Тайны Флоренции

— А подеста наш, выходит, не так уж и плох, — говорил какой-нибудь торговец своему соседу.

— Да, решил напоследок потешить народ, — соглашался его собеседник. — Поделом проклятому отравителю!

— Точно! Поглядеть бы ещё, как закопают живьём консула Альбицци — вот было бы славно!

И оба почтенных труженика мечтательно вздыхали.

На площади перед Старым рынком рабочие, весело стуча молотками, воздвигали эшафот. Часам к десяти место казни стало понемногу заполняться народом: сначала — уличными мальчишками и нищими, после — ремесленниками и торговцами. Зеваки громко переговаривались, шутили и смеялись. Люди постарше рассказывали молодёжи, что представляет собой колесование, и со слов их несложно было сделать вывод: всех ждёт "презабавное зрелище".

Ближе к полудню начали появляться и знатные флорентийцы. Их становилось всё больше, и поскольку союзники Буондельмонте держались вместе, а сторонники Амидеи и Уберти — друг подле друга, вскоре на площади образовалось два настоящих войска, ощетинившиеся остриями кинжалов и мечей.

Впрочем, затевать драку никто не спешил. Зачем проливать кровь на глазах у подесты, который должен был явиться с минуты на минуту? В последние дни авторитет синьора Герардо так возрос, что самые горячие головы, вроде Сальвато Нерли, не решились бы затевать при градоправителе ссору. Лучше подкараулить врагов где-нибудь в укромном местечке и там свести счёты...

Подеста показался на площади ровно в полдень, разодетый так, словно в город пожаловал сам император. Сопровождали его несколько судей, с полдюжины нотариусов и десятков восемь стражников, шагавших гордо, пусть и не совсем стройно, и глядевших на толпу с непередаваемым презрением.

В тот же миг на улицу, что вела к месту казни, выехала повозка, на которой сидел несчастный парфюмер. Мальчишки безжалостно забрасывали его всем, что попадалось под руку, и сквернословили не хуже торговцев мясом на Старом рынке. Толпа взвыла. Тысячи рук взметнулись вверх, грозя и без того перепуганному Пьяруцци. Мужчине почудилось, что флорентийцы сейчас разнесут повозку в щепки, а его разорвут на части.

Подеста между тем не стал занимать почётное место у эшафота. Оглядевшись по сторонам, он увидел среди толпы Ламбертуччо Амидеи и направился к нему.

Мужчины обменялись приветствиями: Орланди — обнажив в улыбке острые, точно у хищника, зубы, Амидеи — настороженно посматривая на подесту и силясь понять, что ему нужно.

— Просите, что отвлекаю вас, — сказал синьор Герардо. — Однако казнь ещё не началась, поэтому я решил немного поболтать ... По правде сказать, Пьяруцци оказался упрям, словно осёл, и доставил немало хлопот. Пришлось даже сводить его в камеру пыток, пусть я и не сторонник бесполезной жестокости... Сначала я хотел просто обезглавить парфюмера, но затем подумал, что такой приговор слишком мягок для столь закоренелого преступника. Вы согласны со мной?

— Если вы так решили — значит, так и должно быть, — пожал плечами Ламбертуччо.

— А вы ведь дружили с Пьяруцци, — хитро сощурился подеста.

— Я бы так не сказал.

— Странно. Почему же тогда ваша дочь так часто посещала его лавку?

— Ох, не напоминайте мне об этом! Я скоро лишусь рассудка от её причуд! Только бы прихорашиваться — больше ни о чём не думает... А кто лучший знаток в подобного рода делах? Пьяруцци, чёрт бы его побрал!

— О каких "делах" вы говорите? — усмехнулся синьор Герардо. — Не о тех ли, из-за которых Пьяруцци казнят через несколько минут?.. Кстати, чем сейчас занят наш отравитель? — Орланди встал на цыпочки и вытянул длинную шею. — Беседует со священником? Превосходно! Значит, жить ему осталось совсем чуть-чуть. Простите, я покину вас на некоторое время — нужно занять место, полагающееся мне по рангу...

Пьяруцци в этот миг действительно стоял на коленях и читал молитву. Священник протянул крест, и несчастный коснулся его бледными губами. Толпа завывала, требуя начала казни.

Наконец парфюмер поднялся с колен. Палач раздел мужчину донага и привязал за руки и за ноги к двум доскам, приколоченным поверх громадного колеса в три четверти человеческого роста. Помощник его стоял в сторонке и нежно поглаживал дубинку.

Не без труда пробившись к эшафоту, подеста обратился к Пьяруцци:

— Итак, признаёте ли вы, что виновны в злодеяниях, за которые вас предают казни?

Парфюмер открыл было рот, но вдруг по телу его прошла судорога, а из горла вместо слов вырвался приглушённый хрип.

— Что такое? — нахмурился подеста.

Пьяруцци не ответил — тело его начало изгибаться дугой, биться в судорогах, едва не разрывая путы, которыми было привязано к колесу.

Внезапно над площадью вознёсся трубный бас какого-то монаха:

— Спаси нас, Господи! Этот человек одержим дьяволом!

Началось нечто невообразимое: все вопили, будто и впрямь увидели перед собой владыку Преисподней, метались в разные стороны, сбивали с ног соседей и топтали их ногами... Как ни пытался подеста навести порядок, ему не удавалось перекричать толпу. Палачи же, словно заразившись всеобщим безумием, принялись с необъяснимой яростью колотить тело парфюмера, успевшего уже испустить дух.

Бросив безуспешные попытки утихомирить горожан, синьор Герардо стал искать взглядом Амидеи. Тот словно сквозь землю провалился.

Громко выругавшись, Орланди стал созывать стражников. Вскоре все они выстроились перед своим господином: потрёпанные, покрытые пылью, в порванных кафтанах. У одного молодчика оказался даже подбит глаз. Впрочем, столь печальный вид свиты не смутил подесту, и он поспешил к дому Амидеи.

Далеко уйти синьору Герардо не удалось. Дорогу ему вдруг преградили десятка два нищих. Они лезли под ноги, ползали по земле, протягивали трясущиеся ладони, испускали жалобные вопли, от которых лицо подесты то и дело искажала невольная гримаса боли и отвращения

— Уберите этих негодяев! — приказал он.

Стражники кинулись исполнять приказание, однако справиться с нищими оказалось не так-то просто — те отбивались с необыкновенной яростью.

Наконец подеста смог продолжить путь. К дому синьора Ламбертуччо он подошёл, задыхаясь от ярости.

Дверь оказалась заперта.

— Что всё это значит, чёрт возьми?! — затопал ногами подеста. — Отворите немедленно!

Один из стражников изо всех сил забарабанил в дверь кулаком. С минуту никто не откликался, затем заскрежетал ключ в замке, и на пороге появился Ламбертуччо. Губы его кривила насмешливая улыбка.

— Что вам угодно?

— Отчего вы, синьор, так поспешно покинули место казни? — спросил Орланди. — Наш разговор ещё не был закончен.

— Меня ждали неотложные дела.

— Я тоже весьма занят, однако вынужден был потерять немало драгоценных минут из-за вашего странного бегства.

— Мне жаль... Быть может, вы пройдёте в дом? Займёте почётное место за столом, мои слуги принесут кушанья и вино...

— Лучше отведите меня к вашей дочери, — оборвал собеседника подеста. — Я хочу задать ей несколько вопросов — весьма серьёзных, должен заметить.

— Ох, неужели вы ничего не знаете?! Катарина давно хотела убежать от мирской жизни — виной всему предательство этого негодяя Буондельмонте. И несколько дней назад я отправил её в монастырь ордена кларисс Монтичелли.

— Вот как? — задрожал от ярости подеста. — Хорошенькое место выбрала ваша дочь! Не в этом ли монастыре, по слухам, устраиваются иногда приёмы с танцами и песнями? И не там ли прячутся знатные горожанки, которые не вышли красотой и умом, и начинают предаваться разврату вместе со священнослужителями, измученными слишком долгим воздержанием?

— Моя дочь выбрала этот монастырь, я не стал противиться её желанию. К тому же, каждый год в обитель Монтичелли приезжают визитаторы. До сих пор никто из них не заметил ничего, что противоречит законам монашества.

— О, визитаторы, несомненно, честные люди! — воскликнул подеста. — Кажется, несколько лет назад один такой папский посланец обещал превратиться в слепого и закрыть глаза на кое-какие мелкие прегрешения, если ему преподнесут дорогие подарки... — Подеста оборвал себя на полуслове. Помолчал немного, затем вздохнул: — Если уж я не могу встретиться с вашей дочерью, приведите сюда слугу по имени Микеле.

— "Микеле"?! — рассмеялся Амидеи. — Помилуйте, синьор Герардо! Да у меня больше сотня слуг, и среди них полдесятка зовутся Микеле! Как же я пойму, который вам нужен?

— Мне нужен слуга вашей дочери, — гневно засопел Орланди.

— Синьор Герардо, я ещё не сошёл с ума, чтобы приставлять к Катарине слуг-мужчин! Её окружали одни лишь девушки... Возможно, какой-нибудь хитрец ввёл вас в заблуждение?

— Да. И хитрец этот — вы!

Подеста резко развернулся и зашагал прочь, Амидеи же изо всех сил зажал рот ладонью, чтобы приглушить торжествующий хохот, от которого сотрясалось его тело.

Глава 16

КАБАЧОК ВОЗЛЕ НОВОГО РЫНКА

Неделя, прошедшая со дня казни, выдалась на удивление спокойной. О Сальванелли не было слышно — даже ни одного убийства не случилось; стали большой редкостью стычки между сторонниками Уберти и Буондельмонти, которые до тех пор неизменно вспыхивали, стоило молодым людям из враждующих лагерей столкнуться друг с другом.

Франческо и Симонетта наслаждались этим покоем. По молчаливому согласию они старались даже в мыслях не вспоминать о том, что произошло в день смерти синьора Чезаре. Молодой человек окружил возлюбленную необыкновенной заботой, и хотя в сердце её по-прежнему кровоточила рана, боль стала не такой мучительной.

Дом Антоньоли охраняли не только слуги, но и присланные подестой стражники. Между ними возникло даже нечто вроде соперничества; изредка завязывался спор, но до драки дело не доходило.

Каждое утро в гости к юноше и девушке наведывался Симоне да Волоньяно. Его-то немало беспокоила царившая в городе тишина, однако молодой человек всеми силами пытался отогнать от себя тревожные мысли. В конце концов, должны же небеса пощадить Флоренцию и даровать ей хоть немного покоя и мира?

Так пролетело семь дней, и настал последний вечер, который Франческо и Симонетте суждено было провести в родном городе. Пусть они готовятся к отъезду, вспоминают лица погибших друзей и родных, молятся перед дорогой, мы же ненадолго перенесёмся в кабачок, расположенный возле Нового рынка.

Заведение это заслужило добрую славу благодаря отличным винам, которые продавались за вполне разумные деньги. Под крышей его всегда было светло и тепло; пол, устланный тростником, — на удивление чистым. Лишь кое-где виднелись следы от плевков, что, впрочем, нисколько не смущало посетителей — те попросту не обращали на подобные мелочи внимания.

Кабачок был до краёв набит народом, когда в дверях его появился наш давний знакомый: стражник Лучано, пытавшийся арестовать Франческо по просьбе синьора Чезаре. Глаза служителя закона сверкали, точно драгоценные камни, в предвкушении пиршества, и он едва ли не приплясывал от нетерпения, пробираясь сквозь толпу к одному из столов, за которым сидел тощий мужчина лет сорока, облачённый в ливрею слуги.

— Здорово, Лучано! — завидев стражника, воскликнул он. — Я уж боялся, ты не придёшь!

— Насилу вырвался, — пожаловался стражник и с шумом уселся на скамью. — Подеста просто замучил меня наставлениями. Можно подумать, завтра мы повезём в Ливорно сундук с сокровищами!

— О чём это ты?

— Представляешь, Джузеппе, мне поручили охранять какого-то молодого человека, который уезжает из Флоренции. С чего бы вдруг, скажи на милость, я должен заниматься подобными глупостями?

— И впрямь, откуда у подесты такая забота о каком-то мальчишке? Ты хоть знаешь, кто он?

— Представитель торгового дома Барди — так сказал мне подеста. Ещё и пригрозил: дескать, не довезёшь этого юнца живым и здоровым до Ливорно, не сносить тебе головы... А почему, спрашивается, с мальчишкой что-то должно случиться? Разве путь к побережью опасен? На западе о разбойниках уже лет десять не слыхали — все поближе к Риму перебрались...

Пока Лучано жаловался на свою печальную участь, Джузеппе успел заказать пару бутылок вина и даже отбить горлышко у одной из них ловким, давно заученным движением.

— А твоего юношу, случаем, не Франческо Романьоли зовут? — спросил он, когда собеседник умолк.

— Да, — выпучив глаза от удивления, ответил Лучано.

— Похоже, завтра мы вместе повезём этого молодчика в Ливорно.

— Почему? Что за чертовщину ты говоришь?!

— Всё просто. Мой молодой господин, синьор Симоне, очень дружен с этим самым Романьоли, и поручил охранять его...

— Это добрая весть! — воскликнул Лучано. — Нужно выпить! — Он в несколько глотков осушил стакан. Затем, утерев губы рукавом, спросил: — Сколько людей будет с тобой?

— Десять.

— Ох! А со мной — дюжина!

— Настоящий отряд получается...

— Это и впрямь странно, — почесал жирный подбородок стражник.

— Может, дорога не так уж безопасна, как нам кажется?

Вдруг на плечо слуги легла тяжёлая рука, и чей-то голос чуть слышно прошептал:

— Всё куда хуже, чем вы можете себе представить.

Слуга повернул раскрасневшееся от вина лицо и увидел, что за спиной его стоят два молодых человека.

— Вы что же, круглые идиоты? — спросил один из них. — До сих пор не научились различать, что можно болтать при людях, а о чём лучше помалкивать?

— Позвольте! — насупился Лучано. — Как вы смеете оскорблять меня — правую руку нашего славного подесты, синьора Герардо? Встаньте на колени и молите меня о прощении...

— Бог ты мой, что за болван! — разом вздохнули молодые люди и, не обращая внимания на трясущегося от гнева стражника, уселись за стол.

— Кто вы, чёрт возьми?! — закричал Лучано.

— Прекратите так орать, — процедил сквозь зубы тот из незнакомцев, который казался старше своего товарища. — Весь кабак наслаждается вашим звучным голосом. Только я бы не радовался такому вниманию.

Стражник, не в силах отыскать достойного ответа на подобную дерзость, лишь беспомощно разинул рот.

— Успокоились? — спросил молодой человек. — Так-то лучше. Теперь можно и познакомиться. Я — Джаннино, а друг мой — Джансимоне. Большего вам знать незачем. А вот о том, почему вы заслужили зваться "круглыми идиотами", можно и поговорить.

— Вы хоть знаете, кого будете сопровождать? — придвинув своё лицо поближе к недоумённым физиономиям стражника и слуги, прошептал Ферранте. — Этого мальчишку поклялся убить Сальванелли. А вы растрещались тут, как две сороки.

На сей раз Лучано нисколько не обиделся — он задрожал и принялся вытирать трясущейся рукой пот со лба.

— Что же выходит? — стуча зубами от страха, промямлил Джузеппе. — Нас отправляют под топор палача, даже не спросив нашего согласия?

— Отчего же? — улыбнулся Джансимоне. — Руки у вас будут свободны, у пояса — кинжалы...

— Оружие! — фыркнул Джузеппе. — Разве с Сальванелли совладаешь? Метнёт нож — и ты валяешься в грязи с пронзённой грудью...

— Положим, у Сальванелли не найдётся столько ножей, чтобы перебить всех охранников, — ухмыльнулся Джаннино.