На крыльце появилась женщина с распаренными стиркой руками и покрасневшими то ли от слез, то ли от едких испарений веками.
— Я не знаю, как Вас отблагодарить, асса.
— Не стоит, я не сделал ничего особенного.
— Если это не касается благородных господ, то до этого никому и дела нет. Вы не можете себе представить...
— К сожалению, могу, уважаемая смиз.
— Мама не надо, ты не знаешь..., — девочка потянула мать за рукав и что ей прошептала.
— Простите меня, сейн, простите....
— Малыш, я скоро приду, я что-нибудь придумаю. Я сам не лекарь, но должно же быть средство от всего этого.
— А есть маг, который может придумать средство и для меня, и для всего Каравача, он лекарь из зеленых. Только его найти сложно, он еще не вырос, и у него нет имени.
— Сложно найти человека без имени, но я постараюсь. Ты держись, ладно... А сейчас я должен уйти. Но ты меня дождись, обязательно!
"Надо будет уговорить Анну, чтобы со мной пришла, посмотрела, — думал Одрик, — Она чего-нибудь точно придумает. А если в Караваче будет провидица...."
— Торкана, слушай, наложи на меня что-то отводящее, что бы не пялились. А то я.... через чур живописно смотрюсь по твоей милости.
— Зачем отводящее? У меня на этот случай есть "пятновыводящие", правда временно. Должна же я была себя обезопасить от подобных казусов на балах.
— Какая ты предусмотрительная.
Торкана действительно была крайне предусмотрительна. Она уже побеспокоилась о подарке на день рождения, узнала у хозяйки пансиона, где проживала, можно ли в Караваче найти что-то художественное. Естественно хозяйка, смиз Тиоре, направила ее в эльфийский сектор. Затащить туда Одрика казалось почти невыполнимой задачей. Но разве Торкана не леди, разве он не должен ее сопровождать в незнакомом месте?
Эльфы не обманули ее ожиданий, Торкана никогда не видела такого красочного разнообразия, и Одрик похоже тоже. В продавце, одетом в тончайший шифон, наблюдался некоторый половой деморфизм, эльф был утонченно-воздушный, как безе, так любимое им в детстве. Маленькие клычки эльфа, торчащие наружу, были изящно подточены, а левый даже инкрустирован изумрудом. Одрика очень смущали туфли мужского размера, но на приличном каблуке и из кожи, превращенной в кружево. На рубашку состоящую казалось, из сплошных кружев, Одрик решил не обращать внимания, вспоминая свой собственный визит в магазин. Когда продавец потянулся за очередной красочной палитрой на верхнюю полку, то Одрик зажмурился, брючки эльфа чудом удерживались на его тощих бедрах, казалось, достататочно легкого дуновения ветерка и они вообще слетят.
— Вот, извольте взглянуть, Вам это должно понравиться. Здесь удивительный колЁЁр, какая гамма, какие оттенки.... Можно передать любую игру красок, любые полутона любые ощущения...
Мурлыкающую речь эльфа Одрик вынести больше не мог, он согласно мотнул головой и выскочил из шатра. Торкана расплатилась не торгуясь, переспросив у Одрика название улицы, попросила доставить по назначению в его лавку.
-Ах! — Всплеснул тонкими пальчиками потомок гордых эльфов. — Так это и есть тот самый "мастер сновидений"? Наслышаны... наслышаны... Ну что же Вы меня не предупредили, — вздохнул он, "потупя очи долу".
Мы с Марой уже довольно долго бродили по Каравачу, время от времени она останавливается перед некоторыми домами или лавками, но подумав, идет дальше. В какой-то момент, мне показалось, что она взяла след, во всяком случае, наше движение по городу стало более быстрым и целенаправленным. Судя по карте, что я помню, за этим каналом город должен закончиться. Официально он закончился, началась слободка, трущобы, грязные и вонючие. Даже не думала, что тут может быть такое. Домишки, сколоченные из гнилых досок, вместо крыш, рваные куски бывших ярмарочных шатров, грязь и грязные люди, на меня косятся, но напасть не решаются, если бы была ночь, то напали бы давно, а так, только провожают голодными глазами.
"Мара, ты уверена, что нам сюда?"
"Уверена." Мара плечом открывает дверь какого-то сарая. Внутри почти темно, через прорехи в крыше прорываются лучи Андао. Кругом кучи грязной одежды и вонючей, ношенной обуви, нагромождения мебели, почти целой, связки мятых кастрюль и чайников. Мара идет в угол, там груда каких-то тряпок, кусков веревок и медного лома. Но она уверенно лезет куда-то в глубину этой кучи и вытаскивает грязный, покрытый ржавчиной меч, с обглоданной мышами костяной рукоятью.
"Вот, вот об этом он мечтал."
У меня на лице обоснованные сомнения, но я беру меч в руки. От рукояти почти ничего не осталось, держать его в руках неудобно, но баланс хороший, интересная форма. И он, для своего размера, очень легкий и какой-то ... покладистый. Сестры ревнуют, не волнуйтесь девочки — это подарок.
— Эй, хозяин! — Из угла показывается, кто-то даже не очень грязный, а скорее, потертый и помятый мужичок с клочковатой бородкой и лысый, как яйцо. — Сколько хочешь, за этот кусок железа?
— За этот замечательный меч?
— За это кусок ржавого железа.
— За этот старинный меч ... пять серебряных крон.
— За этот обглоданный мышами кусок железа три серебряных кроны.
— Четыре?
— Три, или ищи, кто тебе здесь за эту ржавчину даст больше.
— Хорошо три. — И протягивает грязную ладошку. Расплатилась, завернула приобретение в какую-то валявшуюся тут же тряпку и поспешила побыстрее покинуть трущобы, как-то мне в них неуютно...
Прежде чем вручать этот "подарок" решила уточнить у профессионала, что же это такое я нашла. Может и вправду выбросить? Еле-еле обнаружила на ярмарке шатер старого знакомого, что делал ножны для сестер. Он уже переехал с самого края сектора ближе к середине и расположился почти на самом бойком месте. Жив, счастлив и всем доволен, наел румяные щечки, и дела у него, судя по всему, идут вполне даже хорошо. Сразу меня узнал:
— Благодетельница! Как я рад вас видеть! Неужели что-то не так с ножнами? Давайте я посмотрю и если что поправлю...
— Добрый день, мастер. С ножнами все в полном порядке... Я смотрю дела у вас идут на лад?
— Не жалуюсь. — Расплывается в довольной улыбке. — Заказов много...
— Я тут одну вещицу нашла, вы не могли бы посмотреть... и скоренько поправить рукоять, почистить и подобрать ножны. В общем, привести в надлежащий вид...
— Для Вас все что угодно, благодетельница.
Разворачиваю грязный сверток и кладу на столик ржавые остатки меча. Оружейник берет его в руки, озабоченно осматривает, ищет клеймо мастера, его нет, осматривает остатки рукояти, гарду. Достает набор для чистки и начинает любовно приводить оружие в порядок. Качает головой, цокает языком, глядя постепенно проявляющийся из-под грязи узор на клинке. Долго и любовно чистит гарду, разбирает остатки рукояти, подбирает новые костяные колечки и собирает все обратно. К концу его манипуляций меч приобретает совершенно другой вид. Мастер его полирует, что-то шепчет про себя и уходит куда-то в глубину шатра за занавеску, возвращается со скромными, но вполне качественными ножнами.
— Вот, вот эти подойдут, но для такого меча нужно что-то более шикарное, соответствующее, так сказать качеству клинка. Это кто ж довел такое замечательное оружие до такого жалкого состояния?
— Старьевщик.
— Вы нашли ЭТО в лавке старьевщика?
— Да.
— Поразительно, просто поразительно... чего только не бывает ... С вас одна золотая марка за чистку и восстановление рукояти и еще две за ножны. Но ножны хорошо было бы поменять или даже сделать на заказ... этот меч того достоин. У меня под такую форму клинка оказались только эти. Редкая форма, да ... этот клинок темные эльфы делали на заказ, под определенную руку лет пятьдесят назад. Они клеймо на гарду ставят, вот оно... — Показывает какую-то закорючку, я ее приняла за украшение гарды. — А клинок не был ржавым, это была кровь, очень старая и запекшаяся.
— Вот, значит как...
— А за сколько вы его купили?
— Не поверите, за три серебряных марки, старьевщик хотел пять, но я сторговалась за три. — На оружейника тяжело смотреть... — А сколько, по-вашему, стоит этот клинок?
— Я могу его легко продать за две-две с половиной сотни золотых марок, а если отвезти его в столицу, то и в два раза дороже. Три серебряных, три серебряных... это ж надо... Если задумаете продавать, то приносите...
— Нет, продавать я его точно не буду, это подарок. Вот ваши три марки и найдите мне кусок ткани завернуть "подарочек".
Чудны твои дела Пресветлая богиня ... Интересно, что Одрик там намечтал о подарке, если на свет выплыл этот меч?
— Мара, где там этот балаган, что мой женишок снял?
— Там...
— Если хочешь пива, веди...
Распахиваю полог, мило, мило. Этот шатер, по сути, кусок пивного ресторана, но под открытым небом. От ярмарки все отгорожено пологом, рядом площадка для танцев, место музыкантов пока пустует, но инструмент кто-то уже принес, без музыки не останемся, и еще несколько подобных "кабинок", но там еще никого нет. Большой стол, лавки, уже принесли закуску и большой бочонок с краном и кружки. Гости, что уже пришли, сидят за столом, вздыхают, и ждут именинника и, соответственно, начала праздника. Почти всех я знаю. Лотти, Рор, его братья Лор и Сор и пара гномов, с этими я незнакома.
— Привет честной компании. А именинника еще нет?
— Асса Анна, мы думали, он за вами пошел... — переживает Лотти.
— Нет, я сама по себе... Ну да, надеюсь, скоро будет. — Кладу подарок на стол. — Ну, что может, пока его нет — попробуем пиво. Вдруг плохое? Проверить надо.
Вся компания дружно соглашается, что пробу с бочонка снять просто необходимо, вдруг закисло. Разлили пиво по кружкам, чокнулись, за здоровье именинника, глубокомысленно выпили. Дружно решили, что пиво хорошее, не скисло. Тут ко мне подсел Рор:
— Асса Анна, все хотел спросить, что же Вы такого в нашем тихоне нашли, что отвергли всех наших сейнов... Интересно, каким местом он Вас пленил?
Пара движений и старшая сестра упирается в горло сплетника, правда не заточенной частью лезвия, но он-то этого не видит. А младшей нежно поглаживаю его острием по лицу. Сейчас у Рора должны быть ощущения, как будто я его принудительно брею.
— Дружочек, раскрой ротик. Одрик давно собирался это сделать, так сделаю ему еще один подарок. Не бойся, больно не будет, я легонечко тебе язычок укорочу и магией кровь затворю и даже, оцени мою щедрость, боль сниму. Открой ротик...
Лотти смотрит на меня испуганно, но, как и все остальные, не вмешивается. Видимо мысль укоротить этот ядовитый язычок не раз и не два, возникала не только у меня. За столом, где только что было шумно и весело, повисла тишина и напряжение. Все ждут, чем же это закончится.
— Открой ротик... будет быстро и не больно, обещаю, ну, давай не тяни. Все вокруг уже ждут нового блюда "Язычок Рора под пивным соусом". Ты только оцени Рор, как ты всех достал, что твои друзья и твоя невеста не вмешиваются в процесс. Открой ротик, а то если я буду это делать насильно, могу поломать зубки, а зубы я выращивать не умею, а вот кровь затворить смогу, так что... Что? Не хочешь? Не хочешь быстрой и безболезненной операции? — Мычит отрицательно, но зубы не разжимает. — Ну, ладно я сегодня добрая, поэтому слушай меня внимательно. Если ты еще хоть раз хоть кому-нибудь, хоть слово скажешь про меня или Одрика, и наших с ним взаимоотношениях, то я таки сломаю тебе зубки и сделаю, что обещала, правда уже без обезболивания. А в том, что я об этом узнаю, даже и не сомневайся, даже если что скажешь шепотом и под одеялом, и, не называя имен и только намеками. Понял?
Понял, вижу, что понял, даже скорее проникся столь блестящей перспективой. Убираю сестер и сажусь на место. Рор сидит, шею трет, но рот не открывает, то ли челюсть свело, то ли просто страшно, Лотти к нему подсела, жалеет. А тут и наш именинник под ручку с Торканной пришел.
Гном как заорет:
— Одрик, ядрена кочерыжка! А мы тут пока ты за девушкой ходил пиво попробовали, хорошее пиво. Но мы тут тебе огневки от матушки Суа принесли. Держи, а еще илларьего сыра. Трех сортов! Вот этот соленый и под пиво будет в самый раз. Пусть его сразу порежут. И давайте сразу еще по кружечке всем нацедим, а то пиво нагреется...
Началась веселая суета вручения подарков и розлива пива. Рор по-прежнему молчит, неужели язык проглотил? Вместо него говорит Лотти! и подарок от них двоих. Какой эффект!
Мой подарок Одрик долго не решался развернуть, а когда развернул, то вся мужская половина гостей начала рассматривать меч. Мальчишки, везде мальчишки и самое для них интересное — это оружие, посмотреть на чужое, похвастаться своим, у кого круче, богаче и больше. Всем интересно меч крутят и так и этак, а Одрик его боится взять в руки, боится меча, вроде увидел там что-то. Сидит, нахмурился, совсем не для дня рождения настроение.
— Торкана, чем ты с утра Одрика смогла так расстроить. Смурной совсем.
— Анна, ты не поверишь, с утра был такой жизнерадостный, и вдруг попалась навстречу какая-то девица, глазами сверкнула и на Одрика как туча опустилась.
— Что за девица?
— Да вообще какая-то горничная! Представляешь! Но для горничной даже хорошенькая, и ..., -Торкана вздохнула, — косы у нее чудесные.
— А, эта — машу рукой, — не переживай. Это его бывшая ...эм-м... даже не знаю, как сказать. Тут, понимаешь, вроде какие-то чуйства наметились, а она к другому в услужение подалась.
— Это к кому же?
— А угадай с трех раз.
Торкана замирает с открытым ртом и вылупленными глазами.
— Так...как же... разве такое бывает?
— Значит, бывает..., — надо что-то делать с виновником торжества.
— А что это у нас сейн Одиринг ничего не ест? Такой задумчивый, задумчивый.
Я встаю, подхожу к Одрику, обнимаю его за плечи и шепчу на ушко:
— В честь чего ты, поганец, гостей пригласил и всем, а главное мне, настроение портишь? Народ тут ради тебя собрался, будь добр, соответствуй. И заканчивай свою половую драму, поскольку девок и даже рыжих, кругом полным полно.
Поднимаюсь в полный рост и произношу в полный голос:
— Где менестрели? УплОчено, так нечего прохлаждаться! Алё! Есть кто живой? Ну-ка на выход с вещами.
За занавеской позади площадки начинается шевеление, местные поп-звезды там пивком разминались.
— Где тут ваш художественный руководитель ансамбля песни и пляски? Надо согласовать репертуар. Сначала что-то жизнеутверждающее о "кошмарной любви и прекрасной измене".
Спорю, настаиваю на своем, в конце концов, им тут очередной вечер отработать, а мне женишка из депрессии вытащить. Приходим к консенсусу, оба соглашаемся на произведение, которое по-нашенски звучало бы, примерно, так:
Я признаться проявил
Глупость бесконечную,
Всей душою полюбил
Куклу бессердечную
Для нее любовь — забава,
Для меня — мучение
Придавать не стоит, право,
