Тайны Флоренции

Джансимоне неохотно повиновался.

— Вот теперь можно потолковать... Вы, должно быть, считаете, что городом правит подеста? Или, может, жирный боров Альбицци — он-то всегда умел строить из себя великого человека... Так знайте, на самом деле Флоренцией правлю я! И не нужно ухмыляться, недоверчиво качать головой и думать: "Что за болван этот Сальванелли!" Просто поработайте башкой — сразу поймёте, что к чему. Подесте служит сотня-другая стражников, которые получают жалкие крохи с его стола, зато мне, кроме двух десятков славных молодцев, — огромная армия нищих, воров и убийц. И получают они за верность щедрую награду — собственную жизнь.

— Страх — не лучшее средство...

— Ошибаетесь, и сейчас я докажу это. Заметили, как прекрасно я осведомлён о вас? Как такое возможно? Благодаря отличной работе нищих — они проникнут в любое место...

"Ах, дьявол!" — подумал Ферранте, вспомнив попрошайку, который указал ему на дом Альбицци и получил в награду несколько монет.

— Ещё мне помогают стражники, слуги знатных господ... — продолжал Сальванелли. — Чёрт возьми, всех и не упомнишь! Я знаю обо всём, что думают мои враги. Когда эти тупицы только замышляют убийство, я уже заглядываю к ним в гости. С кинжалом в руках, разумеется!

— А вы не боитесь предательства?

Сальванелли облизнулся:

— О, давненько я не расправлялся с предателями! Славное развлечение! Знаете, что за удовольствие — следить за каким-нибудь глупцом, который плетёт свои интриги и думает, будто сможет победить меня? А затем, — Сальванелли обрушил на стол кулак, — молниеносный удар — и предатель валяется у меня в ногах. Молит о пощаде. Как же я люблю эти мгновения... А потом наступает черёд синьора Барзини — уж он-то лучше всех знает своё дело! И вскоре от ублюдка остаются содранная шкура, куски мяса да лужа крови...

Сальванелли хохотнул.

— Спасибо за такой полезный рассказ, — произнёс Джансимоне. — Я бы и дальше слушал вас, но скоро стемнеет, а мне не хочется оставаться ни в этом доме, ни в сестьере Ольтрарно.

— Ах, верно! Чего от меня хочет консул?

— Чтобы вы убили Буондельмонте деи Буондельмонти.

— Неужели? — Бандит растянул губы в неприятной улыбке. — А подесту, часом, не нужно прирезать?

— Нет.

— Так передайте своему господину...

— Он мне не господин!

— Заткнитесь, чёрт возьми! — взревел Сальванелли. — Пусть Альбицци напишет приказ и скрепит своей подписью. Только тогда я соглашусь выполнить его просьбу. А если бумаги не будет, пусть сам пытается убить Буондельмонте. Я и пальцем не пошевелю.

Мужчина свистнул. В комнату вошёл юноша, который несколькими часами ранее проводил Ферранте в логово наёмного убийцы.

Джансимоне понял, что беседа закончена. Метнув мрачный взгляд в сторону Сальванелли, он встал из-за стола и двинулся к двери.

— Постойте! — преградил ему путь молодой бандит.

— Да знаю я! — отмахнулся Феррате. — Давайте сюда вашу чёртову повязку!

Синьор Лука, узнав о том, чем закончилась встреча с Сальванелли, не пришёл в ярость — лишь ограничился злобным ворчанием. Впрочем, видно было, что он сильно встревожен.

— Как вы поступите? — спросил Джансимоне.

— Придётся подчиниться... — подумав с минуту, ответил консул. — Вот ведь проклятье! Что за блажь взбрела в голову этому негодяю — да ещё в такое время?

Он взял листок пергамента и набросал несколько строк. Затем поставил подпись — с явной неохотой. Протянул приказ молодому человеку:

— Знаю, что чертовски надоел вам, но прошу: побудьте гонцом ещё чуть-чуть. Клянусь, вскоре всё это закончится.

Юноша мысленно усмехнулся: вот ведь какими вежливыми становятся самые заносчивые люди, когда им что-нибудь нужно! Виду, впрочем, не подал и осторожно принял бумагу из рук Альбицци.

— А теперь, — добавил консул, — отправляйтесь-ка спать. Вы устали, а завтрашний день будет ещё сложнее нынешнего.

— Благодарю вас за заботу, синьор Лука, — поклонился Джансимоне. — Я и впрямь устал — сам не знаю отчего.

— И ещё одно... Вы ведь не покинете Флоренцию сразу после убийства? Нет? Останетесь ещё на пару-тройку дней? Вот и прекрасно. Я счастлив слышать это...

Ночью Джансимоне измучили страшные, кровавые сновидения, поражавшие правдоподобием. Просыпаясь на несколько мгновений, с сердцем, готовым выпрыгнуть из груди, мокрый от ледяного пота, молодой человек вновь и вновь проваливался в безумные фантазии, созданные воспалённым мозгом. И рассвет он встретил в самом скверном расположении духа.

Едва прикоснувшись к завтраку, Ферранте выпил для храбрости кружку вина, а затем отправился в дорогу. Скрипя зубами, он смотрел на любого, кто встречался на пути, с нескрываемой ненавистью.

Внезапно молодому человеку подумалось, что не худо было бы узнать, что написал консул в приказе.

Ферранте развернул пергамент и прочёл:

"Приказываю Вам предпринимать любые действия, необходимые для поддержания во Флоренции спокойствия, благополучия и процветания.

Консул Лука Альбицци".

— Ох, ловкач! — восхитился Джансимоне. — Славно придумано. С такой бумажкой Сальванелли может хоть самому Альбицци выпустить кишки, а потом просто сунуть её под нос подесте. "Видите? Я о благе горожан забочусь!"

Погрузившись в свои мысли, Ферранте не заметил, как на другом конце улицы показался Франческо, сопровождаемый Петруччо и Сантино.

Молодые люди возвращались из лавки метра Юрбена. Франческо сжимал в руках толстый свиток, где было записано предсказание, но память вновь и вновь возвращала его в дом астролога. Мужчина вёл себя в высшей степени странно: клялся, что синьора Стефано ждёт долгая жизнь, уверял, будто никогда ещё воля небес не открывалась ему столь ясно, но при этом старательно отводил взгляд и улыбался так лицемерно, что даже ребёнок заподозрил бы неладное.

Из задумчивости юношу вывел сильный удар в лоб — такой, что чуть слёзы из глаз не брызнули. Охнув, Франческо поднял взгляд и увидел перед собой красное от гнева лицо Джансимоне.

— Ну, всё! — прошипел тот. — Я много раз говорил, синьор, чтобы вы не мешались у меня под ногами, но предупреждения мои, похоже, пропали даром.

— Простите, — мягко ответил Франческо, который вовсе не хотел затевать ссору. — Я не желал оскорбить вас. Прошу извинить меня — и расстанемся на этом.

— Чёрт возьми! Пусть я и спешу, но задержусь на минутку, чтобы проучить вас!

Ферранте выставил вперёд кинжал. Франческо не растерялся и, вцепившись в руку противника, вывернул её. Джансимоне выронил оружие и в замешательстве уставился на юношу — таким неожиданным было для него всё случившееся.

Впрочем, растерянность эта продлилась недолго. Вырвав руку, Ферранте неторопливо снял плащ и жестом, преисполненным величия, отбросил его в сторону.

Плащ попал точно в Сантино. Несколько секунд подмастерье барахтался, словно дикий зверь, попавший в сеть, когда же высвободился из этой ловушки, оказалось, что сражение уже разгорелось с новой силой.

Что это была за битва! Несколько минут в воздухе стояли такие столбы пыли, словно по городу промчался отряд рыцарей. То и дело слышались страшные удары, которые ясно говорили о желании молодых людей избить друг друга до смерти.

Наконец противники выпустили друг друга и разошлись в разные стороны, негромко постанывая. Нос Джансимоне кровоточил, на месте, где лоб коснулся земли, кожа свисала клочьями. Голова Франческо была щедро украшена синяками, левый глаз подбит, а одежда превратилась в настоящие лохмотья.

— Может, помиримся? — добродушно усмехнулся Франческо.

— Пошёл к дьяволу!

Ферранте яростно сплюнул, вырвал плащ из рук Сантино и, прихватив по дороге кинжал, поспешно удалился.

— Не помирились, — ухмыльнулся Петруччо.

— Ещё бы! — подхватил Сантино. — Ты, Франческо, здорово отделал этого заносчивого гуся. Видел, как он удрал?

— Положим, мне тоже крепко досталось, — возразил юноша.

— Э, нет! Мы-то всё прекрасно видели. Ты победил!

— Ладно, пусть будет так! — рассмеялся Франческо. Вдруг взгляд его упал на пергамент с предсказанием, который преспокойно лежал на земле. — Господи! До чего же вы беспечны! Мы заплатили столько денег...

— Постой-ка! — перебил приятеля Петруччо. — Свиток у меня — ты сам отдал его, когда завязалась ссора.

Он протянул Франческо рукопись метра Юрбена. Молодые люди переглянулись.

Внезапно Сантино хлопнул себя по голове:

— Ну конечно! Я всё понял! Бумажку обронил чёртов "гусь", которого ты так славно отколотил...

В это мгновение из-за угла появился мальчишка, кричавший во всё горло:

— Несчастье! Ужасное несчастье! Возле статуи Марса убили человека!

Франческо узнал в юном глашатае оборванца, который, как должны помнить читатели, заглядывал как-то раз в ювелирную лавку, и окликнул его:

— Кто погиб?

— Не знаю! — прокричал мальчишка. — Друзья сказали, это очень важный синьор!

И он помчался дальше, не переставая голосить:

— Убийство! Страшное убийство!

Глава 14

СТАТУЯ МАРСА

Теперь мы оставим Франческо и его друзей и возвратимся на некоторое время назад.

За неделю до Пасхи, словно гром средь ясного неба, прозвучало известие о том, что Сальвато Нерли — один из самых завидных женихов во Флоренции — объявил о близкой свадьбе. В супруги он выбрал девушку из бедного семейства Росси.

Решение это вызвало недоумение друзей Сальвато и ярость его многочисленных поклонниц. Счастливая невеста пришла бы в ужас, узнав об оскорбительных прозвищах, которыми её щедро награждали бывшие подруги. Досталось и Нерли, однако молодой человек старался не обращать ни на что внимания и появлялся среди знакомых с неизменной улыбкой на устах.

После долгих споров все сошлись во мнении, что Сальвато стал жертвой злых чар, наложенных на него будущей женой. Кое-кто из разгневанных красавиц даже предложил отправиться в своеобразный "крестовый поход" к логову колдуньи, которая жила в лесу возле Фьезоле, и учинить над ней расправу, однако услугами старухи пользовались столь часто, что в конце концов решено было пощадить её.

Что же до друзей, их Нерли задобрил испытанным способом: пригласил на пирушку в свой замок — старый и ветхий, с громадными щелями, сквозь которые зимними вечерами врывался ледяной ветер и задувал свечи, однако горячо всеми любимый, поскольку под крышей его неизменно лилось вино, а воздух полнился сотнями ароматов, почуяв которые, любой чревоугодник забывал обо всём на свете, словно крыса, заслышавшая звуки волшебной флейты...

Буондельмонте никогда не считал Сальвато другом, хотя тот и был среди молодых людей, всюду его сопровождавших, а Симоне даже не пытался скрыть своей неприязни к Нерли.

— Он и Сатану назовёт приятелем, если тот пообещает уничтожить Уберти, — говорил Волоньяно — и был прав.

Буондельмонте всякий раз терпеливо выслушивал предостережения друга, но в ответ лишь пожимал плечами: в сущности, общество Нерли не казалось ему столь уж неприятным, да и пренебрегать союзниками в возможной борьбе со Скьяттой не следовало.

Получив приглашение на пир, молодые люди задумались. Симоне советовал остаться дома, Буондельмонте намеревался поступить иначе.

— Скажи, — с грустным видом спрашивал Волоньяно, — неужели тебе охота весь вечер слушать шуточки и угрозы, которыми начнут сыпать Нерли и его дружки, едва разговор коснётся Уберти? А это непременно случится, когда хмель ударит им в головы.

— Нет. Но это не повод для отказа, — отвечал Буондельмонте. — Впрочем, ты можешь остаться дома.

Симоне печально вздыхал, слушая эти слова, но в конце концов уступил.

В день празднества Буондельмонте вдруг нестерпимо захотелось ещё раз появиться перед приятелями во всём своём великолепии. Поэтому он надел белоснежный костюм, расшитый золотом, вскочил на верного Ареса и отправился в путь.

Девушки, завидев юного рыцаря на белом коне, восхищённо вздыхали и украдкой смахивали набежавшую слезинку: как же печально, что этот красавец уже связал себя узами барка!

Появившись в зале, молодой человек обнаружил, что свободных мест почти не осталось.

— Садись рядом со мной, дружище! — воскликнул Сальвато.

Буондельмонте пришлось подчиниться, хотя он с радостью отказался бы от подобной чести.

Пиршество началось спокойно. Было сказано несколько речей, восхваляющих счастливого жениха, — в высшей степени неискренних; Сальвато столь же неискренне поблагодарил ораторов. Затем все набросились на угощения с такой яростью, что даже разговоры почти прекратились. К удивлению Симоне, о семействе Уберти даже не вспоминали.

Однако посреди пира Нерли окинул гостей насмешливым взглядом и произнёс:

— Мне кажется, празднику чего-то не хватает. Еды хоть отбавляй, вино льётся бурным потоком шириной с Арно, музыканты выбиваются из сил... — Юноша кивнул в сторону менестрелей, которые сидели в углу. — Должно быть, нужна какая-нибудь занятная история, которая всех нас позабавит. Как вы считаете?

Ответом послужили одобрительные возгласы.

— А кто среди нас лучший рассказчик? — спросил Сальвато. — Кто знает столько всего, что можно написать целую книгу? Ясное дело, наш друг Буондельмонте!

Все зашумели:

— Да! Верно, Сальвато! Так и есть!

Буондельмонте невольно улыбнулся:

— И что вы хотите услышать?

Раздался нестройный хор голосов:

— Расскажи, как ухаживал за прекрасной ювелиршей!.. Как появились во Флоренции Уберти и Ламберти!.. Нет, о твоей поездке в Париж!

— Но я сотню раз рассказывал вам эти истории, — попробовал возразить молодой человек.

— И что?! — в один голос закричали гости. — Не беда!

А один из приятелей Буондельмонте, Джакопо деи Пацци, добавил:

— Мы давно успели их позабыть — после свадьбы ты стал совсем злым и угрюмым.

Молодой человек густо покраснел — ему вспомнилось собственное поведение в последние недели. Он почти не выходил из дома, перестал участвовать в весёлых забавах друзей и, сам того не замечая, с каждым днём всё больше превращался в заносчивого, высокомерного аристократа, который смотрит на каждого, с кем повстречается, с оскорбительным недоверием. Впрочем... Не так-то просто сразу стереть воспоминания о том, что тебя пытались отравить в собственном замке.

— Нет! — покачал головой Сальвато. — Хватит уже рассказывать про Францию, каких-то безродных выскочек или ювелировых жён... Уверен, у нашего друга накопилось немало других историй — ещё интереснее, ещё занимательнее. Ты ведь, Буондельмонте, до сих пор молчал о том, что случилось после твоей свадьбы...

— Что тут рассказывать? — с напускным безразличием фыркнул молодой человек. — Один из слуг отравился вином...

— Ничего себе! Разве можно так спокойно говорить об этом? Ты не пытался найти злодея?

— Зачем?

— Хороший вопрос! Тебя чуть не отравили — так неужели ты не хочешь узнать, кто это сделал?

— У меня были дела поважнее, чем ловить незадачливого убийцу. Да и жена моя не слишком обрадовалась бы, возьмись я играть роль подесты.

— Значит, тебе безразлично имя негодяя?