Привратник

Грозно надвинулся на перепуганного от неожиданности Антона и замахнулся. Шар на конце цепи вспыхнул ещё ярче, пошёл на разгон, и мне стоило немалых усилий перехватить его левой рукой, пальцы которой уже слегка сковало холодом.

Я крепко сжал горящую сферу и она потухла, превратившись в обычное кадило, испускающее дымок и исходящее запахом ладана.

— Ты полегче, твоё святейшество, мочить привратников даже древние белые инквизиторы себе никогда не позволяли.

— Ох, — чуть отступил светляк, даже сквозь пылающий свет его глаз было заметно внезапное удивление. — Но он вызвал нечисть, он колдун.

— Прошли те времена, когда за колдовство запросто сжигали на костре, Ефим.

— Мы знакомы? — совсем уж изумился тот.

— Мы? Виделись один раз. А вот твой дядя знает меня хорошо, — я отпустил кадило и оно бессильно закачалось на цепочке.

Воин перевёл взгляд на кадило, глаза его медленно потухли, фигура съёжилась и белый громила плавно превратился в сутулого недомерка диакона, которым, по сути, и является. Без святой брони своей веры священнослужитель оказался одетым в простой бежевый подрясник, наспех разрисованный крестами красным фломастером или маркером. Со стороны это выглядит настолько непрезентабельно, что удивительно, как его не арестовали по дороге за издевательства над чувствами верующих.

Единственное, что смотрится на Ефиме богато и солидно — это кожаный пояс, к которому двумя витыми цепочками пристёгнута книга в переплёте из тонких пластин серебра — Святое Писание Белой Инквизиции. Кстати, последний том считается бесследно пропавшим с того момента как преставился последний инквизитор.

— Однако, — хмыкнул я, оглядев диакона. — Дашь почитать?

— Сие писание не для всех, — опасливо отозвался Ефим, заботливо прикрыв рукой серебряный томик.

— Да шучу я, Ефим. Шучу, — я бы не стал его читать даже если бы кто-нибудь предложил. — Спасибо, что помог. Антон у нас привратник начинающий, — киваю в сторону Донцова, зажавшегося в угол. — Хотел сделать доброе дело, но немного напортачил и случайно устроил 'прорывчик'.

— Прорывчик? — возмущённо воскликнул диакон указывая в сторону комнаты с остатками пентаграммы и развороченным полом. — Это был настоящий демон, из высших.

— А вот это уже совсем другая история, Ефим. И мы сейчас сядем и вместе её хорошенько обмозгуем. Раз уж ты, каким-то чудом, дорвался до Серебряной книги, то сможешь прояснить кое-какие моменты.

Глава 15

Разместились в прихожей, единственной комнате в доме Донцова, где ещё можно хоть как-то присесть. В кухне — импровизированная кузница с кучей разбросанных инструментов, в зале — разворочены полы и мерзкий запах палёной псины, а в маленькой спальне — всё пространство занимает кровать и шкаф с одеждой.

Мы уселись за овальным столом на старых стульях обитых облезшим дерматином, и я, избегая ненужных подробностей, рассказал Ефиму историю Антона. Стараясь минимизировать своё в ней участие, но особо ничего не скрывая. Древние инквизиторы легко угадывали когда им лгут, нынешний ещё, конечно, молод и глуп, но лучше не подставляться.

Всё время, пока я распинался, диакон пялился на Донцова суровым, осуждающим взглядом. Тот тоже, немного пообвыкшись, начал сверлить оппонента в ответ. И если Антон делал это без искренней враждебности, больше для отместки, то во взгляде Ефима сквозила искренняя угроза. Кажется, стоит отойди на минутку в туалет и в комнате сразу же вспыхнет потасовка.

Наконец мне это надоело:

— Ефим, прекращай.

— Что прекращать?

— Ты знаешь что, — я стукнул по столешнице левым кулаком, под которым по столу сразу же начал расползаться морозный узор инея. — Замашки заурядного церковника белому инквизитору не к лицу. Почему 'белых' уважали в древности? Совсем не из-за твердокаменной веры, которой они творили чудеса, а из-за умения прощать. Ты же священник, должен понимать, что главный принцип христианства — всепрощение.

— Ибо если мы, получив познание истины, произвольно грешим, то не остаётся более жертвы за грехи, но некое страшное ожидание суда и ярость огня, — строго процитировал Библию диакон.

— Мне отмщение и Аз воздам! — парировал я. — Твоя задача нечисть гонять. Судить людей и выносить им приговоры — это Божья прерогатива. Или я чего-то не понимаю?

— Ну... — стушевался Ефим, изрядно растеряв боевой настрой.

— Напомнить во что превратили святую войну церковники после ухода настоящих инквизиторов?

— Не нужно, — опустил взгляд диакон и повернувшись к Антону вполне искренне произнёс: — Прости меня.

Чёрт! Обожаю святош. Стоит ткнуть истинно верующего человека в соответствующее место писания, которое он нарушил, и тот мигом признаёт промашку. С Антоном, например, такой фокус не прокатит, ушлый полицейский сразу же придумает кучу оправданий и отмазок, ещё и тебя попытается обвинить во всех грехах. Впрочем, это касается не только полицейских — такова общая природа человека.

— Да ладно, проехали, — отмахнулся Донцов. Отсутствующий взгляд показывал, что он о чём-то напряжённо размышляет. На лице улыбка, в глазах тихая радость.

Дом родителей проклят и разворочен. Меч, в который вложена уйма времени и сил испорчен. Сам Антон чуть душу в пекло не отдал. Чего, собственно, радоваться-то?

— А ты что лыбишься, как китайский болванчик?

— Я же говорил, что найду его, — с тем же радостно-задумчивым видом выдал Антон.

— Кого?

— Тройного урода.

— Того, что 'выпил' водителя КАКАЗа и потом гонялся за тобой? — Антон кивнул в ответ. — А с чего ты взял, что это именно он?

— Я эту падлу ни с кем не перепутаю, — уверенно сказал Донцов.

— Никакая конкретная нечисть не гоняется за отдельными людьми и не приходит на их зов, — авторитетно заявил Ефим. — Это сказки.

— До недавнего времени согласился бы с тобой, — кивнул я. — Но теперь не знаю, что и думать. Очень похоже, что гоняется и приходит, по крайней мере, в случае с Антохой.

— Ну, раз вы так убеждены, — развёл руками диакон.

Новость о том, что я привратник, подняла меня, в его глазах, на небывалую высоту. Парень начал обращаться ко мне на 'вы' и не перечить по пустякам. Похоже в серебряной книге про нашего брата исписана не одна страница. Не знаю с чем это связано, но в древности белые инквизиторы чуть ли не охраняли каждого привратника.

— Я как раз ни в чём не убеждён, просто не вижу другого объяснения. Задумайся: Антон капнул в пентаграмму своей крови и из портала вышел демон. И не какая-нибудь букашка, почувствовавшая запах жизни, а высший. Это само по себе нонсенс, а тут ещё Антон считает, что это 'тот самый', что уже неоднократно его преследовал. Что про такое говорится в серебряном писании?

— Я уже ответил, — насупился Ефим. — Так не бывает — это и говорится.

— А что за тип нечисти это был по каталогу инквизиции?

— Вы знаете про каталог? — округлил глаза диакон. — Вы читали книгу?

— Знаю. Не читал, — по порядку ответил я на его вопросы. Прочитать серебряное писание и остаться после этого живым привратником невозможно. Блестящие страницы въедаются в душу и: или сжигают, или превращают в инквизитора. Третьего не дано. — Так что за тип?

— Каталог не описывает высших иерархов пекла, а только рядовых. Высшие меняют облик по своему желанию и выявлять их следует интуитивно по определённым признакам, — как по написанному протараторил Ефим.

— Крылья из света, — припомнилась одна из отчётливых примет. Когда я рубанул по крылу из-под кожи просочилось сияние.

— Люцифер, — не раздумывая заявил Ефим.

Пфф. Как ожидаемо. Чего ещё у святош не отнять, так это убеждённости, что всё зло на свете исходит от дьявола. Колодец пересох — дьявол, молоко скисло — дьявол, девка не 'дала', тоже — дьявол. А между тем, Люцифер практически никогда не 'светился' под голубым небом лично. Если он вообще есть — этот загадочный сатана-дьявол-люцифер. Вполне возможно это некий собирательный образ людской злобы, ненависти и зависти, как считает Моцарт. Меня всегда коробит, когда что-то запросто пытаются списать на происки хитрого сатаны.

— Да ну нахер, — вырвалось у меня, что заставило диакона немного поморщится.

— Да, — тем не менее согласился Ефим. — Слишком мелко для князя тьмы.

— Это были не крылья, — отстранёно произнёс Антон, продолжая раздумывать о чём-то своём.

— Что? — поинтересовался я у него.

— Что? — непонимающе уставился парень в ответ, будто только сейчас заметил, что за столом не один.

— Что это было, если не крылья?

— Остальные две тени. Он же тройной.

— Слитые бывают лишь парного числа, — наставительно бросил Ефим, видимо, заучивший каталог и описания из серебряной книги наизусть. — К тому же слитый из рядовой нечисти, а это был высший.

— Ну значит это не слитый, — пожал плечами Антон. — Но точно тройной.

Мы с диаконом переглянулись и сразу поняли, что оба слышим о таком впервые. Все высшие иерархи ада поголовно замечены, описаны и классифицированы, их не так уж много. Возможность появления новых — перечит церковным догматам. Поэтому, про высшего из трёх личностей было бы давно известно, слишком уж заметная черта. Неужели конкретно об этом нигде ранее не упоминалось? Да быть такого не может. Или мы что-то упускаем, но вот что?

Иногда, чтобы появилась интересная догадка, стоит сменить тему разговора. Поэтому я спросил диакона о другом:

— Так, а откуда у тебя книга, Ефим? Насколько мне известно, все серебряные писания исчезли вместе с инквизиторами.

— Не исчезли, но были скрыты, — важно заявил диакон. — Наш род издревле хранил один из экземпляров. Передо мной им владел дядя, но не отваживался заглянуть. Не всякий, открывший писание, достоин выжить.

— А ты, значит, достоин?

— Со мною Бог, — скромно потупился Ефим. — На всё ЕГО воля и...

— Понял, понял... — замахал я руками, заметив внезапный 'проповеднический огонь' в глазах священника. Только проповеди мне тут и не хватало для полного счастья. Обойдусь.

Значит книги не исчезли загадочным образом, как считалось до этого. Скорее всего, церковники хранят уйму экземпляров, но реалистично оценивая свои шансы не сгореть, просто боятся открывать. И, естественно, не показывают их тем, кто может оказаться достойным. Чисто из зависти и нежелания продвигать истинно верующих к вершинам власти. Это же такая великолепная 'кормушка' — быть у руля официальной конфессии. 'Папа' небось с бейсбольной битой в руках отгоняет претендентов от серебряного писания инквизиции.

Внимательно заглянув в глаза каждому из присутствующих, и не найдя угрожающих признаков, я таки отлучился по естественным надобностям, стараясь чутко прислушиваться к происходящему в комнате. А ну как всё-таки устроят драку? Но вернувшись, застал парней мирно беседующими о какой-то чепухе. Причём они терпеливо выслушивали друг друга, не перебивали, не спорили. Кажется, даже подобрели как-то. Ах да, это до инквизитора наконец-то дошло, что Антон тоже привратник.

— Кстати, есть вопрос, Ефим. А как ты вообще тут оказался?

— Целенаправленная борьба с нечистью требует системного подхода, — принялся объяснять новоиспечённый инквизитор. — Поэтому я составил карту доменов в черте столицы. А сегодня, перепроверяя данные, обнаружил новое тёмное образование. Вот и решил проверить. А тут вы.

Донцов при словах: 'целенаправленная борьба' понимающе закивал, начав смотреть на собеседника с большим уважением, чуть ли не с обожанием. Ну да, где ещё найти придурка, разделяющего твои убеждения о необходимости 'святой войны'. Действительно говорят правду, что лучшие друзья выходят из тех, кто в начале знакомства чуть ли не подрался. Похоже, в команде под названием: 'Кружок по поиску неприятностей' добавился новый участник.

Ефим накинул сверху на подрясник длинный серый плащ, скрыв неопрятные рисунки красного маркера, на голову водрузил широкополую шляпу, и стал похож на немного странного, но вполне обыкновенного чудака, одевающегося не по погоде, коих всегда полно на улицах больших городов.

Я попрощался с парнями и зашагал к автомобилю. Нужно ещё хорошенько пропесочить Пифоса, чтобы не подсказывал начинающим адептам разную хрень.

* * *

На улице порядочно стемнело, задумавшись, я заторопился к машине припаркованной у следующего перекрёстка, и не сразу заметил как меня окружила толпа шпаны, одетой в спортивные костюмы. По вполне объяснимым причинам, проклятые домены и тени тёмных столбов, всегда притягивают разного рода отребье, желающее поживиться за чужой счёт или просто развлечься, унижая слабых.

Пятёрка уголовного вида парней оценивающе поглядывала на мой дорогой костюм, радостно посвечивая золотыми фиксами в предвкушении развлечений. Хорошо одетый прохожий на безлюдной улице зачастую лёгкая жертва. Правда, в данном конкретном случае ребятки жестоко ошиблись, но пока об этом не подозревают.

— Закурить не найдётся, папаша, — ухмыльнулся самый наглый.

У перекрёстка, где припаркован мой BMW, взвизгнули по асфальту шины. Дим уже заметил намечающиеся неприятности и спешит на помощь. Нужно лишь потянуть время или надавать по наглым затылкам отморозков лично. Но что-то нет настроения, и так умаялся, спина колом стоит.

— Чё примолк, дяденька?

— Жду.

— И чё ждёшь?

Рядом резко затормозил BMW. Из водительской двери вышел Дим и с хрустом расправил широкие плечи.

— Эй, придурки. Мы же не сделаем друг другу 'бо-бо'?

Вид охранника был настолько впечатляющим, что горе грабители слаженно бросились в рассыпную. Чёрт! Никогда бы не думал, что нетренированный и курящий человек способен взять спринтерский темп бега прямо с места.

— Сплошные откровения сегодня, — пожал я плечами и спокойно зашагал к автомобилю.

* * *

Тёмнозелёные портьеры мерно колышутся, хотя в комнате нет сквозняка и пламя свечей стоит прямо, словно жёлтые столбики янтаря. Моцарт внимательно выслушал мой рассказ о бое с демоном и глубоко вздохнул.

— Инквизитор приходил ко мне, — недовольно кивнул рогатый. — Налаживать контакт, так сказать. Нагло заявился без приглашения.

Улыбка плавно перетекла в злую гримасу и мне подумалось, что Ефиму настал конец, а сейчас я услышу рассказ о его бесславной кончине. Но то, что Моцарт сказал далее, обескуражило ещё больше:

— Знаешь почему люди сильнее?

— Эээ... — что он имеет в виду?

Ефимка с серебряной книгой на поясе напугал даже Моцарта? Во даёт. Впрочем, ничего удивительного. Умения инквизиторов бессильны только против людей. Именно поэтому я так легко погасил пылающее кадило. У настоящих тёмных, против 'беляка' шансов мало. Хотя, зная Моцарта, могу предположить, что у него найдётся чем удивить даже самого архангела Михаила.

Драка между хозяином Салона и диаконом, конечно же, вряд ли имела место. Скорее всего, Ефим просто вёл себя неподобающе, по неотёсанности попирая все хозяйские правила, а Моцарт скромно не ставил гостя на место, не желая начинать вражду с новоиспечённым инквизитором. Видимо, пришлось рогатому терпеливо выслушивать проповедь диакона и молча кивать, изображая радушную улыбку. А диакон нёс то, что и положено священнослужителям — всякую нудную хрень. Представляю, что пришлось вытерпеть Моцарту. Не желая расстраивать его ещё больше, я осторожно спросил: