Гончар не представился по телефону, но прекрасно знал, что его узнали и поняли.
— Здравствуй. Дел очень много, но можно выкроить времечко через недельку, раньше не получится.
— Дела подождут, дорогой, а ты прямо сейчас и подъезжай ко мне.
Гончар положил трубку. Он не сомневался, что Строитель приедет. Умнейший мужик... Вот такого бы вместо Белого.
В свою очередь Строитель прекрасно понял, зачем его зовет к себе Гончар и отказаться нельзя, надо действовать. А как действовать — это уж он на месте решит. Да и выхода всего два — убрать Соленого или Гончара, другого нет. Гончар это понимает и подстрахуется. Тогда и выход всего один остается... Он спустился к автомобилю.
Строитель знал, что Гончар живет на отшибе и слежки за ним не ведется. Поэтому ехал спокойно. И наверняка уберет охрану — лишние глаза ни к чему обоим.
— Здравствуй, здравствуй.
Гончар крепко пожал протянутую руку. Он не называл его по имени даже здесь, в собственном доме, где на предмет прослушки регулярно проводились мероприятия.
— Давно мы не виделись, — продолжал он, — но все-таки судьба-злодейка свела нас опять вместе. Ты, конечно, просчитал ситуацию — зачем я позвал тебя?
— Догадываюсь, — скромно ответил Строитель.
— И понял, что я принял кое-какие меры?
— Предполагаю.
— Хм, прекрасно иметь дела с умным человеком. Вот флакончик, — Гончар протянул Строителю маленький стеклянный пузырек, — яд подействует часов через пять. До вскрытия он вообще из организма исчезнет. Может быть, следы его и найдут, может быть, но время принятия внутрь установить не смогут, это точно. Это алиби.
Строитель взял флакон и вынул маленький прибор.
— Не сомневайся, никаких записей не ведется. Нам это не выгодно, — Гончар подчеркнул это слово — нам.
Строитель повернулся и вышел не попрощавшись.
LI глава
Время шло своим чередом, однако, на политической арене каких-либо особо значимых событий в последнее время не происходило. Сирийский нарыв не лопнул, болезнь остановилась на время, чтобы взорваться позднее или перейти в стадию ремиссии. Российский Президент дипломатично переигрывал американского, радевшего за боевые действия, хотя и не имел Нобелевской премии мира. США, до сего времени регулярно нарушавшие международное право и развязывающие боевые действия в отношении независимых государств, задумались. Развязав в Сирии боевые действия, они понимали, что могут нарваться на ожесточенный терроризм или ответные поступки. Мировая общественность перестала верить в надуманные причины, как это было неоднократно ранее, которыми прикрывались неумело и цинично американцы в развязывании вооруженных действий, например, в Ираке.
Много накопилось вопросов у Бортового, о многом хотелось поговорить и выяснить ситуацию. Еще никогда Российская спецслужба не была так беспомощна и слепа, как в ситуации с Посланником. Вроде бы вот он, Российский гражданин, есть полное, подробное досье — родился, учился, работал, отзывы и так далее. Ничем не отличался, не выделялся и бац — обладатель новейших и непонятных технологий. Порою все казалось фантастикой или сном, но как можно не верить в реальные танки, самолеты, подводные лодки и корабли. Они ездили, плавали, летали и были неуязвимы. Военных и его, в первую очередь, очень волновал серьезный вопрос. Вдруг не станет Посланника — что будет с вооруженными силами? Или как остановить его, если вдруг замахнется на мировое господство?
Бортовой понимал, что по законам природы против каждой силы есть сила другая. Но где эта другая сила, в каком месте, где и как искать ее? Космический разум? Но Посланник не инопланетянин, он родился и вырос на земле. А может, это космическая легенда и Посланник действительно посланник? Или вселился космический разум в земное тело и станет править? Нет, судя по действиям, он помогает, подсказывает и направляет. А может, он человек из далекого будущего?
Много, ох как много вопросов...
И пока определенное затишье в мировой политике, если можно так выразиться, Бортовой вылетел в Иркутск. Он не поехал сразу к Посланнику, а решил посетить авиазавод и лично познакомиться с новой технологией производства истребителей.
Ситуация на заводе его поразила. Вроде бы ничего необычного. Лишь усилилась секретность, и главный инженер с директором задали вопрос, на который он так и не смог вразумительно ответить. 'Понятно, что мы собираем муляж корпуса истребителя, — говорил главный инженер, — но зачем его начинять современной и действующей аппаратурой? Корпус из самого дешевого тонкого алюминия, никаких ребер жесткости и прочего. Почему бы не собирать его из фанеры? Зачем клеить на лобовое стекло истребителя, кстати, обычное оконное стекло, пленку против обледенения? И пленка-то, судя по виду, типа обычной, садово-огородной. Но ее так засекретили и выдают точно по размеру — ни миллиметром больше'.
'Выкатывая самолет на летное поле, — продолжил мысль директор, — мы боимся, что бы крылья по дороге не отвалились, а самолет-то летает и это факт, выдерживает все перегрузки. Пилоты вообще в восторге'.
'Вы же не конструкторское бюро, а завод, — отвечал Бортовой, — зачем вам знать лишнее. Вы работаете согласно прописанной технологии. Сами же говорили, что самолеты летают и успешно летают. И ваша задача, господа, следить, чтобы этот процесс не нарушался. Особо это подчеркиваю, потому что кто-нибудь из работяг, например, забудет наклеить на стекло пленку. А стекло заледенеет в полете, и пилот не сможет посадить самолет. Та пленка внешне не отличается от бытовой, но свойства имеет особые и позволяет не применять противообледеневающую обработку перед вылетом. Ваша озабоченность, господа, мне не совсем понятна'.
Директор завода и главный инженер знали, естественно, должность Бортового и последнее приняли по-своему. Попытались оправдаться.
'Конструкция фюзеляжа, — начал главный инженер, — настолько непрочная, без должного каркаса жесткости, что рабочий встал на крыло и упал вместе с ним. Крыло не выдерживает даже веса человека, но все нагрузки в полете переносит успешно. Это непонятно и возникает множество вопросов не только у нас, но и домыслы у специалистов. От развала экономики до, якобы, завуалированного саботажа руководства завода. Непонимание всегда приводит к чему-то необычному, например, к халатности, снижению ответственности. Не докрутил рабочий болтик, не поставил маленькую, на его взгляд, несущественную детальку и махнул рукой. Типа — все равно крыло 'бумажное', зачем утруждаться. Вот и приходится следить за технологическим процессом строже, лишнее время тратить'.
Бортовой посоветовал объяснить рабочим простую вещь, что конструкция самолета потому и является уникальной, что по отдельности не представляет из себя ничего. А в полной сборке обнаруживает незаурядные качества крепости и боеспособности. Это последняя и, на мой взгляд, великая разработка наших ученых. Как в той присказке с прутиком и полностью веником. Рабочие поймут и станут относиться к процессу сборки с полной и небывалой ответственностью.
Для себя он уяснил, что все конструкции Посланника работают, что они многократно дешевле в производстве и боеспособны невероятно. Но как понять все это? Легенда с прутиком, который ломается легко, а вместе их сломать тяжело, может и хороша для работяг и даже инженеров, но не для него. Люди верят в невероятное, если его правильно преподнести.
После стандартных приветствий и обеда он уединился с Посланником в его кабинете.
— Хорошо тут у вас, Николай Петрович, прекрасная природа, воздух отменный. Ранняя осень и березки уже начинают желтеть... красиво. Я понимаю теперь, почему у Пушкина в Болдино рождались великолепные стихи. А мы оторвались от прекрасного, дышим асфальтом, каменными домами и улицами. Когда я последний раз был на природе — уже и не помню. Наверное, когда приезжал к вам зимой. Но и люто у вас здесь, морозы, люто и красиво.
Бортовой, стоя у окна, засмотрелся на лес.
— А пойдемте, побродим по осеннему лесу, подышим свежим воздухом, насладимся красотой, заодно и поговорим, — предложил Посланник.
— А что, неплохая идея, — ответил директор, — пойдемте.
Они брели потихоньку, рассматривая падающие листья, траву, деревья, слушая перестук дятлов и даже кукушку.
— Я о многом хотел поговорить с вами, Николай Петрович. Вот так, не торопясь и серьезно. Много накопилось вопросов, — начал директор ФСБ.
— Я понимаю, Александр Васильевич. С удовольствием поддержу разговор.
Посланник остановился и в упор посмотрел на Бортового. Тот ответил ненадолго прямым взглядом и продолжил движение.
'Поддержу разговор'. Что это — подыгрывание или действительно получится обстоятельная беседа'? — мелькнула мысль, но вслух директор сказал:
— Да, хотелось бы поговорить о многом, — повторился он.
— Окей, — улыбнулся Посланник, — и мне бы хотелось поговорить без подтекста, политиканства, честно и прямо.
Они продолжали тихонько шагать по лесной тропинке, иногда останавливаясь ненадолго, вслушиваясь в трели птиц, и возобновляли движение снова.
— Честно и прямо? Это хорошо. Тогда — кто вы, Николай Петрович?
Бортовой решил сразу проверить Посланника.
— Кто я? Надеюсь, вы знаете мою биографию не хуже. Но вопрос не об этом, он о другом, как я понял. — Михайлов заметил, как кивнул головой директор и как он напряженно ждет ответа. — Мне самому не все понятно, Александр Васильевич. Например, почему я? Почему космический разум выбрал именно меня и где он находится, этот разум, на какой планете, в какой галактике? Может на планете Глория или Нибиру, как ее еще называют? И есть ли вообще эта планета? Как видите — и мне непонятно многое. Но, отвечая честно и прямо, — Посланник улыбнулся, — скажу, что дар этот дан свыше, и я не инопланетянин. Объяснить мои способности сейчас невозможно, человечество еще не достигло нужного уровня понимания. Вы бы, Александр Васильевич, смогли объяснить народу в каменном веке механизм водородной бомбы? Как бы ее там ученые того времени не исследовали — все равно ничего бы не поняли, как не понимают сейчас меня. Вот и все объяснения, господин директор Федеральной службы безопасности. Надеюсь, что это вас устраивает. А не устраивает — но, что делать, придется вам подстраиваться.
— Причем здесь — устраивает, не устраивает? — как-то озабоченно ответил Бортовой. — Я на вашем авиазаводе был. Там тоже есть определенные вопросы. Например, 'бумажный' корпус истребителя, пальцем ткни — развалится, но выдерживает максимальные нагрузки в полете.
— Зная немного вас, Александр Васильевич, я уверен, что вы там все правильно объяснили. А для вас немного другое объяснение. Я им дал пленку, которая наклеивается на лобовое или ветровое, не знаю, как правильно, стекло самолета. Пленка эта или сверхматерия по-другому, размножается, если можно так выразиться, растекается и проникает во все — в фюзеляж, крылья, приборы, двигатель, проводку и так далее. Приборы не ломаются, двигатель не портится, корпус становится особо прочным. Такой самолет вообще не требует дальнейшего технического обслуживания в эксплуатации. Даже шины на шасси не подлежат замене — они не стираются при трении на посадке и движении по взлетной полосе. Заправляйте, заряжайте и летайте. И, если пилоту станет плохо в полете, он не упадет, приборы сами приведут аппарат в нужное место и совершат посадку. Это запрограммировано изначально.
Бортовой опять задумался, достал сигарету и закурил.
— Да, это факт... ваши самолеты, танки, лодки и корабли... Оружие... В этом ли цель космического разума, как вы выражаетесь, Николай Петрович?
— Хороший вопрос, Александр Васильевич. — Посланник тоже закурил. — Наверное, в том числе и в этом. Но главное, на мой взгляд, это дать понять человечеству, что оно на грани безумия. Что оставит на планете возможная третья мировая? Исчезновение рас, народов, а возможно и целых материков. Отравленная природа, не пригодная для людей на сотню лет. И возродится ли человечество вновь? Снова каменный, железный и так далее века? А может, Всевышний Разум через меня стремится понять нашу планету, ее обитателей? Что с ней делать — разрушить нашими руками и забыть вовсе? Или дать возможность быстрого прогрессивного развития? Что вы на это скажете, Александр Васильевич?
— Я? — откровенно удивился он.
— Да, вы. Вы же житель этой дивной планеты.
— Странный вопрос, Николай Петрович. Мы всегда были за мир во всем мире, за добрососедские отношения и независимость государств.
— Ой ли, Александр Васильевич? Мы же не на партсобрании. И я могу и бываю не прав. Но разве сильный не подчиняет слабого? Америка одних, мы других, разве мы не ведем борьбу в этом плане? А часть Польши, например, в тридцать девятом, что это было — освобождение, оккупация? А навязывание своей политики освобожденным от фашизма странам Европы? Не надо отвечать — просто задумайтесь. Ругали капитализм, хвалили социализм и недостроенный коммунизм, а сейчас что? Вырастили громадную пропасть между кучкой и народом. Недра земли безусловно принадлежат народу, а фактически что? Нефть, газ, алмазы — народу принадлежат? Конечно, нет — отдельным личностям. И платит народ за этот газ и бензин не мало. В странах, где вообще нефти нет, бензин стоит дешевле. Это как понимать? А может, взять эту кучку да расстрелять к чертовой матери?
Посланник хитро и проникновенно смотрел в упор на Бортового. Тот растерялся, не зная, что ответить в первую минуту.
— Видите ли, господин Михайлов, — начал директор ФСБ.
— О-о, переходите на официоз... А я думал, что мы спокойно и честно поговорим. Вот вы, например, должны бороться со шпионами, террористами... И боретесь, как полагается. А может не совсем так? — опять хитро прищурился Посланник.
— В смысле?
— В прямом смысле. Если посчитать ваш доход, стоимость недвижимости и банковские счета, то как раз дисбаланс получается. Не находите, господин директор ФСБ?
— Нет, не нахожу.
— Ой ли, господин директор... Вы же не в Думе, не у Президента или генерального прокурора. Зачем же задом юлить — чай не на сковороде. Две квартирки в Москве, купленные именно на ваши денежки, ваш счет в офшорах не на ваше имя, естественно — это куда отнесем? Куда отнесем фактически вашу, а официально нет, собственность? И зачем вам столько денег, весьма бедному человеку относительно олигархов? Вы их до смерти даже потратить не сможете, но хапайте и хапайте. Может и вас, Александр Васильевич, тоже к стенке поставить?
Бортовой оторопел от такого поворота в разговоре и не знал, что предпринять. Был бы это не Посланник, а другой человек — скончался бы просто, быстро, а главное — своей смертью, как гласило бы заключение. Но 'бы' — есть бы. И никуда от этого не деться.
— Не забывайтесь, Николай Петрович, не забывайтесь. Вы тоже не копейки получаете — в разы больше меня.
— О-о, Александр Васильевич, что значит неумелая защита, когда необходимо нападение? Обычно — полный проигрыш. Но не об этом сейчас. Где выстроенная идеология государства в плане подрастающего поколения? Правильно — между ног. А конкретно — пусть каждый сам определится у кого где. Находит ли работу молодежь, заканчивающая ВУЗы? Находит, но часто или чаще всего, трудно сказать, не по полученной специальности, а там, где пристроится или пристроят, чтобы получать побольше. Где моральные ценности, опять между ног? Раньше, мне помнится, девчонки, если парень в армии не отслужил, и знать его не хотели, а сейчас? Отмазался от армии — наш человек, умеет крутиться, за такого и замуж можно пойти. Геев расплодилась уйма — шествия, митинги, журналисты о них пишут. А почему не напишут для чего нужна жопа? Кому не понятно — можно зашить и дать слабительное...
