Тайны Флоренции

— Где-то мне уже приходилось видеть это отвратительное лицо, — пробормотал он.

Откуда-то, размахивая дубинкой, появился Петруччо, а вслед за ним и остальные подмастерья.

— Ты сошёл с ума?! — гневно вскричал Фелицци.

— Вы же сами повелели прихватить какое-нибудь оружие, — пожал плечами молодой человек. — Вот я и взял!

— Ладно, сейчас не время пререкаться.

Фелицци выхватил дубинку из рук Петруччо и начал прокладывать путь среди толпы. Подмастерья, следуя его приказу, плотным кольцом обступили Симоне, Буондельмонте и Симонетту.

Через пару минут им удалось выбраться из церкви.

— Ну, Франческо!.. Ну, синьор Стефано!.. — отдышавшись, воскликнул Буондельмонте. — Опять вы пришли мне на выручку. Не представляю, как отблагодарить вас.

— Об этом рано говорить, — прервал его ювелир. — Неизвестно, что произойдёт, когда Ламбертуччо окажется на улице. Он будет разъярён. Поэтому вам нужно поскорее убраться отсюда и укрыться за стенами своего дома.

— Да, вы правы.

Буондельмонте пожал руку Фелицци и подошёл к Франческо. Тут только все заметили, что одежда юноши испачкана кровью.

— Почему ты ничего не сказал? — строго спросил Фелицци. Франческо пожал плечами. — Придётся нам опять побеспокоить доктора Андричелли...

Ещё долго в церкви раздавались крики разъярённой Катарины — девушку не могли успокоить ни родители, ни подруги. В конце концов Ламбертуччо схватил её за руку и поволок домой.

При этом мало кто обратил внимание на кровавые следы, оставленные толпой: несколько человек погибли сразу, ещё полдюжины скончались через пару-тройку часов. Среди них был и старый слуга синьора Луки, встретивший Джансимоне Ферранте в день прибытия того во Флоренцию и проводивший юношу к своему господину.

— Что за беда? Как-нибудь переживу, — пожал плечами Альбицци, когда узнал печальную новость. — От этого бездельника давно уже не было никакой пользы. Да и, по правде сказать, он мне страшно надоел...

Глава 8

КОНЕЦ ВЕНЧАЕТ ДЕЛО

— Сейчас-то вы всё объясните? Или продолжите отмалчиваться? — Джансимоне мрачно сверкнул глазами и, желая выместить на чём-нибудь недовольство, отбил горлышко у бутылки.

— Что, не слишком приятно — страдать от неизвестности? — усмехнулся консул. — Теперь вы понимаете, как я мучился, как сгорал от нетерпения, задаваясь вопросом, что же на сей раз придумал мой скрытный союзник?

— Ладно! — поднял руки над головой молодой человек. — Признаю свою вину и прошу меня простить.

— Так-то лучше! — кивнул Альбицци. — Тогда я, пожалуй, объясню свой замысел, хотя вы и сами видели, что произошло. Буондельмонте отказался жениться на Катарине, променял её на старшую дочь синьоры Донати — и теперь ему не поздоровится.

— Ах! — хлопнул себя по лбу Ферранте. — Так вот ради чего вы, едва оправились от болезни, решили встретиться с синьорой Гвальдрадой. А я-то гадал, что заставило вас нанести этот "дружеский визит"... И ещё, я никак не возьму в толк, зачем вы наняли убийцу, который напал в церкви на Волоньяно.

Консул досадливо поморщился:

— Да, вышла промашка. Я узнал, что Скьятта дельи Уберти нанял трёх человек из банды ювелира Барзини...

— "Ювелира"? — переспросил Джансимоне.

— Бывшего ювелира, — махнул рукой консул. — Так вот, я подумал, что Скьятта решил свести счёты с Буондельмонте — ещё бы, после отказа мальчишки жениться в церкви должен был разгореться сущий ад, и ловкий малый сумел бы всадить кинжал в спину так, что никто бы ничего не заметил, — и в свою очередь отправился к Барзини. Человек, которому я поручил это дело, оказался, как вы видите, круглым идиотом, но я не слишком расстроен: всё равно участь Буондельмонте решена — и ни Симоне, ни даже сам Господь не спасут его.

Внезапно синьор Лука засуетился:

— Ох, чёрт! Я совсем забыл: в доме Ламбертуччо скоро начнётся совет. Надеюсь, появлению моему обрадуются — я ведь помог Амидеи в прошлый раз.

— Думаю, лучше вам не хвастать этим перед Ламбертуччо и его друзьями, — ухмыльнулся Ферранте...

Вопреки предположению Альбицци, на совете его не ждали.

У дверей залы консула встретили два дюжих молодца — племянники синьора Амидеи. Они сняли нарядные костюмы, в которых обычно щеголяли, и облачились в мрачное, серое одеяние. Выражение их лиц было под стать одежде. Напрасно синьор Лука размахивал руками, пытаясь доказать, что место его — в зале совета, а не на улице. Юноши оставались непреклонны.

В конце концов Альбицци устал от бесполезных споров и удалился, бормоча под нос проклятья.

А в это время под сводами залы разгорался очередной спор.

Едва участники совета заняли свои места — на сей раз были приглашены лишь ближайшие родичи и друзья Амидеи, — Ламбертуччо обвёл всех мрачным взглядом и прохрипел:

— Я прошу вас ответить лишь на один вопрос: что делать с Буондельмонте?

Ненависть, которая слышалась в голосе мужчины, указывала, что сам он давно всё решил и ждёт лишь одобрения своих союзников.

— Терпение твоё безгранично, Ламбертуччо! — воскликнул Скьятта. — Я бы давно уже осадил дом Буондельмонте, разрушил его до основания, не пощадил бы ни женщин, ни детей...

— ...Если прежде не убили бы тебя самого, — оборвал его старик Капонсакки. — Представляешь, что начнётся, если поступить по-твоему? Половина флорентийцев — родня Буондельмонте, половина — твоя...

— Чёрт возьми! Да что мне с того, когда поругана честь моего друга? Пусть негодяй поплатится жизнью!

— Сначала нужно узнать, отчего Буондельмонте отважился на такую низость. Вдруг у него имелись причины, о которых мы даже не догадываемся?

Вдруг прозвучал чей-то насмешливый голос:

— Конечно, он имел полное право так поступить!

— Одериго?! — обернувшись к двери, воскликнули разом Моска и Ламбертуччо.

Фифанти усмехнулся:

— Спасибо, что узнали! Я-то полагал, вы совсем забыли о своём брате и друге. Даже на свадьбу не пригласили. А ведь стоило бы позвать: всё-таки, моя племянница едва не стала женой мерзавца, из-за которого я чуть не лишился жизни... Что, Ламбертуччо, празднество удалось на славу?..

Амидеи густо покраснел — упрёки, брошенные Одериго, были справедливы.

— Почти удалось... — выдавил он.

— Что ж, поздравляю... Впрочем, всё это — шутки. А причина, из-за которой Буондельмонте опозорил честь твоего рода, проста: он намерен жениться на Марии Донати...

— Я ведь говорил... — вставил Моска.

Лицо Ламбертуччо исказилось.

— Так... — зловеще протянул он. — Кто-нибудь станет отрицать, что Буондельмонте заслуживает смерти? Разве мальчишка не догадывался, что род Донати — мои смертельные враги? Неужели никогда не слыхал о ненависти, которую питал к моему отцу покойный ныне Форезе Донати, и о том, как Амидеи едва не разорились из-за происков этого негодяя? Или не подозревал, что я много лет веду непримиримую борьбу с синьорой Гвальдрадой? Нет, этот молокосос обо всём знал — и выбрал в жёны Марию Донати, чтобы ещё сильнее унизить меня...

— По-моему, ты ошибаешься, — отважился прервать Амидеи один из его родственников, синьор Корсо Малеспини. — Мария — редкостная красавица...

Тотчас он пожалел о своих словах. Ламбертуччо со страшной силой обрушил кулак на крышку стола и завопил:

— А моя дочь — чудовище, так по-твоему?! Уродиха, которую любой мальчишка может подвести к алтарю, а затем сказать, что не хочет жениться на ней? Не ожидал я такого предательства, Корсо. Что ты вообще делаешь здесь, если считаешь правым Буондельмонте? Хочешь выведать наши планы? Ведь так?!

— Значит, мне лучше убраться восвояси? Ты этого хочешь? — побледнел Малеспини.

— Да. И все, кто с тобой согласен, могут покинуть этот дом. А вы, — обратился Амидеи к своим племянникам, — поможете им. И никого сюда не пускайте. Я не желаю, чтобы совет, на котором решается моя честь, прерывался из-за пустяков.

Десятка два человек торопливо вышли из залы. Старик Капонсакки остался. Амидеи покосился в его сторону, но промолчал.

Синьор Герардо усмехнулся:

— Что, Ламбертуччо, удивлён?.. Знай же: я считаю своим долгом если не отговорить тебя от поступка, который станет роковым для Флоренции, то хотя бы призвать к терпению. Твоё право на месть неоспоримо, но нельзя впадать от ярости в безумие и устраивать кровавую бойню. В конце концов, Буондельмонте живёт в сотне шагов отсюда, и вы всегда успеете свести друг с другом старые счёты.

Тут с места поднялся Моска Ламберти.

— Как мне надоела эта болтовня! Все о чём-то спорят, приводят какие-то доказательства, а в это время Буондельмонте блаженствует в объятиях Марии Донати и хвалится, как ловко унизил тебя, Ламбертуччо. Вы спорите, следует ли убить негодяя, покалечить или простить. О тех, кто утверждает последнее, даже говорить не стану — они вызывают лишь презрение. Но остальным скажу так: конец венчает дело! Если вы хотите покарать Буондельмонте, нужно отбросить сомнения и не отступать, когда половина пути уже пройдена.

Молодой человек вызывающе посмотрел на слушателей.

— Чёрт возьми! Прекрасно сказано! — вскричал Скьятта. — Действительно, хватит сидеть и работать языками, словно мы — трусливые женщины. Поднимем же руки — мы ведь требуем не мести, но справедливости!

На этот страстный призыв откликнулись все участники совета, лишь синьор Капонсакки положил ладони на стол.

— Превосходно! Решение принято, пусть и не единогласно. Синьор Герардо, впрочем, может и дальше упорствовать — этого никто ему не смеет запретить, — подвёл итог Моска, насмешливо посмотрев на старика. Тот опустил голову.

— Что ж, я счастлив видеть такое единодушие, но кто возьмётся за дело? — спросил Амидеи.

— Думаю, с этим трудностей не возникнет, — ответил Скьятта. — Неужели отыщутся люди, что откажутся вонзить клинок в грудь Буондельмонте? Ответьте, друзья, вы ведь мечтаете об этом? Какое удовольствие — убить негодяя!

— Впрочем, сейчас рано говорить об убийстве, — охладил Ламбертуччо его пыл. — Я согласен с синьором Капонсакки: не нужно принимать поспешных решений и действовать осторожно. У нас будет немало времени, чтобы всё обдумать. Пусть Буондельмонте ни о чём не догадывается: веселится, готовится к свадьбе...

— Правильно! — поддержал друга Моска. От возбуждения тело его сотрясала мелкая дрожь.

— А сейчас пусть все поклянутся, что никому не расскажут об услышанном здесь. — Раздалось несколько недовольных возгласов. — Понимаю, кого-то моя просьба обидит или даже оскорбит, но я не могу поступить иначе. Нужно, чтобы Буондельмонте даже не догадывался о нависшей над ним угрозе.

Ропот стих.

Принесли пыльную Библию, которая, похоже, редко открывалась своим владельцем. Каждый поспешно произносил клятву и уходил. Через несколько минут в зале остались только Ламбертуччо, Скьятта, Моска, Одериго и один из графов Гангаланди.

— Как я понимаю, здесь собрались те, кто действительно желает отомстить, — произнёс Амидеи. Все утвердительно кивнули. — Отлично...

— Меня беспокоит Капонсакки, — произнёс Уберти. — По-моему, на его молчание нельзя рассчитывать.

— Он дал клятву...

— ...однако нарушит её не задумываясь.

— Да, — вздохнул Ламберти. — Старик не станет держать язык за зубами...

Следующим утром, когда синьор Герардо возвращался домой после собрания старейшин и проходил мимо полуразрушенного здания, на голову ему упал камень. Капонсакки рухнул на землю, обливаясь кровью.

Тотчас собралась толпа — старика любили не только знатные горожане, но и простолюдины.

— Они... хотят... — выдавил синьор Герардо. В глазах его потемнело, и он потерял сознание.

Через несколько часов Капонсакки испустил дух в своём доме на улице Кальцайоли.

Глава 9

ФЛОРЕНТИЙСКОЕ ПРАВОСУДИЕ

— Симонетта, я хочу серьёзно поговорить с тобой, — войдя в комнату дочери, решительно заявил синьор Чезаре. — Не удивляйся. В последнее время ты ведёшь себя, мягко говоря, не слишком-то благоразумно, и меня это сильно беспокоит.

— В чём я провинилась? — растерлась девушка. — Отчего ты недоволен мной, папочка?

— Причин накопилось предостаточно. Однако последний твой поступок переполнил чашу моего терпения. Представь: я возвращаюсь из Сиены — и вдруг вижу, что ты не стала дожидаться меня, как полагается всякой любящей дочери, а отправилась на свадьбу синьора Буондельмонте — да ещё и без Матильды или дядюшки Лоренцо. А если бы случилось что-нибудь ужасное?

— Но ведь у меня был спутник...

— Именно! Ты явилась в церковь под руку с молодым человеком, которого я даже никогда не видел. Кто он?

— Ученик ювелира!

— Господи! Ещё лучше! Моя дочь знается с ремесленником... Помни: пусть мы и бедны, однако всё же знатного рода. Вот и веди себя, как положено дочери аристократа!

Глаза Симонетты наполнились слезами — никогда прежде отец не разговаривал с ней столь грубо.

— При чём здесь знатность рода?! — воскликнула она. — Франческо — мой друг! Я не собираюсь выходить за него замуж — да он и не помышляет об этом...

Синьор Чезаре усмехнулся:

— Друг, говоришь?.. — Взгляд его скользнул по столу и остановился на исписанном чернилами листке пергамента. — А это что такое? "Песнь о несчастной королеве"? Что ж, многообещающее название...

Поднеся листок к глазам, мужчина продекламировал:

...Пролетают мимо жизни моей дни.

Где же ты, любимый? С каждым днём, пойми,

Жить мне всё труднее без тебя, одной.

Отзовись скорее - и тогда с тобой

Унесёмся мы хоть на край света,

От мирской умчимся суеты...

Только не услышу я ответа.

Где же ты, мой рыцарь? Где же ты?..

Девушка густо покраснела.

— Никогда бы не подумал, что ты мечтаешь пойти по стопам французских поэтов, — усмехнулся синьор Чезаре. — Некоторые из них, кажется, плохо кончили: погибли на кострах... Кстати, тебе-то не грозит участь королевы-страдалицы: поклонников под стенами нашего дома хоть отбавляй.

— Я ничего не понимаю... — пролепетала девушка.

— Подойди-ка к окну и встань так, чтобы тебя не было видно с улицы. — Симонетта поступила, как велел отец. — Видишь молодого человека, который расхаживает взад-вперёд, словно заведённый?

— Да...

Действительно, под стенами соседнего дома прогуливался незнакомец в сером плаще. Девушке почудилось, что временами он бросает взгляды на её окно.

— Узнаёшь?

— Нет...

— Матильда клянётся, что этот юноша последние несколько дней неизменно является сюда с первыми лучами солнца. Иногда исчезает, затем вновь возвращается. И у меня есть все основания полагать, что это — какой-нибудь воздыхатель, дочка. Я, однако, не желаю, чтобы зять мой был полунищим оборванцем. Нужно проучить мальчишку и выбить у него из головы саму мысль разгуливать по нашей улице.

— Может, не стоит? Он ведь не сделал ничего плохого.

— Нет! Я накажу этого молодого человека за дерзость — ничто не заставит меня изменить решение.