Чаганов: Накануне

— Ваня, подъём!— Хлопает в ладоши Оля.— Узнай не остановился ли у нас в отеле Карл Антон.

— Ну хорошо, мистер Майер,— в нушниках слышится тяжёлый вздох после долгой паузы.— как я понял ваш немец уже здесь. Зовите, посмотрим что он за фрукт.

— Если нет, то жди его у выхода из люкса ЛБ,— добавляет она.— узнай о нём как можно больше: где остановился, с кем встречается. Возьми с собой Васину.

Молодой парень лихо прыгает вперёд из сидячего положения, на ходу срывает со спинки стула свой пиджак и исчезает за дверью.

— Вот и отлично, мистер Троцкий...

— Гутен абен, герр Троцкий,— в наушниках зазвучал новый голос, писклявый и резкий.

— Халё, герр Антон, гуттес ветта, нихт ва?— Не полез в карман за словом 'Демон'.

— Чёрт! Полиглот, хренов...— Оля с досадой стучит руками по подлокотникам кресла, подскакивает и хватает со столика огрызок карандаша и лист бумаги.

* * *

— Это что за абракадабра?— Большие уши Григулевича потянулись вверх вслед за густыми чёрными бровями.

— Разговор Троцкого с немецким режиссёром, записала как смогла...— смущённо разводит руками Оля и мелко потряхивает головой.— Филипе, ты по немецки шпрехаешь?

— Испанский язык знаю, португальский— знаю, литовский с польским— тоже, немецкий язык в школе учил, а этот...— хитро прищуривается он и трясёт в воздухе бумажкой, полученной от девушки.— этот не знаю.

— С Мири своей будешь шутить,— хмурится Оля.— так о чём они говорили? Иосиф с минуту вглядывается в написанное, трёт кончик носа и шевелит губами.

— Если в общих чертах, то...— начинает он.

— Каждое слово.— Отрезает девушка.

— Ну слушай...— Серьёзнеет Григулевич.

* * *

Оля закрывает за Иосифом дверь, идёт в ванную, включает душ и, сбросив платье, встаёт под холодные упругие струи воды.

'Неожиданно. Думала, что Антон и Троцкий сцепятся как кошка с собакой, ну если не так, то допускала, что начнут торговаться за каждый цент, а оно— не так, не эдак, а совсем даже наоборот: пока мы с Майером хлопали ушами, у них шёл очень содержптельный диалог'.

Карл Антон сразу же в начале встречи заявил, что является эмиссаром доктора Геббельса, который поручил ему передать господину Троцкому тайное предложение германского правительства наладить радиотрансляцию на европейскую часть России своего канала. Со своей стороны Рейхсминистр обещает принять участие в финансировании его работы и что в текущую деятельность и редакционную политику вмешиваться не станет. Похоже в данный момент у Троцкого в 'зобу дыханье спёрло' и режиссер продолжил свою речь: оказывается он ещё готов работать забесплатно ('Не одни мы видно слушаем люкс Майера') или передать свой гонорар в фонд нового радиоканала. Тут Троцкий наконец выпал из прострации и попросил дать ему время до завтра обдумать ситуацию.

'Клюнул, без всякого сомнения клюнул на немецкую наживку... А ведь это может поломать весь наш план... но и открыть новые заманчивые перспективы'...

Оля насухо докрасна растёрлась большим пляжным полотенцем, в этот момент в дверь номера постучали условным стуком.

— Здесь он живёт,— смотрит в сторону Сиротин.— один, номер 506, на пятом этаже, его окна наискосок от ваших.

— Молодец, Ваня. Пойди погуляй пять минут пока я оденусь... и напишу сообщение 'для дяди' (резидента). Затем к Надежде, у неё скоро сеанс связи. После— сразу ко мне. Всё.

— Тут ещё,— не поворачиваясь говорит пунцовый Иван.— из Мексики звонил 'Жених': 'Мать с сыном отплыли ночным пароходом из Веракруза. Прибытие в Гавану ожидается завтра в десять утра'.

'Закрутилось всё... как я люблю. Иван только странный в последнее время: то краснеет, то бледнеет. Неопытный, волнуется'...

Скомканное полотенце летит в корзину, Оля придирчиво вглядывается в своё отражение в зеркале и удовлетворённо улыбается.

'Ну что тебе, Чаганов, ещё нужно? Почему мы всегда должны делать первый шаг, а потом всю жизнь дрожать над своим 'сокровищем'? Что за злой рок висит над русскими женщинами'? Оля начинает одеваться, тянется к чёрному спортивному костюму.

'Девушке с такими данными не пристало ныть... У немца 'окна наискосок'? Отлично, посмотрим кто из нас режиссёр'.

Гибкая тёмная тень беззвучно растворилась в черноте тропической ночи. Когда через час Оля снова отодвинула занавеску, то застала в своём номере Ивана, застывшего в нерешительности у двери ванной комнаты и напряжённо вслушивающегося в звуки текущей из душа воды. Закусив губу, Сиротин решительно дёргает дверь на себя.

— Ц-ц-ц!— Насмешливо цокает языком девушка, оседлав родоконник и болтая в воздухе ногами.

— Я это... радиограмма вам, товарищ Михеева 'от дяди'.

— Давай сюда.— Оля в два прыжка оказывается рядом, Ваня с трудом разжимает потный кулак.— Сам-то не хочешь освежиться?

— Не-е-т...— Пятится назад парень.

'Ну что я, в самом деле, привязалась к парню? Он точно за Чаганова не ответчик'.

— Иди-иди, Иван.— Её взгляд уже как собирающая линза сконцентрировался на листе бумаги с ровными колонками цифр.

'Оперативно, Эйтингон успел уже связаться с Москвой. Пароход 'Краснодар' ждёт сигнала в нейтральных водах, получен приказ, что операция должна быть проведена до шести вечера шестого января по времени восточного побережья'.

Прага, ул. Нерудова 10,

Консульский отдел.

6 января 1938 года, 07: 00.

'А японские криптографы весьма самонадеянны, судя по всему, они так и не заподозрили, что 'Красная' была взломана американцами, поэтому и в 'Фиолетовой' сохранили главную её уязвимость— принцип 'шесть на двадцать''.

Шесть— это гласные латинского алфавита, двадцать— согласные, то есть, гласные и согласные буквы в их машинках шифруются по разному: первые— используя больше пятнадцати тысяч позиций в трёх блоках шаговых искателей (точно таких же как в автоматических телефонных станциях), вторые— только сто пятьдесят в одном блоке. Получается, что криптостойкость согласность в сто раз выше. Спрашивается почему? Ответ кроется в истории: 'красная' разрабатывалась в те времена, когда радиосвязь ещё не была хорошо развита и основной поток радиограмм шёл по проводному телеграфу. Телеграфисты же, принимая шифротелеграмму со случайным набором символов брали двойной тариф по сравнению с легко произносимым: неважно что передаваемый текст тоже был бессмысленным, главное чередование гласных и согласных звуков делало его 'легко читаемым'.

— Стоп!— Подумал я много лет вперёд, когда поневоле пришлось заняться прикладной криптологией и историей вопроса.— Какое отношение латинский алфавит со своими гласными и согласными имеет к японским иероглифам? Япы что, все поголовно говорили на латыни? Ответ оказался прост: свою родную речь они стали записывать используя систему транслитерации 'Ромадзи' (точнее её варианта, системы ниппон-сики), чтобы не создавать пишущую машанку с многими (от трёх до пятидесяти) тысячами клавиш. 'Ромадзи' внёс в процесс шифрования дополнительный уровень криптостойкости (некоторые звуки японского языка записывались двумя-тремя буквами латинского), поэтому японцы, похоже, расслабились, решив что 'гайдзины' не способны разобраться в их переписке.

'А как по другому назвать такой просчёт, если они из всех пятнадцати тысяч начальных позиций шаговых искателей ограничились 120-ю'?

Этой ночью, просматривая толстую пачку фотографий, сделанных Идзуми Кодзо портативным фотоаппаратом с шифровальных блокнотов, которые пришли из Токио с 'Фиолетовой', я сделал существенное открытие. От предчувстия удачи у меня даже заболела голова. Отложив лупу в сторону, я отобрал из пачки несколько снимков и, покомбинировав с ними, составил большую таблицу, затем расфокусировал взгляд и нашёл-таки подтверждение внезапно вспыхнувшей в мозгу догадки.

'Да, так и есть, это— список начальных положений шаговых искателей'!

Дело в том, что ключами, в которых содержались настройки шифровальных машинок, занимался другой оператор, который сделав своё дело отходил в сторону и Идзуми в одиночестве вводил шифровку и распечатывал расшифрованный текст. Шифроблокнот 'Фиолетовой' попал в руки нашего агента случайно, Кодзо оказался в момент прихода новой техники свободен от дежурства в комнате связи и ему поручили её приёмку. Идзуми фотографировал всё подряд, без разбору: результатом чего явилась эта гора пронумерованных снимков, с которыми мне и предстояло разобраться.

Столь малое число установок шаговых искателей понятно: это тебе не 'Энигма' с практически безраничной возможностью добавления и перестановки роторов. Электрическая схема 'Фиолетовой' спаяна раз и навсегда, поэтому чтобы как-то предотвратить прехлест начальных установок при посылке достаточно длинного собщения, пришлось разнести их подальше друг от друга, тем самым сократив их количество. Но тогда вылезает другая проблема: растёт вероятность того, разные сообщения будут посланы с одними и теми же начальными установками.

'Так... ясно. Вот ещё одна безымянная табличка: судя по всему это сдвиг, который добавляется или вычитается к установкам для каждого нового сообщения. Почему их тридцать шесть? Раз в десять дней... Хоть японцы и используют григорианский календарь и семидневную неделю, но сохранилось традиционное деления месяца на декады. Это всё объясняет Что ещё? Две коммутационные панели: входная и выходная, где происходит попарная замена букв. Хм... и тут ляп! Видимо для удобства иностранных криптоаналитиков в шифроблокноте только одна таблица: входная и выходная панели одинаковы'!

'Одно только странно, сгруппировав фотографии обнаруживаю, что таблица имеет тысячу строк. Выходит алфавит меняется три раза на дню,... нет не думаю, слишком хлопотно засинхронизировать одновременную перекоммутацию панелей по всему миру. Скорее всего, смена происходит в полночь по токийскому времени. Непонятно, ну что ж запишем в загадки'.

Достаю из ящика стола единственную пока шифровку, полученную с использованием 'Фиолетовой', на исписанном листке текст разделён на абзацы по три строки в каждом:верхняя— это зашифрованный текст, средняя— текст на 'Ромадзи' и нижняя строка— русский перевод.

'Сообщение длинное, поэтому оператор из Токио разбил его на части: около ста символов в каждой, всего четыре части. Четыре сотни пар символов известны, начинает вырисовываться моя стратегия. Чтобы получить полную электрическую схему устройства, необходимо выяснить примерно шестнадцать тысяч уникальных соответствий входных и выходных символов. Без повторений— это около сорока радиограмм, на самом деле— многократно больше. Пассивное ожидание может растянуться на долгие месяцы... поэтому решено, начинаю составлять таблицу истинности уже сейчас, используя наличные радиограммы, а белые пятна в ней будет заполнять Идзуми, целенаправленно проверяя отсутствующие в таблице комбинации по моим запросам'.

Гавана, Отель 'Насьональ де Куба',

6 января 1938 года, 11:15.

Навстречу красному 'Паккарду', плавно затомозившему под портиком у входа в гостиницу, бросается чернокожий швейцар в белой униформе, за ним спешит белбой. Вместе с водителем такси они открывают дверцы и багажник, помогают пассажирам, пожилой женщине и средних лет мужчине, выйти из машины и вся процессия по зелёной ковровой дорожке торжественно следует к отделанной белым мрамором стойке.

— Добрый день синьор, синьора,— на чистом английском приветствует гостей консьерж, солидный мужчина с пышными усами.— желаете номер?

— Я искать мистер Троцкий,— взволнованная дама неправильно строит фразу.— он остановился в вашем отеле.

— Обычно мы не разглашаем сведений о наших...

— Я его жена!— Вскрикивает женщина.

— Разрешите взглянуть на ваш паспорт?— В глазах консьержа зажглись весёлые огоньки.

— У нас разные фамилии, но...

— Мама, ты ничего от него так не добьешься,— говорит по-русски её спутник и поворачивает голову к усачу и кладёт на стойку свой паспорт.— двухместный номер, пожалуйста, на двое суток с видом на море.

— Извольте, сэр,— консьерж охотно переключается на мужчину.— у нас все номера с видом на море: где-то больше, где-то меньше...

— Но, Лёвушка, как я его найду в этой огромной гостинице?— Продолжает волноваться Седова.

— Предоставь это мне, мама... Зря ты настояла, чтобы я не сообщал о нашем приезде отцу, к тому же он очень занят. Ну откуда у тебя эти странные подозрения? Мало ли что Сильвии почудилось? Я лично Мири полностью доверяю.

— Приятного отдыха,— фальшиво улыбается усач, знаком подзывает бел-боя и вручает тому ключ.— номер 501.

Выждав пока Седовы отойдут от стойки, консьерж тянется к телефону.

— Но он даже не взглянул на мой паспорт!

— Потому что ты со мной, мама,— терпеливо поясняет сын.— видела объявление, что женщин без мужского сопровождения в отеле не селят.

Вдруг лицо Льва Седова мрачнеет.

— А как же твоя Мири?— Мать хватает сына за руку.— Сильвия права!

— Скажи, приятель,— мужчина подбрасывает ладони десять центов.— в каком номере поселился Троцкий.

— Мучас грасиас.— Непонимающе улыбается лифтёр, ловко перехватывает серебрянную монету и нажимает кнопку.

— Кхм,— вступает в разговор человек зашедший в кабину перед ними.— мистер Троцкий живёт на шестом этаже, как выйдете из лифта, то налево, там ещё перед его номером охранник сидит в коридоре на стуле.

— Сэксто писо!— Седова показывает лифтёру на пальцах шесть.— Е савес? Наталья Седова вываливается из кабины, грубо оттолкнув лифтёра, и останавливается безумно крутя головой по сторонам.

— Сюда.— Сын показывает направление.

— Открывай, Макс!— Кричит Седова нерешительно поднимающемуся со стула охраннику и, обогнув его, дёргает закрытую дверь и иступлённо колотит по ней своими маленькими кулачками.

* * *

— ...'Таким образом, Леон Троцкий,— Мири на секунду задумывается ища подходящее слово.— обманул ожидания анархистов-синдикалистов и членов Международной Антифашистской Солидарности, по приглашению которых он прибыл на Кубу, встретившись с глашатаем Гитлера режиссёром Карлом Антоном, известным своим антикоммунистическим пасквилем 'Броненосец Севастополь'.

— Что это за газета?— Руки Троцкого нервно впиваюися в подлокотники кресла.

'Эль Либертарио'.— Расправляет плечи девушка, преданно глядя на сидящего перед ней старика.

— Что удивительно,— приободряется тот, поднимаясь на ноги и морщась.— и анархисты, и официоз американского прихвостня Батисты все дуют в одну дуду... сталинские агенты всюду проникли.

— Тут ещё фотография есть...

Троцкий, разминая ноги, неспешно приближается к сидящей за столом девушке, встаёт у неё за спиной, с трудом отрывает взгляд от выреза её шёлкового платья и переводит его на газетный снимок.

— Заглядывают в окна...— кладёт ладонь девушке на плечо (на фотографии легко узнаются Троцкий и Антон, сидящие за столиком в номере режиссёра).— скоро станут за мной в постели подглядывать.

Мири вздрагивает, краснеет, не решаясь пошевелиться, но в эту минуту раздаётся телефонный звонок и она поспешно хватает трубку телефона.

— Да, синьор,— облегчённо вздыхает она, Троцкий берёт её за руку.— я подтверждаю, столик на двоих, восемь вечера.