Мнения психологов и специалистов международников разделились. Одни считали, что совесть заговорила, другие настаивали на влиянии третьего или третьих лиц, но без фамильной конкретики.
'Какая там совесть, — рассуждал про себя Бортовой, — разве она была у Гитлера, Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева? Не в плане совести вообще, а именно в данном плане'.
Кто-то бросил мысль:
— А, может быть, Раиса во сне пришла, пожурила — вот он и решился.
— У нас что: совещание астрологов, экстрасенсов или менеджеров по связям с загробным миром? — усмехнулся Бортовой.
— Не скажите, Александр Васильевич, жена Николая второго огромную роль играла в политике.
— Да-а, — согласился Бортовой, — Раиса тоже не без греха в смысле влияния. Но ей как раз нравилась прозападная политика, покрасоваться на фоне мужа. А что он там делает — государство разваливает, уничтожает ракеты железнодорожного базирования или другое во вред обороноспособности и экономике: на это плевать. Главное: потусоваться в мировом сообществе. Сто лет таких жен не было — родилась же... Не-ет, такая и во сне не пожурит — похвалит, что вообще в России не живет. Может, и пожурит, что гадить стране более эффективно не может, а хотелось бы еще и на том свете покрасоваться.
Присутствующие удивились высказанной мысли. Нет, не самой мысли, как таковой, а ее озвучиванию. Многие так думали, но вслух не говорили об этом. Один раз лишь Президент высказался публично и очень мягко в отношении Меченова, что надо было уважать мнение народа и не противоречить референдуму, что он бы многое по-другому сделал. Но, во-первых, сейчас говорил не Президент, а во-вторых — и разговор не публичный, и афишировать его не надо. Хотя... всегда у таких лиц гадости почему-то после смерти всплывают.
Бортовой после совещания задумался. А почему он, собственно, 'катит бочку' на Посланника? То, что он 'грохнул' Сосновского и Меченова, Бортовой даже не сомневался. Как и каким образом все сделано, директор ФСБ не знал. То ли мысли Посланник умеет внушить на расстоянии, то ли еще что — неизвестно. Но ведь все правильно — давно пришла пора с этими гадами рассчитаться. Надо лишь аккуратно, дозировано и опосредованно выбрасывать в прессу информацию о том, что фигуранты в Россию хотели, а спецслужбы Запада их не пустили. Фактов нет, а слухи будут. И в нашу пользу.
ХLIV глава
Оракул прибыл ровно в 19 часов. Его ждали, и охрана уже не задавала вопросов, провели прямо к Гончару.
— О, дорогой, рад тебя видеть, — начал Гончар, — проходи, присаживайся, отведай, что Бог послал.
— Святого и Веревки нет, ты передал им мою просьбу? — не отреагировал Оракул на приглашение.
— Я и вчера не сомневался, что приходил именно ты. Хотя — сам черт не разберет вас в вашей одежде. Ты присаживайся к столу — выпьем, закусим, а потом и дела бренные обсудим, — гнул свое Гончар.
— Ты передал им мою просьбу?
— Да передал, передал, — немного разочарованно бросил Гончар, — лично с каждым по телефону говорил, не могут они приехать: дела.
— Значит, они меня не услышали. Хорошо, пусть и их не слышит более никто.
— В смысле?
— Я вот зачем пришел, — пропустил он вопрос Гончара, — когда-то вы трое короновали Соленого. Он обманул вас, и вы не знали, что он петушок.
— Что? — перебил Гончар, — ты говори, да не заговаривайся, Оракул.
— Соленый родом из Литвы, — спокойно продолжил Оракул, — там в 17 лет он сел за изнасилование четырехлетней девочки, там его и опустили. Вышел, перебрался в Россию, сменил фамилию с Бразаускас на Бразина. Дальше ты знаешь все, Гончар. Ошибку сам исправишь, пока сход предъяву не сделал. Свой косяк сам и убрал — это нормально, по-вашему. К тому же ссучился Соленый, на кума пашет. Тот разузнал как-то, что Соленый петушок и держит его на крюке, крепко держит, сам понимаешь. Отсюда опера и про вас многое знают.
Оракул повернулся и вышел.
— Ни хрена себе — пидор среди воров... — Гончар налил себе полный бокал коньяка, выпил залпом. — Ты слышал, Белый?
— Слышал, — Белый вышел из соседней комнаты. — Да-а, вот тебе и информация к размышлению. Что делать будем?
— Что делать, что делать? На парашу Соленого садить, а не что делать.
Гончар явно нервничал, понимал, что за коронование петушка и самого могут опустить. На воле не опустят — просто убьют. Незнанием не отговоришься — обязан был проверить. Он схватил телефон — пусть и Святой с Веревкой понервничают.
Телефон молчал, ни Святой, ни Веревка не отвечали.
— Да что они там — охренели что ли все, — возмущался Гончар и продолжал 'долбить' номера.
Наконец от Веревки пришла СМСка: 'Святой умер только что, у меня пропал голос, говорить не могу'.
Гончар оторопел, ткнул пальцем в сотовый.
— Читай.
Белый прочел послание и тоже опешил. Налил коньяка, выпил.
— Это Оракул, я тогда не понял его слова: 'Пусть и их не слышит более никто'. Понятно, что решение Святой принимал, а Веревка так, в попутку сыграл. Вот и не услышит их более никто. Ну, Оракул... И не предъявишь ничего — вообще в Чите не был. А Святой наверняка от инфаркта или кровоизлияния в мозг умер. И без экспертизы все ясно.
Гончар налил коньяк, выпил. Понимал, что напиваться нельзя сейчас, но и спиртное, вроде бы, не брало.
— Поедешь в Литву, Белый, надо братве доказуху предъявить. А я пока здесь Соленого на парашу посажу. Ждать нельзя, одновременно надо действовать.
— Это правильно, Гончар. Уверен — Оракул не врет.
— Да-а, такое не соврешь — жизни стоит. Но доказуха братве нужна и именно от нас. Как это мы так со Святым лопухнулись? И подумать такое никто не мог, в мыслях представить.
— Кого смотрящим в СИЗО поставишь, Гончар?
— Кого, кого?.. толковых-то нет. Ладно, я здесь разберусь, Белый. Не об этом сейчас думай, давай — первым же рейсом в Литву. Хотя... подожди. — Гончар подымил сигаретой, помолчал и продолжил: — Организуй мне встречу с этим кумом, Белый.
— Блестящая мысль, Гончар, просто блестящая! — Он понял, куда клонит шеф.
Белый, правая рука Гончара, вором не был, но слыл в авторитете. В большом авторитете, да и не глуп был, пожалуй, поумнее своего шефа и Святого в том числе. Он сразу же, в тот же час и поехал к куму домой.
Начальник оперчасти СИЗО, среди зэков — кум, Алексей Васильевич Лобановский, такого гостя не ждал и после недолгих уговоров решился на встречу. Он знал, что Гончар живет почти за городом в отдельном коттедже и посторонних глаз не будет.
Он, не как Оракул, и за стол сел, и рюмку не одну пригубил.
— Я вот зачем позвал тебя, полковник, — начал Гончар.
— Подполковник, — перебил его Лобановский.
— Это не важно, значит, скоро полковником станешь, — продолжил мысль Гончар, — Соленый у тебя сидит. Хочу предложить взаимовыгодный обмен.
— Обмен? — прервал мысль Лобановский, — обмен на похожего человечка. Нет, на такое я не пойду.
Гончар скривился в усмешке, не скрывая презрения. Он не понимал, как такой тупой сотрудник мог получить место кума? Да, служит он долго, тридцать лет уже, но разве можно заменить тупость стажем? Гончар достал из кармана ключи.
— Это новый 'мерин' и он твой, полковник. Ты же, взамен, передашь ксерокопию по Соленому, материалы по малолетке. Я думаю — ты понял, о чем речь.
— Не совсем.
— Материалы эти мы и сами можем достать в Литве, например. А то, что он твой стукачек, так это мы и так знаем. Ну, какой из него сейчас стукачек на параше — ты же все понимаешь. И трогать его никто не будет, если сам не зарежется, как полагается вору, которым он, по сути, и не был. Время я хочу у тебя купить, всего лишь время, чтобы на Литву его не тратить. Завтра отдашь ксерокопии Белому, а он тебе ключик с документами.
— Хорошо, вечером...
— Не надо, полковник, вечером, — перебил его Гончар, — откатаешь с утреца документы и передашь их Белому прямо в тамбуре выхода из СИЗО, ключик возьмешь. Там у вас ничего не просматривается и не прослушивается как раз. Может ты за сигаретами вышел.
— Согласен, — кивнул Лобановский.
— Вот и прекрасно! А теперь ступай, тебя домой отвезут. Кстати, подожди минутку, ты ничего мне сказать не хочешь?
Лобановский пожал плечами.
— Ничего. Может лишь то, что Соленому Устинова заказали.
— Устинова? Это не тот ли Устинов, который зря пятнашку оттянул и оперов потом слил?
— Тот, — кивнул головой Лобановский, — мне лишняя мокруха ни к чему.
— Правильно мыслишь, полковник. А ты переведи его куда-нибудь на день-два, чтобы Соленый не достал. Устинов хоть и петушок, но хороший парень, не по правилам его опустили, но что сейчас поделать. Вот и помоги ему. А кто заказал его, кстати?
Лобановский замялся.
— Не жмись, полковник, не жмись, не играй на опущенных, не красиво это.
— Нестерович его заказал.
— А-а, это тот полковник, чьих оперков недавно из ментуры турнули. И он отыграться решил — вот гнида. Ладно, ступай, — Гончар махнул рукой.
Оракул свернул дистанционную прослушку. 'Вот и славненько погутарили', прошептал про себя он.
ХLV глава
Посланник вызвал к себе Фролова.
— Звали, Николай Петрович?
— Проходи, — он указал на кресло рядом. — Ты вот что сделай сейчас — одень форму и съезди к Суманееву. Пусть он пригласит к себе начальника полицейского УСБ, а ты его ко мне привезешь. Хочу побеседовать.
— Сделаю, Николай Петрович, уже уехал.
Посланник улыбнулся.
А вот полковнику полиции Токареву было не по себе немного. Зачем вызвал ФСБэшный начальник, куда везет его другой генерал, к какому человеку? Понимал лишь одно — большой человек, если начальник личной охраны генерал ФСБ, покруче Суманеева.
— Полковник, я не доволен вашей работой. Почему ваше управление собственной безопасности не выявило ни одного случая коррупции среди старшего начальствующего состава полиции? Это что — неумение работать или нежелание портить отношения с местным и, заметьте, не вашим непосредственным руководством? Или вы сошлетесь на фактическую двойственность подчинения? Подчиняетесь Москве, но живете-то здесь.
— Мы выявили...
— Стоп, полковник, стоп. Я знаю, что вы хотите сказать. Есть размотанные вами клубки, но не вы их выявили.
Полковник Токарев молчал. Он видел лишь силуэт того, с кем говорил. Свет падал так, что лицо оставалось в тени. И от этого волновался еще больше.
— Детский сад какой-то...
Токарев понял по интонации сказанного, что вызвавший его на ковер усмехнулся.
— Вы сводки происшествия смотрите ежедневно, какие уголовные дела возбуждались за сутки?
— Просматриваю.
— Вот именно — просматривайте. Так и себя скоро просмотрите. И каков анализ последних сводок?
— В смысле?
— Видишь, Иван Сергеевич, целый полковник, начальник управления собственной безопасности, а не понимает простого вопроса.
Генерал пожал плечами. Откровенно говоря, он и сам ни черта не понимал — куда клонит Посланник.
— Я вас спрашиваю, полковник — вы сводки происшествия, список возбужденных уголовных дел за сутки сравнивайте с полученной оперативной и другой информацией или нет?
Фролов наконец-то понял — куда клонит Посланник. Это же простейший способ выявления места и определенных лиц. 'Ну, Посланник, ну, голова... и не опер вовсе', — подумал он и решил поддержать разговор.
— Вас спрашивают, полковник, элементарные вещи. Обладая определенной информацией, вы наслаиваете ее на сводки происшествия и возбужденных уголовных дел. И у вас может возникнуть вопрос — а не заказное ли это уголовное дело, например. И, отталкиваясь от этого, уже целенаправленно ведете опрос конкретных лиц. Кто-то, может быть, хочет слить информацию, но специально к вам не пойдет. Понятно это, полковник?
— Понятно, товарищ генерал.
— И что?
— Я... как-то не думал...
— Не думал он... А что вы про уголовное дело Устинова можете мне рассказать? — спросил напрямую Посланник.
— Не з-знаю, — стал запинаться Токарев.
— Но вы знаете, о ком речь?
— Знаю — Устинов отсидел два срока незаконно.
— А то, что он сейчас в СИЗО сидит за наркотики, вы это знаете?
— Не знаю... бред какой-то — он никогда с наркотой не связывался.
— Бред говорите, во-от, — поднял вверх указательный палец Посланник, — это и называется наслоение имеющейся информации на сводку возбужденных уголовных дел. А вы эти сводки не просматривайте, иначе бы уже давно материал собирали. Или нет?
— Да, очень интересный вопрос, товарищ... я разберусь обязательно.
— Да уж разберитесь, полковник. Не через чур ли третий раз ни за что садиться? С начальника оперчасти СИЗО начни, полагаю, что есть у него для вашей службы кое-что. И анализом занимайся, полковник, анализом. Думать надо, сам бы мог догадаться, что невыгодно кое-кому сейчас Устинова в живых оставлять. Нет человека — нет проблемы. Иди, полковник, работай, прямо в СИЗО и езжай, а то не успеешь. Выверни все это ментовское дерьмо, не место ему среди порядочных сотрудников.
ХLVI глава
Время часто меняет многое. Меняется экономика, а если уж сменяется политический строй, то вообще многие ценности превращаются в 'обратку'. И Россия в этом, наверное, наиболее яркий пример. В ней могут существовать одновременно совершенно противоположные вещи. Например, в Союзе ранее существовала уголовная статья за спекуляцию. Но произошел развал Союза, и спекуляция стала называться бизнесом. И было время, когда одни сидели за спекуляцию, отсиживали свои положенные по закону сроки, а другие поощрялись за эту спекуляцию, которая уже называлась бизнесом.
Россия — сложно предсказуемая страна, особенно для запада. В ней могут воздвигать памятники, а потом сносить их. Сложен язык для понимания, одна лишь фраза чего только стоит: 'да нет, спасибо'. Но русские-то ее понимают прекрасно!
Могучая, великая нация со своими особенностями. Русский медведь... Естественно, это не хорек вонючий и не гиена. Медведь — он везде медведь! И звучит гордо!
Бортовой просматривал интернет. Частенько он находил интересные высказывания и мысли в комментариях под какой-нибудь статьей или сообщением. Наткнулся и на этот раз в связи с событиями в Сирии. 'Америкосы — что это за нация вообще? Собралась разношерстная кучка — ни истории, ни корней. Пытаются диктовать всему миру. Кончат плохо'.
Он улыбнулся. И нельзя было понять — то ли усмехнулся написанному, то ли порадовался за соотечественника. На то он и директор ФСБ.
Секретарь доложил:
— Александр Васильевич, к вам Посланник.
— Не понял.
— Мужчина в приемной... назвал себя Посланником... Я знаю, вы не приглашали, но он настаивает.
— Вот дела... Зови же быстрее, приглашай, — засуетился после некоторой паузы Бортовой.
Он сам вышел в приемную.
— Николай Петрович... вот действительно не ожидал! — Он пожал его руку двумя своими. — Рад, правда рад, — он улыбнулся, — пойдемте.
В приемной осталось несколько генералов, записанных на прием по времени. Полковник, секретарь, лишь пожал плечами.
— Ну-с, — произнес Бортовой, усаживая Посланника в кресло, — без сюрпризов не могём и каким ветром на сей раз? То общаться не хотим, то сами прилетаем.
