Тайны Флоренции

И хотя свидетелей тех страшных событий становилось всё меньше, многие горожане до сих пор проклинали семейство Уберти...

Граф да Ромена встретил Скьятту всё той же улыбкой, ни на секунду не исчезавшей с его губ. Мужчина улыбнулся в ответ, а затем вместе со своими спутниками занял место за общим столом.

Началось пиршество.

Застучали кубки, раздался гул голосов, который становился тем громче, чем меньше вина оставалось в кувшинах.

Франческо, подражая слугам некоторых аристократов, встал позади Буондельмонте.

"Сколько тут всего... — думал он, глядя, как лакеи то и дело ставят перед гостями всё новые и новые блюда с кушаньями. — А ведь многие простолюдины мрут от голода..."

— Почему ты не пьёшь? — прервал печальные размышления юноши Буондельмонте, успевший уже порядком захмелеть. — Возьми-ка!

Франческо неохотно принял из рук молодого человека кубок, сделал первый осторожный глоток, затем ещё один, и ещё... Через минуту он уже позабыл о несчастной участи флорентийской бедноты, зато с наслаждением почувствовал, как по телу растекается тепло.

На другом конце стола прогремел такой взрыв хохота, что, казалось, задрожали решётки в крохотных окнах-бойницах. Франческо бросил быстрый взгляд по сторонам, желая выяснить, где находится источник столь безудержного веселья.

Внезапно он заметил среди гостей "нищего", которому во дворе отдавил ногу — читатели, полагаю, догадались, что загадочным незнакомцем был Джансимоне Ферранте. Тот сидел рядом с молодым человеком лет двадцати пяти, одетым подчёркнуто скромно, беспрестанно подливал ему вина и что-то шептал.

Франческо бесцеремонно ткнул Буондельмонте в плечо:

— Кто эти люди?

— А! — махнул рукой Буондельмонте. — Там сидит Оддо Арриги деи Фифанти. Чёртов Одериго! Клянусь телом Христовым, мой друг, это пьяница, каких ещё не видала Флоренция... А вот сосед его, который похож на уличного попрошайку... Пресвятая Дева, не могу узнать!

С этими словами молодой человек наполнил до краёв свой кубок и в несколько глотков осушил его.

Франческо вновь посмотрел на парочку, так привлекшую его внимание. С Одериго случилась перемена: теперь на смуглых щеках его темнел румянец, а глаза лихорадочно блестели и бросали вокруг полные ненависти взгляды.

Юноша поймал один из этих взглядов и вздрогнул: Одериго неотрывно смотрел на Буондельмонте.

Молодой аристократ ни о чём не догадывался и продолжал беззаботно веселиться.

Хотя винные пары всё больше ударяли Буондельмонте в голову, он ухитрялся сохранять некоторую трезвость ума. Почувствовав, что сотрапезники почти перестали осознавать происходящее, он незаметно выскользнул из-за стола и покинул залу — нужно было освежить тело и мысли.

Молодой человек вышел во двор и оказался в небольшом саду.

Землю уже окутал вечерний сумрак; вокруг стояла тишина, которая после шума, царившего на празднестве, казалась мёртвой.

Буондельмонте распахнул плащ. Откинул с глаз непослушные волосы и поднял лицо к небесам. Некоторое время он любовался причудливым рисунком из звёзд, чувствуя, как хмель покидает голову, а душу наполняет неизъяснимая радость.

Побродив по саду, молодой человек вернулся обратно в дом.

Тем временем Одериго, заметив, что Буондельмонте ушёл, сперва начал тревожно ерзать на скамье, затем поднялся и стал расхаживать по зале. Всеми силами он пытался напустить на себя гордый и независимый вид, однако ничего не мог поделать с собственными ногами, которые предательски заплетались при каждом шаге.

В этот миг в дверях появился Буондельмонте. Молодые люди столкнулись, и Фифанти пришлось схватиться за колонну, чтобы не упасть.

— Чёрт возьми! До чего вы неуклюжи, синьор Буодемо... Будель... — Язык не повиновался Одериго. — Буондельмонте!.. Пусть дьявол заберёт тех, кто придумал такие имена. Неужто у ваших предков росли на голове крошечные рожки?

Буондельмонте побледнел, но ответил спокойно:

— Кажется, Одериго, ты что-то увидел в своём кубке, пока пил вино. Наверное, воображение твоё чересчур разыгралось. Сядь и успокойся.

— Ещё чего!

— Возможно, я и скрестил бы с тобой мечи, но обижаться на речи пьяного — всё равно что злиться на выходки шута...

— Вот как?! — хрипло расхохотался Фифанти. — Вы слышали? Он назвал меня, Оддо Арриги деи Фифанти, шутом! Я не стерплю такого оскорбления!

Он грубо схватил Буондельмонте за руку.

Повисла тишина. Все с тревогой ждали, что будет дальше. Один из гостей рванулся было к врагам, чтобы их успокоить, но Скьятта дельи Уберти с кривой усмешкой положил ладонь ему на плечо:

— Погоди. Посмотрим, что будет.

Буондельмонте взглянул в глаза Фифанти — там не было ни капли опьянения. Тогда он сказал:

— Значит, теперь ты вспомнил своё имя? Так и веди себя, как подобает флорентийскому аристократу, а не как бродячий актёр.

Молодой человек сделал шаг к дверям.

— Я не закончил! — крикнул Одериго.

— Что ещё? — не оборачиваясь спросил Буондельмонте.

— Ты возомнил себя королём? Думаешь, можно говорить со мной, повернувшись спиной, точно со своим слугой? О да! Ты ведь из славного рода Буондельмонти — того самого, замки которого когда-то разрушили мои предки. Это твой прадед молил о пощаде и клялся переселиться во Флоренцию и во всём повиноваться "жалким горожанам", только бы ему сохранили жизнь. А сейчас ты, потомок труса...

Не дослушав, Буондельмонте развернулся и ударил Фифанти в лицо. Тот упал. Попробовал встать, но молодой человек пнул его в живот.

Вдруг за спиной Буондельмонте очутился Ферранте и обхватил его сзади за пояс. Одериго воспользовался этой нежданной помощью и, вскочив на ноги, взял со стола нож.

Нанести удар Фифанти не успел: Буондельмонте вырвался, бросился навстречу Одериго и выбил оружие у него из рук.

Противники вцепились друг в друга и стали кататься по полу. Несколько человек — и Ферранте среди них — бросились разнимать молодых людей.

Вдруг всё разом успокоилось: Буондельмонте схватил Одериго за горло, причём тот даже не пробовал сопротивляться. Увидев это, граф да Ромена кинулся к врагам и с силой, которой никто от него не ожидал, отбросил в разные стороны.

Фифанти громко застонал. Повернулся на бок — и все увидели, что из спины его торчит кинжал. По одежде молодого человека быстро расползалось кровавое пятно.

Буондельмонте поспешно схватился за ножны и почувствовал, что они пусты.

— Господи... — побледнел он. — Я ведь никого не убивал...

Побледнел и синьор Гвидо: праздник, начинавшийся так прекрасно, закончился трагедией, бросившей тень на его дом. Теперь горожане станут целыми днями судачить об этом событии — и всякий раз вспоминать имя графа да Ромена. Хороший подарок к именинам, ничего не скажешь!

Мужчина тихо промолвил:

— Нужно позвать подесту, чтобы он наказал виновных. Впрочем, вы сами всё видели и знаете, кто затеял ссору.

— Подеста подождёт, — возразил Скьятта дельи Уберти. — Сперва нужно позвать врача. Вдруг несчастный, раненый столь вероломно, ещё жив?

— Кого ты называешь "несчастным"?! — вскричал Сальвато.

— Одериго, разумеется! Коварный Буондельмонте напал на него, безоружного...

— "Безоружного"? Ты спятил, Скьятта! Все ведь видели, что Одериго бросился на Буондельмонте с ножом...

— ...с ножом, который схватил со стола, когда увидел, что у Буондельмонте есть кинжал. Так ведь всё было? — Уберти развёл руками. — На глазах наших свершилось низкое, вероломное убийство, и я расскажу обо всём подесте, когда тот станет задавать вопросы... А слово моё немало значит!

Сальвато метнул в сторону противника яростный взгляд. Многим показалось, что сейчас драка продолжится — только с новыми действующими лицами. Поэтому граф да Ромена поспешно выступил вперёд и кашлянул, напомнив, кто является хозяином дома.

— Буондельмонте, — обратился он к юноше, — может, и ты что-нибудь скажешь?

Тот пожал плечами:

— Понимаю, что слова мои покажутся глупостью, но... я не знаю, как мой кинжал очутился в спине у Одериго.

Скьятта делано расхохотался, однако его никто не поддержал. На лице Буондельмонте было написано такое неподдельное изумление, что гости вопреки доводам разума почувствовали: молодой человек говорит искренне.

В этот миг в залу вошёл доктор Андричелли — самый уважаемый лекарь во Флоренции. К услугам его прибегали все: и знать, и простые горожане. Любой оборванец без труда узнавал в толпе худощавую фигуру доктора, его седую голову и строгий взгляд серых глаз.

При появлении Андричелли всякий шум стих.

Доктор взмахнул руками и закричал:

— Вы сошли с ума! Почему раненый до сих пор лежит на полу? Он мог уже десять раз умереть — а вы стоите и грызётесь друг с другом!

Все засуетились. Двое молодых людей осторожно подняли безжизненное тело Одериго и перенесли в одну из комнат. Андричелли, пробурчав несколько слов по поводу бессердечности флорентийцев, последовал за ними.

Между тем Франческо ломал голову над вопросом: как мог Фифанти получить рану? Юноша прекрасно видел, что Буондельмонте не доставал кинжал из ножен, а уж когда они с Одериго стали кататься по полу, у него и вовсе не было времени обнажить клинок.

Внезапно взгляд Франческо упал на Ферранте — тот осторожно выбрался из толпы и выскользнул за дверь.

"Ведь он тоже участвовал в драке! — мелькнула в голове юноши мысль. — И схватил Буондельмонте за пояс..."

Франческо открыл было рот, чтобы во всеуслышание заявить о своих подозрениях, но тотчас остановил сам себя: кого он знал, кроме Буондельмонте? И кто бы поверил ему — незваному гостю, который дерзко обманул хозяев, пробрался на праздник с чужим приглашением? Нет, лучше уж не высовываться и помалкивать обо всём увиденном...

Наконец явился подеста — синьор Герардо Орланди, — сопровождаемый свитой из дюжины стражников, двух судей и четырёх нотариусов.

Он величественно прошествовал сквозь толпу прямо к Буондельмонте, остановился против него и сказал, что отведёт "убийцу" в замок епископа для дальнейшего разбирательства.

— Я готов быть свидетелем! — тотчас произнёс Скьятта.

— И я тоже! — звонко воскликнул подросток, который не отходил от него ни на шаг.

— Молчи, Фарината! — строго сказал Уберти. — Полагаю, и моего голоса окажется достаточно, чтобы посодействовать торжеству справедливости. — И тихо добавил: — Иначе кто-нибудь обязательно начнёт злословить: мол, мы сводим личные счёты с врагом.

Пока подеста искал других добровольцев, готовых рассказать о том, как всё было, в залу спустился доктор Андричелли и сообщил, что рана оказалась не столь уж страшной и при должном уходе Фифанти через несколько дней встанет на ноги.

Услышав эту новость, граф да Ромена вновь повеселел. Теперь не станут говорить, что под крышей его дома свершилось убийство! Да и о ссоре быстро позабудут все, кроме драчунов — уж они-то, конечно, надолго затаят друг на друга злобу. Ну и пусть!.. Пусть хоть всю Флоренцию зальют кровью — это их дело!

Что же до Уберти, он, напротив, стал мрачнее тучи.

Всё с тем же вызывающим видом мужчина зашагал вслед за Орланди и несколькими молодыми людьми, которые решили выступить в роли свидетелей, к резиденции подесты.

Другие гости тоже потянулись к выходу.

Вскоре в зале остался лишь граф да Ромена. Постояв немного в задумчивости, он кликнул слуг, и те принялись отмывать следы крови, багровевшие на полу.

Глава 5

СОВЕТ В ДОМЕ АМИДЕИ

На следующее утро Буондельмонте был отпущен на свободу. Хотя Уберти и пытался доказать его вину, остальные свидетели единодушно заявили, что ссору затеял Одериго.

Решение подесты привело в ярость Ламбертуччо, поскольку Одериго приходился двоюродным братом его жене. Во все концы города заспешили гонцы, которые созывали друзей и родичей Фифанти в дом семейства Амидеи.

Совет должен был состояться вечером, мы же пока перенесёмся в хорошо знакомую читателям комнату консула Альбицци.

Синьор Лука в этот час сидел за столом, подперев ладонью подбородок, и делал вид, будто разглядывает вино в кубке, на самом же деле неотрывно следил за Джансимоне — тот примостился на скамье и всем своим видом выражал страдание: волосы его были всклокочены, взор неподвижен, приоткрытые губы чуть заметно подрагивали.

Не без удовольствия консул думал, что неудача собьёт с молодого человека спесь.

— Ничего не понимаю! — воскликнул Джансимоне. — Никогда я не допускал такого промаха!

— Всё когда-нибудь случается впервые, — наставительно произнёс Альбицци.

— Казалось бы, от такой раны Фифанти должен был издохнуть. Так нет же — живёхонек! Просто чертовщина какая-то...

— Нужно было спросить у меня совета. Одериго живуч, словно кошка. Знай вы, сколько ран он уже получил за свою недолгую жизнь, никогда бы не стали использовать его для наших целей. Легче было убить Буондельмонте!

— Как же! Этот красавчик строит из себя рыцаря. Я уж испугался, что он даже на оскорбления Фифанти не ответит.

Консул махнул рукой:

— Только на первый взгляд Буондельмонте так спокоен. Если свести его лицом к лицу, скажем, с Моской Ламберти, он станет злее дикой собаки... Впрочем, что сделано — то сделано. Всё не так уж плохо: мы смогли посеять семена, из которых скоро взойдут ростки вражды. Уверен, рана Фифанти не сойдёт Буондельмонте с рук. У него много врагов, и все они захотят использовать ссору на празднике в своих целях.

— Кажется, его недолюбливает Скьятта дельи Уберти... — задумчиво пробормотал Ферранте.

— Просто ненавидит весь род Буондельмонти! — подтвердил консул.

— Почему?

— Это давняя история. Вражда зародилась ещё во времена войны Уберти против консулов. Тогда Буондельмонти вдруг выступили против своих союзников-аристократов и начали помогать консулату. Уберти сочли подобный поступок предательством, а уж когда не смогли победить, так и вовсе стали считать Буондельмонти главными своими врагами. Конечно, пока оба семейства лишь молча ненавидят друг друга, но, полагаю, Скьятта ждёт только повода, чтобы взяться за оружие.

— Так давайте подарим ему такой повод! — вскочил со стула Джансимоне.

— Спешка нам ни к чему, — успокаивающе поднял руку Альбицци. — Конечно, было бы неплохо стравить Скьятту и Буондельмонте, но для этого нужно подготовить почву. Вечером я пойду в дом Амидеи...

— Как?! — прервал его молодой человек. — Вы явитесь на совет?

— Почему бы и нет? Никто ведь не осмелится выставить за дверь одного из шести флорентийских консулов. Да и Ламбертуччо, когда выслушает мои мысли, станет считать меня лучшим своим другом...

С наступлением вечера Альбицци облачился в тёмно-красный плащ, надел на голову маленькую шапочку, взял в руки трость и, приняв сокрушённый вид, зашагал к дому Амидеи.

Дом этот располагался неподалёку от Старого моста и являл собой весьма мрачное сооружение: некое подобие средневековой крепости где-нибудь на равнинах Франции. Не хватало только рва вокруг, да блеска копий в руках стражников.

В сотне шагов от жилища Ламбертуччо стояла церковь Сан-Стефано. По выходным там часто собирались горожане из сестьеры Сан-Пьеро Скераджо. У самой же реки возвышалась громадная конная статуя Марса.