LХХIV
Михайлов прибыл на судоремонтный завод, где стояла на стапелях АПЛ через три дня.
Матрос остановил его.
— Сюда нельзя, гражданин.
— Позови командира, матрос.
— Как доложить?
— Михайлов.
Матрос пожал плечами и убежал, вернулся с дежурным офицером.
— Кто вы? Фамилия Михайлов мне ни о чем не говорит.
Капитан-лейтенант разглядывал штатского с каким-то морским превосходством. Так, по крайней мере, показалось гражданскому.
— Поэтому вы и не командир корабля, товарищ капитан-лейтенант. Доложите командиру.
Моряки вновь разглядывали штатского, тянули время, желая показать, что 'гражданские здесь не пляшут'. Наконец капитан-лейтенант повернулся и пошел неторопливой качающейся походкой.
Михайлову пришлось ждать минут десять. Даже матрос уже стал беспокоиться. Видимо, капитан-лейтенант решил повременить и сразу не докладывать командиру о прибытии штатского.
Вскоре он улыбнулся — командир бегом выскочил из рубки и подошел строевым шагом.
— Товарищ вице-адмирал...
— Вольно, командир. Пойдем, показывай свой крейсер.
Они прошли в каюту командира.
-Давайте знакомиться ближе, товарищ Кузнецов, — начал Михайлов, — меня зовут Николай Петрович.
— Николай Васильевич.
— Тезка, значит, — улыбнулся Михайлов. — Как вы считаете, командир, я правильно сделал, что представился вице-адмиралом или мне все-таки лучше быть самим собой, то есть генерал-лейтенантом? Как отреагирует на меня ваша команда в походе?
Кузнецов немного подумал.
— Лучше представляться генерал-лейтенантом, Николай Петрович. Вы не моряк, команда сразу вас раскусит, пойдут кривотолки... что за адмирал такой...
— Я понял, Николай Васильевич, и согласен. Пробуду я у вас на лодке неделю или месяц — не знаю сам. Поэтому хотелось бы определиться с каютой вначале.
— Оставайтесь в моей, я перейду к старпому.
— Нет, это психологически не выгодно. Нам предстоит очень важный поход. От вас, Николай Васильевич, потребуется высший пилотаж моряка, если можно так выразиться. А у вас даже каюты нет, где можно отдохнуть и спокойно подумать. Каюту старпома тоже не хотелось бы задействовать — это второй человек на корабле. Подберите мне каюту любого офицера.
— Товарищ генерал-лейтенант...
— Когда мы не на службе, — перебил его Михайлов, — или, как это у вас — не на вахте, то лучше по имени отчеству.
— Хорошо, Николай Петрович. Мы со старпомом старые друзья, давно вместе, советуемся иногда друг с другом. Поэтому: оставайтесь в моей каюте.
— Договорились, командир, — Михайлов улыбнулся. — Теперь о главном. — Его лицо стало серьезным. — Мы простоим здесь несколько дней, необходимо немного модернизировать лодку. Потом предстоит поход, его задачу я поставлю позднее. Сейчас соберите всех офицеров в кают-компании. Представлять меня пока не нужно. Выполняйте.
— Есть, собрать всех офицеров в кают-компании.
Кузнецов снял переговорную трубку.
— Внимание, говорит командир, всем офицерам немедленно собраться в кают-компании.
— Через сколько соберутся? — спросил Михайлов.
— Через две минуты, товарищ генерал-лейтенант.
— Хорошо, идите. Я пока переоденусь в форму.
— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите вопрос?
Михайлов кивнул головой.
— Разрешаю.
— Я видел у вас две звезды Героя России, вы воевали в Афганистане?
— Нет, но вы скоро все поймете. Идите, в кают-компанию я приду сам.
— Есть, — Кузнецов козырнул и вышел.
В кают-компании офицеры недоуменно смотрели на командира. Он сел на место старпома, а его кресло оставалось свободным. Шушукались потихоньку: такого еще не бывало. Вошел Михайлов.
— Товарищи офицеры, — скомандовал Кузнецов.
— Товарищи офицеры, — приветствовал Михайлов и сел в кресло командира. Начал без предисловий: — Вам предстоит боевой поход. Возможно, вы не вернетесь из него. Шансы вернуться или остаться в море пятьдесят на пятьдесят. В этот поход пойдут только добровольцы. Подумайте сами, доведите ситуацию до каждого матроса, старшины и мичмана. Повторяю — поход добровольный, за отказ наказан никто не будет. Времени на раздумья даю полчаса. Через тридцать минут приказываю всем офицерам собраться здесь и доложить о личном решении, о решении каждого подчиненного матроса, старшины и мичмана. Спасибо, все свободны.
Михайлов вернулся в капитанскую каюту. Через двадцать пять минут вошел Кузнецов.
— Разрешите?
— Входите, Николай Васильевич. Не обижайтесь, но вынужден спросить и вас — какое решение вы приняли?
— Если вынуждены, — усмехнулся он, — тогда не обижаюсь. Я иду в поход.
— Много вопросов задавали офицеры? — спросил Михайлов.
— Много, — вздохнул Кузнецов, — но что я им отвечу: сам ничего не знаю. Экипаж проверенный, в разные походы ходили... Сам переживаю, Николай Петрович, какое решение примут?
— Я понимаю, Николай Васильевич, неизвестность — худший враг. Да и я говорил резковато, ни слова о Родине и воинском долге.
— Может этим вы подтолкнули кого-то к принятию решения?
— Может и так, Николай Васильевич, может и так. Но решение они должны принять сами, без давления Родиной и офицерским долгом. Мне, ведь, тоже жить хочется и близкие не знают об опасности. Знает сын, но он верит, что я справлюсь.
— Сын? Сколько ему?
— Девять лет скоро. Это тот мальчик, который был на приеме у Президента со мной. Помните? — Михайлов глянул на часы. — Идемте, тридцать минут истекли.
Он вышел, так и не дав возможности ответить Кузнецову.
Через десять минут на берег сошли с вещами два матроса срочной службы и тот капитан-лейтенант, который не ласково встретил Михайлова.
— Я рад, что экипаж очистился, — начал говорить генерал, — и что теперь мы вместе. Ваш командир, капитан первого ранга Кузнецов Николай Васильевич, — он встал, Михайлов жестом руки посадил его, — три дня назад был у верховного главнокомандующего вооруженными силами Мешкова, Президента Российской Федерации и получил приказ. С этого момента экипаж корабля и он сам подчиняется только лично мне. Министр обороны и командующий флотом получили соответствующие указания, теперь вы не имеете права выполнять их приказы и распоряжения. Это связано с моими особыми полномочиями и разрешением на применение ядерного оружия без согласования с кем-либо другим. Я хочу, чтобы вы это знали заранее и у вас не возникали вопросы, например, что творит этот сухопутный генерал.
Я верю, что наш поход закончится успешно, — продолжал Михайлов, — только победа — других слов не знаю и не признаю. Самый большой враг солдата и моряка — это неизвестность, не ясность. Я принял стратегическое командование этой подводной лодкой, тактические вопросы станет решать капитан первого ранга Кузнецов. Почему принято именно такое решение? Потому, что я лучше любого из вас знаю возможности и способности этого корабля. Это не праздные слова, товарищи офицеры, я не простой генерал, я отец этой лодки, ее родитель и создатель. Я никогда не ходил в море, но, если я родил такое морское дитя — могу я чуть-чуть считать себя моряком, как вы думаете, товарищи офицеры?
Михайлов заметил, как заулыбались и расслабились офицеры, выпуская из себя страх неизвестности. Кузнецов встал.
— Разрешите, товарищ генерал-лейтенант?
— Говорите, Николай Васильевич.
— Полагаю, что выскажу общее мнение. Мы все, конечно, размышляли — почему к нам направили сухопутного генерала и что он может понимать в морских делах? Но, приказ есть приказ, его никто не оспаривал. Теперь все понятно, вы вице-адмирал по-нашему, хоть и носите сухопутную форму. Спасибо, что сняли камень с души.
— И вам спасибо, — продолжил Михайлов, — но хватит лирики. Нам предстоит в течение нескольких дней провести модернизацию лодки своими силами под моим личным руководством. Потом боевой поход. Никаких испытаний корабля не будет, это боевой поход. Никто американцев трогать не собирается, их бы ваш командир и без меня по дну размазал. Боевую задачу поставлю позже, а сейчас за работу. Прошу остаться командира БЧ-4, вас, Николай Васильевич, и старпома. Остальные свободны.
Михайлов наблюдал, как расходились офицеры и это его радовало. С лиц исчезла озабоченная неопределенность.
— Командир БЧ-4...
— Я, товарищ генерал-лейтенант, старший лейтенант Миронов.
— Любая связь с берегом, кораблями и лодками, любая внешняя связь только с моего личного разрешения. Капитан первого ранга Кузнецов и его старший помощник не имеют права любой связи с кем бы то ни было. Все полученные радиограммы любого характера приносить мне лично. Приказ понятен?
— Так точно, понятен, товарищ генерал-лейтенант.
— Сейчас передайте телеграмму начальнику особого отдела флота — 'гость прибыл'. Выполняйте.
— Есть.
Когда старший лейтенант ушел, Михайлов обратился к Кузнецову и его старшему помощнику.
— Минут через тридцать сюда прибудет взвод морской пехоты. Они станут охранять корабль и полностью закроют вход на него любому из адмиралов. Мало ли какие желающие захотят посетить нас. Считаю, что вы это должны знать. Служба на корабле по расписанию. Есть вопросы?
— Есть.
— Слушаю вас, Николай Васильевич.
— Вы говорили о боевом походе. С кем мы должны вступить в контакт?
— С инопланетянами.
— С кем, с кем? — враз переспросили Кузнецов и старпом.
— Если позитивные переговоры не состоятся, мы уничтожим их НЛО. Или они нас. Третьего не дано.
— Но как, где?
— Вот именно поэтому я здесь, товарищи офицеры. Вам и так сказано больше, чем положено в настоящее время. Свободны.
Через пять дней Михайлов вызвал к себе Кузнецова и командира БЧ-1, приказал:
— Курс на Марианскую впадину. За сто миль до указанного объекта лечь в дрейф и доложить мне. Командуйте, Николай Васильевич.
Михайлов прилег на кровать. Беспокоила только одна мысль — все ли он сделал для встречи с НЛО? Постепенно он задремал. Проснулся, глянул на часы — семь утра. Через час завтрак в кают-компании. Умылся, побрился и более уже не думал, не изводил себя мыслями о возможном противнике.
После завтрака попросил офицеров не расходиться, обратился к командиру БЧ-1:
— Штурман, расстояние до места дрейфа?
— Триста миль, товарищ генерал-лейтенант.
— Товарищи офицеры, — обратился ко всем Михайлов, — через три часа лодка ляжет в дрейф за сто миль от Марианской впадины, глубина ее одиннадцать тысяч метров. Проведем предварительную разведку и если все спокойно — пройдемся над впадиной на перископной глубине, оставляя наверху антигравитационные ловушки. Если появятся НЛО, они захватят их и смогут удерживать до нашего последующего решения. Одновременно выбросим и донные ловушки, они достигнут дна через три часа. Снова ляжем в дрейф у края впадины и попытаемся связаться с пришельцами. В случае неудачных переговоров — уничтожим. Да, товарищи офицеры, наша цель НЛО и их база.
Михайлов заметил, как 'скисли' офицеры. Такой противник, считали они, был не по зубам.
— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите?
— Говорите, Николай Васильевич.
— Мы уже имели честь общения с НЛО. Они появляются ни откуда и исчезают в никуда. Если подлетают близко, то у нас отказывает вся аппаратура, перестают работать все приборы и глохнут двигатели, начинается повышение температуры реактора. Мы ничего сделать не можем, как же мы станем бороться с ними?
— Хороший вопрос, Николай Васильевич, правильный и своевременный. Поясняю: раньше мы ничего не могли сделать, раньше, но не сейчас. Они изучают нас уже давно, захватывают наших людей и используют в качестве подопытных крыс. Что будет дальше — неизвестно. Их становится все больше и больше, Россия не может оставаться к этому индифферентной. У нас есть подобные корабли, и я знаю принцип их работы. Они облучают нас мощным электромагнитным полем, поэтому отказывают все приборы. Они могут использовать низкочастотные волны, от этого возникают сильнейшие, нестерпимые головные боли, человек мечется, сходя с ума, и погибает быстро. На нашем корабле установлена надежная защита, ни один прибор не откажет, ни одна голова не лопнет от боли. Антигравитационные ловушки обездвижат их корабли. Пора и нам поизучать этих пришельцев, пусть и они познают 'сладость' лабораторных исследований. Еще есть вопросы?
— Есть, товарищ генерал-лейтенант, разрешите? — старпом встал.
— Пожалуйста, товарищ Савельев. Борис Трофимович, если не ошибаюсь?
— Совершенно верно. Вопрос следующий — каким образом мы станем общаться с ними, не зная языка?
— Тоже хороший вопрос. Считаю, что они уже изучили наш язык и пришельцам станут понятны наши вопросы и предложения. А их язык очень быстро раскусит новый компьютер на корабле. Он и станет переводчиком на возможных переговорах. На этом все, товарищи офицеры, прошу занять места по расписанию.
Офицеры немного успокоились, но все равно расходились с озабоченными лицами. Даже если бы встретились с эскадрой американцев, то чувствовали бы себя бодрее. Неизвестность — эта дама страшнее.
Через два с небольшим часа штурман доложил о прибытии в заданный квадрат.
— Внимание, говорит генерал, команде занять места по-боевому расписанию. Глубина десять метров, лечь в дрейф. — Скомандовал Михайлов.
— Есть глубина десять метров, лечь в дрейф.
— Акустик, что слышно?
— Тишина, товарищ генерал-лейтенант.
— Поднять перископ.
— Есть поднять перископ.
Михайлов осмотрелся: горизонт чист.
— Убрать перископ.
— Есть убрать перископ.
— Включить видеоэхолот
— Есть включить видеоэхолот.
На экране нового монитора появилось цветное изображение. Словно снаружи лодки находился кинооператор и снимал все на пленку. Мимо проплывали различные рыбы, красота неописуемая.
— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите вопрос? — обратился Кузнецов.
— Николай Васильевич, не до церемоний сейчас. Без 'разрешите' и 'лейтенантов', нет на это времени. Спрашивать и предлагать по делу, это касается всех. Что вы хотели спросить?
— Какова дальность видеосъемки?
— Контуры видны на расстоянии десяти миль, четкое изображение — пять миль, — ответил Михайлов и приказал. — Обе машины малый вперед.
— Есть обе машины малый вперед.
Мимо поплыли, замелькали рыбешки, иногда встречались медузы.
— Увеличить скорость до сорока узлов, погружение на тысячу метров, дифферент 25 градусов, — приказал Михайлов.
— Извините, товарищ генерал, лодка не выдержит такого режима, развалиться, — пояснил Кузнецов.
— Наша лодка, Николай Васильевич, выдержит даже атомный врыв в самом эпицентре. Внимание всем, говорит генерал, — продолжил Михайлов, — наша лодка выдержит еще и не такие режимы. Для нее это вообще не нагрузка. Поэтому впредь мои команды не обдумывать, а исполнять. Станете обдумывать — все погибнем, а я еще пожить хочу и вам, братцы, придется. Выполнять приказ.
— Есть скорость сорок узлов, погружение тысяча метров, дифферент 25 градусов.
Лодка наклонилась и пошла вниз. На мониторе все реже мелькали рыбы.
— Глубина тысяча метров, дифферент ноль, скорость сорок узлов.
