Нет, Элен, я и сам не верю в то, что сказал. Где-то есть люди, желающие твоей смерти, только я не скажу тебе об этом ни сегодня, ни завтра... Никогда! Сделаю все, чтобы защитить тебя и не произнести ни слова...
Четвертая часть. Паутина судеб
Пролог
— Сир, к вам Чиерн Ливен, разрешите ему войти?
Престон устало поднял глаза от стола и множества, раскиданных по нему бумаг, втайне радуясь, что ему предстоит передышка, хотя и сомнительная. Кто такой, Демон его забери этот Чиерн Ливен?! Не иначе, какое-нибудь приближенное лицо. Но их ведь так много, что попробуй всех запомнить!
— Да, пригласи его.
Слуга кивнул, скрывая за маской учтивости свое удивление: он в первый раз видел этого Чиерна и не понимал, почему принц принял его... Или не в первый? В любом случае его держали не для того, чтобы интересоваться его собственным мнением.
Слуга быстро вышел из кабинета. Из-за двери до венценосной особы донеслось:
— Принц примет вас, прошу.
Принц... Престон еле слышно скрипнул зубами от досады. Мужчина с детства бредил короной. Порою просто долго смотрел на нее, мечтая о том дне, когда она достанется ему, и даже продумывая планы свержения своего отца с престола. В основном это были детские игры, но порой в них мелькало что-то стоящее. Тогда принц запирался в своей комнате на несколько часов и все обдумывал, а потом шел к отцу, или к главе тайной службы и рассказывал о том, каким путем неведомый злодей может захватить трон.
Поначалу те морщились и презрительно отмахивались от его речей, но на третий-четвертый раз все как-то забывали, что видят перед собой одиннадцатилетнего ребенка, и охотно прислушивались к юноше.
Престон хотел обезопасить корону от посягательств к тому времени, когда она достанется ему, а еще показать всем вокруг свою преданность. Ведь о своих самых удачных задумках он не распространялся...
Когда мальчику исполнилось двенадцать, умерла его мать. Как ни странно, это почти не повлияло на ребенка. Он и до этого редко видел королеву, проводя большую часть времени с учителями, или в одиночестве.
В первое мгновение, когда ему сообщили о ее смерти, Престон даже не понял, о ком идет речь. Затем немного всплакнул: что бы придворные видели его скорбь. Но плач продлился недолго — очередная прихоть этикета: "свои чувства люди должны хранить глубоко в душе, так, чтобы ни одна живая душа не узнала, не заподозрила даже...".
Все это произвело прекрасное впечатление. Королевский доктор решил, что у принца шок, даже порадовался, что для него есть работа. Глава тайной службы — Бьен — наоборот предположил, что голубая кровь позволила быстро отойти от впечатлений — хорошее качество для будущего короля.
Вот только главный зритель — отец мальчика — не мог оценить актерских способностей сына. В замок он вернулся лишь по прошествии нескольких месяцев, когда разыгрывать спектакль было попросту глупо.
Король по-своему был привязан к жене. Ее смерть оставила в его душе рану. Прошло довольно много времени до того, как он смог взять себя в руки и вернуться в порядком опустевший дом. Это ведь только слова, будто у королей нет души. Душа есть у всех.
Но за время отсутствия монарха кое-что изменилось. Серженс не мог принять некоторых решений, не смог написать важных писем монарху Зарии — Гедриху V. Нераскрытые, они так и пролежали на столе у монарха. Бьен, предчувствуя что-то, хотел было их просмотреть, но не осмелился.
Если бы он знал, чем обернется его малодушие!
Ответа Зария так и не дождалась, а потому посчитала себя оскорбленной. Гедрих V не был глупым человеком, пуще того — глупым монархом. Иначе он не смог бы править государством без малого сорок лет. Но один порок у него все же был — непомерное тщеславие, гордыня, высокомерие. Но только глупец не сумеет превратить недостаток в достоинство.
... Ваше молчание красноречивей слов. Я никогда не подумал бы, что вы отблагодарите за мою помощь — никакой помощи Гедрих, понятное дело, Серженсу не оказывал, но в письме можно многое написать: проверять-то никто не будет — такой черной неблагодарностью. И провернете все это в полной тайне, побоявшись написать мне хотя бы пару строк. Итак, война...
Но, и когда это письмо пришло ко двору, Серженса все еще не было в замке. Официально он находился в Риане по приглашению Университетских магистров (попробовали б они не прислать это приглашение!), на самом же деле проводил время в море на корабле. Бушующие волны, ласковое солнце, всевозможные яства, множество слуг, пытающиеся предугадать желания... Как не забыть о делах государства?
Но за удовольствия приходится платить.
Серженс вернулся ко двору в начале лестня32 (погода испортилась, на море штормило, кое-кто из слуг заболел и перестал смотреть на короля с обожанием и готовностью выполнить любой приказ), когда изменить ситуацию стало неимоверно сложно, если не выразиться острее.
Королевская карета въехала во двор замка по полудни, а уже в шесть вечера король поставил свою подпись под письмом. Всегда аккуратная и выверенная, сейчас она смотрелась едва ли не простой закорючкой. Конечно, в этом тоже можно было усмотреть некое неуважение к адресату, но сейчас выбора не оставалось, как и простого времени: зарийские войска стояли на границе с Киринеей. Пока они не пересекли ее, но, даже напав сейчас, они успевали пройти пол страны, не встретив маломальского сопротивления (крестьяне с пиками против регулярной армии ведь даже не смешно), пока Серженс, а это мог сделать только лично он, собрал бы войска.
Гонец с письмом на груди помчал быстрее ветра, повторяя про себя: "Только бы успеть!" Ему ведь тоже не хотелось войны. Если она начнется, каждому придется стать под ружье, а за время сытной жизни он уже забыл, что такое солдатская муштра. И вспоминать об этом совершенно не хотелось.
Приветствую вас, Гедрих — повелитель Зарии, страны восходящего солнца... боюсь, вы неправильно поняли мое молчание. Я глубоко ценю все, что вы для меня делали — читая письмо, Гедрих почти воочию увидел, как Серженс скрипел зубами во время написания этих строк: он ведь ничего для него не сделал, чего ради? — и хотел бы отблагодарить вас за это. Но первое ваше письмо до меня не дошло. К превеликому сожалению при моем дворе оказался человек, который сделал невозможным появления письма у меня. Пока я не могу сообщить вам его имя. Но, наберитесь терпения, дорогой друг — еще один смешок — несколько месяцев и...
Я устал ждать, - ответ был очень лаконичным. Это повергло монарха в гнев.
— Вы видите?! Я с самого начала знал, что мое письмо ничего не даст, но вы — Бьен, все же заставили меня его написать! Все эти ненавистные строки. Он хочет войны, он ее получит! Что до вас, то у меня большие сомнения, что после всего этого вы сохраните ваше место за собой.
— Ваше Величество, войска Гедриха все еще не перешли границу. Если бы он хотел войны, он бы уже напал, — попытался вставить слово Бьен и не прогадал.
Серженс хотел что-то сказать, но смолчал. Возможно, Бьен был не так уж и не прав. Он просто взмахнул рукой, отсылая его от себя. Монарху нужно было подумать.
Текли часы. Из покоев короля не доносилось ни звука. Бьен уже не находил себе места от волнения. Руки у него, понятное дело, не дрожали, да и голос не выдавал того, что творилось в душе, но все же.
Решение короля напрямую касалось его — Бьена. И, отдавая очередной приказ подчиненным, глава тайной службы с ужасом думал, что это, возможно, последнее дело в его жизни.
Когда на Киринею опустились сумерки, Серженс открыл двери, стремительным жестом (и куда делись все его размеренные движения, в которых никогда не было ни малейших следов спешки? — исчезли), подозвал к себе Бьена, что-то быстро сказал тому, взмахом головы отгоняя возникшие возражения, и вышел во двор.
Уже через пол часа его видели, несущемся во весь опор, к Зарийской границе...
С Гедрихом договориться удалось. И вместо войны на земли "дружественных" стран пришел пир. Ненавистный, навязанный пир, и все же не война.
Спастись от бойни помогла свадьба. Серженс только недавно стал вдовцом, у Гедриха была дочь на выданье — Луатен. Все было бы хорошо, если бы не одно условие, поставленное Зарийским монархом. Впервые услышав его, Серженс едва не расхохотался. Он и подумать не мог, что ему придется его выполнить, но монарх оказался почти что в плену у Гедриха и выбора не было. Наследником Серженса на престоле должен был стать не его первенец Престон, а сын от Луатен, которую король заранее возненавидел.
А затем грянул пир.
Престон отвлекся от тягостных воспоминаний, заметив, что рядом с его столом стоит... Как же его... Чиерн! Он не сразу вспомнил это имя, но вот лицо гостя было знакомо. Престон давал этому человеку кое-какое поручение.
Осознав, что принц заметил его, Чиерн сделал легкий реверанс и льстиво улыбнулся.
— Приветствую вас, сир. Всегда готов услужить.
У Престона резко дернулась щека. Чего он не любил, так это пустой лести. Демон! И он еще надеялся на передышку!
— Оставьте свои витиеватые фразы за порогом этого кабинета! — отрубил первый сын Серженса. — Ближе к делу!
— Конечно, сир, — Чиерн сделал еще один поклон, — вы приказали мне следить за некоторыми из фамильных драгоценностей из боязни, что именно их посмеют украсть, что они исчезнут...
Престон прищурил глаза и нетерпеливо провел рукой. Ему не надо было напоминать то, что он приказал Чиерну, как и объяснять, почему он этот сделал. Тем более, в такой нелепый способ, как это делал визитер — лгать, будто бы выгораживая, и делая вид, будто не знаешь правды. А Чиерн знал, Престон был в этом уверен.
— Охранный перстень пропал, — внезапно сказал Чиерн, прерывая поток всей той бессмыслицы, что он нес до этого.
— Что? — Престону показалось, что он не расслышал. От его брата не было вестей уже больше трех лет. Принцу даже почти удалось убедить отца в смерти Фредерика. Но кроме него никто не мог призвать кольцо. Магические артефакты пришлого настраивались только на одного владельца. И пока Фредерик был жив, кольцо было настроено на него.
— Сегодня, три часа назад, кольцо исчезло, — охотно объяснил мужчина.
Принц резко встал изо стола, положил ладони на бумаги, и в бешенстве посмотрел на Чиерна.
— Почему об этом я узнаю только сейчас?! Вы должны были сообщить мне об этом в тот же момент, как оно исчезло!
— Я пытался, — слуга покаянно склонил голову. Впрочем, Престон чувствовал, истинного раскаяния в человеке напротив не было ни капли. — Но мне сообщили, что вы никого не принимаете и не сделаете исключения для простого переводчика, — Чиерн, и в самом деле, был простым переводчикам. Работал в тайной службе королевства: иногда заговорщики, сохранности ради, пытались вести переписку на одном из старых языков. Где им было знать, что на службе у короля есть люди, для которых любой перевод труда не составит?
И вот — вы уже на ладони. Никто ведь не догадается шифровать и так загадочный язык. Так что, никаких разговоров о "погоде", "здоровье" и других обыденных вещах не будет — голая правда.
И, само собой, дожидаться пока вы приведете ваш план в исполнение, никто не будет. Кому сразу же достанется пеньковая колода, или пистолет, кого сошлют с каким-нибудь заданием. Что-то вроде: "Если выживешь, считай, родился в рубахе".
— К тому же, это было к лучшему.
— Не понимаю, — Престон нахмурился, стараясь понять, уж не сошел ли Чиерн с ума.
— Спустя час, перстень вернулся.
— Что? — принц не мог поверить, — вы уверены?
— Да, но я был уверен, что вы все равно захотите узнать о его исчезновении, — Чиерн сделал еще один поклон.
— Ты был прав, — Престон быстро открыл один из ящиков в столе и запустил туда руку. В следующий момент он бросил на стол небольшой мешочек. Раздался звон, из тех, что радует скряг — глаза у Чиерна алчно блеснули: он, явно, относился к людям, обладающим подобным пороком. Но Престон первым положил ладонь на мешочек. — Кто-нибудь, кроме тебя заметил исчезновение перстня? Бьен, еще кто-то?
— Нет, — Чиерн был немногословен. Впрочем, не удивительно, ведь все его внимание сконцентрировалось на руках принца.
— Я не думаю, что им стоит об этом знать. Это такая мелочь... Впрочем, держи за усердие, — Престон легко перекинул золото в руки слуги.
Чиерн расплылся в улыбке, отвесил поклон едва не до земли, зазвенев при этом монетами и спиной начал пялиться к выходу. Но дойти до двери он не успел: голос принца остановил его.
— И все же я думаю, что фамильным драгоценностям все еще угрожает опасность. Продолжай приглядывать за ними.
— Конечно, сир, — Чиерн коротко кивнул, как видно, подустав от постоянных глубоких поклонов, и вышел за двери.
Престон медленно сел за стол, но вновь перебирать бумаги не стал. Его мысли были заняты другим. Наконец, он произнес вслух:
— Значит, Фредерик все еще жив. Демон! — принц смял, подвернувшуюся под руку бумагу, и бросил ее в угол. — Неужели десятка убийц оказалось мало?! — принц снова ругнулся, затем постарался взять себя в руки и вызвал слугу.
— Позови ко мне одного из наших магов, — бросил Престон, уже начиная обдумывать новый план.
32. Лестень — ноябрь.
Глава 31
Полгода спустя
— Пожелай мне удачи!
— Удачи, удачи... — забормотала я, пытаясь вспомнить. В голове стояла такая каша, что даже мое имя припоминалось с трудом. Элен... А, может быть, и не Элен... Ладно, вернемся к удаче... — А, — я щелкнула пальцами, — заклинание Фаргоса. Сейчас, — я закрыла глаза, настраиваясь на чужую ауру и попыталась коснуться ее, усиливая удачливость... Есть!
Я снова открыла глаза, радуясь, что мне удалось применить это довольно сложное заклинание. Но на лице, стоящей напротив меня, Лиин не было улыбки. Она покачала головой.
— Элен, просто пожелай мне удачи. Все равно ведь там ни заклинания, ни амулеты не действуют.
Я хлопнула себя по лбу: вот, что значит, заучилась, потом попыталась улыбнуться.
— Удачи!
Лиин тихо хмыкнула, принимая пожелание, и со вздохом зашла в, "гостеприимно" распахнутую, дверь.
Фред тоже негромко рассмеялся, а, заметив мой злой взгляд, брошенный в его сторону, приобнял за плечи. Я с сожалением убрала его руку и склонилась над книгой. Вряд ли мне удастся выучить что-то путное за десять минут до экзамена, но все же, а вдруг!
На дворе стояло лето. Душное, жаркое. Но насладиться им в полной мере, по-крайней мере, его началом, не удавалось. В Университет Магии пришли экзамены. Для нас, первокурсников, это были первые экзамены, вот мы и дрожали от страха, стараясь выучить абсолютно все. Пускай это и невозможно!
Даже Анри в последние дни учебы начал чаще появляться на парах, а если вспомнить какие умиленные взгляды он, то и дело, бросал на преподавателей, можно и вовсе умереть со смеху.
На первых порах мне действительно было смешно. Потом пришла расплата. Первым у нас стоял экзамен по защитной магии, а ее-то преподавал Алехандро.
