— Что она делает здесь? Танец только для достойных.
Все равно. Их мысли и чувства не имеют значения. Есть только я и невероятная музыка, ведущая вперед.
Музыкант ловит мой взгляд.
— Кто ты?
— Я это я.
— Тебе здесь не место. Уходи!
— Нет! Ты такой же, как они: глядящий, но не видящей истины. Пусти меня! — со злостью, с отчаянием: до финиша два шага, я должна дойти.
— Почему ты здесь?
— Музыка.
Менестрель отступает, позволяет пройти. Получилось! Был дан правильный ответ.
Еще два-три шага — я врываюсь в строй. Не знаю, кто есть кто. Лица расплываются, а вот эмоции нет. Я впитываю их: недоумение, зависть, безразличие... так естественно, будто делала это всю жизнь. И танцую.
Это не обычные па, повторяющиеся из танца в танец. Я соединилась с музыкой. Она звала меня. Я стала рабой звуков, а остальные — люди-тени — уже моими слугами. Счастье захлестывало, придавало нечеловеческих сил. Переходы, прыжки, волны...
В какой-то момент я закрыла глаза, остановилась и подняла руки над головой. В небо взлетели яркие огоньки — последний аккорд танца.
Выбор есть всегда!
5. Цветень — последний весенний месяц.
6. Духи — в данном случае используется как ругательство.
7. Цер — один из основателей Киринеи, известный тем, что мог делать три дела одновременно.
8. Демон — еще одно ругательство.
9. Массандра — смесь вальса с кадрилью.
10. Каравелла — медленный танец с одним партнером, в котором встречаются элементы сальсы, танго и фокстрота.
Глава 2
— У тебя нет выбора, красавица.
— Простите.
— Ты пришла, что бы задать вопрос, красавица, я жду...
Со времени вечеринки у Стефалей прошло пять дней. Тогда я стала королевой последнего весеннего бала, одним танцем вернула все потерянные ранее позиции. Теперь ежедневно меня приглашали на пикники, прогулки на лошадях, охоту. Я и раньше особо не скучала, но в эти дни меня буквально преследовали.
Еще недавно я бы с головой ушла в эту жизнь: флиртовала б с герцогами и графами, подкалывала соперниц, особо усердствовала в отношении Катрин. Хотя Катрин я и так не забыла отомстить. Воспользовалась ее собственным оружием — сплетней. И нашептала несколько слов ее брату. Этот прием, конечно, немного не в моем вкусе, но Олин после бала ходил за мной по пятам. Грех не воспользоваться случаем.
Но все же что-то изменилось. Нет, мир остался прежним: все та же зеленая трава, несмолкаемые пикировки с сестрой, озабоченная только положением рода, мать. Но меня преследовали вопросы, в голове рождались странные мысли. Джензбург... Да, он больше всех интересовал меня. За прошедшие пять дней я видела его всего однажды. Безукоризненно вежливый, он приехал в наш замок. Помню беготню слуг, старавшихся предугадать все его капризы, крик Кресты, обнаружившей пятно на любимом платье, льстивые приветствия матери... А потом я смотрела на Карла и ощущала невероятный стыд за родных, за саму себя. Простой разговор:
— Счастлив видеть вас. Как поживаете? Вы прелестно выглядите, чего, наверное, не скажешь про меня: дни разлуки с вами были не выносимы.
— Ну что вы сир...
— Карл, позвольте представить...
— Для вас просто Креста...
Казался пыткой. Я не могла отделаться от ощущения, что среди пятерых участников беседы (отец, мать, Креста, Джензбург и я) только Карл — истинный дворянин. Бред! Но какой навязчивый.
Потом была верховая езда для жениха и невесты, как я ни упрашивала мать перенести ее на потом, помня последствия "невинной" прогулки по саду. Отказ, как же иначе. А вдруг великий Джензбург разорвет помолвку.
— Ты будешь делать все, что он скажет, предугадывать невысказанные желания. Запомнила?
В итоге я ожидала самого худшего, а Карл(!) извинялся!
Мы вновь перешли на "ты". Обсудили, как нам повезло, что судьба связала "красотку" Элен Мирра и "загадочного" Карла Джензбурга.
Я тихо кивала в ответ, пораженная его словами.
Поцелуи, смех, улыбки краешком губ — меня переполнял восторг.
Карл уехал к вечеру.
— Я не прощаюсь, — в духе старых пьес сказал он.
— До встречи, до скорой встречи, дорогой, — я смотрела ему вслед и спрашивала себя: каков Карл на самом деле, когда он предстал передо мной в маске, а когда открыл свое настоящие "я"?
А может, оба лика лживы?
Наступила ночь, но не принесла успокоения. Как раз наоборот. Восторг от прогулки с женихом начал проходить. Я возрождала в памяти каждую подробность: разговор, природу вокруг нас, одежду, жесты, но не могла понять свои чувства, которые еще недавно бушевали во мне. Они казались наваждением.
А ведь я едва искренне не призналась ему в любви.
Я теряла последние нити, связывающие меня с реальностью.
Только одно оставалось бесспорным: Карл Джензбург — необычная личность. Но хочу ли я его понять, провести всю жизнь рядом?
Что-то сомнительно! Но, почему тогда в его присутствии я думаю иначе, почему я чувствую себя такой счастливой, какой никогда раньше не была?
Вопросы...
В конце концов, они мне безумно надоели. Ведь, из-за отсутствия слушателей (не родителей же спрашивать: они безмерно счастливы, что мне уготована такая блестящая партия, да и брат говорит тоже самое), их приходилось задавать себе самой. Я и не выдержала, напросилась вместе с девчонками к гадалке.
Тот обряд, который я пыталась провести несколько дней назад, ничего не дал (да я на это и не рассчитывала), не спрашивайте, зачем я его проводила: сама не знаю. А предсказательница, возможно, сможет ответить на мои вопросы. Возможно... Как же я на это надеюсь!
— Катрин, можно тебя на минутку? — я подошла к девушке во время одного из пикников. Она в ответ на мой вопрос, высоко подняла брови, но не отказалась от разговора тет-а-тет.
Джефри и Михель, с которыми до этого болтала Катрин, были слегка обескуражены, но я только улыбнулась, добавив:
— Девичьи секреты, — и прижала палец к губам, в знак, что сие великая тайна.
Катрин тоже быстро надела маску таинственности на лицо, не забыв добавить:
— Я скоро вернусь, не скучайте без меня.
Решив не искушать судьбы, я промолчала, хотя безумно хотелось позлить Катрин, сообщив приглушенным до шепота голосом:
— Я тоже...
Впрочем, мои усилия пропали даром. Катрин даже не стала играть в приветливость, начав разговор с шипения. Толи она все еще злилась на мою победу на балу (в прошлом году, между прочим, я тоже стала королевой), толи ей досталось от Олина. Я ведь под большим секретом сообщила ему, что Катрин собирается сбежать вместе с Джианом и тайно выйти за него замуж. Брата Катрин легко обмануть.
— Ну, и в чем дело? — резко оборвала мои мысли Катрин.
— Помнится, ты говорила, что вы собираетесь к гадалке.
— Ты... — девушка резко замолчала, раздумывая о чем-то, — мы все еще собираемся к ней.
— Когда именно? Ты предлагала мне пойти с вами. Я, в общем-то, не против, — разыграла я легкое безразличие, хотя на самом деле сгорала от любопытства и желания попасть к ней.
— Думаешь, предложение еще в силе? После того, что ты сказала Олину?
Интересно, она знает точно, что это я "проговорилась", или только делает вид? Да, ладно, какая разница!
— Ты обиделась на мою маленькую шутку? Она же совершенно безобидна, — Катрин едва не заскрежетала зубами. Да, хорошо ей досталось. Я даже не думала, что Олин воспримет это всерьез, — я быстро скрыла маску беззаботности и немного посерьезнела, — но настоящие тайны я никогда не выдаю.
— Допустим, — Катрин слегка прищурилась и сменила аргументы, — но ты ведь говорила, что знаешь, кто твой суженый. Вы уже даже обручились.
— Катрин, не уподобляйся Клоди. Неужели меня может волновать только брак? Не ты ли на прошлой неделе перечисляла Тирину другие варианты?
— А ты подслушивала за дверью? — в голосе у Катрин мелькнуло любопытство, как будто она и в самом деле хотела услышать мой ответ, но в душе, я была в этом уверена, "подруга" мечтала меня убить.
— Нет, что ты. Просто мы много общаемся с братом. У нас нет секретов друг от друга.
— О нашем визите к Ундине ты тоже сообщишь?
— Возможно, ты ведь так и не сказала, когда вы к ней собираетесь, но я не думаю, что это его заинтересует.
Катрин молчала, затем бросила на меня взгляд из-под прищуренных ресниц.
— Сегодня. В половину первого ночи. Если ты опоздаешь, мы не будем тебя ждать, — девушка махнула мне рукой и подошла к кавалерам, которые в разрез ее словам, действительно начинали скучать.
"Снова подойти к ним?" — я медленно облизала губы, раздумывая.
— Не стоит этого делать, почему бы тебе не вернуться в замок, да и ночью... — внутренний голос начал затихать, но я все равно сделала несколько шагов к дому, а потом резко остановилась: это не был внутренний голос. Что же это было?
До конца дня почти нечего необычного не произошло, (и, если бы не это "почти", я бы не пошла к Ундине: побег из замка может дорого стоить) но лицо Джензбурга, как будто, преследовало меня. Я видела его везде, и к вечеру, меня уже, то и дело, начинала бить дрожь, в преддверии нового видения.
Нужно было идти.
Гадалка могла если и не решить полностью мою проблему, то хотя бы сказать что-то, что натолкнуло бы на мысль. Все предыдущие клиенты уверяли: "Она мастер!" Один из плюсов — полная анонимность. Ундина приглашала людей по очереди. Никакие восклицания: "Мы лучшие подруги, у нас нет секретов друг от друга" ничего не меняли. А это означало, что мои тайны, так и останутся тайнами.
— Сеньор, вы меня вызывали? — массивная деревянная дверь распахнулась. На пороге появился невысокий человек в поношенной одежде
— Да, слушай внимательно. Сегодня ты кое-что должен сделать для меня...
Разговор был не долог. Вскоре дверь вновь отворилась. По длинному коридору, со стен которого смотрели, похожие одно на другое, лица, шел человек. На его лице было безразличие. Работа, которую давал ему сеньор, уже давно стала рутиной.
Аристократ стоял возле окна, в том же месте, где его оставил слуга. Темнота вокруг скрывала черты его лица, многочисленные морщины, которыми был усеян лоб и подбородок. Был виден только блеск в глазах и решимость в стальных глазах: он сделает это во чтобы то ни стало! Даже хорошо, что девчонка не послушалась, что будущее изменилось. Так гораздо проще, да и свидетели сгодятся!
Нас было четверо в тот вечер, если первый час ночи можно назвать вечером: я, Катрин Стефаль, Лиса Асперенса и Клавдия Шлиан. Столь позднее время объяснялось просто: нужно было подождать, пока все заснут. Родители всегда с предубеждением относились к разного рода гадалкам и предсказательницам. К тому же пребывали в уверенности, что у их детей не может быть от них тайн, а потому последние обязаны рассказать все, что им нагадали.
Крики: "Нельзя. Не сбудется!" не станут помехой на пути узнавания желаемого.
Что же заставило нас солгать и, пусть не на долго, но сбежать из дома? Катрин так и не удовлетворила мое любопытство, ответив:
— В девушке должна быть загадка.
Лиса и Клоди напротив были рады обсудить то, что их гложет.
Клавдию интересовало только одно: когда она выйдет замуж. Ее мать, которая, справедливости ради, отмечу, связала свою судьбу весьма удачно (простая крестьянка стала в одночасье баронессой, а это редкость в нашем мире), с детства прививала ей мысль, что это главная задача для каждой девушки. И Клоди не была против, нет. Она могла часами говорить о том, какой хорошей женой и матерью она станет. Вот только других тем для разговоров у нее не было. Это угнетало, заставляло кандидатов в мужья искать общества более веселых дам, таких как я, или Катрин. И сейчас Клавдия хотела только одного: узнать, когда появится тот — единственный.
Лису же волновали совсем другие вещи. Ее отец был серьезно болен, и девушка хотела помочь. Даже если шансов нет, нужно действовать и верить, а вдруг произойдет чудо — это ее девиз, которым она заразила и меня. Правда, сферы применения этих слов у нас были слишком разные. Лиса на самом деле была безумно доброй и старалась всем помочь. Когда я с ней только познакомилась, подумала, что это маска, за которой скрывается монстр. В четырнадцать я мерила всех по себе. Но с тех пор прошло два года. Я стала лучше понимать Асперенсу и даже зауважала девушку, что и вовсе немного странно для меня.
Кстати, я сама, подобно Катрин, не пожелала поделиться наболевшим. Будь рядом только Лиса, я бы не стала скрывать (хотя о видениях все же умолчала, а вот все остальное...). Но Клоди и Катрин не те люди, которым я бы доверилась.
Мне повезло, я умело повернула разговор в сторону, заинтересовав девушек чем-то другим. Но презрительное выражение все же появилось в глазах Катрин. Она, как всегда, поняла, чего я добивалась. Просто воспользоваться своими знаниями не успела: за поворотом появилась хижина гадалки.
Издалека домик Ундины казался вполне обыденным. Небольшой, деревянный, с красивыми цветами возле порога, двумя маленькими окошками. Таким могло быть обычное жилище небогатых крестьян. Разве что нигде не было ограды. Неужели у нее нечего красть? Хотя, может, она умеет не только предсказывать, и жестоко карает незадачливых воров, посмевших покусится на чужое?
Первой в дом к гадалке прошла Катрин.
"Смотрите, я не трусиха, не то, что некоторые", - показывала она.
Ведь мы и вправду застыли у входа в избушку, не решаясь зайти. Но бравада не помогла: несколько минут спустя младшая представительница рода Стефаль выскочила обратно на улицу.
— Что там? Как? — в один голос завопили Лиса и Клоди.
Мне тоже было интересно, но я старалась сохранить лицо.
— Кто она, что бы учить меня?! Как она вообще посмела?! Шарлатанка! — выдохнула Катрин и, не глядя на нас, побрела домой.
Мы снова переглянулись. Желания заходить не прибавилось.
"Так: я добиралась сюда треть мили, выскочила ночью из дома (если узнают — мне конец)", — пытаясь убедить себя зайти, думала я. Нет, не убедительно!
— Может, нам действительно здесь не место? — боязливо спросила Клоди.
— Нет, я пойду! — сказали мои губы, прежде чем я задумалась. Демон! Теперь просто так не уйдешь. Я резко шагнула вперед, что бы окончательно не потерять решимость, и схватила ручку на входной двери...
— Почему вы сказали, что у меня нет выбора?
Я осматривала комнату, в которую попала. Ничего необычного: побеленный потолок, такие же стены, стол в центре, два стула, кровать в углу. Внимание привлекли только предметы на столе: белый шар на подставке, стопка карточек с непонятными рисунками11, свечи, крест в тени, на котором висело несметное количество маленьких кулонов.
В Ундине тоже не было ничего особо интересного. Встреть я ее на улице, не догадалась бы, кто передо мной. Женщине было лет шестьдесят-шестьдесят пять. Время давно посеребрило ее волосы. И сейчас нельзя понять, какого цвета они были раньше. Лицо и руки покрылись морщинами. Других частей тела я не видела так, как женщина завернулась в черную муфту. В ее глазах сверкнуло что-то, когда она спросила:
