Тайны Флоренции

— Ну и признался бы сразу, что отказываешься! — огрызнулся Джаспирини.

— А мне захотелось понять, на что ты способен... И теперь ты заплатишь за моё молчание звонкой монетой. — Марко с ужасом посмотрел на собеседника. — Не плачь, точно девчонка. Я не какой-нибудь разбойник и не стану грабить тебя: просто будешь каждый вечер покупать в булочной большой яблочный пирог. Такой мне в детстве пекла мама...

И Петруччо с весёлым смехом выбежал прочь.

Марко, услышав о наказании, которое ему предстояло понести, вздохнул с облегчением. Однако, вспомнив, сколько стоит пирог и как прожорлив Петруччо, Джаспирини разразился проклятьями: сумма выходила весьма внушительная...

Неудивительно, что ночь накануне свадьбы стала бессонной для обитателей дома Амидеи. Всюду царило лихорадочное возбуждение, причём трудно было сказать, кто волнуется больше: хозяева или слуги. Главная повариха ухитрилась за день разбить полдюжины тарелок и пару кувшинов, в которых, по счастью, не было вина, — так дрожали её руки. Лакеи, беспрерывно переругиваясь друг с другом, ходили надутые, точно индюки. Лишь старая нянька Катарины тихонько молилась в углу, проливая слёзы.

— Лучше бы помогла синьорине подготовиться к первой брачной ночи, — ухмылялись молодые слуги.

Понятное дело, говорилось это, если рядом не было никого из господ — Ламбертуччо не любил шуток, где упоминался кто-нибудь из его родичей, и острослов жестоко пожалел бы о своей дерзости.

Но больше всех волновалась новобрачная. Пожалуй, ни один кролик, загнанный в угол сворой собак, не трясся бы сильнее, нежели Катарина в ожидании свадьбы. Вечером за ужином было слышно, как стучат её зубы о кружку с водой, словно девушка заболела лихорадкой.

Напрасно Амидеи произносил слова, которые должны были, как ему казалось, успокоить дочь и подбодрить:

— Хватит! Возьми себя в руки, Катарина! Ты не какая-нибудь прачка, которую назвал женой принц, а представительница рода, который станет скоро самым могущественным во Флоренции!

Впрочем, и сам Ламбертуччо страшно тревожился, и лишь гордость не позволяла ему показать свои чувства. К тому же, рядом, как всегда, вертелся Моска и пытался развеселить приятеля неуклюжими шутками.

— Ламбертуччо, ты — герой! Я на твоём месте давно лежал бы на кровати, не в силах пошевелить ни ногой, ни рукой... Да и дочь тебе под стать. Окажись я в её шкуре, вы нашли бы меня бездыханным где-нибудь в коридоре...

После этого руки Катарины начинали дрожать ещё сильнее, а Ламбертуччо награждал друга мрачным взглядом...

Едва забрезжил рассвет, в комнату новобрачной ворвались возбуждённые родители. Девушка лежала на кровати и неотрывно глядела в одну точку, однако при появлении их вскочила и бросилась отцу на шею:

— Ах, как я благодарна за всё, что вы для меня сделали!

Амидеи, пользуясь тем, что девушка не может увидеть выражение его лица, нахмурил брови. Однако стоило Катарине разомкнуть объятия — и губы мужчины растянулись в самой ласковой улыбке, на какую он только был способен.

— Что ты, Катарина! Это я схожу с ума от радости при виде твоего счастья... — Взгляд его посуровел: — Но ни в коем случае — слышишь?! — не веди себя так с Буондельмонте.

— Пусть твой супруг, доченька, — вмешалась в разговор синьора Амидеи, — не полагает, будто для нас этот брак — нечто невообразимое, чудо, о котором мы даже помыслить не смели. При желании наше семейство может породниться с кем угодно — хоть с какой-нибудь династией герцогов или даже королей...

"Сумасшедшая!" — подумал Ламбертуччо, но прерывать жену не стал. Синьора Паола воспользовалась молчанием мужа и принялась наставлять дочь, как следует вести себя в семейной жизни, Амидеи же украдкой посмотрел на девушку и в очередной раз со вздохом признал, что Буондельмонте и впрямь должен беситься от ярости от одного только вида невесты: нос и глаза её покраснели — сказались бессонные ночи и слёзы — и теперь резко выделялись на фоне бледного лица. А разве нормальному мужчине захочется терпеть бесконечные рыдания жены по самым пустяковым вещам?

— Хватит мучить девочку, — не вытерпев болтовни жены, перебил Амидеи синьору Паолу. — Это уж забота Буондельмонте — удержать подле себя такую красавицу. Пусть сам и думает, как добиться её благосклонности.

— Об этом я и хотела сказать! — не унималась женщина. — Запомни, Катарина: прошли времена, когда мужчина властвовал в семье подобно древним тиранам. Не супруг должен повелевать тобой, а ты им... Словно императрица своим рабом!

Ламбертуччо негромко фыркнул.

"Только попробуй сделать из меня раба — мигом поставлю тебя на место, — подумал он. — А вот если такой трюк получится у Катарины... Чёрт возьми, будет превосходно!"

Амидеи подошёл к окну. На улице было безлюдно, ни один прохожий не нарушал её покоя. Это казалось странным.

— Хотелось бы знать, чем сейчас занят наш женишок... — с ненавистью прошептал Ламбертуччо. Затем громко произнёс: — Я посылал слугу узнать, что творится у Буондельмонти. Там тихо, словно никто и не думает готовиться к торжествам. Вас это не удивляет?

— Нисколько! — живо отозвалась синьора Паола. — Буондельмонте ведь — молодой человек, а не девушка. — Ламбертуччо хмыкнул. — Что ему нужно? Всего-то надел костюм, пришёл в церковь — и к алтарю.

— А праздник пройдёт у нас, — отважилась произнести Катарина. — Поэтому в доме его всё так спокойно.

Амидеи был приятно удивлён. Выходит, дочь не так уж глупа — даже сумела привести разумный довод...

Комнату мужчина покинул, будучи уверенным, что никакая мелочь не нарушит плана, который зародился в его голове благодаря хитроумному совету консула Альбицци.

В коридоре Ламбертуччо столкнулся с Моской. Тот был мрачен — направляясь поутру в дом приятеля, он слышал, как два простолюдина кричали на всю округу, что, мол, нужно непременно "сходить в церковь Сан-Стефано и поглазеть на позор заносчивого петуха Амидеи". Ламберти схватился за меч, но вовремя одумался — не стоило затевать драку в такой знаменательный день.

Увидев, что друг впервые за много дней счастливо улыбается, Ламберти решил не расстраивать его попусту: в сущности, времени что-либо изменить уже не было, и оставалось лишь позволить событиям идти своим чередом.

К десяти часам народ начал собираться у церкви Сан-Стефано — семейного прихода Амидеи. Это были зеваки, которые надеялись похвастать перед знакомыми тем, что поучаствовали в столь важном событии. После них возле дома и церкви появились другие люди, одетые куда пышнее и изысканнее флорентийской бедноты: родственники и союзники Ламбертуччо, приглашённые на церемонию.

На улицу в окружении подруг вышла невеста. Путь к храму был невелик — всего-то сотня шагов, — и девушка втайне пожалела, что не сможет пройтись по городу во всём блеске своего торжества...

В это время в мастерской ювелира разгорался спор.

— Я не понимаю, отчего вы не желаете пойти на свадьбу! — яростно размахивал руками Франческо.

— А я, — отвечал Фелицци, — повторяю ещё раз: не хочу толкаться, словно на рынке, чтобы добыть хорошее местечко, и при этом увидеть только спину невесты да головной убор жениха. Что я, по-твоему, уличный мальчишка?! Можешь не волноваться: я побывал на десятках свадеб, и все они похожи друг на друга, словно капли воды... И ещё... Ты знаешь, как к союзу с Амидеи относится синьор Буондельмонте. Если он совершит какую-нибудь глупость — пусть это случится не на моих глазах.

— Но почему бы вам не отпустить подмастерьев?

— Слушай-ка, Франческо. Я и тебе могу запретить появляться на свадьбе...

— Я ведь обещал синьорине Симонетте...

— Обещал! — фыркнул ювелир. — Вообще, кто она такая, эта "синьорина Симонетта"?

— Девушка, которая спасла меня...

— Я не об этом спрашиваю. Кто её родители?

— Симонетта — дочь синьора Чезаре Антоньоли.

— Вот как? Знавал я одного синьора Антоньоли, однако много лет назад он уехал в Сиену. Тогда поступок его наделал немало шума! Теперь, стало быть, вернулся... Впрочем, сейчас разговор не о синьоре Чезаре... Я не могу покинуть мастерскую, поскольку нужно закончить в срок полдесятка заказов — в противном случае моя репутация окажется изрядно подпорченной. А я очень ей дорожу.

Франческо понял, что спорить бесполезно. Выбежав из мастерской, он поспешил к дому Симонетты. Любое промедление могло оказаться роковым, и тогда юноше с девушкой едва ли удалось бы пробиться сквозь строй зевак поближе к участникам свадебной церемонии...

Когда за Франческо закрылась дверь, Стефано сел, подпёр щёку рукой и задумался. Через несколько минут он хлопнул ладонью по столу:

— Эх, ладно! Собирайтесь!

Подмастерья радостно зашумели...

С каждой минутой Ламбертуччо злился всё больше. До полудня оставались считанные мгновения, а в доме жениха по-прежнему царило безмолвие.

Кто-то коснулся подбитого мехом плаща мужчины. Амидеи вздрогнул и резко обернулся, намереваясь выплеснуть всё накопившееся недовольство, но, увидев улыбающееся лицо консула Альбицци, сдержался.

— Не мучьте так себя, — ласково проговорил синьор Лука. — Я не сомневаюсь, что всё закончится хорошо.

Ламбертуччо благодарно посмотрел на консула. Тот улыбнулся шире прежнего и затерялся среди гостей.

Через минуту к Амидеи подбежал один из слуг и прошептал несколько слов.

— Пусть черти наймут бока этому проклятому Буондельмонте! — топнул ногой мужчина. — Представь только, Паола, в доме его по-прежнему тихо, а на стук никто не откликается.

Амидеи смачно выругался. Епископ в фиолетовом одеянии, который согласился провести церемонию лишь после долгих увещеваний и за весьма солидное вознаграждение, услышав проклятия, то и дело слетавшие с уст почтенного отца невесты, густо покраснел и открыл было рот, порываясь что-то сказать, но сделать замечание не осмелился и лишь укоризненно покачал головой.

Ожидание стало невыносимым. Катарина бледнела всё сильнее — хотя и без того уже походила на труп. Ламбертуччо грозил смертью будущему зятю. Гости и зеваки теряли последнее терпение.

Небольшое оживление вызвало появление Скьятты дельи Уберти, за которым следовали трое подозрительного вида мужчин в коричневых плащах. Странные спутники мужчины растворились в толпе, сам же он насмешливо обратился к одному из гостей — так громко, чтобы услышал Амидеи:

— Кажется, я пришёл слишком рано. Неужто церемонию перенесли на поздний вечер?

Ламбертуччо затрясся от злости и приготовился дать достойный ответ на столь язвительное замечание, но в этот миг из дома Буондельмонти вышли двое молодых людей и быстро направились к церкви.

— Буондельмонте!.. — выдохнули зеваки.

Амидеи обвёл толпу торжествующим взглядом. Скьятта криво усмехнулся. Катарина вскрикнула и закрыла лицо руками.

Все расступились, пропуская Буондельмонте и Симоне.

— Что за дерзость? — проворчал Амидеи, разглядывая молодого человека. — Почему он вырядился, точно на похороны? Или, может, я совсем отстал от жизни и потому никогда не слышал о таких свадебных костюмах?

Действительно, жених облачился в тёмно-серый кафтан, а плащ на его плечах и вовсе был почти чёрным. Одежда казалась ещё мрачнее из-за серебряной вышивки по краям и редких драгоценных камней, поблескивавших иногда в тусклых солнечных лучах.

Буондельмонте решительно подошёл к Катарине. Девушка тотчас вцепилась ему в руку и чуть не поволокла в церковь. Молодой человек попробовал отстраниться, но невеста повисла на нём, словно клещ.

— Мне нужно сказать несколько слов, — пробормотал Буондельмонте.

— Ничего, — перебил его Амидеи, — наговоришься за пиршественным столом. А сейчас пора идти к алтарю — время не ждёт!

Молодой человек беспомощно оглянулся. Сзади напирала толпа. Гости сгрудились, точно овцы, не желая пропускать Симоне.

Со вздохом Буондельмонте вошёл в церковь. Сотни людей тотчас хлынули под её угрюмые своды, не желая пропустить ни секунды долгожданного зрелища.

Волоньяно сумел наконец пробиться к другу и встал рядом с ним. К Буондельмонте вновь вернулась былая уверенность.

— Дайте же мне поговорить с невестой наедине! — воскликнул он — и сам едва не рассмеялся: беседовать "наедине" в окружении бессчётной толпы — такого мог требовать лишь сумасшедший.

Отстранив опешившего Ламбертуччо, молодой человек подвёл Катарину к самому алтарю и прерывающимся голосом зашептал:

— Катарина... Ты чудесная, добрая девушка, и заслуживаешь участи лучшей, чем уготованная тебе отцом. Пойми, наша жизнь вместе быстро превратилась бы в ад, поскольку мы не любим друг друга... Наверное, такое препятствие когда-нибудь удалось бы преодолеть, но недавно я встретил девушку, которая завладела моим сердцем. Поэтому я навсегда проклял бы нынешний день, тебя и твоего отца, помешай вы так внезапно постигшему меня счастью... — Переведя дыхание, Буондельмонте закончил: — Мы не сможем стать мужем и женой. Вчера помолвка была расторгнута, теперь я не связан с тобой и синьором Ламбертуччо никакими обещаниями. Прости...

Буондельмонте коснулся губами щеки девушки и, развернувшись, направился к выходу.

— Дьявол! Кто-нибудь объяснит, что за чертовщина здесь творится? — проревел Амидеи. Епископ рядом с ним тотчас растерял благочестивый вид и принялся истово креститься.

— Свадьбы не будет, — бросил на ходу Буондельмонте.

Между тем, с Катариной произошла страшная перемена. Лицо её задрожало, и на нём отобразилась такая лютая ненависть, что Симоне, не спускавший взора с несчастной невесты, не на шутку испугался. Глаза Катарины блеснули холодной жестокостью — в них не было даже намёка на слёзы. Чтобы скрыть свои чувства, девушка бросилась к отцу и прижалась лицом к его груди.

— Я хочу, чтобы ты отомстил, — прошептала она.

— Да, конечно, — машинально ответил Ламбертуччо.

— Ты должен убить их обоих.

— Почему? И Симоне тоже?

— Нет... У Буондельмонте есть невеста. Она тоже должна умереть...

Симоне тем временем стряхнул с себя оцепенение и устремился вслед за другом. Заметив его поспешность, Катарина внезапно отстранилась от Ламбертуччо и, упав на колени, закричала:

— Ненавижу! Всех ненавижу! Будьте вы прокляты — все до единого!

Поднялась суматоха: одни зрители, услышав крики, ринулись в церковь, другие попытались выбраться из неё. Тотчас Симоне и Буондельмонте очутились посреди обезумевшей толпы. В какой-то миг они столкнулись с Франческо — юноша старательно оберегал Симонетту, — а затем бешеный людской поток поволок их в разные стороны.

Внезапно на глаза Франческо попался мужчина в коричневом плаще, который, растолкав людей, вплотную приблизился к Симоне. В руке его блеснул кинжал.

Молодой человек закричал и что было сил толкнул Волоньяно. Клинок убийцы прошёл мимо цели, зато на правом плече Франческо появился глубокий порез.

Бандит, выругавшись, вновь взмахнул кинжалом, но тут на голову его обрушился страшный удар. Злодей упал, потеряв сознание.

— Синьор Стефано! — радостно воскликнул Франческо.

Ювелир присел и принялся рассматривать негодяя, не обращая внимания на переполох, царивший вокруг.