— Зато она хорошо слышит девицу, вот пусть она ей и скажет.
Направляюсь к двери. Девица прекращает кашлять и орет, у-у-у и голос прорезался:
— Стой, ты должна продолжить лечение.
— Деточка, — а меня асса так никогда не называла, — она только учится... ей нельзя лечить людей, она не умеет. — Мерзко улыбаюсь и картинно развожу руками.
— Пусть лечит, как умеет, другие и так не могут. Если бы не она, я бы уже умерла. А если она не умеет, то вы же ей поможете. — Вот это уже аргумент, асса эксперименты и сама проводить любит, а тут такое поле ... и клиент согласен.
— Давай показывай, чем ты тут девушку мучаешь?
Показываю, долго объясняю, что хотела сделать, что получилось, что нет. Вместе вносим изменения в уже проверенное плетение. Асса собирается сразу проверять на девушке.
— Асса вы что, так же нельзя, а вдруг мы с вами ошиблись? Мы же тут сильно переделали надо бы проверить на менее ценных членах коллектива...
— На эльфах это проверять нельзя! — Вот за что люблю ассу... ей и в голову не пришло проверять это на людях, а ушастых тут много, но на них тоже нельзя, они возражать будут.
Объясняю ассе как я, то есть мы, отлаживали первый вариант. Асса пришла в восторг. По отработанной методике призвали гваррича, установили на него плетение, Мара опять его укусила. Ждем. Гваррич слюну из пасти роняет, но жив и даже удрать пытается. Повторяем эксперимент уже на девушке. Ей становится плохо, потеет. Рассказываю анекдот про больного и пациента. Тот где врач, рассматривая труп, спрашивает, потел ли больной перед смертью... им почему-то не смешно. Дик докладывает, что все прошло более чем удачно, а девушка самостоятельно топает в ванну, я уже созналась, что она провела там всю ночь.
Теперь асса начинает допрос с пристрастием, откуда я все это знаю, это в смысле про кровь и прочее. Кручусь как уж на сковородке, но приходится сознаваться, не люблю я врать, это меня утомляет, потом приходится все время помнить, что соврала. Говорю честно, что все узнала из дневников дядюшки. Как не странно асса реагирует спокойно, только интересуется, откуда я их взяла. Мужественно валю все на Мару, она, дескать, мне их притащила, откуда не знаю, думала, они в библиотеке были. Только тут поняла, что сказала, пришлось признаваться дальше, об экспериментах с Марой и прочем. Возможности демона ассу не очень-то интересовали, а вот тетрадки и мои выводы после их прочтения ее очень даже заинтересовали.
Пока девушка отмокала в ванной, пошли ко мне, и пришлось сдавать импровизированный экзамен. Асса знала дневники своего братика почти наизусть, но применять магию крови по каким-то причинам не могла, не понимаю почему. Большой разницы с магией воды я не видела, так поправки небольшие вноси и работай. Что я собственно, по подсказке Дика, и сделала с плетением для лечения девицы.
Асса очень помогла мне с плетениями для лечения ливера нашей пациентки, и мы пошли на обед полностью довольные друг другом и проведенным временем.
"Секретно. Великому магистру лично в руки.
Сообщение от наблюдателей за усадьбой Злые Камни. Пятого проталеня в усадьбе замечен новый обитатель. Девушка лет двадцати-двацатипяти, очень худая, даже истощенная, без магических способностей, волосы темные, чуть рыжеватые, цвет лица не здоровый. Часто замечена на прогулках с ученицей, интересующей вас ведьмы. Способ появления и цель пребывания в усадьбе не ясны. "
Через неделю на девушку уже можно было смотреть без слез. Кожа очистилась, и на щечках появился здоровый румянец. Мы даже подружились... Она много и хорошо рассказывала мне о мире за горами. О местных модах, оказывается, я все время хожу в одежде наемницы, это значит в брюках. О взаимоотношениях между полами, тут женщина может сама выбрать себе мужчину и не одного, и никто ее за это не осудит. О путешествиях по Лари через магические порталы, о синих топях и еще много о чем. Только почему-то вбила себе в голову, что видела меня и Мару на каком-то портрете утопленному в топях, написанному каким-то магом, видевшим меня во сне. Эту историю я слушать не стала, бред больного, но ассоциация портрет, сон, топи — осталась.
Один раз она поинтересовалась Лианой, но я сказала, что она умерла. Она не расстроилась, значит, ее подругой она не была.
Вместе с физическими силами к девушке стали возвращаться и магические. Раньше Торкана была не только сильным, но и очень искусным магом. Ее методики тренировки и плетения заклинаний мне очень понравились, и она с удовольствием занималась со мной и Притером, рассказывая и показывая все, что знала сама. Все же академическое образование — более прогрессивное, чем домашнее.
После весеннего дня равновесия и дней богов асса Торкана собралась покинуть гостеприимную усадьбу. Опять уже асса, так как магия к ней вернулась, не в полном объеме, но не все сразу. Тут возник закономерный вопрос: как она собирается нас покинуть? Асса ответила ни минуты не колеблясь:
— Через природный портал.
— А кто тебя через него проведет, амулет, с которым ты пришла восстановлению не подлежит.
— Все просто Дик это умеет, но у него нет сил, а у Мары есть силы, но она не умеет. Дик обещал научить Мару "как", а она вместе с тобой проведет меня куда надо.
— А кстати, куда тебе надо?
— Я бы предпочла вернуться в столицу, у меня там дела, но порталы рядом со столицей хорошо охраняются, поэтому подойдет портал, из которого я попала сюда, тот, что возле Каравача.
Дик честно выполнил свои обязательства перед Марой, и научил ее ходить по природным порталам. На время обучения браслет с руки Торканы перекочевал ко мне. В порталах оказалось очень пыльно, всякий раз переходя из одного портала в другой, я выходила вся в пыли и паутине, и долго чихала. Зачем надо было таскать по порталам меня, не знаю, но ходить там одна, Мара отказалась категорически. Дик совершенно не поладил с сестрами, что за вредный тип, суть его мы с ассой так и не поняли, что-то типа домового демона, но значительно умнее.
Когда Дик объявил, что обучение закончено, я вернула его Торкане, мы тепло попрощались, и я вывела ее из портала возле Каравача.
Ничего, скоро будет ярмарка, и мы с ассой туда поедем. Как же мне надоело шифроваться!
Глава 7.
Не все листки дневника Одрика не были подшиты в его досье. Некоторые пошли на растопку, некоторые унес ветер, а некоторые, до некоторых пор лежали в его землянке на восточном склоне Матнарша.
Когда Одрик уехал, то в его землянке что-то понадобилось двум гномам. Один из них выбрался из жилья Одрика с листочками бумаги.
— Эй, Диги, смотри что я нашел! Давай почитаем.
— Да ты что чужие письма читать нехорошо.
— А это не письма, это так листочки из тетрадочки. И поскольку это не письма, то можно. Ну, давай почитаем, интересно же... А вдруг тут что про руды написано?
Глури огляделся по сторонам, не видит ли их мани Суа, махнул рукой, и приятели пошли в укромный уголок почитать, что там писал Одрик.
— Ну, давай, Диги, читай. — Глури стал даже приплясывать от нетерпения.
"Несколько дней я ничего не видел, глаза отвыкли от света и высохли что ли. Я вообще весь высох, язык был шершавым как пемза. Меня поили сначала по каплям, потом с ложечки, сразу много было нельзя. Но и от этого я быстро уставал и засыпал, пить и спать, пить и спать — вот все мои занятия, что были. И всех я различал по голосам: мани Суа, Чёги и Матти, Антонина, который все эти дни был мне просто родной матерью. И ее, конечно, ее, Кайте, я догадывался о ее присутствии, если становилось очень тихо, и запах цветущих лугов Каравача, который хранили ее косы. Этот запах было первое, что я почувствовал, когда очнулся от, казалось, уже беспробудного сна. И она уже никогда не убегает, она все время со мной, но мы, ни о чем не говорим, а зачем, сначала мне было тяжело говорить, а потом стало и так все ясно."
— Эх,..., если бы мы тогда его не откопали... Я и сам всегда боюсь этих землетрясений и оползней. Хорошо черным гномам, у них этого почти не бывает.
— Ты давай дальше читай...
— Не теперь твоя очередь.
— Ладно.
"Я не мог заснуть, и знал, что Кайте не спит. До меня долетало ее дыхание, запах каравачских лугов, пьянящий и дурманящий, это было выше моих сил. Я уже пришел в себя, вдоволь напился и продышался, но продолжал симулировать. Все к тебе ходят, все порадовать чем-то хотят, почему не потянуть удовольствие? А Кайте, она следила даже за тем, на что я посмотрю, все мои желания удовлетворялись. Все ли?
Кровь во мне уже разогрелась, готова была вскипеть, бухала в ушах все настырнее и настырнее, еще чуть-чуть и пробьет барабанные перепонки. Но я же знал, что она точно так же не спит. И я позвал ее, невинно попросив водички, но не водички я желал.
Кайте подошла с кружкой... Она стояла передо мной, я сидел перед ней обхватив кружку вместе с ее руками, я пил медленно, не отпуская ее рук из своих. В отблесках очага золотились ее волосы, такой влажный взгляд и чуть приоткрытый рот... Действительно, хватит уже вокруг, да около. Я мотнул головой, выбил из ее рук кружку. Она не ожидала, только хотела что-то сказать, но я уже сгреб ее, и она оказалась в моем гнезде, в моем алькове полностью в моей власти. Она втянула голову в плечи, как-то сжалась, и мне казалось, что мир сжимается вокруг нас... Единственное, что я смог сказать:
— Да ладно тебе.
Больше никаких слов и мыслей не было....
Меня словно росой каравачских лугов окатило, я очнулся. В ушах уже не бухало, а звенело, как будто все кузнечики Каравача собрались в моей голове. Солнышко мое, какая же ты сладкая, от тебя невозможно оторваться, у тебя даже слезы не соленые, а слаще меда. Почему слезы? Ты плачешь? Да я виноват, я сорвался, совсем тут одичал. Пресветлая богиня! Тебе больно, я не подумал, я никогда не был с "первоцветом". Надо, надо думать, хоть иногда. Идиот!
И ведь надо что-то сказать тебе, не знаю, что говорят в таких случаях. Вот идиот!
— Прости, я больше так не буду.
— Да будешь... еще как будешь.
... И я был, а куда деваться, это жизнь, просто жизнь без мудрежа о ее смысле."
— Да, любят пятипалые о "смысле жизни" порассуждать, но как пишет, как пишет — поэт.
— А девчонка то ничего... Горячая оказалась... — и оба гнома заржали.
— Теперь, ... твоя очередь читать, держи.
"Мне оказана честь, я был с "первоцветом", я нарушил "белизну снега" и теперь с меня причитается . Нет, не Муране с Марисом, никому из богов, никому из людей, а великим водам Несайи, лугам Каравача с их дурманящими травами, лесам, в которых растет та самая утреница, которой меня не раз приводили в чувство, Матнаршу, который меня приютил... Это здесь она росла, это они ей давали силу и красоту, а люди только брали. И я собственно тоже, просто взял, я этого не добивался, не зарабатывал, просто взял, да еще весьма неосторожно.
У нас в Караваче традиция такая, некоторые даже хвастаются, как медалями. У Рора парочка таких отметин имеется, он мне с гордостью демонстрировал.
Я тихо поднялся, боясь потревожить Кайте, и покинул землянку. Вообще я малость обнаглел, уже здоров как тот варг, а вокруг меня все подпрыгивать должны, хватит! Морозило, но день обещал быть солнечным, судя по тому, какая заря поднималась. Я спустился вдоль ручья, он впадал в речку, которая потом в саму Несайю, вокруг лежали нетронутые снега. Как бы мне хотелось нырнуть в этот снег, но здесь нет того, с плеча кого мне бы подошла одежка, чтобы переодеться. Да я и не за тем сюда шел. Я присел на склоненное над речкой дерево и стал ждать восхода Андао. Уже снял тулупчик, накинул его на плечи... и задумался. Меня пробудило поскрипывание снега, кто-то прошел по моим следам, это был макхи Бради. Поприветствовал взошедший Андао, за ним и меня. С чего это он за мной потащился?
— Я вот тут подумал.... То, что сейчас собираешься сделать достойно нового клинка, а не ломаного эльфийского.
— А ты знаешь, что я собираюсь сделать?
— Ну, мы же каравачские гномы, нам ли не знать.
— Опять учить меня будешь?
— Зачем? Помочь. Да, выбрось эту эльфийскую перочинку! Вот смотри, что у меня... у нас получилось. Это конечно не боевой клинок, это скорее для красоты, но он достаточно острый. Окажи мне честь, обнови лезвие... тем более таким способом.
Я взял в руки нож, лучи Андао отразились в нем. Долго же Бради над ним корпел. И дракончики мои... непонятно, они здесь кусаются или целуются.
— Я тебе мешать не буду, твое дело сокровенное. Оставишь его здесь, воткнешь в этот ствол, — и он оставил нас с ножом наедине. Я закатал рукав, погляделся в сталь клинка, словно в зеркало, и как художник кистью двумя мазками поставил себе на внутренней стороне предплечья, небольшую алую птичку... Кровь капала с руки, ею как краской я рисовал на белом листе снега.... А что рисовал — не скажу. Кровь прекратилась, но и картинка была закончена, ее никто не видел кроме меня и Андао. Она была скатана в снежки, которые отправились вместе с ручьем до самой Несайи.
Вернувшись в землянку, я нашел Кайте в алькове уже проснувшейся. "Птичка" слегка проступила сквозь рукав и выдала меня, зато от Кайте мне достался долгий взгляд.
— Ты ведь простишь меня?
— Я тебя заранее за все простила, иначе ты был бы просто невыносим."
— А куда этот блаженный клинок потом дел, Диги, ты не знаешь?
— Не...
— Надо бы его найти и посмотреть поподробнее, что там наш влюбленный намагичил, а то с этих пятипалых дылд станется.
— Теперь ты читай...
"И вновь пробивались нежные, но сильные подснежники... И Андао снова стал протягивать свои лучи к всем живым существам, и почки стали набухать... ветер стал приносить на своих крыльях новые запахи, разнося по склонам Матнарша веяние новой жизни, которая была где-то совсем далеко, там за горами... и странная тоска стала посещать мое сердце, меня стало тянуть в неизведанное.
Ну чего человеку еще надо? Живу спокойно, тепло, сытно, воздух свежий, с лужайки у землянки прекрасный вид открывается. Я работаю, у меня даже неплохо получается, со мной такая замечательная девушка. Когда в указанном мной месте копатели все-таки нашли серебро, гномы меня крепко зауважали.... Живи и радуйся! Только это не моя жизнь, а гнома-переростка. Даже гномки-мамки показывая на меня гномикам-детишкам, говорили: "Вот будешь хорошо кушать, вырастишь большим как Одрик""
— А это чего правда? Он ничего не выдумал?
— Ты о чем?
— Да о гномках-мамках...
— Да какая разница, а вот про серебро он тут все же упомянул! Дальше ты читай.
— А чего это я должен все это читать? Тут много...
— Ничего, читай, тебе полезно...
"Лес у подножия Матнарша зазеленел, зазвенел птичьими голосами, расцвел весенними цветами... Сегодня у Кайте день рождения. Уже вечер, светлый, тихий, можно сказать, что теплый. Походный набор уже дожидается.... Мы пошли по берегу ручья, мимо склоненного над речушкой ствола. В другое время по нему можно было перейти на другую сторону как по мосту, но сейчас вода высокая, противоположный конец далеко в воде. Ну что за беда, с чего мне боятся воды, а там на другом бегу безумствует черемуха, что-то с ней невиданное в эту весну и запах стоит пьянее любого вина. Я спрыгиваю в воду у другого берега, а Кайте доношу на руках, я не хочу, чтобы она мерзла. Кайте так соскучилась по своим травинкам, что просто бросается к ним навстречу, а я займусь бытовыми вопросами. И костерок теперь обязателен, чтобы просушиться и шалашик небольшой, прятаться не от кого, но все же. И что-то так захотелось в эту воду окунуться, а то у гномов с этим туговато, не любят они на себя воду лить. А речка сейчас холодная, в большинстве своем это таящий лед Матнарша, тот который меня чуть не прихлопнул. А! ладно, разочек можно, авось не замерзну! И скинув остатки одежды, с разбега бросаюсь в воду с головой.... Здорово, даже лучше, чем ожидал, теперь в два прыжка к костру. Но бодрит, аж! Короче, более чем бодрит. Ну, теперь глоточек из фляжки и быстрее сохнуть, и пожевать чего-нибудь. Чего тут Кайте съестного положила? А то после этого купания столько аппетитов, и все сразу. Хоть какие-то надо усмирить.
