Бортовой расхохотался.
— Ну и поворотики у вас, Николай Петрович...
— Поворотики... разве это поворотики? Нет, я не против иерархии, и она должна быть, как есть музыканты, художники, писатели, строители, врачи, учителя, рабочие, инженеры, ученые, бизнесмены и так далее. Но почему у одних миллиарды, а у других тысячи, и то, если есть? Разница обязана быть, но не в миллионы раз. Тогда и никчемность сама вымрет, бомжи, например, их просто не станет естественным путем. Каждый получает по труду, способностям и старанию, войны, как получение сверхприбыли, тоже отомрут натурально и непринужденно. Министры... они понятно нужны. А где главный министр — министр идеологии? Тот, который создаст концепцию на своих, народных скрижалях и станет воспитывать молодежь. А может нужно начать с депутатов? В низы само собой скатится. Как вы считаете, Александр Васильевич?
Бортовой решил не показывать своей явной неготовности к такому разговору. Да и должность, как он считал, не позволяла говорить свободно о некоторых вещах.
— Давайте вернемся к нашим баранам, Николай Петрович, прошлый раз мы затрагивали Сирийский вопрос и по существу создание некой программы обеспечения безопасности. Вы говорили о невозможности нанесения странами НАТО ракетно-бомбового удара в настоящее время по Сирии и по нашей стране в целом.
— А кто или где здесь бараны? — Посланник усмехнулся. — Но присказка — есть присказка, перейдем к сказке.
Посланник повернулся и показал рукой в сторону дома. Обратно шли молча, то ли слушая звуки леса, то ли переваривая свое. Каждый хотел высказаться, но этого желания накопилось столько, что не выплеснуть в одночасье.
В доме он представил директору сотрудника ФСБ.
— Вот, господин директор, майор Покровский Владимир Сергеевич. Он у Суманеева служил в отделе... короче программист. Ты присядь, майор, не стой столбом, — Покровский посмотрел на директора. — Ты меня слушай, директор пока тебе не начальник, не тянись, не замечал в тебе этого ранее. Мы сегодня и определимся, кому ты подчиняться станешь — ему, министру обороны или Президенту, как главнокомандующему, лично.
Покровский немного замешкался, но присел на краюшек кресла. 'Как все-таки в народе вбито это чинопочитание', — подумал Посланник.
— Я взял этого майора, как хорошего программиста-компьютерщика, — начал Посланник, — и он прекрасно выполнил всю техническую работу. Много, конечно, и крови попил, то это ему дай, то другое. Но в целом все правильно — молодец, хвалю.
Покровский вскочил.
— Да не прыгай ты, майор, не сбивай с мысли. Пришлось и компьютер ему новый сделать, помощнее любого из существующих. — Посланник уже обращался к директору. — Он сам его и сделал, я лишь подсказал как. Сейчас этот комп отслеживает все существующие боеголовки на земном шарике, ядерные боеголовки, естественно. Отслеживает и обычное оружие, но там, где это необходимо. В настоящее время, например, все оружие, все ракеты кораблей и самолетов в Средиземном море. Компьютер не отслеживает стрелковое вооружение — пистолеты, автоматы, винтовки — но может отследить любую артиллерию, танки, например, тоже.
— Но их же тысячи... такой объем,.. — удивился директор.
— Миллионы вы хотели сказать, Александр Васильевич. Да, это много, но и компьютер мощный. Он не только просто отслеживает местоположение, он может показать видеокартинку в реальном времени. Можно посмотреть конкретный танк, орудие или корабль, например, самолет, ракетную шахту, словно рядом стоит оператор и снимает все на камеру.
— Невероятно! — Бортовой не скрывал восторга.
— Но, это мелочи, Александр Васильевич, — улыбнулся Посланник.
— Ничего себе мелочи... Мы же можем знать, ни...
— Стоп, обращайтесь ко мне или генерал, или шеф, — Посланник посмотрел на Покровского.
— Да, да, вы правы, генерал, — кивнул головой директор.
— Мы не только можем знать количество, местоположение, но и просканировать любой самолет, танк, корабль, ракету. Все тактико-технические параметры нового оружия компьютер выложит, как на блюдечке. И это еще не все — лишь цветочки. Я создал кое-что новенькое и назвал это вирусом, а сам вирус Ястребом. Не знаю почему, но так назвал. Он уже запущен в систему и отследить его современными средствами невозможно. Благодаря ему, Александр Васильевич, мы или лучше сказать вы, зайдете в любой компьютер ЦРУ. Можно произвести запуск любой ракеты с введенными новыми параметрами цели или просто уничтожить ее на любом этапе. На складе, в шахте, в полете — где угодно. И не только ракеты, напичканные электроникой, Ястреб уничтожит любой снаряд или снаряды, бомбы в необходимое время. Все это уже есть, существует в реальности, компьютер не ломается. Необходимы лишь еще два-три оператора, прямой командир у них уже есть, — Посланник посмотрел на майора, — и решить вопрос с подчинением. Полагаю, что это должно быть отдельное подразделение. Пусть и маленькое, из четырех человек, но в штате министерства обороны с подчинением только верховному главнокомандующему. Засекретить подразделение так, чтобы и министр обороны толком ничего не знал, и вы забыли, — Посланник улыбнулся. — Этот вопрос отдаю на откуп вам, Александр Васильевич, переговорите с Президентом и определитесь, я свою точку зрения высказал. А вы, майор, — он обратился уже к Покровскому, — пока не будет конкретного письменного решения верховного главнокомандующего, подчиняетесь лично мне. И никакой информации, ни директору ФСБ, ни министру обороны, ни черту с ладаном не даете. Даже общение на бытовые темы запрещаю, это приказ, майор.
Покровский вскочил.
— Есть, товарищ генерал.
— Хорошо, иди майор, занимайся своим делом.
— Есть идти, заниматься своим делом.
Покровский вышел, а Бортовой немного нахмурился.
— Я не стал возражать при майоре, Николай Петрович, но все-таки он пока мой подчиненный, в штатах ФСБ.
Посланник ничего не ответил и не возразил, ждал, когда Бортовой выскажет основное.
— Вы сами сказали, Николай Петрович, что созданный вами компьютер, как я понял, может многое. А доступ к базе данных ЦРУ позволяет...
— Минутку, Александр Васильевич, минутку, проясню и этот вопрос, в накладе не останетесь. Все понимаю прекрасно и не считаю, что сказал вам лишнее.
— Не понял, что это лишнее? — Бортовой взглянул вопросительно и удивленно одновременно.
— Министерство обороны и ФСБ — разные службы, как я понимаю. И даже в своем роде конкуренты, хотя ГРУ генерального штаба в большей мере соперничает со службой внешней разведки, но все-таки и с вами частично. Я не стал при майоре затрагивать некоторые вопросы, поэтому у вас они тоже возникли. Все сейчас встанет на свои места и, полагаю, вы останетесь довольны. Майору не нужно знать лишнее и он мной контролируется полностью. У него есть поставленные задачи и на компьютере майор может работать или решать только эти задачи, а не другие, как он захочет. Например, сейчас он не сможет зайти в базы ЦРУ, компьютер объявит, что нет допуска и сообщит мне. А я, естественно, спрошу — зачем он туда полез. Скажем так — не служебный интерес не поощряется. Он все равно куда-нибудь зайдет несанкционированно, вернее попытается зайти и поймет, что в следующий раз его просто расстреляют. Я этот компьютер создал и у автора, естественно, есть полный доступ, а у операторов только на конкретные цели и задачи. Есть вопросы по работе, Александр Васильевич, задавайте их мне. А пока на вашем рабочем компе уже появилась вся иностранная агентура. И та, что работает в России, и зарубежная. Не только Лэнгли, но и другие разведслужбы всех государств. Я подключил ваш рабочий компьютер к своему и вы, словно в интернете — задаете вопрос и получаете ответ. Полагаю, что полученную информацию вы сможете использовать с достойной пользой. Давайте перейдем в другую комнату, — резко сменил тему Посланник, — пора бы и перекусить что-нибудь.
Бортовой пожал плечами.
— Можно и перекусить, хотя 'накормили' вы меня уже до отвала. Сложно, но все-таки можно представить, как мгновенно вырос потенциал нашей державы, если сказанное — правда.
— Вы сомневаетесь?
— Фантастично, конечно, все. Но, немного зная вас, уже ничему не удивляюсь. Сложно представить, что страна может не опасаться никакого агрессора.
— Пойдемте, Александр Васильевич, пойдемте. За столом и договорим.
Посланник провел гостя в соседнюю комнату, где уже был накрыт стол. Налил в бокалы армянский коньяк.
— Хочу выпить этот коньяк, — Посланник поднял бокал, — за конструктивность. Чтобы мы понимали, уважали и ценили не только друг друга, но и всех людей на планете. За новую Землю, Александр Васильевич! За новые Человеческие отношения!
Бортовой мотнул головой.
— Да-а,.. — он помолчал немного, — с удовольствием, — и выпил.
Они покушали и еще немного выпили. Закурили. Бортовой, расслабившись и немного развалившись на стуле, заговорил первым:
— Хороший подарок вы сделали, Николай Петрович. Ни мне, ни Президенту — всему российскому народу, государству нашему. Это же сложно представить, что никакой агрессор не страшен более. Все нужно переварить и осмыслить и даже экономику строить по-новому, по-другому, с учетом освободившихся сил и средств. Я не экономист, но и то понимаю, что денег экономится много. А кто-то и временно безработным останется в сфере производства оружия, например. Ну, это пусть Президент, правительство решают. А моей службе работы хватит. Вечно не достает сил, средств, времени, но крутимся, работаем. Сейчас, надеюсь, полегче станет, когда есть четкая целенаправленность. Что могу сказать еще? Спасибо, огромное, большое спасибо! Конечно, все передам Президенту. Но он политик и вряд ли решится на какие-то кардинальные действия сразу. Образно говоря, надо увидеть, пощупать, а потом уже действовать с полной решимостью. И решение не в один день примется, нужны консультации, советы, проверки, наконец. Евреев с палестинцами мир не берет, одни ракетами постреливают, другие с самолетов отвечают. Вот и заблокируем их оружие вашим способом, посмотрим, что получится. Вообще, полагаю, разберемся. Я лично — вам верю. Но для государства одной веры мало. Не думаю, что Президент и правительство эту тему долго жевать станут. Полагаю, что определятся достаточно быстро.
Бортовой закурил новую сигарету, помолчал и спросил неожиданно:
— Какой-то контракт должен быть, договор? В какую сумму вы оцениваете свое изобретение? Не мне решать, но если Президент спросит.
Посланник улыбнулся.
— Я, естественно, не скажу, что к деньгам равнодушен. Пока без денег не проживешь. Землю мне выделили в собственность, я оплатил по кадастровой стоимости, дом строю, надеюсь в декабре уже в него переехать, а эту государственную собственность сдать, хоть никто и не гонит. Понимаю, что подобное изобретение стоит миллиарды долларов, но в олигархи не стремлюсь. В прошлом месяце, например, государство перечислило шесть миллионов долларов на мой счет в банке по курсу в рублях, как вы понимаете — за мою материю. Каждый месяц по-разному получается, от одного до шести, мне хватает. Пока строюсь, обживаюсь — пусть так и будет, как оговорено Договором. Потом, может быть, и эту сумму уменьшу. Свое новое изобретение — дарю, никаких денег мне за него не надо. А вот просьба одна есть. БЭП и налоговая ко мне прицепились — хотят знать, где я деньги 'ворую'. Вот вы и решите эту проблему, раз и навсегда решите. А то ходят, интересуются, выспрашивают, запросы посылают, за глаза мошенником называют — зачем мне эти дутые проблемы? Или отдельный Указ Президента, или по-другому вы решите, но решите кардинально и быстро, а то снова налоговая счет закроет и останусь я вообще без копейки.
— А что, уже закрывали?
— Было дело, накладывали арест. Суманеев помог тогда. Но там, видимо, свербит, не успокоятся никак.
— Что поделать, Николай Петрович, — Бортовой улыбнулся, — сожалею, конечно, но страна у нас такая. А вопрос этот решу и решу незамедлительно.
— Но инициатива должна от Президента идти, не от вашего ведомства.
— Естественно, так и будет.
— Отлично! Вроде бы все обговорили, можно и отдохнуть. Я катер себе небольшой купил, не хотите на Байкал прокатиться?
— Хотите — не хотите, — Бортовой вздохнул, — очень хочу, да возможности нет. Полечу сразу домой, в Москву, постараюсь побыстрее аудиенции добиться у Президента. Буду держать в курсе, может совет потребуется, консультация.
— Хорошо, Александр Васильевич, удачи. Большая работа ожидает, ведь политику государства предстоит поменять немного. Россия наша, матушка — где-то и повоспитывать придется страны-детушки.
Посланник улыбнулся, пожимая руку директору.
LII глава
Лицей, естественно, отличался от школы. Качеством образования, хотя где-то данный фактор явно не признавался, но другим неоспоримым моментом — дети после штатных уроков кушали в столовой, отдыхали и делали домашнее задание с педагогом. Освобождались часов в шестнадцать и шли домой. Кого-то из маленьких встречали родители, кто-то, из рядом живущих, шел сам. Через главный вход-выход или две запасные калитки забора, которые по потоку идущих давно стали практически равнозначными. Администрация лицея пыталась весить замки на запасные двери, но их в первую же ночь срывали, спиливали или выламывали ломом. Лицей стоял на трех улицах и обходить вокруг никто не хотел. А немного позже двери вообще сняли с петель и увезли. Администрация восстановила их, но далее 'воевать' с родителями не стала. Каждое утро охранник открывал калитки и на ночь замыкал их. Образовался своеобразный паритет, устраивающий всех — родителей, администрацию, охрану.
Первоклассник Саша Привалов обычно выходил через одну из калиток на минуту-две раньше, чем подъезжал отец на машине. А когда отец дежурил сутки — мальчика забирала соседка. Шли пару остановок пешком до дома или реже садились в маршрутку.
Сегодня его забирал отец и он вышел пораньше — не терпелось попасть в 'Детский мир', папа обещал купить вертолет, который летал, как настоящий.
Саша стоял, встречая и провожая взглядом почти каждую машину. Вдруг напротив остановился черный джип, дверца открылась, а сзади кто-то подхватил его за подмышки и бросил в салон. Саша ничего не успел сообразить и не понимал, что происходит. Одетый на голову мешок не позволял ничего разглядеть. Мальчик не кричал и не спрашивал ничего, лишь по-детски всхлипывал и пытался сорвать что-то темное с головы.
— Тихо, — прозвучал мужской незнакомый голос, — тихо. Будешь вести себя хорошо — никто тебя не тронет и больно не сделает. Скоро приедем, погостишь у нас денек и пойдешь к родителям.
Мальчик не отвечал и словно не реагировал на слова, лишь в детском тельце появилась еле заметная дрожь. Мужчине, сидевшему рядом, даже стало жалко мальца. Он с трудом согласился на похищение и лишь при одном условии — мальчик в любом случае останется жив и здоров. Нет, он не был паинькой, мог похитить и убить любого, но к детям относился с добром и не обижал. Во всем виноваты родители, считал он.
Старший Привалов подъехал к лицею и остановился. Обычно сын уже ждал его, но сегодня, видимо, задержался. Прошло пять минут, и отец забеспокоился, достал телефон, позвонил. Ответил мужской голос:
