Тайны Флоренции

— Впрочем, сейчас нашему ордену всё сложнее бороться с пороками, в которых погрязли горожане, — огорчённо добавил приор. — В людях нет былого благочестия, и они готовы скорее потратить богатства, дарованные Господом, на удовлетворение желаний, нежели пожертвовать хоть десять флоринов тем, кто умерщвляет собственную плоть в надежде вымолить у Всевышнего прощение за человеческие грехи.

Настоятель повернулся к окну и устремил в небеса взгляд, полный скорби. Брат Лоренцо громко вздохнул.

— О, владей я даже миллионом флоринов, я без раздумий отдал бы его вашей обители! — с притворной искренностью воскликнул Франческо. — К несчастью, таких денег у меня нет, но я всё же надеюсь, что вы примете скромный дар — две сотни лир — в благодарность за вашу помощь.

Приор одобрительно посмотрел на брата Лоренцо — даже в самых смелых мечтах он не смел помыслить, что какой-то жалкий ученик ювелира окажется настолько щедрым.

Голос настоятеля стал похож на мурлыканье кота.

— Надеюсь, келья не показалась вам слишком суровой? — впервые посмотрел он в глаза юноше. — Устав наш строг... да вы и сами, наверное, слышали об этом... Впрочем, я готов разделить с вами даже собственную келью, если вы остались недовольны...

Франческо ответил, что не смеет ничего требовать; больше того, готов жить хоть среди уток и кур, если таково будет желание приора.

После этого молодой человек и настоятель дружески попрощались, и юноша вышел в коридор. Едва дверь за ним затворилась, приор в восторге обратил взор к потолку и прошептал:

— Прекрасно, брат Лоренцо! Никогда бы не подумал, что этот юноша заплатит нам столько за какую-то ничтожную услугу.

— Ему грозит смерть, — ухмыльнулся монах. — В такие минуты люди готовы всё отдать, только бы спастись.

— Всё равно... Убогая келья, в которой мальчишка проживёт всего-то пару дней, пища, годная скорее для свиней, нежели для человека... Воистину, вы меня порадовали!

— Что вы, преподобный отец! — скромно опустил взгляд монах. — Я здесь ни при чём — сама судьба столкнула меня с этим молодым человеком.

— Надеюсь, судьба поможет вам также сдержать одно маленькое обещание, которое вы дали мне когда-то.

— Клянусь, скоро оно будет выполнено! — побледнел Лоренцо. — Подождите ещё чуть-чуть!

— Хорошо, — кивнул приор. — Но знайте, что терпение моё не безгранично... Можете идти.

Брат Лоренцо поклонился и быстро вышел из кельи.

В последующие несколько дней брат Лоренцо развернул весьма бурную деятельность, не совсем понятную Франческо. Казалось, он жил по собственным законам, отличным от монастырского распорядка.

Вставая вместе со всеми в полночь, Лоренцо, отстояв молитву, не ложился затем спать, как делали остальные братья. Вместо этого он приходил в келью к Франческо и начинал неторопливо рассказывать истории из жизни святых. Молодой человек, совершенно не понимавший, зачем нужно будить его в такую рань, из вежливости делал вид, будто слушает дядюшку Симонетты, сам же едва сдерживал зевоту.

Лоренцо покидал его лишь перед утреней, после чего Франческо вновь погружался в праведный сон, который прерывался, когда монахи в полном составе отправлялись на капитул.

Собрание начиналось с молитвы; потом читалась какая-нибудь глава из Евангелия или устава. Затем приор докладывал о делах обители и строго карал совершивших какой-нибудь проступок. Наконец наступало время утренней мессы.

После этого брат Лоренцо куда-то волшебным образом исчезал, остальные же монахи отправлялись молиться и работать, чтобы в полдень — впервые за день — принять скромную монастырскую пищу. Однако даже во время трапезы дядюшки Симонетты не было среди них.

Лишь к ужину монах вновь появлялся в обители, говорил молодому человеку, что "дела идут превосходно", и отправлялся к себе.

Словом, любой простодушный человек на месте Франческо был бы поражён неутомимостью своего покровителя и решил бы, что брат Лоренцо бодрствует круглые сутки и ничего не ест. Однако юноша не был столь наивен, и вскоре сомнения его подтвердились: проходя как-то раз мимо покоев монастырского келаря, он учуял восхитительный аромат жареного мяса и услышал громкие голоса, один из которых принадлежал дядюшке Симонетты...

Когда закончился четвёртый день пребывания Франческо в монастыре, брат Лоренцо ворвался в келью и с радостной улыбкой сообщил, что в городе всё успокоилось и, как ему кажется, молодой человек может безбоязненно отправляться в путь.

— Я даже нашёл человека, который согласен вывести вас из Флоренции самой безопасной дорогой, сын мой, — доверительно сообщил монах.

— Вот как? — с подозрением спросил Франческо. — А откуда он знает, какая дорога безопаснее всего?

— Вы мне не верите? — обиделся монах.

— Как же я посмею сомневаться в вас — в человеке, который сделал мне столько добра?! Но вот незнакомому проводнику я доверять не могу.

— Что ж, сомнения ваши понятны, сын мой. Но я готов поклясться, что смельчак, готовый послужить провожатым, столь же честен, как и я.

Брат Лоренцо сделал за спиной рожки. Молодой человек ничего не заметил.

— Кстати, — хитро сверкнув глазами, добавил монах, — моя племянница непременно захочет проводить вас...

Услышав эти слова, Франческо вскочил на ноги и ошарашено посмотрел на монаха:

— "Проводить меня"?!

— Да.

— И вы... вы так спокойно говорите об этом?!

Брат Лоренцо усмехнулся:

— Вы, должно быть, полагали, что я — суровый монах-валломброзанец — и на милю не подпущу вас к племяннице? Напрасно. За несколько дней я достаточно хорошо узнал вас и убедился, что вы — достойный юноша. Симонетта может чувствовать себя рядом с вами совершенно спокойно... Скажу больше: не знаю, что думает мой брат, однако не вижу ничего предосудительного в том, чтобы вы сочетались законным браком...

Внезапно монаху пришлось прервать свою речь — Франческо упал на колени и поцеловал край его рясы.

— Успокойтесь, сын мой, — смущённо пробормотал брат Лоренцо, однако слова его остались без внимания.

Тогда монах попробовал вырвать рясу из рук Франческо. Это привело юношу в себя, и он вскричал, восторженно глядя на монаха:

— О! Если бы Господь вложил ваши слова в уста синьора Чезаре! Тогда я был бы счастлив... Впрочем, — помрачнев, тихо сказал он, — какой в этом прок? Всё равно я покидаю Флоренцию. Пусть лучше Симонетта найдёт себе достойного мужа...

— Не говорите так! — перебил молодого человека Лоренцо. — Уверен, вы ещё вернётесь сюда — и тогда и вы, и моя племянница обретёте заслуженное счастье. Теперь же послушайте внимательно, что я скажу: завтра, после утренней мессы, приходите в церковь Санта-Тринита. Там буду ждать я вместе с проводником. Затем в храм придёт Симонетта...

— Постойте! Но ведь её будет сопровождать служанка Матильда!

— Не беда, — ухмыльнулся брат Лоренцо. — Это благочестивая женщина, которая может часами слушать мои проповеди. Поэтому я ещё буду беседовать с ней, когда вы уже успеете покинуть Флоренцию, а Симонетта — возвратиться в церковь.

— Но ведь возвращаться-то ей придётся одной!

— Почему? Провожать Симонетту будет человек, который выведет вас из города.

— А можно ли доверять ему в этом?

Монах закатил глаза:

— Ну вот. Опять вернулись к тому, с чего начали... Я понимаю, сын мой, что раны в вашем сердце ещё кровоточат, но нельзя относиться ко всем людям с таким подозрением. Впрочем, чтобы успокоить вас, скажу: проводнику придётся быть честным — я отдам деньги, которые обещал заплатить, лишь когда узнаю, что всё прошло благополучно. Теперь вы довольны?

— Да, — неуверенно кивнул молодой человек.

На следующее утро Франческо сбросил монашескую рясу, успевшую порядком ему надоесть, облачился в привычную свою одежду, облобызал на прощание руку приора и покинул стены монастыря. О деньгах не было сказано ни слова, однако в мыслях юноша пообещал вернуть их в ближайшее время.

Войдя в церковь Санта-Тринита, он увидел брата Лоренцо, рядом с которым стоял проводник — мужчина средних лет, с бесцветными волосами и бледной физиономией.

Почти тотчас вслед за юношей в церковь вошла Симонетта в сопровождении Матильды и Джакопо — старого слуги, который, как помнят читатели, вернулся из Сиены вместе с девушкой и синьором Чезаре. Монах улыбнулся: вот, мол, как ловко всё устроилось! Франческо ответил ему взглядом, преисполненным благодарности.

— Этот юноша сегодня покидает Флоренцию — быть может, навсегда, — шепнул монах на ухо Матильде и увлёк её в сторону исповедальни. — Уверен, им с Симонеттой есть, о чём поговорить. Так давайте не будем мешать...

— "Покидает Флоренцию"? — ахнула почтенная дама. — До чего же печально! Представляете, он ведь спас жизни нашей любимой Симонетте и синьору Чезаре.

— Что вы говорите?! — притворно изумился Лоренцо и чуть ли не силой втащил Матильду, посылавшую юноше благословения, в исповедальню. — Тогда непременно нужно помолиться, чтобы Господь даровал ему счастливую дорогу. Но прежде следует исповедаться. Когда вы получите отпущение грехов, Всевышний услышит ваши молитвы, обращённые к нему, намного быстрее.

— Вы правы, — безропотно согласилась женщина — всю жизнь она испытывала к монаху благоговейный восторг и во всём его слушалась, чем тот бессовестно пользовался.

В исповедальне было темно. Лоренцо извлёк откуда-то несколько новых длинных свечей и зажёг их. Всё вокруг озарилось — и перед самыми глазами служанки возник смотревший с иконы лик Святой Марии. Матильда рухнула на скамеечку и страстно зашептала молитву. Монах, прошептав несколько одобрительных слов, бесшумно вышел.

Франческо и Симонетта между тем о чём-то негромко беседовали, не отрывая глаз друг от друга и словно позабыв обо всём на свете. Проводник и Джакопо, встав чуть в стороне, обменивались взглядами, полными недоверия.

— Настало время уходить, — прошептал Лоренцо.

На слова его никто не обратил внимания. Тогда мужчина громко кашлянул.

— Уже пора?! — встрепенулся Франческо.

— Да, — неумолимо ответил монах.

Молодой человек опустился перед ним на колени и коснулся лбом холодного пола церкви. Лоренцо вздрогнул и отвернулся, словно стараясь скрыть выступившие на глазах слёзы. Затем он перекрестил юношу, прошептал:

— Я буду молиться за вас... — и рухнул возле одной из икон.

— Идёмте, — сказал проводник и, потянув Франческо за рукав, увлёк его из церкви. Следом на улицу вышли Симонетта и Джакопо.

Едва путники свернули за угол, один из нищих вскочил с земли и мрачно поглядел им вслед.

Подойдя к компании мальчишек-попрошаек, он подозвал одного из них и спросил:

— Помнишь наш уговор? Я заплачу двадцать серебряных монет, если поможешь мне.

Попрошайка изо всех сил закивал головой и, получив из рук нищего какой-то листок, словно стрела сорвался с места. Через секунду его и след простыл.

Нищий подал знак остальным мальчишкам, и те, подобно своему товарищу, растворились в лабиринте кривых улочек. Сам же незнакомец зашагал в ту сторону, куда несколько минут назад отправились Франческо и его спутники...

Брат Лоренцо между тем закончил читать молитву и тихо подошёл к исповедальне. Прикрыв лицо широким рукавом, заглянул внутрь. Взору его открылась жуткая картина: на полу, запрокинув голову, лежала Матильда. Кожа женщины приобрела багровый оттенок, на губах выступила зеленоватая пена, в остекленевших глазах застыл не ужас, не боль или не страдание, а немой упрёк. Служанка была мертва.

Монах торопливо перекрестился и выскользнул из исповедальни.

"Теперь нужно позвать кого-нибудь на помощь..." — ухмыльнулся он.

Но вдруг по спине брата Лоренцо пробежала ледяная дрожь: сначала нужно потушить свечи! А как это сделать, если весь воздух уже пропитался ядом — этим страшным оружием, за несколько минут убившим несчастную служанку?

Собравшись с духом, монах ринулся в исповедальню, поспешно потушил свечи и бросился на улицу.

— На помощь! — крикнул он. — Помоги...

Вдруг мужчина почувствовал в груди лёгкое жжение. Ноги перестали повиноваться ему, язык будто прилип к гортани. А через мгновение кто-то словно пронзил внутренности раскалённым железом — и брат Лоренцо, захрипев, повалился на землю...

Ничего не подозревая о разыгравшейся в церкви трагедии, Франческо и Симонетта шли рядом, держась за руки, и обменивались взглядами, значение которых несложно было понять. Джакопо беспрестанно ворчал что-то себе под нос; проводник шагал молча, уверенно выбирая путь.

— Может, вы объясните, куда мы идём? — не выдержал слуга, когда путники углубились в сестьеру Ольтрарно.

— Вообще-то, я должен вывести из Флоренции молодого человека, а не вас, — кивнув в сторону Франческо, огрызнулся проводник. — Если желаете — хоть сейчас поворачивайте назад. Мне-то что? Впрочем, осталось совсем чуть-чуть, а потом вы с юной госпожой можете катиться на все четыре стороны — так повелел монах.

Слуга побагровел, но ничего не ответил.

Через несколько минут проводник остановился и улыбнулся:

— Мы пришли.

Джакопо облегчённо выдохнул.

Франческо и Симонетта в последний раз посмотрели друг на друга, молодой человек осторожно сжал руку возлюбленной...

Вдруг проводник пронзительно свистнул. Дверь одного из домов распахнулась; на улицу выбежали с полдюжины мужчин, вооружённых кинжалами и дубинками.

— Бегите! — закричал Джакопо и упал — проводник всадил нож ему в живот.

Франческо схватился за кинжал, но пустить оружие в дело не успел. Удар дубинкой по голове — и молодой человек, лишившись чувств, как подкошенный упал к ногам бандитов.

Франческо не знал, сколько времени прошло, когда чей-то хриплый голос ворвался в его сознание и вернул к действительности.

— Проклятье! Он что же, сдох? Руки бы тебе отрезать, куриная башка! Сальванелли обещал, что позволит мне пытать мальчишку. А теперь как быть? С трупа шкуру сдирать? Только и умеешь черепа крошить, чёртов болван!

Юноша чуть приоткрыл глаза и разглядел ножку стола, а рядом с ней — пару тяжёлых дырявых башмаков.

В то же мгновение раздался торжествующий смех:

— Так-так! Мальчишка пришёл в себя! — Сильные руки схватили молодого человека за плечи. — Садись давай, молокосос!

Франческо поднял полный ненависти взгляд и увидел ухмыляющееся лицо недавнего проводника.

— Ах ты, тварь!.. — выругался он. — Пусти меня!

— А если не послушаюсь? — оскалился тот. — Что тогда сделаешь?

— Не знаешь, как во Флоренции поступают с предателями? Развяжи руки — и увидишь!

Раздался булькающий смех. Франческо с пылающим от гнева лицом повернулся в ту сторону, откуда он донёсся, и увидел толстого краснощёкого мужчину.

— Чёрт возьми, мне по душе этот мальчишка! — с блестящими от возбуждения глазами воскликнул незнакомец. — Такой не станет ползать в ногах и молить о пощаде! И не завизжит, словно девчонка, когда я стану резать его на куски...

— Мало ли на свете хвастунов? — фыркнул "проводник". — Разве мы не повидали "смельчаков", которые валились в обморок, когда им отрубали мизинчик?