Тайны Флоренции

Из плена этих кошмаров синьора Луку вырвал Пьетро, который, войдя в комнату с большим подносом в руках, тихо произнёс:

— Вам нужно взбодриться, мой господин. Выпейте, ради Господа, лекарство, которое я приготовил.

Слуга взял с подноса кувшин и наполнил кружку каким-то зеленоватым зельем. Протянул напиток консулу. Тот, словно маленький ребёнок, сделал маленький осторожный глоток — и осушил кружку до дна.

В следующее мгновение мужчина почувствовал, как силы возвращаются к нему, и благодарно улыбнулся. Слуга, покраснев от удовольствия, ответил почтительным поклоном.

— Куда делся Ферранте? — спросил Альбицци.

— Ушёл незадолго до вашего возвращения. Сиял, будто серебряный флорин на солнце... Тварь... Так и хотел перерезать кинжалом его глотку!

— Он ничего не сказал?

— Обещал вернуться вечером, чтобы узнать, как прошла ваша встреча с подестой. Вот ведь мерзавец!

— Ничего, — махнул рукой консул. — Пусть повеселится напоследок. Скоро его гнилой язык умолкнет навсегда.

— Вы решили убить Ферранте? — Глаза Пьетро заблестели от радости. — Наконец-то!

— Да, — ответил синьор Лука, — пришло время покончить с мальчишкой. Во-первых, он стал бесполезен; во-вторых, знает слишком много тайн, чтобы позволить увезти их в Рим... Ну и в-третьих — а это главное! — он мне чертовски надоел. Не могу дальше видеть его нахальную рожу и дерзкие ухмылки, слышать бесконечные издевки и глупые шуточки...

— Я тоже!

— Ко всему прочему, у Ферранте появился соратник...

— О да, теперь он стал вдвойне опасен!

— Решено. Сегодня мальчишка умрёт — и точка! Ты убьёшь его, Пьетро.

— С радостью, господин! — воскликнул слуга и поклонился консулу едва ли не до самой земли. — Я возненавидел Ферранте с первого взгляда! С первых же слов, которые он произнёс! Голова негодяя — вот лучшая награда для меня!

— Нет, — возразил Альбицци. — Ты заслуживаешь большего. Возьми себе перстень, который столько лет служил нашим условным знаком, и делай с ним, что хочешь.

— Это слишком дорогой подарок для меня...

— Не спорь!.. И, ради Бога, будь осторожен! Мальчишка много лет вертелся возле Иоанна Колонна и мог научиться у него любым низостям.

Вдруг лицо Пьетро исказила гримаса ненависти — слуга увидел в окно идущего к дому Джансимоне Ферранте.

— Что, явился? — спросил консул. — Веди ублюдка сюда. Я хочу ещё немного поболтать с ним — нужно всё же признать, что с приездом мальчишки во Флоренцию моя жизнь стала гораздо увлекательнее, и я благодарен ему за это.

Пьетро нахмурился, но приказание господина выполнил беспрекословно.

Вскоре дверь распахнулась, и на пороге показался Джансимоне. Увидев улыбку на губах Альбицци, молодой человек в изумлении выгнул бровь: он-то полагал, что мужчина будет лежать, словно мешок с соломой, и подвывать от страха.

Впрочем, удивление молодого человека быстро прошло, и он воскликнул:

— Ого! Похоже, слух, который так стремительно пронёсся по городу, оказался лживым! Какое счастье! По правде сказать, я успел привыкнуть к вам, синьор Лука, и зрелище вашей казни не доставило бы мне удовольствия.

— Вам, как я погляжу, нравится так мрачно шутить, — с кислой миной ответил Альбицци. — Пока мне не довелось поговорить с подестой, но доказательства, которые я приведу в своё оправдание, едва встречусь с ним, окажутся такими весомыми, что синьор Герардо не сможет ничего возразить.

— Доводы эти, полагаю, позванивают в вашем кошельке? — хитро улыбнулся Ферранте.

— О, это лишь один из аргументов — самый слабый! Неужто я, по-вашему, столь глуп? — Глаза консула странно заблестели. — Впрочем, не тревожьтесь за меня...

Джансимоне, почувствовав, как изменилось поведение собеседника, невольно напрягся. Альбицци пристально посмотрел на него и сказал с кривой усмешкой:

— Подумайте лучше о себе. Я ведь знаю, что душа ваша не столь уж холодна, как могло бы показаться на первый взгляд, и в глубинах её пылает такой огонь страсти, что никто не в силах его потушить.

— Не понимаю, о чём вы, — пожал плечами юноша.

— В самом деле? Что ж, сейчас объясню... Как-то раз вы повстречали девушку. Где же это было? Ах, вспомнил, возле Дуомо! Красота незнакомки поразила вас, но вдруг оказалось, что возлюбленная ваша неравнодушна к ученику ювелира Фелицци — тому мальчишке, который доставил нам столько хлопот. Долго вы ходили под стенами её дома и пожирали взглядом окно спальни, пока не поняли, что она никогда не свяжет судьбу с убийцей, руки которого до самых плеч испачканы в крови. Тогда вы решили сокрыть любовь на самом дне своего сердца в надежде, что она задохнётся там.

Помолчав немного, Альбицци продолжил:

— И вот, несколько дней назад вы вдруг узнали, что возлюбленной вашей грозит смертельная опасность, и решили предать меня и Сальванелли. Помогли Симоне да Волоньяно отыскать убежище наёмных убийц, расправиться с Барзини... Ведь так всё было? Верно? Я понял это несколько минут назад, пока ждал вас.

Молодой человек ничего не отвечал — только сжимал и разжимал кулаки.

— Что же вы молчите? Неужели я и впрямь попал в самую точку?

— Допустим, вы правы, — прохрипел Ферранте. — Что дальше?

— Ничего... — пожал плечами Альбицци. — Вы ничего не сможете изменить... Сальванелли разозлён не шутку — значит, никто его не остановит. И он поклялся убить не только мальчишку-ювелира, но и его возлюбленную.

— Что вы сказали?!

— Скоро тело красотки послужит утехой Сальванелли и другим бандитам. Потом труп её найдут где-нибудь на берегу Арно, и смерть эта послужит хорошим уроком чересчур дерзким молодым людям, которые вообразили, будто могут тягаться с теми, кто сильнее и могущественнее их...

Внезапно Ферранте бросился к консулу и схватил его за горло.

— Я убью вас! — закричал он.

— Пустите... меня... — выдавил Альбицци.

— Ах, пустить?! Сначала я сверну вам шею!

Трудно сказать, привёл бы Джансимоне в исполнение свою угрозу или нет, но вдруг послышался громкий стук в дверь. Ферранте выпустил консула, и тот без сил откинулся на спинку кресла.

— Войдите! — просипел он.

На пороге появился слуга с подносом в руках. Он, конечно, заметил и багровые пятна на шее господина, и растрёпанный вид Ферранте, однако задавать лишних вопросов не стал и покинул комнату с таким невозмутимым выражением лица, словно не случилось ничего необычного.

Немного придя в себя, консул проворчал:

Проклятье! Вы — сущий зверь! Задушить меня могли — и даже не подумали, что я просто пошутил.

— Ах, так это была лишь шутка?! Я чуть с ума не сошёл от ваших слов!

— Простите, — виновато опустил взор консул. — Но ведь и у меня был сегодня тяжёлый день, помните? Я же не стал размахивать кулаками, когда вы изволили изощряться в остроумии... Давайте вновь станем друзьями, как в те славные дни, когда мы только познакомились!

Мужчина с улыбкой протянул юноше руку. Ферранте немного помешкал, но всё же пожал её, а затем произнёс:

— И вы простите меня за грубость. Ей-богу, не знаю, что за бес овладел моим разумом... Должно быть, мне нужно немного отдохнуть... До свидания, синьор Лука!

Поклонившись, Джансимоне направился к двери.

— До встречи, дорогой компаньон! — пропел Альбицци — и вонзил ненавидящий взор в его спину.

Спускаясь по лестнице, Джансимоне раздумывал над странным обстоятельством, которое бросилось ему в глаза: на шум борьбы отчего-то не явился Пьетро. А ведь прежде, стоило консулу, скажем, уронить кружку или даже просто возвысить голос, слуга немедленно врывался в комнату.

— Смотри в оба... — прошептал Ферранте и любовно погладил рукоять кинжала.

Выйдя из дома, Джансимоне немного постоял, чтобы привыкнуть к растекшейся по небу ночной мгле, и лишь потом медленно, осторожно зашагал по улице. Взор его не останавливался ни на мгновение — юноша старательно высматривал, не затаился ли кто-нибудь под стенами зданий.

Обычно молодой человек, покидая жилище Альбицци, доходил до перекрёстка улиц Корсо и Проконсоло, откуда следовал к церкви Бадиа, сворачивал в узенькие переулки, сплетавшиеся в замысловатый лабиринт, и спускался к реке. Там, у самого Арно, прижимаясь одним боком к городской стене, и стояла неприметная лачуга — его тайное убежище.

Однако на этот раз юноша решил изменить привычке и, не доходя нескольких шагов до улицы Корсо, быстро юркнул в крошечный переулок.

Сделав несколько шагов, Ферранте осторожно обернулся... и заметил, что по пятам за ним следует мужчина в длинном плаще, с надвинутым до самых глаз капюшоном.

— Вот, стало быть, какова ваша дружба, дорогой компаньон, — процедил сквозь зубы молодой человек.

Резко ускорив шаг, он в мгновение ока достиг перекрёстка и свернул за угол. Сжал рукоять кинжала и стал ждать.

Преследователь, казалось, не заметил уловки "жертвы" — он продолжал преспокойно идти вперёд. Достигнув угла дома, за которым притаился Джансимоне, отважно шагнул вперёд... Юноша напрягся, словно тигр, готовый к прыжку, однако незнакомец, даже не взглянув на него, прошёл мимо.

Джансимоне едва сдержал нервный смех — страхи его оказались плодом больного воображения.

Внезапно взор юноши уловил серую тень, метнувшуюся к нему. Ферранте отскочил далеко в сторону, однако было слишком поздно — из глубокой раны на плече хлынула кровь. Убийца вновь бросился на него — и упал, сражённый кинжалом молодого человека.

Некоторое время Джансимоне, чудом избежавший гибели, глядел на тело врага, корчащееся в предсмертных судорогах. Левой рукой юноша машинально зажимал рану. Кровь продолжала струиться густым потоком, однако он этого не замечал.

— Чёртов ублюдок... — прошипел убийца. — Думаешь, победил? Нет, скоро ты сам захлебнёшься в собственной крови...

Голос показался молодому человеку знакомым.

— Пьетро? — спросил он.

Слуга синьора Альбицци не ответил — он был мёртв.

Всю ночь синьор Лука не мог уснуть. Он ждал, когда же в комнату войдёт торжествующий Пьетро и принесёт голову поверженного Джансимоне, однако минуты стремительно утекали в небытие, а слуга всё не появлялся, и это заставляло консула нервно ёрзать в постели.

Наконец Альбицци не выдержал. Покинув ложе, он уселся в любимое кресло и, зябко кутаясь в тёплый халат, стал прислушиваться к тому, что происходит в доме. При каждом звуке мужчина вздрагивал.

Понемногу синьором Лукой овладела нервная дрожь. Как ни силился он успокоиться, как ни пытался взять себя в руки, ничто не помогало — тело консула продолжало биться в ознобе.

Альбицци даже не заметил, что небеса за окном начали светлеть. И едва первые лучи солнца скользнули в комнату, кто-то изо всех сил забарабанил в дверь.

Консул подскочил на своём сиденье, топнул ногой и взревел:

— Кто, чёрт возьми, тревожит меня в такой ранний час?!

— Господин! — раздался в ответ испуганный голос. — Откройте скорее дверь!

Синьор Лука изрыгнул несколько проклятий, но всё же встал с кресла и впустил слугу. Тот трясся от страха и старался не глядеть на господина. В руках он держал какой-то странный предмет, завёрнутый в старый плащ.

— Что это? — прохрипел консул.

Слуга разинул рот, но не сумел вымолвить ни слова. Тогда Альбицци выхватил свёрток из его рук и принялся рассматривать.

Плащ был покрыт тёмно-красными пятнами, от которых исходил такой тошнотворный и в то же время прекрасно знакомый мужчине запах, что сердце синьора Луки бешено заколотилось в груди.

Развернув плащ, Альбицци ошалело уставился на открывшееся его взору зрелище: посреди багрового пятна, похожего на диковинный цветок, лежали окровавленный кинжал и перстень — тот самый, что несколько часов назад консул пообещал Пьетро в награду за убийство Джансимоне Ферранте.

Синьор Лука всё понял. Взял кинжал, поднёс к лицу и некоторое время глядел на него. А затем... расхохотался.

Щёки консула порозовели, на шее проступили багровые пятна, из глаз полились слёзы, но он всё хохотал и хохотал, запрокинув голову и устремив взор в голубые небеса, с которых в лицо ему били ослепительные солнечные лучи.

Вдруг смех оборвался. Взгляд консула вновь устремился на оружие.

Зарычав, точно дикий зверь, Альбицци швырнул кинжал в любимое своё зеркало, висевшее как раз против него. Клинок оставил на блестящей поверхности глубокий след. На этом консул не успокоился: сорвал зеркало со стены и начал бить по нему стулом, топтать ногами...

На шум и яростные крики сбежались слуги. Один из них попробовал схватить мужчину за руку. Альбицци ловко извернулся, взял со стола кувшин и швырнул в голову несчастному лакею. Тот упал, зажимая рану на голове, откуда сочилась кровь.

Издав ликующий возглас, точно охотник, метким ударом поразивший дичь, синьор Лука вновь взялся крушить и ломать всё, что попадалось на глаза. Слуги больше не пытались остановить Альбицци: сгрудились в углу, словно стадо овец, и с ужасом наблюдали, как дорогие вещи, которые с таким трудом купил их господин и которыми он так гордился, превращаются в кучи осколков и обломков.

Наконец Альбицци решил, что делать в комнате больше нечего, и бросился в коридор. В руках он сжимал тяжёлый подсвечник, который, несомненно, полетел бы в любого, кто осмелился бы встать у консула на пути.

Однако едва синьор Лука очутился на верхней ступени лестницы, всё вокруг поплыло и поблекло. Он отчаянно замахал руками, но кроваво-красные точки, возникшие вдруг перед глазами, разрастались с каждым мгновением, превращались в багровые круги, соединялись друг с другом, застилая взор...

Грудь Альбицци словно разорвали на части, в голову вонзили тысячи иголок, и мужчина покатился вниз по лестнице.

Напрасно перепуганные до смерти слуги старались привести в чувство своего господина. Лишь слабое дыхание говорило о том, что синьор Лука ещё жив...

Консул вздрогнул, подскочил на кровати и принялся озираться по сторонам. В глазах продолжали плясать красные пятна, но мужчина не замечал их. С изумлением всматривался он в людские лица — и не мог узнать ни одного...

— Кто вы? — заплетающимся языком спросил синьор Лука.

Один из незнакомцев подошёл к кровати и с лёгкой улыбкой произнёс:

— Я — доктор Андричелли. Я хочу вам помочь...

Консул безучастно кивнул в ответ и закрыл глаза. Он был безумен...

Глава 14

ПРИГОВОР

Мы оставили Франческо и Симонетту в тот миг, когда стражники повели их в городскую тюрьму.

Всю дорогу молодому человеку приходилось терпеть тычки и пинки своих спутников, однако он вмиг позабыл об их грубости, едва увидел, что стражники, сопровождавшие Симонетту, свернули, так и не достигнув тюрьмы, в другой переулок.

— Что это значит? — спросил юноша.

Ответом ему послужил дружный гогот:

— Рот заткни! Так подеста приказал! Понял, сопляк?!

Франческо неохотно повиновался. Оставшуюся часть пути он проделал молча, погрузившись в тревожные мысли.

Похоже, вид молодого человека был в высшей степени покорным, поскольку комендант тюрьмы — уже знакомый нам толстячок, — поглядев на него, воскликнул: