Самхейн. Алый Чертог

Через некоторое время послышался звук открываемой двери, и в проеме показалась низенькая полная женщина с добрым немного простоватым лицом.

-Мира, детка, я принесла тебе еды. Вот. — Кормилица поставила на стол деревянный поднос с тарелкой просяной кашей и кувшином молока. — Что это... — Взгляд женщины, наконец, упал на сидящую на кровати куклу. Ее полное румяное лицо в одночасье стало белее мела.

Мира опустила голову, пряча довольную улыбку. Похоже, розыгрыш вышел что надо. Внезапно игрушка немного шевельнулась. Впавшая в ступор кормилица издала сдавленный вопль и медленно сползла на пол, беззвучно открывая рот. Кукла же несколько раз повернула голову туда-сюда, вглядываясь в пространство слепыми черными глазами, словно ища кого-то, а затем спрыгнула с кровати и дергаными механическими движениями медленно направилась в сторону собственной хозяйки. Мира при виде подобного сперва слегка опешила, но затем как ни в чем не бывало усадила игрушку на колени, с любовью погладив по испачканным в краске волосам. Жуткий облик куклы ни капли ее не смущал, а напротив привлекал. Пусть Этьен и другие мальчишки попробуют теперь позадаваться! Теперь она обрела друга, который будет слушаться только ее, и она никогда больше не будет одинока.

* * *

-...Ты считаешь это необходимым... — Красивая черноволосая женщина в элегантном расшитом сапфирами платье с немым укором глядела на мужа.

-У нас нет выбора. — Полные губы Арчера Ланчелли были плотно сжаты. Крупный дородный мужчина, немного погрузневший с годами, всегда производивший на окружающих впечатление исходящим от него ощущением силы и надежности, сейчас выглядел откровенно жалко.

-Но ведь это Ноццио! Город свободы! Неужели ничего нельзя сделать!

-Проклятье, Анна, ты думаешь, мне легко далось это решение! — раздраженно всплеснул руками мужчина. — Пойми, магия находится в ведомстве Особого Департамента! Не мне тебе объяснять, что это за люди! Сам король не смеет им перечить!

-Не могу поверить, что моя девочка... как подобное вообще могло произойти...

-Дар проявляется у самых разных людей независимо от семьи и сословия. Их агент сказал, что Мира от рождения обладает темной магией. В этом нет нашей вины. Так распорядилась судьба.

-Это не может быть ошибкой?... Я не верю,... не хочу оставлять надежду...

-А придется. — Полное, но все еще довольно красивое лицо негоцианта скривилось в горькой усмешке. — Кто попадает в казематы Департамента, никогда не возвращается обратно. В особенности те, кого обвинили в пособничестве Тьме.

-Но, Арчер...

-Не хочу ничего больше слышать! Нам будет лучше забыть, что у нас была дочь. Не забывай, у нас есть и другие дети. Нужно думать об их будущем....

-А Мира...

-Ей ты уже ничем не поможешь... Мне пришлось раскошелиться на кругленькую сумму, чтобы это дело не получило огласки. Слуги уже извещены. Они забудут все... И ты должна забыть. Забыть, будто ничего не было. Поверь мне, так будет лучше для всех.

* * *

Чезарро, улыбнувшись, отложил резец. Он, наконец то, сделал это. Завершил свое творение. Целых двадцать лет напряженной кропотливой работы на грани. Он словно муравей упорно вгрызался в твердый неподатливый гранит, стремясь придать ему ту форму, которая казалось навеки застыла перед его внутренним взором в тот самый день, когда его посетило вдохновение. Трудился ночью и днем, когда выпадала свободная минутка. Старый Арбос буквально заваливал его всевозможными заказами, которые юноша выполнял настолько блестяще, что старик нарадоваться не мог на столь ценного помощника.

Однако шли годы, а парень так упорно и не желал никому показывать свою скульптуру. Он считал что ему все еще не хватает мастерства. Обуреваемый любопытством Арбос однажды даже пригрозил вышвырнуть ее вон из мастерской, чтоб та не занимала места, если ученик не откроется ему, и тогда Чезарро при помощи своих друзей перетащил ее себе во двор. Поскольку его лачуга была слишком мала, он соорудил для статуи специальный деревянный навес, благо климат в этой части был достаточно мягким, и подобная защита оказалась вполне себе достаточной. Однако даже своим друзьям он не разрешил заглянуть за чехол, которым была плотно укрыта скульптура. Всегда когда поблизости оказывались чьи либо любопытные глаза.

Лишь оставаясь в полном одиночестве, он снимал с нее покровы, и вооружившись этеритовым резцом, скрупулезно доводил до совершенства. Шли годы, скончался старый мастер, завещав мастерскую своему лучшему и единственному ученику, а скульптура так и оставалась незаконченной. О нем и его странном увлечении поползли слухи. Люди недоуменно крутили пальцем у виска, и даже друзья отдалились, не в силах выносить его одержимости. У них появились свои семьи и обязанности, связанные с ними, а Чезарро по прежнему оставался одинок. Все свое время он посвящал любимому делу, став в итоге лучшим скульптором города. Многие мастера хотели бы учиться у него, приезжая в Ноццио из разных концов страны, однако он не брал учеником, вместо этого жадно учась сам. Всегда и где только возможно.

Изделия, выходившие из под его резца, становились все искуснее и совершеннее. Однажды даже сам король заказал ему свой бюст. Чезарро выполнил работу как и всегда выше всяких похвал, оставив монарха в полном восторге, однако на его предложение переехать в столицу и стать придворным скульптором ответил вежливым, но решительным отказом. Ему было плевать на почет и славу, которые обещала подобная должность. Все что его интересовало, была Скульптура. Он во что бы то ни стало должен закончить ее. Эта навязчивая идея с каждым годом все более и более завладевала его сознанием. Он корпел над ней почти каждый день, но все время ему в ней его не хватало. Придирчивый взгляд мастера замечал те невидимые для обычного человека неровности и шероховатости, которые не могли удовлетворить его взыскательного вкуса.

Друзья и близкие окончательно отдалились, перестав даже здороваться со спятившим полубезумным мастером. А тот как ни в чем не бывало расхаживал по Ноццио в потрепанной изъеденной каменной пылью робе, опустив голову и все время бормоча что-то себе под нос, провожаемый насмешливыми и изредка сочувствующими взглядами прохожих. Ему было плевать, что о нем подумают. Главное закончить скульптуру. Даже теперь, обзаведясь изрядным состоянием и став почетным, уважаемым жителем города, Чезарро продолжал жить в дрянной покосившейся лачуге и ходить в грубой рабочей одежде. Все свои сбережения он тратил на совершенствование своего ремесла, заказывая себе самые лучшие резцы и рубила и приглашая искуснейших мастеров со всех уголков мира. Здесь он не скупился и никогда не стоял за ценой.

И вот, наконец, момент истины настал. Любовно проведя специальной широкой кистью по углублениям и выступам фигуры, Чезарро очистил ее от остатков налета каменной пыли. Готово. Вот оно. Его детище во всей красе. Его творение. Несмотря на все трудности, непонимание и насмешки он все же закончил его. Теперь осталась сущая малость. Явить его городу, а затем и всему миру.

* * *

-Чезарро... — Слегка удивленно протянул заспанный мужчина средних лет с широким приятным лицом, когда скульптор объявился на пороге его дома посреди ночи. — Что привело тебя ко мне?

-Я закончил ее.

-Закончил что?

-Скульптуру. Я, наконец, сделал это. — Глаза мастера светились от счастья.

-Я, конечно, рад за тебя... Но об этом можно было потолковать и утром.

-Мне нужна твоя помощь. — Покачал головой скульптор. — Нужно перенести статую на главную площадь. Сейчас.

-Это довольно странно. Ты ни с кем не общался на протяжении стольких лет, не вспоминал о нас... С чего бы мне помогать тебе теперь?

-Я заплачу, сколько скажешь. Тебе и всей артели. Поверь, ты не пожалеешь, Серко.

Серко задумчиво пожевал губами. С одной стороны Чезарро давным давно уже не был ему тем другом, которого он знал в юношестве. С другой же будучи простым грузчиком, он не мог похвастать большим заработком и, имея семью, постоянно нуждался в деньгах. А у Чезарро деньги водились...

-Ладно хорошо, я разбужу парней. Но это будет тебе стоить не меньше двадцати монет.

-Я заплачу полсотни, если управитесь к утру. Только умаляю, осторожней с ней. Это труд всей моей жизни.

-Не беспокойся, все сделаем в лучшем виде. — Усмехнулся Серко, похлопав бывшего друга по плечу. — За такие то деньжищи...

* * *

Слух о том, что безумный гений, наконец, закончил свое творение, разлетелся по городу со скоростью молнии. Все в Ноццио от мала до велика были прекрасно осведомлены о его навязчивой страсти, тянувшейся на протяжении многих лет, и теперь желали поглазеть на то, что у него вышло. Сам Чезарро гордо стоял подле своего детища, облаченный в самый лучший свой наряд, которым загодя разжился специально для этого дня. Черный бархатный камзол, что не зазорно было бы одеть и благородному, сидел на его по прежнему стройной несмотря на прошедшие годы фигуре просто идеально. Да время прибавило скульптору морщин, а в некогда роскошной иссиня черной гриве волос виднелись седые прядки. Однако его взор горел словно у юноши. Сегодня был его день. Его звездный час.

Наконец, бургомистр, который также почтил своим присутствием сие собрание, милостиво кивнул, и Чезарро, замирая от волнения, сдернул со статуи чехол. Волна противоречивых возгласов прокатилась по толпе. Творение скульптора оказалось весьма... необычным. Могучее туловище зимнара на трех огромных ногах-колоннах выше пояса плавно переходило в человеческий торс. Точнее человеческим он был лишь отчасти. Слишком массивная мускулистая фактура, чересчур гротескные грубые черты лица тем не менее оказались вырезаны настолько тонко, что невозможно было отвести взгляд.

-И ради... этого вы собрали нас, мастер Скорцени? — поджав губы, покачал головой седой дородный мужчина в дорогом фраке.

-Именно так, мэтр Дочелли. — Ничуть не обескуражено улыбнулся Чезарро. — Я назвал его Гимнор.

-Очень остроумно с вашей стороны. — Скривился Дочелли. (на местном наречии "гимнор" — гармоничный, исполненный гармонии). — Вот только если это шутка, то она уже порядком затянулась.

-Не скажите, мэтр. — Покачал головой не менее седой, на гораздо более худощавый мужчина одетый намного более скромно. — Присмотритесь повнимательнее, это же истинное единство противоположностей! Невозможно уследить, где кончается монстр и начинается человек. Готов прозакладывать собственную мастерскую против ржавого зубила это творение истинного гения. Сам Масцена не смог бы лучше!

На площади повисла тишина. Мастера Рецана знали и уважали во всем городе как опытного и талантливого скульптора, а вот Дочелли несмотря на гораздо более солидное благосостояние являлся всего лишь художником при дворе бургомистра. Должность конечно более чем почетная, но его мастерство имело все же несколько иной аспект, и посему слово Рецана, которого горячо поддержали и иные скульпторы, в итоге перевесило. Толпа разразилась восторженными криками, приветствуя нового гения. Сам бургомистр разодетый в меха в окружении охраны приблизился к мастеру и важно пожал его крепкую мозолистую ладонь.

Чезарро же стоял ни жив, ни мертв. То, чего он так долго и упорно добивался, наконец, случилось. Его талант признали. Однако это был лишь первый шаг. Ноццио всего лишь один город. Пусть большой и богатый, но восторгов его жителей явно не достаточно для того чтобы тебя нарекли великим на все времена. Нужно было идти дальше и добиться того, чтобы его творение было показано в самой столице! Там соберутся мастера со всех частей света, и если его признают и там, это станет его пропуском в бессмертие. Его имя будут поминать наряду с именами иных великих скульпторов и художников и через много веков после его смерти...

Однако обо всем этом он подумает позже. Сейчас же следует вкусить плоды собственной бесспорно заслуженной победы. Какая-то рыжеволосая красотка, томно улыбаясь, подала золотую чашу полную отборного вина, и Чезарро, с благодарностью приняв сосуд из ее рук, под бурные овации горожан сделал добрый глоток.

* * *

Мира с трудом подняла непривычно тяжелую словно налитую свинцом голову, разлепив запекшиеся веки. Вокруг была тьма. Вяло шевельнув руками, девочка услышала тихий звон. Ее руки были намертво закованы в железные кандалы. Ноги же и вовсе оказалась забиты в тяжелые дубовые колодки, отчего сдвинуться с места было совершенно невозможно. Поморщившись от боли в затекших конечностях, она попыталась вспомнить, как именно оказалась здесь. Воспоминания отозвались резкой вспышкой боли в затылке. Бесстрастный голос мужчины в черном, мерно чеканящий слова... Чужие загрубелые руки, тянущиеся к ней со всех сторон... Темный сырой подвал... холодный металлический обруч, намертво стиснувший ее голову... громкий душераздирающий крик, разносящийся по подземелью...

Обрывки памяти оказались довольно смутными и бессвязными, но Мира несмотря на возраст сумела более менее четко составить какую-никакую общую картину. Она угодила к плохим людям, которые мучили ее. Нужно как можно скорее бежать из этого ужасного места к папочке и мамочке. Уж они то сумеют защитить ее от кого угодно.

-Эй, вы слышите меня, я хочу пить! — громко прокричала девочка. Пить она действительно хотела. И сильно.

Не дождавшись реакции, она повторила попытку. Затем еще раз. Как ни странно ее услышали. В темноте послышался скрип открываемой двери, а затем в проеме показался седой согбенный страж с ярко горящим факелом в руке.

-Слышу, слышу, вовсе незачем так орать... — Проворчал старик, медленно приблизившись. — И чего Его Светлость Командор возится с такими как ты... По мне так всех вас под нож и вся недолга. Проклятые колдуны... На, пей. — Страж поднес к ее губам небольшой глиняный кувшин. — И учти, кормить тебя никто не станет. Зачем переводить добрую еду, если ты так и так скоро подохнешь.

Жадно напившись, Мира почувствовала себя чуть бодрее. Во рту однако появился неприятный металлический привкус. Кровь. Сложно сказать, что именно подсказало восьмилетней девочке, сызмальства росшей в неге и достатке, сделать следующий шаг. Но она сполна использовала свой единственный шанс, прицельно плюнув кровавой слюной прямо в лицо стража.

-Ты чего... — Ошарашено выдохнул он и застыл парализованный пристальным взглядом бездонных черных глаз, которых попросту не могло быть у обычного ребенка.

-Освободи меня. — Отчеканила Мира, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал.

Старик неуверенно кивнул, потянувшись к поясу с ключами. Через пару минут девочка уже была избавлена от оков.

-Выведи меня отсюда. — Отдала новый приказ Мира, болезненно морщась от боли в затекших конечностях.

Страж вновь кивнул и неестественной деревянной походкой зашагал к двери. Девочка осторожно последовала за ним, стараясь держаться в тени. Она чувствовала себя не самым лучшим образом, но несмотря на возраст понимала, что в сложившихся обстоятельствах не стоит жалеть себя.

-Ну, что там у тебя... — Недовольно протянул напарник старика, выглядевший гораздо моложе. — Не понял, а почему... — Глаза стража удивленно расширились при виде узницы, но старик не дал ему прийти в себя, на удивление ловко для своих лет выхватив короткий меч и пронзив горло молодого. Тот захрипел, рухнув на каменный пол обливаясь кровью.