— И я раньше никогда не задумывалась над этим вопросом, не приходил он в голову как-то. А тут осенило что-то. Международная политика — понятно. А по России что пишут? Где что-то не так. Министерство обороны сейчас трясут с миллиардными хищениями, депутатов с их состоянием, недвижимостью и гражданством других государств, что задекларировано, что нет. Ментов, как обычно, то пьяные за рулем, то взятки взяли, то сшибли кого-нибудь на дороге. Очень уж любят они ментов потрясти. Но, — Ирина подняла вверх указательный палец, — если ментов столько же, сколько и журналистов, то почему они никогда о себе не пишут? Они что — Закон не нарушают? Никогда пьяными за руль не садятся, статеек заказных за бабки не пишут? Всегда белые и пушистые? Что-то я в этом очень сильно сомневаюсь, Коля.
— Ирина, — удивленно начал Михайлов, — интересная мысль. Они тоже люди, не сверхчеловеки, а, значит, и правила дорожного движения нарушают, статейки заказные точно пишут. Бытовуха, хулиганка, откаты — все у них имеется, как и у всех других. Честь мундира, Ирина, поэтому о своих правонарушениях и не пишут никогда. По крайней мере, я лично никогда о таком не читал и не слышал в СМИ. Кто же будет трезвонить о своем грязном белье? Ну, а что все-таки пишут-то?
— Да-а,.. — Ирина махнула рукой, — ерунду всякую. Парень какой-то пятнадцать лет отсидел, вышел на свободу и сумел реабилитироваться. Но преступник — есть преступник. Взят на этот раз с поличным с большой партией героина. Общий смысл статьи не понятен — то ли оправдали после отсидки незаконно, то ли, как у Жеглова, вор должен сидеть в тюрьме.
— Интересно, очень интересно... дай-ка газетку. Действительно непонятно написано. То ли автор хотел сказать, что опять сажают невиновного, то ли зэк — он и есть зэк и должен сидеть, а не гулять на свободе. Непонятно... скорее всего журналисты сами сомневаются в виновности Устинова и дают читателю возможность поразмышлять, подумать, а кого-то и подтолкнуть к действиям.
Посланник отложил газету в сторону.
— А это не тот ли Устинов, которого ты однажды защитил, Коля?
— Тот, Ирочка, тот.
— Тогда мне все понятно.
— И что тебе понятно, родная?
— А то и понятно, что ты всякого защищать не станешь. Значит, он честный человек и героин ему подбросили.
— Как у тебя все просто... Но ты молодец. Вера в людей — это же отличное качество! Только доказать невиновность будет сложнее, чем поверить. А он в третий раз в тюрьме не протянет, его там просто уничтожат. Открыто убивать не станут — убьют унижениями и побоями.
— А ты?
— Что я? Ты хотела спросить — помогу ли я ему? Конечно помогу. В полиции много порядочных людей, а вот дерьму там не место. Тем более, что поганят они не только себя.
— Кто бы сомневался, — улыбнулась Ирина. — Значит, опять от меня сбежишь, пойдешь помогать человеку. Помощник ты мой, Человеческий...
ХLI глава
Вечерело. Протопопова с Владимиром закончили окучивать картофель. Присели на скамеечку, закурили. Солнце уже не было видно и лишь багряный отлив заливал западный небосвод. Тишина... мошкара вилась столбиком под навесом веранды — к теплу и ясной погоде. Облачка табачного дыма зависали на месте и, постепенно растворяясь, все-таки уплывали в сторону.
Владимир обнял Татьяну.
— Хорошо-то как...
Она прильнула к его плечу.
— Вдвоем всегда хорошо — не скучно и радостно.
Скрипнула калитка, у Татьяны екнуло сердце.
— Опять черт кого-то несет, — с тревогой произнесла она.
— Соседи, может быть, — добавил Владимир.
— Какие соседи, когда к нам эти алкаши ходили? — возразила Татьяна.
Вошли четверо незнакомых мужчин и женщина.
— Устинов? — спросил один из них.
— Вообще-то у нас принято здороваться, а у вас? — парировал с сарказмом Владимир.
— Хм... добрый вечер, — ухмыльнулся мужчина. — Я полковник полиции Нестерович, это мои коллеги и двое понятых, — представился он.
— Уже понятых? — усмехнулся Владимир. — Вечер, видимо, будет не добрым... Кого на этот раз я изнасиловал или убил? Вы мне еще за прошлые пятнадцать лет компенсацию не выплатили, хоть и признали полностью невиновным. Значит... с обыском пожаловали... раз с понятыми. Что на этот раз подкинете — трусы женские, нож в крови?
— Обойдемся без лирики, Устинов. Ознакомьтесь с Постановлением, — Нестерович протянул листок.
Владимир взял Постановление о производстве обыска.
— Ознакомиться-то я ознакомлюсь. А вот понятых прошу, нет — требую поменять. С вами заранее пришли — значит подставные, они и подкинуть мне чего-нибудь могут.
— Грамотный? — произнес злорадно Нестерович. — Пройдемте в дом и попрошу добровольно выдать имеющиеся запрещенные предметы, если таковые имеются. Например, оружие, боеприпасы, наркотики и так далее.
— Ничего из перечисленного и 'так далее' не имеется, — зло ответил Владимир. — Когда вы меня в покое оставите, чего же вам все неймется-то? Сколько можно издеваться над честным человеком?
Нестерович бесцеремонно пожал плечами. Приказал своим операм:
— Начинайте обыск. — Потом продолжил: — Вот и посмотрим — честный вы человек или нет.
Устинов тяжело опустился на стул, уставился безучастно в одну точку и застыл, словно каменный.
— Володя, — с возмущением произнесла Татьяна, — чего ты расселся — смотреть надо за ними, в оба глаза смотреть. Втюхают ведь пакость какую-нибудь — потом не отмоешься.
— А-а, — махнул рукой Владимир.
— Не 'а-а', а смотреть надо, — упорно возразила Татьяна и, уже обращаясь к Нестеровичу, продолжила: — Без нас по комнатам не шарьтесь, все должно происходить на виду, в нашем присутствии.
Нестерович усмехнулся.
— А вы кто такая, дамочка? Насколько мне известно — соседка Протопопова, а не жена. Сожительница подозреваемого. Скажите спасибо, что мы вас отсюда не попросили. Но, — Нестерович опять усмехнулся и, уже обращаясь к операм, продолжил: — Вы действительно, ребятки, без хозяев не ходите — все должно быть по закону.
— Ишь ты — закон вспомнил. По закону вас здесь и быть не должно. Дышло у вас, а не закон, срамота одна. Это ты ему, Нестерович, мстишь, ты мстишь. За то, что твои опера из ментуры вылетели и условный срок получили. А били-то они его не условно — по-настоящему били. Отыграться решил... Но, но, посмотрим еще.
У Протопоповой внутри все кипело, хотелось вцепиться этому менту в волосы, плюнуть в лицо или просто вдарить по этой ухмыляющейся все время роже.
— Товарищ полковник, понятые — прошу подойти сюда, — вдруг произнес один из оперов, — здесь явно что-то имеется.
Он двумя пальчиками медленно вытаскивал из стопки белья небольшой пакетик. Нестерович сразу же приободрился.
— Понятые, прошу обратить внимание на этот пакетик, вынутый из белья в шкафу. Это ваш пакетик, гражданин Устинов, и что в нем находится? — спросил довольный Нестерович.
— Это ваш пакетик, гражданин начальник и вам наверняка известно его содержимое. Ваш опер его подбросил, пусть он и ответит, — устало произнес Владимир.
— Значит, вы отрицаете, что этот пакет ваш, гражданин Устинов, и что в нем вы не знаете. Что ж, экспертиза покажет, а пока зафиксируем, что изъят он у вас. В вашем доме, в вашем шкафу, в ваших вещах. И собирайтесь — вы задержаны... пока на двое суток.
ХLII глава
Мужчина крепкого телосложения в коричневой рясе с капюшоном смотрелся в этом безлюдном месте словно средневековый монах. Однако, привлекающая внимание одежда позволяла практически полностью скрыть лицо и остаться неузнанным, как бы не крутились и не старались камеры видеонаблюдения.
Мужчина, оставаясь в тени, нажал кнопку звонка. Его давно уже засекли и забеспокоились — под таким одеянием можно свободно пронести автомат и даже ручной гранатомет.
— Что надо? — спросил через домофон охранник.
— Я к Гончару от Оракула.
— Жди, доложу.
Мужчина постоял на месте, повернулся вправо и влево, осматриваясь, голову держал прямо, но надвинутый капюшон не позволял разглядеть его лица. Через некоторое время дверь открылась.
— Входи, — разрешил один из охранников.
— Руки подними, — попросил второй охранник.
— Меня нельзя обыскивать, — ответил мужчина, — прикоснувшийся ко мне умрет. Если вам Гончар этого не сказал: позвоните ему снова.
— Крутой что ли? — усмехнулся первый охранник. — Ни хрена... поднимай лапки к верху и капюшон скинь.
Он ткнул стволом автомата в грудь мужчине.
Мгновенно выхваченный автомат размозжил его череп прикладом. Мужчина спокойно спросил второго:
— Будешь звонить Гончару или так проведешь?
— П-проходи, — ответил трясущимися губами испуганный насмерть другой охранник.
Мужчина пошел впереди, словно был тут не раз, зашел в дом и поднялся на второй этаж в комнату хозяина.
— Оракул просил передать тебе, Гончар, — начал мужчина в рясе, — что хочет увидеться с тобой здесь, в твоем доме завтра в 19 часов. Ты должен пригласить на встречу Святого и Веревку.
— Но Святой и Веревка в Чите... могут и не приехать. А что за вопрос? — забеспокоился Гончар.
— Оракул знает, что они в Чите и надеется, что услышан. У меня все.
Мужчина в рясе повернулся и пошел к выходу.
Гончар вскочил с кресла и беспокойно зашагал по комнате. 'Оракул, Оракул, — шептал он про себя, — что ему надо? Ведь просто так не придет... и этот еще... охранник, придурок... закапывай теперь...
Он включил повтор просмотра видеокамеры. Хорошо видно, как охранник тыкает Оракула стволом автомата в грудь. Самого удара, как такового, и не видать. Так, легкое движение, словно мелькнула тень, брызги мозгов и... трясущиеся от страха губы второго охранника.
'Ну и реакция... молния какая-то', — прошептал Гончар, потом вызвал к себе начальника охраны.
— Ты это видел? — он раздраженно ткнул пальцем в монитор, — его же просили: не знаешь, не понял — позвони. Предупредили придурка, что умрет. Не-е-ет, надо повыеживаться, крутизну показать, блин. Ну и где она, крутизна ваша, где?
Гончар походил еще немного по комнате, сел в кресло, успокаиваясь, приказал:
— Труп закопайте. Кто у него — жена, дети?
— Мать одна.
— Вот тебе и мать... Так... Старушке денег дайте, придумайте там что-нибудь сами — заграницу сынок уехал... Вообще... сами. Все, иди.
Гончар так и не понял: зачем приходил Оракул, что ему надо? И сам ли он приходил или его гонец — кто их там разберет в рясе и капюшоне? Знал одно — по пустякам беспокоить не станет. Однако, по событиям, был сам.
Он набрал номер Святого. Позвонил ему — потому как Веревка хоть и был вор, но неформально ходил под Святым.
— Приветствую тебя, Святой, Гончар беспокоит.
— А-а, рад слышать тебя Гончар, рад слышать дорогой.
Голос его был немного хрипловатым, и Гончар понял, что разбудил. Так рано, в одиннадцать дня, Святой еще не вставал. Любил повеселиться в кабаке, да и девок потом потискать, засыпал обычно под утро.
— Извини, что разбудил, но обстоятельства так сложились. Оракул только что был, хочет завтра в семь вечера встретиться с тобой и Веревкой здесь у меня в доме.
— Оракул? А что ему надо? — ответил сразу проснувшийся Святой.
Сипотца в голосе ушла, и Гончар усмехнулся про себя — ишь... забеспокоился.
— Не ведаю, — ответил Гончар, — но ты знаешь — Оракул многословием не страдает. Сказал, что хочет встретиться со мной, тобой и Веревкой в 19 часов и ушел, более ничего не сказал.
— Что-то ты темнишь, Гончар, ой что-то темнишь...
— Ты что, Святой, Оракула не знаешь, — рассердился Гончар, — с ним на темнишь, пожалуй. Он пришел ко мне домой, охраннику головенку оторвал и сказал, что встретиться хочет.
— Как это? — опешил Святой.
— А вот так... тот его обыскать захотел, автоматом стал тыкать — вот и нарвался, урод. Теперь еще с ним возись, — вздохнул Гончар.
— Да что вы там все — с ума посходили что ли? — возмутился Святой. — Оракул, Оракул... трясетесь, как над божьей коровкой. Шлепнул бы и все тут — имел право.
— Хотел бы я тебя видеть в этой ситуации... Короче — прилетишь?
— Нет. Вы сами Оракула распустили — вот и возитесь. А я к нему на побегушки не нанимался. Ему надо — пусть сам и едет и ручонки не распускает, а то быстро без башки останется.
— Как знаешь, Святой, — усмехнулся Гончар, — я передал — ты услышал. Только Веревке скажи.
— Сам и говори — тебя просили. А Оракулу я не шестерка. Телефон знаешь, пока.
'Пока, пока, придурок, — положил трубку и прошептал Гончар, — интересно будет посмотреть, как ты перед Оракулом потом вывернешься. Он точно не простит'.
Гончар уже с интересом позвонил Веревке. Тот лишь спросил одно — 'Святой едет?' И, узнав ответ, тоже отказался.
Веревку Гончар понимал. Но почему взбрыкнул Святой? Ведь Оракул помогал всем, кто к нему обращался. Знал все и ни разу не соврал, не отказал, выгоды не искал. Всегда все в цвет. Он не был вором, но братва его уважала и боялась. Не потому, что боялась и уважала, а именно потому, что уважала и боялась. Боялась неотвратимости его слов, которые сбывались всегда очень точно.
Гончар рассуждал и пытался угадать: зачем они понадобились Оракулу? Но, постоянно с мысли сбивал новый, на сей момент более интересный вопрос — что будет со Святым? Как его накажет Оракул? Насколько слухи актуальны или все это только легенда?
Он налил себе немного коньяка, хотя и не пил никогда до обеда — случай неординарный. Закурил сигарету и все рассуждал мысленно об Оракуле.
'Зашел в дом, убил охранника. ... А что будет завтра, что ему надо? Не-ет, надо его остановить, на хрена он такой нужен. Может, и прав Святой, что не поедет, не шестерка право. Почему именно нас он хочет видеть'?
Бизнес не пересекался, хотя и занимались практически одним делом. Гончар в Иркутске, Святой и Веревка в Чите. Дружескими отношения по большому счету не назовешь, но друг друга поддерживали, а потому и считались друганами. Это помогало всем троим. Свалить и одного было не просто, а уж троих очень сложно. Многие воры образовывали своеобразные группочки, такая группочка из двух-трех воров считалась гранитной, но уничтожали и ее достаточно простым способом. Кого-то тайно переманивали на другую сторону, и предательство дальше уже вершило свое грязное дело незыблемо и верно.
'А, может быть, Святой переметнулся на сторону красноярцев и заодно с ним Веревка? Неплохой бы получился тандемный бизнес — подмять под себя целый регион. Надо об этом крепко подумать, спасибо Оракулу за мысль'.
Гончар плеснул еще немного коньяка и закурил новую сигарету.
'Оракул, Оракул... Даже если ничего не делает и то в цвет попадает. Вот сука умная!' Гончар усмехнулся.
ХLIII глава
Бортовой прямо остервенел. 'Да кто он такой, чтобы вершить судьбы людей? Кто?' Он стукнул кулаком по столу и постепенно стал успокаиваться. Понимал, что в гневе не принять правильных решений.
Собрав небольшое совещание, он выслушивал мнение экспертов и специалистов по поводу предсмертного обращения Меченова в интернете к гражданам России. В этой исповеди даже не намекалось о Посланнике, но Бортовой был уверен и знал, что это именно он. Он заставил бывшего генсека через видео в интернете обратиться к россиянам, повиниться, а потом застрелиться.
