— Что тебе, Стебловский? — недовольно спросил директор.
— Народ волнуется, Эммануил Федорович и я, естественно, тоже. Ревизия началась, производство остановили — кража какая что ли?
— Генеральный позвонил из Москвы и приказал, сказал, что позже чуток объяснит. Так что никакой кражи нет, Виктор Михайлович, не волнуйся. Сам ни черта не понимаю, — развел руками Головянко. — А ты Лугового давно видел, не у тебя он случайно сейчас?
Стебловский успокоился, отлегло немного от сердца. Главное — кражи нет, а остальное все уляжется.
— Лугового? — начальник цеха задумался. — Давно, на прошлой неделе, наверное. Зачем мне черт с рогами, чем меньше контрики ходят, тем лучше.
Головянко ухмыльнулся.
— Что же ты его так не любишь?
— Баба он что ли? От особистов одни неприятности, чего от них ждать. В прошлом месяце у меня лучшего прибориста уволил, откопал где-то, что тот по малолетству сидел за кражу. Двадцать лет прошло, мало ли что в юности было, а он еще и на меня наехал, типа я всякий сброд собираю. Я не сброд, я специалистов, как воздух ищу. Не хороший он, тридцать седьмого выкормыш. А-а-а, — Стебловский махнул рукой и вышел из кабинета.
Луговой всегда его раздражал своей необоснованной подозрительностью. Кто видит в людях только плохое — сам непорядочный человек, считал он.
После уходя начальника цеха Головянко задумался. Обстановка нервировала, напрягала. Главное — неизвестно что делать. Почему генеральный не звонит? Прекрасно же понимает, что мы волнуемся. Волнения — черт с ними, с волнениями. Делать что, что делать? Ждать сидеть? Он набрал номер Лугового — не отвечает, решил позвонить на рабочий телефон.
— Полковник Синицин, — прозвучал ответ.
Что за чертовщина, какой Синицин? Ничего не понял Головянко.
— А вы кто? — прямо спросил он.
— Полковник Синицин, — вновь прозвучал ответ. — Представьтесь, пожалуйста.
— Я директор завода. Вы кто такой, поясните?
— Добрый день, Эммануил Федорович. Я к вам сейчас зайду.
Что еще за Синицин, где Луговой, почему цех встал? Куча вопросов, а ответов нет. Сняли Лугового — нового должны представить — не представляли. Может, и Синицин это. Не успели? Вряд ли. Что-то все здесь не так. Головянко нервничал, очень нервничал.
В кабинет вошел мужчина.
— Полковник Синицин, вы со мной разговаривали, Эммануил Федорович.
Головянко указал рукой на кресло.
— Присаживайтесь, кто вы?
Синицин протянул удостоверение.
— Олег Игоревич, ФСБ России, центральный аппарат, г. Москва.
— Из Москвы даже? — Головянко вернул удостоверение, стараясь скрыть волнение. — К нам по какой милости?
— Собственно, я не к вам приезжал, но пришлось задержаться и даже посетить. ЧП у вас, Эммануил Федорович, ЧП. Поэтому договоримся так — я задаю вопросы, вы отвечаете. Потом наоборот, если вопросы у вас появятся.
Он видел, как затряслись руки у директора, значит, тактика его верна, что-то скрывает директор, беспокоится.
— Хорошо, Олег Игоревич, какое ЧП?
— Мы же договорились — вопросы задаю я, потом вы, — Синицин вежливо улыбнулся.
— Я готов ответить на все ваши вопросы. Только вы мне поясните, что за ЧП? Я все-таки директор завода.
Синицин понимал, что Головянко тянет время, ему крайне важно знать о каком ЧП идет речь. В зависимости от этого сориентироваться — что отвечать и как. Директор побледнел, руки тряслись, но говорил четко, не смотря на жалкий вид.
— Не хотите отвечать здесь, Эммануил Федорович, поедемте в управление, допрошу вас там.
— Это что допрос, на каком основании? — еще более разнервничался Головянко, достал из пиджака и положил под язык таблетку.
— Здесь беседа, в управлении был бы допрос, раз вы не хотите говорить.
— Да поймите вы, — директор подбирал слова, — я руководитель завода, секретного, между прочим, завода, а вы ничего не объясняете. А-а, — махнул он рукой, — спрашивайте.
Синицин понял — Головянко справился с охватившим волнением, сейчас уже по неосторожности словечко не выкинет.
— Зачем вы сейчас звонили Луговому?
— Хотел узнать: почему в одном из цехов приостановили производство, рабочий процесс встал. Может, он по своей линии, что-то знает?
— А почему остановилась работа?
— Да откуда я знаю. Вот и хотел у него узнать, может, он что знает.
— Но вы же директор, я полагал, что это вы отдали такой приказ и тоже был удивлен.
— Приказ я отдал устный, а мне генеральный позвонил и тоже устно приказал остановить производство, ничего не объяснил. Тут вы приходите со своим ЧП, а я ни черта не понимаю.
Синицин понял — инициативу потерял. Теперь уже директор перешел в наступление и пытается выяснить, что к чему.
— А когда вы видели в последний раз Лугового, Эммануил Федорович?
Головянко хмыкнул.
— Слова-то какие — в последний раз, как в последний путь... Он-то здесь причем? Не помню, точно не помню — два или три дня назад. Два дня, — все-таки уточнил он.
Синицин внимательно смотрел на Головянко. Его фраза 'Он-то здесь причем?' заинтересовала. Действительно не знает или?..
— Зачем он к вам приходил?
— Зачем приходил? Собственно, незачем.
Так, поговорили, уточнили время вылета самолета Антей в Индию. У нас контракт — запчасти некоторые поставляем. Вот и все, больше не видел его.
Странно, зачем Луговому уточнять время вылета с директором? Странно.
— А с кем он здесь дружил, общался, может, любовница была, подруга, друг?
— Это не ко мне вопросы, Олег Игоревич, я с ним на короткой ноге не стоял, не знаю.
— Хорошо, спасибо, Эммануил Федорович, теперь ваша очередь, — Синицин улыбнулся.
— Очередь... Вопрос один — что за ЧП?
— Луговой пропал, исчез, нет нигде. Сами понимаете — начальник особого отдела, имел допуск практически ко всему, ко всей секретной информации.
— Как пропал?
— Не знаем как, ищем. Будем опрашивать всех — кто видел, что делал и т.д. По поводу остановки производства — позвоните генеральному, я пока не знаю. Естественно, буду выяснять, может, с этим связано. Не люблю совпадений — производство останавливается, и начальник особого отдела исчезает. Всего доброго, Эммануил Федорович, спасибо.
Синицин попрощался.
'Как это все не вовремя, где этого Лугового носит, когда он так нужен? — рассуждал Головянко про себя. — Не пьяница, не бабник — просто так исчезнуть не мог. Какие варианты возможны? Арест? Вполне. А появление Синицина — обычная игра спецслужб. Сбежал, почуяв опасность? Нет, деньги еще не получены. Банальное убийство? Маловероятно, но возможно. И что мы имеем? 90% — арест, 9% банальное убийство, 1% что-то еще'.
Головянко вздохнул, набрал номер. Он звонил своему старому приятелю, с которым дружил с детства, в школе вместе учились. Который не раз выручал его информацией, работая в региональной ФСБ.
— Пашенька, приветствую тебя, дорогой.
— О-о, сколько лет, сколько зим, рад слышать.
— Паша, я сразу к делу, помоги пожалуйста, Луговой у меня пропал, начальник особого отдела. Ваши уже ищут, ты ничего не слышал?
— Ничего, даже что пропал: не слышал. Наверно свеженькое что-то, а я как раз на рапорте, на планерке по-вашему, не был. Выясню — позвоню.
— Спасибо, дорогой, жду. Пока.
Через полчаса он перезвонил.
— Эмма, ты помнишь, где последний раз были?
— Конечно, помню.
— Приезжай прямо сейчас.
Головянко заволновался. Паша не стал говорить по телефону, значит, дело серьезное, значит арестован. Сколько он продержится? Нет, его надо убирать немедленно. Но сначала Паша — выяснить, где Луговой содержится, за что взяли? Паше он верил, друг детства, да и денежки чего-то стоили, придется заплатить за информацию.
К кафе он подъехал быстро, но Паша встретил на улице.
— Пойдем, Эмма, лучше пройдемся, так надежнее.
— Пашенька, ты меня пугаешь...
Они пошли по улице тихим шагом.
— Эмма, ты понимаешь, что это секретная информация, что...
— Пашенька, не надо словоблудий, — Головянко вынул из кармана конверт. — Это немного скрасит твою застенчивость.
Павел сунул конверт в карман.
— Луговой не пропал, его убили. Ищут не его, Эмма, его убийц или убийцу.
— Как убили?
— Как убили? Самолет у вас пытались захватить на аэродроме. Положили двенадцать солдат и прапорщика. Ну и Луговой под раздачу попал.
— А самолет?
— А самолет отбили, в Индии уже пасется. Как и положено, по графику улетел.
— Кто же это?
— Кто, кто, если бы знали кто?
— То-то я смотрю, Синицин мне сегодня очки втирал. Что за гусь-то?
— Из Москвы прилетел, специально по этому поводу.
— Ну, блин, дела...А производство зачем остановили? Что это поможет убийство раскрыть?
— Откуда мне знать, Эмма, я человек маленький, скромный...
— Хорошо, Паша, хорошо. С собой только нет, не вопрос.
— Генеральный конструктор скоро к вам приедет и еще кто-то, не знаю. Короче, эти самолеты по-другому делать надо. Какие-то изменения в конструкцию внесут. Только после этого производство запустят. С Луговым это никак не связано.
— Спасибо, Пашенька, спасибо. А то молчат все, я волнуюсь — что там случилось? Не только я — завод весь переживает. Должок за мной, не вопрос.
Головянко уехал на завод, успокоился, но не совсем. Понятно, почему учет начался, считают остатки. Но, если сведут их, состыкуют с отделом сбыта — все, хана. Эх, раньше бы знать — повременили бы с отправкой самолета в Индию. Материалов на два отпущено, документы в порядке, один истребитель готов. А второй, как отчитываться по второму?
Головянко вызвал к себе начальника отдела сбыта. Объяснил ситуацию.
— А что вас беспокоит, Эммануил Федорович? Сделаем, как всегда, только в этот раз внепланово. Отправим несколько машин, взорвем — вот и спишутся материалы. Пусть Луговой все готовит и действует. Самолет не собирали, это любой подтвердит, а материалы... ну, что поделаешь — взорваться все может. Все чисто-гладко.
— Чисто — гладко, — Головянко вздохнул. — Дурак ты, Дворкович, в этот раз не прокатит. Лугового нет, готовить некому. Расследование не он проводить станет, поэтому выявят все. Что-то другое надо придумать.
— А куда Луговой девался, — удивился Дворкович.
— Убили его, Борислав Вадимович, убили. Только об этом никому, ни-ни. Фэйсы убийц ищут, всех раком поставят. Про убийство не говорят, якобы его самого ищут. Тоже мне, комбинаторы хреновы. Как, куда материалы спишем?
Дворкович только охнул и плюхнулся на стул. Осунулся как-то сразу и посерел.
— А кто, как убили? — почему-то враз севшим голосом спросил он.
— Не важно кто и как, с нами это не связано. Думай лучше.
— Думай... не связано... Что-то я в эти совпадения не верю — убийство и учет сразу же. Эти еще два московских гуся считают все дотошно.
— Каких гуся, о чем ты? — удивился Головянко.
— Обыкновенных, из Москвы. Генеральный отправил учет провести.
— Ты ничего не путаешь, Дворкович, почему Анна ничего не доложила?
— Я думал вы в курсе. А Анна — ей в туалет сходить некогда, не то, что к вам бегать. Пишут, считают, торопятся: хотят за два дня все успеть и обратно в Москву. Генеральный отчет ждет. За два дня не успеют, вечеровать собираются.
— Но, блин, дисциплина, распустил я вас всех. Ладно, иди, думай, а я сам к Анне зайду.
Дворкович ушел, а Головянко выматерился, оставшись один. 'Какой учет, какие учетчики сейчас. Он что не соображает совсем или я чего-то не понимаю, не знаю'? Директор набрал номер генерального.
— Александр Викторович, добрый день, Головянко беспокоит.
— Я же сказал тебе — позвоню. Что за спешка?
— Все нормально, но учетчиков-то зачем отправили?
— Каких учетчиков?
— От вас прибыли два сотрудника с заданием провести учет. Как-то не укладывается у меня в голове такое мероприятие.
— Какие еще учетчики, я никого не отправлял. — Разумнов помедлил немного, сам факт звонка ему не нравился. — Может, зам мой отправил, я выясню. Дело в том, что в связи с новыми обстоятельствами самолеты будут модернизированы, и делать вы их начнете уже в новом варианте, этот устарел. Наверно завтра уже у вас генеральный конструктор появится, он мне звонил, просил остановить производство. Им, видите ли, новая идея пришла в голову. Впрочем, он сам все расскажет. А с учетчиками я разберусь, не переживай. Учет и контроль еще никому не мешал. Через несколько дней и сам буду. Все, работай.
Разумнов, генеральный директор авиакорпорации, понял, что производство встало и на заводе начался учет. Этот учет сильно беспокоил директора. Но ничего, если заместитель перебдел и организовал свой учет, то материалы все равно здесь на столе окажутся, это не страшно. Чего так испугался директор? По телефону ничего не сказал.
А Головянко долго размышлял после этого разговора, взвешивал за и против, рассматривал варианты. Решил — через три дня вернется Муравьев, заберет у него деньги, в том числе и Лугового, и за границу. Место и документы он заранее подготовил — не найдут. Хватит трястись здесь по каждому поводу. На душе отлегло, повеселел даже. За три дня ничего выяснить не успеют, а на четвертый его уже в России не будет.
ХХХII глава
Синицин не стал вызывать на допрос Лугового в управление. О его аресте знал очень узкий круг лиц и светить его здесь считал нецелесообразным. Притом он очень тонко запустил слушок, что Луговой убит, как и весь личный состав караула. Сотрудники свои люди, но чем черт не шутит. Пошел в изолятор ФСБ сам, в камере можно пообщаться и там, все-таки, безопаснее. Если произошла утечка, то Лугового попытаются убрать, и убрать быстро.
— Я полковник Синицин Олег Игоревич, центральный аппарат ФСБ, — представился он, войдя в камеру.
— А что, местным уже не доверяют, — съехидничал Луговой.
— Обойдемся без ироний, Лев Аронович. — Синицин достал пачку сигарет и зажигалку, положил на стол.
— Почему же, так интересней. А то заскучал я уже, сутки прошли, а еще никто не допрашивал. Готовились? И как?
— Неплохо, совсем не плохо.
— Без адвоката пришли, значит, по душам хотите поговорить. Что-то не срастается, полковник?
— Все срастается, все, Лев Аронович.
Синицин понимал, что Луговой готовился к разговору, проигрывал варианты, времени было достаточно.
— Выходит, предложить что-то хотите?
— Конечно, чистосердечное признание, например.
Луговой улыбнулся, закурил. А он хорошо держится, подумал Синицин, все-таки наша школа.
— Мы же не дети, полковник, зачем здесь сценарии кинофильмов?
— Обойдемся без сценариев, действительно. На вас — солдатские жизни, это вы хорошо понимаете. И так же прекрасно понимаете, что наказание будет пожизненным. Но, оказывается, и здесь есть выбор. Не знаю — просчитали вы этот вариант или нет.
— Позвольте полюбопытствовать, какой?
Синицин понимал, что за внешней раскованностью Лугового скрывается огромная напряженность ума, нервов и даже мышц.
— Жизнь или смерть.
— Смертной казни сейчас нет, позвольте заметить. Или вы мне угрожаете, бросите в камеру к уголовникам, пристрелите при попытке к бегству?
