— Отвлеки ее, у тебя получается. Пусть она пока не понимает. Я прошу тебя, не покидай нас... — прошептала ему сейне Дайо.
— Что Вы нет, конечно нет. — "А что она не понимает? " этого я уточнить не решился.
— Вот видишь, и вернулся твой сказочник, — сказала она Шайми, — я Вас оставлю, посекретничайте без меня.
— Привет, ты не соскучилась?
— Скажешь тоже, я и не успела. Ты же оставил себя во сне, ты все время был со мной.
Странно, но я никогда не вплетал себя в сны.
— Да?! И кем я там был: волшебником, гномом или илларем? Только не говори, что орком, никогда не хотелось быть орком.
— Нет-нет, ты был стражем.
— Каким еще стажем? Я никогда не был никаким стражем, никогда не носил никакой формы.
— Каким — спасающим. Ты всех выручал. Или... не совсем ты. Ну как будто ты вырос совсем большой, и можешь спасать людей... и гномов... и илларей... мог бы даже орков.
"Совсем большой" подумал я "куда уж дальше расти, и так все рукава коротки, просто беда. "
— А что есть такие стражи?
— Есть и носят форму из зеленых листьев.
— Как это?
— Не знаю, я таких раньше не встречала, он как будто бегал по лесу и на него прилипли всякие-всякие листочки.
— Так может это эльф, они любят траву, даже плетут из нее себе облачения?
— Нет, это человек. Я же говорю, такой же как ты, ну, почти.
— Ну, вот видишь, ты сама уже сказки начинаешь сочинять. А если мы вместе тобой, ты представляешь, сколько мы насочиняем!
— А сегодня ты тоже новую сказку сочинишь?
— Обязательно.
— А что там ты принес такое зеленое?
— Это книга, я за ней и ходил, — и я взял свою дорогушу на руки.
— Она интересная.
— Для меня — о-очень.
— Тогда почитай мне ее.
И я читал девочке про двуликое золото, про благородное серебро, про мягкую и теплую медь, про труженицу бронзу, про хитрую и неуловимую ртуть, про печальное седое олово, про суровый свинец и непобедимое гордое железо.
Дверь отворилась и вошла Лаки, обдав меня таким взглядом, что можно было ошпариться.
— Удивительно, все-таки изволил явиться к обеду и не обременять индивидуальной кормежкой собственной персоны здешних домочадцев. Как это любезно с вашей стороны, асса Одрик.
Не зря род Дьо-Магро столько веков в поте лица оттачивал свою породу, вся его краса и гордость сейчас дрожала на кончиках ее бронзовых кудрей, готовая рассыпаться смехом.
— Всегда рад Вам угодить, о! Блистательная сейне Лакене. — И я стал изображать церемониальный поклон.
Шайми придерживая ранку на губе, смеялась, на сколько ей хватало сил.
— Я опасалась, что пробегаешь целый день, и мои старания пропадут даром. Вот пришла пригласить, чтоб ты оценил качество приготовления.
— Приготовления чего?
— Обеда, бестолковый.
— Да неужели?
— Нет, не всего, конечно. Десерт в моем исполнении тебе интересен?
— Более чем, почти соблазнительно. А с каких это пор...?
— С таких! Все чем-то заняты, одна я сижу как кукла.
— Но мы же не оставим Шайми одну, ей будет скучно.
— Да, мне будет скучно, возьмите меня с собой, — Шайми оживилась, даже приподнялась, — возьмите. Мне так надоело да одном месте.
— Ты хочешь с нами? — спросила ее Лаки.
— Очень хочу, очень-очень-очень, — голосок Шайми звучал просто умоляюще.
Лакене забеспокоилась:
— Как же?...
— Да, очень просто, — и я вместе одеялом сгреб девочку с постели. — Забирай подушки.
Когда мы вышли из белой комнаты, она была всем хороша, но не могла заменить целого мира, Лаки заметила:
— А вот папа давно говорил, что в тебе должен проснуться организационный талант.
— Ну, если папа говорил, то обязательно проснется, никуда не денется, — не мог же я спорить с хозяином дома Дьо-Магро, хотя бы и заочно. Сказано, что проснется талант, значит, начинаем его будить. Я нес девочку как высокий тонкий колосок, который надо пересадить и он должен обязательно прижиться.
Малая столовая оказалась полукруглой комнатой в том конце коридора, который противоположен входу, огромные окна выходили на три стороны. За окнами были сады, каскад прудов, рукав Несайи, та самая белая ротонда и сумрачное море предзимнего леса. Осенняя сырая поволока рассеялась и на горизонте показалась гряда Срединных гор, хищно оскалившаяся вершинами. Тучи наконец-то покинули небо Каравача, оставалась тонкая белесая дымка. Шайми захотела взглянуть на близкий, но теперь недоступный для нее мир, я поднес ее к центральному окну. В этот момент легкий небесный шелк прорвался, и Каравач осветило солнце. Белое и остывшее, но такое желанное. Шайми зажмурилась и спрятала свою мордашку в моих соломенных волосах, так мы и стояли, пока нас не позвала Лаки.
Странно, но из обслуги в доме не было никого, даже тетушка Тено куда-то делась. Так что Лаки управлялась вроде совсем одна, чем немало меня удивила. Мы усадили Шайми в подушки полулежа, сами сели друг против друга. Причем сел только я, Лаки постоянно вскакивала то за одним, то за другим.
— Мы еще ждем маму и асса Тадиринга, — объяснила Лаки, заметив мой интерес к количеству приборов на столе, — а для папы мы всегда ставим прибор, как бы далеко он не был.
— А сейн Каларинг сейчас далеко?
— Сейчас все службы далеко, проверяют горные дороги и дальние заставы. Ведь скоро пойдет снег, и туда будет нелегко добраться, даже тетушка Тено в казармах занимается провиантом для лесных стражей. В городе сейчас только асса Тадиринг, ввиду его заслуженного возраста он освобожден от тяжелых работ...
— Но свежий горный воздух еще никому никогда не помешал, — продолжал уже сам седой маг.
— О! сегодня все в сборе, даже наша Шайми! Ждем только хозяйку дома. А пока, чтобы не терять времени, я намерен побеседовать с молодым человеком. Не волнуйтесь, милые девушки, заскучать не успеете, я его в скорости вам верну.
Я пошел за асса Тадирингом к левому углу столовой, там из окна можно было видеть восточную окраину Каравача, крыши домов замерших в ожидании зимы.
— Если я не ошибаюсь, мой дорогой студент, я кажется предупреждал, чтобы вести себя тихо, ни с кем не связываться.
— А разве я?...
— А кто сегодня разминался на физиономии лучшего друга? За что ты подрезал язык нашему говоруну?
— За дело! — я чувствовал, как мои ноздри раздуваются, словно у варга. — Уже донесли? А еще говорят, что стражи всех служб на горных дорогах.
— Ну ладно, ладно... Остынь! Молодой еще, вскипаешь быстро. Но этот недостаток быстро проходит сам, как и другие детские болезни при правильном уходе. Только ты до сих пор не догадываешься, что Тайная стража это нечто более интересное, чем несколько смен разгильдяев в казарме. И был бы я никуда не годным магом Тайной стражи, если бы какой-то студент сразу раскусил мои секреты.
"Да, я действительно болван" я был не так далек от правды "наверняка у него осведомителей полно, и магические слушалки по всему городу посажены. "
— Ты ничего странного не замечал? Я просил тебя обращать внимание, — поинтересовался старый маг.
— Вроде ничего... Пару раз мне показалось, что я кого-то увидел, но не разобрал кого. Хотя тогда был ливень, вряд ли кто-то гуляет в такое время, наверно показалось.
— Угу, — согласился Тадиринг, — всегда особенно хорошо кажется "после вчерашнего", — он не только слушал, он смотрел меня. — Ничего, ничего, все мы когда-то были молодыми, не смущайся — продолжай.
— Еще мне показалось, что я наткнулся на гвоздь у окна, я его чувствовал, но ничего не нашел.
— Если чувствовал, тогда должен остаться след, что-нибудь было?
— Я не знаю, у меня на спине глаз нет.
— Нет!?!? А пора бы уже отращивать, — и асса Тадиринг щелкнул меня по лбу, — если у тебя на голове солома, то я надеялся, что в голове хотя бы что-то еще. Давай-ка я тебя посмотрю. Ну-ка, ну-ка... да это простым глазом видно, раздеваться перед дамами не будем, но поверь старому вояке. Откуда у тебя это пятно? — И он ткнул пальцем между моих лопаток.
— Мама не говорила, что у меня там родимое пятно.
— Это не родимое, это ... бесцветное, я бы сказал прозрачное... Твой хребет скоро будет просвечиваться.
"Бр-р-р! Какая пакость! " Я мысленно поморщился.
— Где, говоришь, это было? У какого-то окна?
— Да, у окна в комнате Шайми.
— Что!?!? — седые брови мага наползли на глаза как тучи, — Скверно, я все-таки надеялся... — процедил он сквозь зубы, дернул головой в сторону и буркнул в самый угол какое-то ругательство, да еще раздавил выпавшее слово сапогом, будто бы оно собиралось сбежать и растрепать что-то всему Каравачу.
Послышались частые нервные шаги и двери раскрылись перед сейне Дайоне. Лицо ее было охвачено смятением, но увидев Шайми здесь за столом, она с облегчением вздохнула и улыбнулась, лучезарно как когда-то.
— Мама, вот где я! — и девочка помахала маме полупрозрачными пальчиками.
— А я уж тебя искала, а ты здесь. Как же ты сюда дошла?
— Я не ходила, меня Оди принес, завернул в одеяло и принес.
— Хорошо, раз мы больше никого не ждем, можете приступать! — объявила сейне Дайдоне для всех. — И ввиду временного отсутствия хозяина дома его хозяйка сегодня сама выбирает кавалера, потому что женщина никогда не должна оставаться одна, тем более за столом.
— Безусловно, безусловно, сейне, — поддержал ее хитро заулыбавшийся Тадиринг. И подмигнул мне, потому что Дайо своим царственным шагом направлялась именно в мою сторону.
"Ёлочки распушистые! " — испуганно в моей голове. Я понял, что конечности цепенеют. А сейне Дайоне подошла ко мне и подала мне руку с тем наклоном головы, при котором у многих иноземных правителей слетала вся гордыня и спесь, и начинали дрожать колени и заплетаться язык. Что уж говорить про четырнадцатилетнего мальчишку, на которого богиня впервые посмотрела в упор, да еще взяла за руку. Будучи усаженным рядом с дамой, по правилам этикета я должен был ухаживать за ней, но я никогда не заучивал церемониальные протоколы, которые для меня были редкостной нудятиной, да и просто-напросто ошалел. Сейне Дайно заботилась о содержимом моих тарелок, в горле стоял ком, не дававший мне проглотить ни куска.
Оцепенение сходило с меня медленно, гораздо медленнее, чем разгорался голод, и голод пробил корку оцепенения, как весной шалые воды Несайи пробивают лед. Обещанный с утра суп уже совсем было остыл. Но это была не проблема для асса Тадиринга, ХА! Подогреть тарелку супа — для седовласого мага просто, как щелкнуть пальцами, что, собственно, он и сделал. Это наконец-то вывело меня из ступора, и не одного, а вместе с юношеским аппетитом. Кроме супа еще были рыба, а я люблю рыбу, и когда она еще плавает, и когда она уже на тарелке, салат, как и положено, и просто картошка, и еще что-то из грибов. Горожане Каравача не жалуют сей продукт, считают его эльфийским кормом.
— И совершенно зря, — сообщил Тадиринг, заметив мое удивление блюдом. — Глупо лишать себя удовольствия и пользы. Все гоняются за заморской невидалью за бешеные деньги, когда в наших лесах полно и еды, и питья, только было бы желание.
— Но от них же дурь, — недоумевал я.
— От многих людей дури еще больше, и что? Скажу тебе больше, от некоторых из них исходит смерть, как и от некоторых людей, заметь. Но ты же не прекращаешь общаться с всеми остальными? Просто надо знать, с кем имеешь дело. Возьму тебя как-нибудь в эльфийские леса, летом пойдем с тобой за грибами.
Но до лета было еще далеко, а вот до десерта близко. Я люблю пироги, их манящий запах, и этот момент, когда нужно вскрыть пирог, явив миру его начинку. Это было сродни раскрытия тайны, а что еще может быть притягательнее для мага. Нож в руки взял старший мужчина за столом, и в мгновение ока пирог раскрыл свои темно-красные недра. Это была вечерница, и не садовая, а лесная, может не такая сладкая, как ее прирученная сестрица, но источавшая волшебный запах, от которого у меня закружилась голова. Слизнув с нижней губы потекший благоухающий сироп, я не мог не взглянуть на Лаки. Она словно ждала моего взгляда все это время, но не поддалась, а тихонько хмыкнула, повела плечиком, сверкнула в меня глазами на краткий миг, как солнце на острие выпущенной стрелы, и медленно, и как снежинки в безветрие, опустила свои ресницы. Неизвестно, долго ли она это репетировала, и перед каким зеркалом, но я чуть не захлебнулся ягодным соком, по спине пробежала дрожь. Ну, вот как! откуда! кто их учит этой магии!? Да какая тут, к Гаарху, магия, к чему годами глотать пыль в библиотеках, если одно колыхание ее ресниц, и я готов на любые безумства. Я тогда чувствовал, что еще один их взмах, и со мной произойдет что-то, возможно даже нехорошее.
А хозяйка дома сейне Дайоне, чуть напряглась, но тут же облегченно вздохнула, и устремила свой льющийся взгляд куда-то за окно в уже сгущающийся вечер. Она не всматривалась в синеющее небо, просто такой взгляд она дарила только одному человеку, который сейчас должен был быть далеко. Через минуту как-то засуетился асса Тадиринг, начал подниматься из-за стола и разминать натруженные долгой службой колени. Девочки начали распрямляться как изнуренные жарой бутоны цветов после спасительного дождика, услышав стремительные шаги в коридоре, хотя от сопровождающего каждый шаг позвякивания, сжатого и сухого, кое у кого должна стыть в жилах кровь. Они могли приближать только одного человека, самого хозяина дома Дьо-Магро.
Он вошел и казалось, что сам дом изменился: высокие окна стали еще выше, как будто вытянулись приветствуя командира, скатерть на столе будто натянулась и сама расправила складки, створки дверей распахнулись не как-нибудь, а строго симметрично. И вошел, как-будто он не один, а с починенными: за его плащом следовали снежинки, исчезая в тепле дома, но оставляя запах зимы, и еще какой-то запах: лесной, травянистый, кисловатый, но и сладковатый в какой-то самой верхней нотке. Снег, лежащий погонами на его плечах и проседью в его волосах, стремительно таял.
— Все, зима пришла, — сообщил он, почему-то торжествуя, как мне показалось. — В горах уже снег, хорошо вовремя ушли.
Вообще Каравач возник в ложбине с трех сторон окруженной горами, только здесь проходила дорога на юг, только здесь можно было по узкому распадку преодолеть Южный хребет груженым караванам, в остальных местах хребет преодолевали даже не все птицы. Отроги хребта огромной чашей защищали Каравач, вся беда в том, что подставлена эта чаша северо-западным ветрам, которые проносились над всей равниной в тщетной надежде дать хоть каплю влаги южным пустыням, но ударившись в запертую дверь хребта с досады обрушивали весь свой груз на долину Каравача. Поэтому, если вы не видели ливневого снега в горах Каравача, то знайте, что вы ничего не видели, ну и благодарите Пресветлую богиню, а то за такое зрелище можно и жизнью поплатится.
— А как там остальные, как обоз? — спросил Тадиринг.
— Обоз в лесу тащится, наверно привал там устроили. А им нужно уходить, утром снег их догонит.
— Ничего, они уже на равнине дойдут потихоньку.
— На сегодня — ВСЕ! Хватит о делах. Я до завтра не на службе, и утром никому меня, — взглянув на жену, поправил, — НАС не будить, будем спать, пока не надоест. А кто нарушит этот мой приказ, будет три дня чистить навоз в вагрятнице при казармах. Всем девочкам ясно? И мальчикам? — это уже было обращение лично к Одрику. — Так, сейчас я ухожу полковником, прихожу просто человеком.
