Все произошло за несколько секунд, чувствовалась спецподготовка нападавших. Михайлову и ее охранников запихнули в багажный отсек джипа и машина, развернувшись, понеслась к трассе. На трассе Михайлову пересадили в другой автомобиль и поехали уже спокойно, без превышения скорости. Перед городом свернули на тупиковую проселочную дорогу и остановились на поляне.
Ирина поняла, что от трассы уехали не далеко, не более километра. Сидящий впереди на пассажирском сиденье бандит в маске обернулся к Михайловой и протянул бумаги.
— Все, что от тебя требуется — это подписать вот эти листочки.
Бандит более ничего не сказал, и Ирина не стала спрашивать. Она просмотрела договор займа, усмехнулась и ответила:
— Я ничего не стану подписывать.
— Подумай, у тебя есть сутки. Завтра в это же время приедешь сюда и все подпишешь. Нет — труп твоего водителя найдут очень быстро. А если не подпишешь еще через сутки — найдут труп твоего хахаля.
Бандит не кричал и не повышал голос. Говорил так спокойно, что будто он ежедневно похищал людей, и это стало обыденным делом.
— Все, а теперь вали отсюда.
Ее вытолкнули из машины и уехали. Ирина запомнила номера, но даже она понимала, что они фальшивые. Она села прямо на траву и заплакала.
Ее нашли быстро, почти сразу же, как уехали бандиты, по пеленгу сотового телефона. Ирина рассказала подробности мужу, Фролову и подъехавшему Суманееву.
— Знаете еще что, — решила добавить она, — мне показалось странным, что бандиты какие-то вежливые. Никто не крикнул на меня ни разу, не стукнул. Единственной грубостью были слова 'вали отсюда', когда вытолкнули из машины и уехали. И почему-то они считают, что Игорь — это мой хахаль, — она пожала плечами, — так они его назвали.
— Да-а, ребята подкованные напали, — начал размышлять Фролов, — приехали с устройством для обнаружения микрофонов и других радиоштучек. У Димы с Игорем маячки были, их вместе с телефонами на дорогу выкинули. Но ваш телефон не тронули, Ирина Петровна, значит, заранее продумали, что вы вернетесь, а парней увезут, как заложников. Откуда они могли знать про маячки?
— Скорее всего, они не знали, просто решили подстраховаться и не ошиблись. А ты что молчишь, Петр Степанович? — спросил Посланник.
— Что говорить? — он вздохнул. — Нечего говорить — искать надо. Пока не могу себе представить: кто на такое решиться смог? Хотя... можно предположить, что это люди Гончара.
— Почему ты так считаешь? — спросил Фролов.
— Похоже на него. Решили заливчик у вас, Ирина Петровна, оттяпать. Договор вы подпишите, займ не вернете, а может и вернете, что тоже не плохо. Так, наверное, они рассуждали. А кто базы отдыха крышует на Малом море? Гончар. Вот и предполагаю, что это его люди были.
— Что ж, вполне здравая мысль, — согласился Посланник. — Я думаю, что ребят через несколько часов отпустят и более никаких мер предпринимать не станут. Если это, конечно, Гончар.
Фролов с Суманеевым очень удивились, как и Ирина.
— Почему? — непроизвольно воскликнули в один голос они.
— У ребят удостоверения с собой?
— С собой, естественно, — ответил Фролов.
— Поэтому и отпустят. Гончар не захочет связываться с ФСБ, он очень осторожен. Даже людей своих накажет потом за то, что сразу не выяснили про ФСБ. Отпустят, отдадут удостоверения, оружие и извинятся, но с завязанными глазами отпустят.
— Логично, — согласился Суманеев. — А если это не Гончар?
— Искать надо: поиск же никто не отменяет. Даже если ребята вернутся — все равно бандитов искать надо.
— Да, вы правы, Николай Петрович, пойду я.
Суманеев поехал к себе в управление.
Белый докладывал Гончару:
— Шеф, все прошло прекрасно, как и задумано, без сучка и задоринки. Даже не били никого, постреляли немного поверх голов и все. Михайлова подписывать ничего не стала, но время у нее есть, одумается.
Гончар достал коньяк и два бокала, налил.
— За удачу, Белый.
Они выпили. Зазвонил телефон.
— Да, — ответил Белый, — что? — возмутился он, — подожди, — Белый закрыл трубку рукой и обратился к Гончару: — У этих двоих корочки при себе, оба капитана ФСБ, поясняют, что они охранники Михайловой.
— Что? ... б... — Гончар матерился долго и длинно, потом выпил еще коньяка, — так, скажи, чтоб даже пальцем никого не трогали. Сам поедешь в магазин и купишь два новых костюма по размеру этих фэйсов. Сразу же отвезете их на ту же поляну, разденете, одежду с собой заберете, а новые костюмы оставите им. Извинитесь и уезжайте сразу же в шиномонтажку. Все колеса на машинах поменять немедленно, старую резину и одежду красноперую сжечь, автоматы утопить. Потом на автомойку и вычистить, вылизать машины до блеска. Кто-нибудь из твоих ребят к Михайловой прикасался руками?
— Не знаю, наверное.
— Кто прикасался — в расход и сжечь на той же резине. Все, Белый, иди, на все про все тебе три часа даю. Не справишься — самого в расход пущу. Иди, — рявкнул Гончар напоследок. — И через три часа ко мне или живьем можешь сам закопаться, если не успеешь.
Белый не понял и половины сказанного, но, что надо сделать — запомнил хорошо и сделал.
Через четыре часа Дмитрий с Игорем в новых костюмчиках рассказывали свою историю Посланнику и Фролову.
— Почему они вам новые костюмы выдали и старые забрали? — поинтересовался Фролов.
— Потому, Иван Сергеевич, — ответил за ребят Посланник, — что сериалов насмотрелись. Особенно этого — 'След' называется. Там же везде потожировые следы остаются, волоски разные цепляются, земли кусочки с особым составом, вот они их и уничтожили. И колеса с машин уничтожат, и автоматы утопят, салоны вычистят, и все, что можно. Я смотрю на этот 'След' и удивляюсь — как можно так зрителей дурить? Ладно, что там медичка всем командует, которая в оперативно-следственных вопросах и понимать ничего не должна. А главный прибор у них центрифуга — засунул туда пробирку и результат на лицо. Но как они к компьютеру эту центрифугу подключили — не понятно? Почему она у них не сломается — не понятно? Любой лаборант знает, что если поставить искомую пробирку в центрифугу, то напротив простая с водой ставится для баланса. А они по две-три рядом суют и ничего. Мало им ФЭС — еще и ОСА создали. Людям, может быть, и интересно смотреть, но хоть чуточку-то надо к реальности сериал привязывать, там, где их фантастика от этого не рушится. Поэтому и костюмы ребятам поменяли, что насмотрелись всякой всячины.
Посланник прикурил сигарету, улыбнулся весело и продолжил:
— Представьте себе ребята, что вы домой пришли вечером, ужинать сели и тут жена разъяренная забегает, хрясть вам пощечину со всей силы. За что, спрашивайте вы? Ах, ты еще спрашиваешь? Я твои трусы в стиралку засунула и провода от компа к центрифуге подключила и вот результат, полюбуйся. Потожировые не мои, волоски не те, а следы биологической жидкости вообще от инопланетянки.
Дима с Игорем засмеялись, рассмеялся и Фролов.
— Ладно, мужики, — уже серьезно продолжил Посланник, — посмеялись немного, сняли напряжение и за работу пора.
Николай ушел к жене, чтобы поддержать ее после известных событий, побыть с ней наедине. Ирина сидела в кресле в раздумьях о случившемся и не только, вспоминая всю свою пока недолгую совместную жизнь с Николаем. Любимый муж явился воплощением мечты ее годовалой давности. Нет, она не мечтала о богатстве, а лишь хотела взаимной любви, понимания, уважения, душевной близости и детей. Все пришло к ней сторицей, и сейчас она почему-то больше думала о том, за какие заслуги привалило ей невиданное счастье? Почему Бог так неравномерно распределяет милости? Кому-то все, кому-то так себе, а кому-то вообще ничего. Может быть, в прошлой жизни она была мученицей и сейчас вознаграждена?
Задумавшись, она не услышала шаги Николая и почувствовала прикосновение его теплых рук к плечам, наклонила голову, прижимаясь щекой к его ладони. Как хорошо вот так посидеть, молча, ни о чем не говорить и понимать друг друга, чувствовать нежность прикосновений. Минуту или немного более они не говорили, потом Ирина посмотрела мужу в глаза.
— Коленька, мне так хорошо с тобой! Скажи — почему кто-то все время пытается разрушить нашу жизнь? Сначала пытались похитить тебя, сейчас меня, кто хочет отобрать наше счастье?
— Что ты, милая, никто наше счастье отобрать не хочет. — Он немного взъерошил ее волосы, погладил щеки и поцеловал их. — Ты у меня самая лучшая и любимая! Мир, в котором мы живем, стал слишком злым, и он стремится отобрать не наше совместное счастье, а навредить каждому по отдельности. Потому, что мы с тобой лучшие, а зависть — это давнишняя черта посредственности. Я лучший ученый и Штатам это не нравилось и не нравится. Ты преуспела в бизнесе, и местный вор в законе захотел иметь в нем свою немалую долю. Это жизнь, в которой добро всегда борется со злом, правда с ложью и зависть с добродетелью. И нет конца этой борьбы потому, что победа невозможна ни одной из сторон. Так было, есть и будет в веках, пока существует этот самый мир. Но он стал слишком злым и неуправляемым. Люди все больше перестают понимать друг друга в алчности, наживе и прелюбодеянии. Растет волна терроризма, накапливается оружие. Выросшее зло может повергнуть весть мир в хаос и бездну. Человечество в ожесточении может уничтожить собственную жизнь. Космический разум дает Земле последнюю возможность существования. Ты слышала последнюю речь нашего Президента, резюме которой одно — масштабные воны на планете более невозможны. Снобизм некогда могучих Штатов не желает мириться с этим и жаждет другой схемы мира — они в центре, а вокруг все вассалы. Но такая схема жизнеспособна век-два, не более. Потом они сами друг друга поубивают в дележке вассалов, которые фактически станут рабами. Или возродится уже известная формула — низы не хотели, а верхи не могли. Но не будем о будущем, сейчас американцы всеми силами стараются разрушить блокировку войны, о которой говорил наш Президент. Вот их истинное стремление к миру, маски сорваны, господа, и мы получили первую попытку в виде Акено Мураками. Не раз и не два так называемые борцы за свободу и демократию попытаются узнать истину системы блокировки и разрушить ее. Пока не поймут в конечном итоге, что сие для них невозможно. Используемые ими ранее методы политического сволочизма уходят в прошлое. Нашей планете существовать и быть населенной разумными существами, чтобы там ни предсказывали гадалки, астрологи и другие провидцы. А нам с тобой, милая, жить, любить друг друга и растить детей.
Николай погладил ее животик, ощущая толчки изнутри.
— Пинается, чувствует папкину ручку, — с упоением произнес Николай.
Ирина гладила руку Николая на своем животе и осмысливала сказанное. Как ловко и плавно он перешел от чувств к политике и вернулся обратно. О политике не хотелось думать, она просто прижалась к мужу, ощущая внутри нежность, заботу и новую жизнь.
LХII глава
Солнце только начало всходить, и его лучи опустились на макушку сопки, постепенно сползая с нее вниз. Светало и на самом заливе, сумрак таял и исчезал, снежный покров с голубого превращался в белый.
Утренний морозец всегда крепчал на рассвете и сегодня доходил до минус двадцати. Немного, если учесть, что совсем недавно морозы заворачивали под сорок. Март еще мог взбрыкнуть холодами, но солнце уже пригревало, на пригорках появились проталины, а в лесу снег оставался нетронутым, но это только казалось на первый взгляд. Уже начала образовываться корочка, называемая настом, скоро она окрепнет и начнет резать-царапать лапы крупным диким животным. Всему свое время.
Залив от Ангары глубоко врезался между сопок, уходя от русла реки километра на два. Малышев остановился на пирсе и осмотрелся. Вмерзшие в лед, ждали своего часа красавец-катер зятя и его маленькая моторка, на которой он плавал по заливу. Две дорожки в снегу, протоптанные им же, вели в разные стороны. Одна уходила направо, в конец залива, там он ловил окуней и щучек, другая налево, где поглубже, где ловился хариус.
Сегодня он взял с собой мотыля и решил половить более благородную рыбу. Безветренное утро обещало неплохой клев, и Петр Валерьевич заспешил к своему старому месту. Смахнув с деревянного ящика утреннюю порошу, он кинул на него маленькую подушку, принесенную с собой, освежил старые лунки ледорубом и уселся. Достал красного червячка, личинку комара сантиметра полтора длиной, нацепил его на крючок, поплевал на него по рыбацкому обычаю и забросил в лунку.
Зимняя удочка 'молчала', не подавая никаких сигналов, и он стал немного потряхивать ее, приманивая к играющему мотылю рыбу. Минуты через три тонкая пружинка кивнула, Малышев резко дернул леску, подсекая добычу, и в натяг потащил рыбу из лунки. Вот он, первый сегодняшний хариус уже дергается на заснеженном льду. Петр Валерьевич оценил добычу — средненький хвост, но все равно радостно и приятно душе.
Новый мотыль, новый заброс и ожидание. Ожидание особенное, рыбацкое, его не поймет человек, не ловивший сам рыбу. Но поймет охотник, не раз подстерегающий свою добычу на солонцах.
Солнце уже коснулось лучами заснеженного ледяного покрова, но Малышев не замечал его, все внимание на лунку, на тонкую пружинку, сигнализирующую о поклеве. Опять кивок, подсечка и рыбка трепещется на снегу.
Совсем неважно, сколько он поймает рыбы — пять, десять или тридцать хвостов. Но сегодня ему везло, и он засиделся дольше обычного. Глянув на часы, заторопился и только сейчас осмотрелся. Лучи солнца искрились на кристалликах снежинок, слепя немного глаза, и от этого весь залив казался немного затемненным. Он повернулся в другую сторону от бликов, и снег забелел нетронутым покрывалом.
Малышев собрал рыбу в сумку, прикинул на вес: килограммов на шесть потянет. Довольный уловом, взял рыбацкие снасти с подушкой и заспешил домой.
Раньше он и мечтать не мог о такой рыбалке. Свой дом на заливе, который объявлен закрытой зоной, нет рыбаков-конкурентов, тишина, покой и природная красота.
Дома он сам солил хариус и любил его кушать с вареной рассыпчатой картошкой. К столу обычно подавались соленые грузди или рыжики, огурцы, помидоры, прекрасно сохраняющиеся в большом подвале. Огурцы и помидоры солила жена на всю большую семью, выращивая их в теплицах собственного огорода, грибы собирали вместе, часто беря с собой в лес внука, а когда получалось, то и дочь с зятем.
В начале, когда несколько лет назад Малышевы переезжали в новый загородный дом, Петр Валерьевич считал, что будет скучать по городу, по общению с приятелями-соседями и бывшими сослуживцами. Но время шло, и скучать не приходилось. Михайловская усадьба занимала несколько гектаров, а посему работы хватало. Мужская умелая рука никогда не останется без работы, не смотря на то, что в усадьбе проживала еще и охрана, которая всегда готова помочь по хозяйству. В ее двухэтажный домик гостиничного типа он не совался с рабочей помощью, хотя и заходил нередко угостить рыбкой. Там же жили две горничные и повар. Трехэтажный коттедж зятя с дочерью ремонта не требовал, но если надо где-то, что-то прибить, привинтить, то это уж его забота.
