Тайны Флоренции

— Занятно... — пробормотал он. — Очень занятно... Впрочем, в письме этом нет ничего преступного. Мы ведь не знаем, что ответил синьор Чезаре на просьбу Салимбьени. Может, он отказал?

— Сейчас всё станет ясно, — ответил Орланди. — Взгляните, что я нашёл в одном из сундуков!

Он поставил перед собеседником ларец.

— Что это? — изогнул бровь Волоньяно.

— Ларец, как видите.

— И что в нём?

— Несомненно, какие-нибудь важные бумаги...

— Так давайте откроем его!

— Я желаю этого не меньше вашего.

Подеста подошёл к столу и некоторое время копался в одном из ящиков. Затем он вернулся к консулу, осторожно сжимая двумя пальцами крохотный металлический предмет.

— Отмычка! — не без гордости сказал подеста — и в несколько секунд взломал замок.

Откинув крышку ларца, он извлёк пергаментный свиток, пробежал взглядом и воскликнул:

— Да ведь это и впрямь завещание! Не ожидал я от синьора Чезаре такой предусмотрительности.

Волоньяно заглянул в ларец:

— Здесь лежит ещё одна бумага.

Развернув её, консул прочёл:

"Дорогой друг мой!

Я глубоко сожалею, что вынужден был покинуть Сиену в столь тяжёлое для вас время, но всем ведь известно, что поступил я так единственно ради благополучия своей дочери.

И может случиться, что по воле Господа поступок мой, который многим показался отступничеством, на деле принесёт одну лишь пользу. Ибо дочь моя познакомилась с молодым человеком, готовым ради неё пожертвовать всем на свете. Юноша этот отличается редкостной преданностью и отвагой. Я несколько раз беседовал с ним, и, как мне кажется, он проникся ко мне глубоким уважением и даже пообещал выполнить любую просьбу или приказание, какое только придёт мне в голову.

Посему я смею надеяться, что он не откажется выполнить моё поручение и отправится в самое ближайшее время в Сиену. Я перешлю вам половину своих наличных средств, чтобы вы смогли вступить в борьбу с нашими — я подчёркиваю это слово — общими врагами. Завтра я поговорю с упомянутым мной молодым человеком и, вне всякого сомнения, склоню его принять нашу сторону, а затем, едва завершив во Флоренции все свои дела, примчусь к вам на помощь. И тогда мы посмотрим, кто окажется повержен: мы или наши враги.

Глубоко преданный вам Чезаре Антоньоли. Первое мая тысяча двести шестнадцатого года".

— Ну и дела! — воскликнул подеста.

И два "мудрых мужа", обменявшись изумлёнными взглядами, погрузились в раздумья.

Глава 13

КРОВАВОЕ БЕЗУМИЕ

Вернёмся теперь немного назад, к тому времени, когда обитатели флорентийских монастырей отправлялись на полуночную молитву.

Город в этот час спал под небом, усыпанным звёздами, которые окружили своими огоньками тонкий серп месяца. Тёплый воздух полнился ароматами цветов. Ни один звук не нарушал тишины улиц. Даже светильники почти не горели, а ночной патруль куда-то сгинул, предоставив флорентийцам самим заботиться о собственной безопасности.

Словом, это было чудное время для песен о любви под аккомпанемент шелестящей на ветру листвы. Несчастные отцы, решившие оставить дочерей в одиночестве и покинувшие город в столь сладостные майские дни! Многие из них тысячу раз прокляли бы своё легкомыслие, услышав признания, которые шептали их дочери под сенью деревьев...

Зоркий наблюдатель, выглянув в окно, ничуть не удивился бы при виде двух мужчин, закутанных в плащи. Однако предположение, будто это — господин, возвращающийся со свидания, и его слуга, оказалось бы неверным. Путниками, на которых мы хотим обратить внимание читателей, были консул Альбицци и верный Пьетро.

Что заставило синьора Луку выйти на улицу в столь поздний час?

Поздним вечером Пьетро, разгуливая по городу и во все глаза разглядывая служанок, вдруг столкнулся нос к носу с каким-то нищим.

— Меня послал Сальванелли, — шепнул тот. — Он хочет увидеться с вашим господином.

Условившись о времени встречи, нищий и слуга разошлись в разные стороны.

Синьор Лука, узнав о том, что Сальванелли хочет поговорить, встревожился не на шутку. За ужином кусок не лез ему в горло, а рука мелко дрожала, когда он подносил к губам кубок с вином.

— И чего нужно этому душегубу? — каждую минуту спрашивал Альбицци у Пьетро.

Тот в ответ лишь пожимал плечами...

Едва Альбицци добрался до хорошо знакомого читателям тупика, где состоялась прежняя встреча консула с наёмным убийцей, дорогу ему преградила чья-то мощная фигура.

— Доброй ночи! — произнёс синьор Лука, узнав Сальванелли.

— "Доброй"? — переспросил бандит, и Альбицци невольно поёжился — столько злости прозвучало в этом слове.

— Что-то случилось?

— А я, по-вашему, явился сюда, чтобы просто потрепать языком?

— Неужели ты нашёл-таки мальчишку, который доставил нам столько хлопот? — с надеждой спросил синьор Лука.

— Да, мои люди нашли этого чёртового молокососа...

— Прекрасно!

— ...и я, как последний идиот, повелел не вспарывать ему брюхо, пока не покончу с одним маленьким дельцем. Но у этого гадёныша оказались друзья. Когда меня не было, они вырезали всех людей, которые охраняли чёртового ублюдка, и раскроили голову Барзини!

Сальванелли захохотал.

— Это же... это невозможно! — вскричал консул.

— "Невозможно"? — протянул бандит. Склонившись, он приблизил свои глаза к самому лицу консула. — А по-моему, всё очень просто. Я на минуту потерял осторожность, и кто-то воспользовался этим, чтобы нанести мне удар в спину. Не вы ли — предатель, синьор Лука?

— Твой разум помутился от горя, — пробормотал Альбицци и отодвинулся подальше от Сальванелли. Тот продолжал сверлить его взглядом.

— Возможно. Но это не помешает мне изрубить на куски ублюдка, из-за которого погиб Барзини.

— Клянусь, я здесь ни при чём!

Неподдельный ужас, читавшийся на лице консула, позабавил Сальванелли.

— Да не тряситесь вы так! — хохотнул бандит. — Я уже успел узнать, что нападением руководил Симоне да Волоньяно. Когда-нибудь я пущу ему кровь... А ещё этот чертов болван Барзини! — Мужчина в ярости затопал ногами. — Вздумалось поиздеваться над пленником в своём доме, а не в нашем тайном убежище! Да этому простофиле можно было бы смело становиться на четвереньки и блеять, как баран! Никто не нашёл бы отличий!

Сальванелли умолк. В тишине слышалось его гневное сопение.

— Значит, мальчишка всё ещё жив... — прошептал консул.

— Да. Но клянусь, через несколько дней я порежу его на куски! Или нет, кожу живьём сдеру — вот что я сделаю!

— Сначала узнайте, не спрятал ли он приказ....

— Ох, да прекратите уже дрожать от страха! Думаете, молокосос совсем выжил из ума? Бегает по городу с бумагой, которая погубила стольких людей?

— Значит, мальчишка уже отдал её подесте?

— Да нет у него никакого приказа! — фыркнул Сальванелли.

— Вы и вправду так считаете?

— Разумеется! — Бандит ухмыльнулся. — Может, оставить ублюдка в покое?

— Нет-нет! — затряс руками Альбицци. — Он должен умереть!

Сальванелли кивнул в ответ. Помолчав немного, медленно произнёс:

— Меня беспокоит посланец синьора Иоанна Колонна... Конечно, в последнее время он совсем не выходит из своего "тайного" убежища (мои люди давно узнали, где прячется этот молодчик), но именно такое поведение и кажется странным. Поручение господина выполнено — зачем же тогда оставаться в чужом городе?

— Ты боишься его? — презрительно выпятил нижнюю губу консул.

— "Боюсь"? Нет, конечно! Что за глупость взбрела вам в голову? Но поверьте мне, с мальчишкой нужно держать ухо востро. Я даже мог бы подумать, что это он приложил руку к убийству Барзини...

— Так и есть! — вскричал Альбицци.

— ...но сегодня молокосос весь день сидел в своём логове.

Синьор Лука прикусил губу, чтобы скрыть торжествующую улыбку.

— Ему и не нужно никуда выходить — Иоанн Колонна прислал во Флоренцию ещё одного человека.

— Проклятье! Почему вы раньше ничего не сказали?

— Ты же уверял, будто знаешь обо всём, что случается в городе. Я даже помыслить не мог, что новость эта окажется для тебя неожиданной...

С минуту слышалась только отборная ругань и проклятия, которые Сальванелли изрыгал на головы "римского молокососа", Иоанна Колонна, консула, а также своих людей, проворонивших появление в городе соратника Джансимоне.

Когда поток брани иссяк, Сальванелли произнёс:

— Нужно убить Ферранте сегодня же. У нас нет иного выхода.

— Я возьмусь за это дело! — поспешно сказал Альбицци. — У меня есть слуга, который каждую ночь видит во снах, как вспарывает брюхо римскому выскочке.

— Болван, — пожал плечами бандит. — Нужно бить в спину, а не в грудь! Пусть наносит удар из-за угла, если не хочет, чтобы его порезали на куски.

— Думаю, Пьетро не хуже тебя знает, как избавляться от неугодных мне людей, — поморщился консул.

— Что ж, удачи вам, — усмехнулся наёмный убийца. — Только не удивляйтесь, если получите в подарок голову вашего слуги.

Альбицци вскрикнул, прикрыл глаза и несколько раз перекрестился — а когда вновь посмотрел перед собой, Сальванелли уже исчез.

Консул при виде такой ловкости восхищённо ахнул и прошептал:

— Вот дьявол... — а затем отправился в обратный путь...

Вернувшись домой, Альбицци быстро набросал план действий. При первом же появлении Джансимоне мужчина должен был под каким-нибудь предлогом задержать компаньона у себя до наступления темноты. Молодой человек, — пусть он и умел запутывать следы, словно заяц, — направляясь к своему убежищу, должен был достичь угла улицы, где жил консул, а там жертву уже поджидал бы Пьетро с кинжалом в руках...

Судьба, казалось, благоволила Альбицци. С первыми лучами солнца к нему пожаловал Ферранте. Юноша был необычайно весел, широко улыбался, подшучивал над Пьетро — давно консул не видел его таким.

Синьор Лука встретил гостя на редкость радушно.

— Ну и дела! — воскликнул Джансимоне. — Неужто вы счастливы видеть меня?

— Кхе! — смущённо опустил взор Альбицци. — Наши встречи в последние дни совсем прекратились. Я подумал даже, что вы уехали, не попрощавшись со своим верным компаньоном.

— Я, быть может, и покинул бы Флоренцию сегодня, — сказал Ферранте, — если бы не одна новость... Очень печальная, должен сказать... Вы ведь знаете, что случилось прошлым вечером?

— Нет, — с простодушной улыбкой ответил Альбицци, который решил, что сейчас услышит о гибели Барзини, и заранее приготовился издать горестный вопль.

Однако последующие слова молодого человека поразили синьора Луку, словно гром средь ясного неба.

— Вчера вечером арестовали мальчишку-ювелира — того самого, что завладел вашим приказом... — тихо произнёс Джансимоне.

— И что же? Прошу вас, не молчите! Скажите, что было потом!

— Сплетники поговаривают, будто бумага с вашей подписью уже лежит на столе у подесты.

Альбицци рухнул в кресло, без сил откинулся на спинку и принялся лихорадочно утирать лицо, на котором выступили крупные капли пота. Тело его била мелкая дрожь.

— Где вы услышали эту новость?

— На Старом рынке. Служанка синьоры Донати говорила подругам, что, мол, подеста велел взять под стражу синьорину Симонетту Антоньоли и её любовника — прекрасно известного вам юношу. При этом, трещала она, у мальчишки был найден документ, который бросал тень на вас, синьор Лука. "Теперь жирному консулу свернут шею!" — так, кажется, кричала девчонка.

— Вот мерзавка!

— Не спорю. Однако в подружках у неё ходят чуть ли не все служанки Флоренции, а в поклонниках — добрая половина лакеев, поэтому, боюсь, вскоре о вашем несчастье заговорят в каждом доме...

— Проклятье! — проскулил консул. — Что же мне делать?

— Не знаю.

Консул глубоко задумался. Морщины на челе мужчины становились всё глубже, на губах выступила кровь — Альбицци прокусил их в припадке ярости.

Вдруг он вскочил с кресла и быстро проговорил:

— Нужно немедля встретиться с подестой! Вдруг он ещё не успел прочесть бумагу? Тогда я, быть может, сумею спастись...

Альбицци набросил на плечи пунцовый плащ с островерхим капюшоном, схватил трость и, в один миг сбежав по лестнице, помчался к епископскому дворцу, где в те времена жил подеста.

Ферранте остался в одиночестве.

Несколько минут молодой человек внимательно осматривал комнату. На миг в голове его мелькнула шальная мысль: не исследовать ли бумаги консула, пока того нет дома? Но Джансимоне тотчас отбросил эту идею — слишком уж бесчестным казался подобный поступок. Да и кто знает: вдруг чьи-нибудь глаза следят за происходящим из тайного убежища? Вдруг один из слуг Альбицци прильнул к отверстию в стене и наблюдает за гостем, чтобы после доложить обо всём господину?

Едва подумав об этом, Ферранте напустил на себя скучающий вид, громко зевнул и, усевшись в кресло, стал дожидаться возвращения консула.

Синьор Лука между тем мчался ко дворцу епископа с такой быстротой, словно вместо сапог ноги его были обуты в крылатые сандалии. Мужчине чудилось, будто взоры прохожих устремлены лишь на него, а на лицах зевак написано глубокое презрение.

Достигнув резиденции подесты, Альбицци попробовал незаметно проникнуть в покои Орланди, однако путь ему преградили двое стражников. Дерзко глядя на консула, они сказали, что не видели синьора Герардо уже двое суток.

Недоверчиво покачав головой, консул улыбнулся — и зазвенел монетами. Звук этот не растопил ледяных сердец служителей правосудия, и ему пришлось уйти восвояси.

На полпути домой Альбицци внезапно осенила новая догадка. Конечно же, Орланди должен сейчас допрашивать мальчишку!

Это вернуло мужчине бодрость духа, и он с новыми силами ринулся на поиски подесты.

Ворвавшись в тюрьму, синьор Лука столкнулся с толстым, лысым человечком — самим комендантом. Туловище мужчины было похоже на бочонок, и, заметим, люди знающие утверждали, что бочонок этот до краёв наполнен вином.

— Синьор Козимо! — обратился к коменданту Альбицци. — Скажите, где я могу найти синьора Герардо!

Толстяк надул щёки, выпятил грудь и важно изрёк:

— Синьор Герардо сейчас занят делом необычайной важности. От него зависит судьба всей коммуны Флоренции.

— И что же это за дело? — осторожно спросил консул.

— Не могу знать....

Альбицци зазвенел волшебным кошельком. Комендант покосился на него, пожевал губами и огорчённо крякнул:

— Если бы и знал, не посмел бы сказать! Простите, синьор Лука... Но знаете, никогда я не видел синьора Герардо в таком беспокойстве...

— В самом деле?

— Да.

Альбицци почувствовал, как горло сжал тяжёлый комок. Едва волоча ноги, он поплёлся домой.

Войдя в свою комнату, мужчина повалился на кровать. В голове его беспорядочно сменялись мысли — мрачные и страшные, — а в ушах звенел голос глашатая, рождённый воспалённым мозгом: "За свершённые преступления, многочисленные и тяжкие, консул Лука Альбицци приговаривается к закапыванию в землю живьём!"

Так прошло несколько часов. Альбицци бился в ознобе, воображение рисовало ему одну жуткую картину за другой.