на приборе необходимый вес балласта и все. Расположите его на лодке из расчета — один кубический сантиметр, подчеркиваю — сантиметр, десять тон.
