Привратник

Камаз выезжает на встречную полосу. Водитель бросил руль и борется с неясными тенями в салоне. Усиленный бампер грузовика врубается в лобовое стекло легковушки. Сминает тонкое железо, словно консервную банку. В фарш перемалывает пассажиров. Всех пассажиров, без исключения...

Открывается боковая дверь белого 'баргузина'. На тротуар спрыгивает амбал в маске и с ружьём шестнадцатого калибра. Сейчас я чётко вижу, что целиться он совсем не в меня. Бах! Стая картечин летит точно в Антона, да с такого расстояния и ребёнок бы не промахнулся, не то что одержимый. Донцов только начинает движение, чтобы спрятаться за спасительным железобетонным бортиком, а дробь уже разрывает его куртку, впивается в тело и ...

Узкий лодочный причал. Грохот костяных игл по доскам. За нами гонится большущий серый мешок с тысячью острых лап. Последние метры. Прыжок. Но Антон не успевает. Занесённая для удара лапа резко опускается вниз, протыкает его насквозь, будто железная спица бабочку...

Заброшенный дом. Банда уголовников. Открытый портал всего в одном шаге. Но Антон бросается не в него, а к ждущему в углу хмурому человеку. Тот ждёт подобного развития событий, уверенно подымает ствол пистолета. Выстрел. За секунду до того, как Донцов хватает урку за горло, пуля попадает точно в грудную клетку, рядом с сердцем...

После смены картинок пришло понимание, что я не мог видеть всего этого, просто потому, что смотрел тогда в другую сторону. Всё это навеяно мне кем-то извне. Подарено. Как и временная способность мозга работать быстрее.

'Ещё больше я опасаюсь лишь мёртвых, считающих себя живыми и не привязанных к определённому месту' — когда-то сказал Моцарт. И если со 'свято верующими' живыми, рогатый владелец Салона, просто не любит связываться, предпочитая немного потерпеть, а не устраивать драку. То от лича не привязанного к 'яме' Моцарт попытается убежать — сам сознавался. Он ведь так ни разу и не принял такого интересного Донцова, несмотря на всё своё любопытство. Лишь меня всё время расспрашивал.

Дьявол!

Антон уже снёс голову последней из адских гончих, мухи в страхе разлетелись, а он сделал шаг к чёрному конусу, где через раскрытый треугольник выхода виднеется снежное плато.

Спрятав пистолет, я в два прыжка догнал Донцова. Взял его за плечо, рывком развернул лицом к себе и незаметно взмахнул Сакурой. Заглянул прямо в глаза и схватил за грудки, чтобы он не смог отвести взгляд.

— Ты мне доверяешь, Антон? — слова прозвучали резко.

— Давай потом, Серый, — Донцов сделал попытку вывернуться, но я держал крепко.

— Ответь!

— Ну доверяю.

— Ты мёртв, Антоха. Давно мёртв.

И я указал ему кивком вниз, куда нужно посмотреть. Антон опустил взгляд, недоуменно уставился на торчащую из его груди рукоять деревянного меча, недоверчиво поднял брови и снова глянул мне в глаза, требуя объяснений.

— Мне очень жаль, друг.

Донцов кашлянул, из уголка его рта покатилась капля крови.

— Ка... Как же так? — тело его рассыпалось пеплом, который подхватил неожиданный порыв ветра. Всего мгновение и я остался в одиночестве, нелепо выставив меч пере собой.

Есть лишь один достоверно известный мне способ убить лича — убедить его, что он уже умер. И для этого мало истыкать его тело клинком, нужно чтобы он тебе доверял. Верил твоим словам и действиям. Именно доверия не хватало Донцову, чтобы упокоить Мефодича. Тому было просто пофиг на потуги малознакомого человека. Сначала нужно подружиться. Антоха так этого и не понял.

— Прощай, — прошептал я, смахивая с клинка серый пепел. — Доброй дороги, куда бы ты ни попал.

Чуть сбоку, в полной тишине, Егор продолжал размахивать пылающим кистенём, ни на секунду не останавливая бой с невидимым врагом. Движения его уже затормаживала усталость, но лицо продолжало светиться верой. Снежинки дружно крутились вокруг воюющего инквизитора, а некоторые с шипением таяли, попав под удар огненного кистеня.

Даже не представляю как вытащить парня из этой чертовщины и при этом самому не выхватить 'люлей'.

В белом просвете 'хижины' снова мелькнула тень. Я едва успел развернуться и выставить перед собой клинок, как громадная фигура уже оказалась рядом. Здоровенный трёхглавый пёс размером с буйвола. По боку нервно хлещет змеиный хвост.

Цербер.

Шесть глаз дружно уставились на меня. Из пастей капает ядовито-зелёная жижа, прожигая в сером асфальте кривые дыры.

— Вишня не должна снова вырасти, — рявкнула левая голова, обдав меня смрадным дыханием.

— А мёртвые не должны покидать царство мёртвых, — спокойно возразила ей правая.

— Равновесие, — пролаяла средняя голова. — Лишний охранник не помешает.

Смотрели они на меня, но общались явно между собой, будто о чём-то споря. И, кажется, я начинаю догадываться о чём.

Неожиданно две боковые головы откинулись за спину и превратились в крылья из чистого света. Фигура пса размылась. То ли контраст между серым небом и угольным монстром начал сбивать с толку, то ли это какой-то оптический обман. Но стоило хоть немного сфокусировать взгляд, как контуры фигуры тут же начинали расплываться и исчезать. Я попытался разглядеть трансформировавшегося Цербера получше, но ничего толком не увидел с сером мареве 'кокона'.

Только понял, что он протягивает мне когтистую лапу на которой тускло желтеет тонкая деревянная планка. И знакомо запахло вишней.

Чёрт! Как же я не люблю демонов, делающих подарки живым. Это так подозрительно.

Эпилог

Проснувшись немного раньше обычного, я поспешил в ванну, умылся и очередной раз осмотрел татуировку меча на левой руке. Теперь она обвивала локоть, предплечье, и оканчивалась у самого плеча.

Ехать в офис совсем не хотелось и одевшись в кимоно я заглянул в комнату, оборудованную под тренажёрный зал. Прикоснулся к запястью и Сакура преданно ткнулась рукоятью в ладонь.

Взмахнув клинком несколько раз, я искоса посмотрел на манекен для отработки финтов и ударов, но использоваться им не стал. Деревянный меч разрубит недешёвую куклу, словно бумажную. Я даже сопротивления не почувствую. Для тренировок у меня есть другой клинок — из настоящего дерева. Правда теперь его придётся опять сменить, он снова короче Сакуры.

Метровая прямая полоска переливалась в моей руке жёлтыми оттенками древесины, словно отполированная бесконечными прикосновениями. Теперь меч не заканчивается кривым сломом, его остриё стало, совсем немного закруглённой квадратной формы. В средние века, подобными пользовались палачи Германии — им ведь не нужно было колоть, только рубить головы.

Сакуре тоже не нужно было колоть, а только обозначать удары на противнике — это ведь вырезанный приёмным отцом своему пасынку тренировочный меч. Был. Тысячу лет назад. Теперь, после того как над клинком 'поработала' неистовая вера Мечника, это, с виду совершенно тупое остриё запросто проткнёт не только любую башку, но даже железобетонную стену.

Я прямо физически ощущаю мощь, что излучает рукоять. В ладони чувствуется сосредоточие тепла, спокойствия и уверенности. Даже настроение подымается само собой.

Стоп.

Настроение у меня и так с самого утра отличное, что случается довольно редко. С чего бы? И вдруг мне вспомнился сон.

Вопреки обыкновению, сегодня ночью мне приснился сон. Не серая мгла, которая появляется, стоит только уху коснуться подушки, не белоснежное морозное плато, что видится, когда я долго не появляюсь на 'этажах', а просто сон. Почти обычный.

Зелёный парк на берегу озера, изумрудные газоны короткой травы и длинная аллея, постепенно теряющаяся в стройных деревьях. По аллее идут трое. Мужчина, женщина и ребёнок. Девочка. Родители придерживают своё чадо за руки и иногда слаженно приподымают, чтобы мелкая 'перелетела' очередную неглубокую лужицу.

Троица повёрнута ко мне спиной и удаляется. Я чуть взмахнул рукой:

— Доброй дороги. Но они меня не услышали, поглощённые друг другом, словно после долгой вынужденной разлуки.