Чаганов: Накануне

Официально в агитвагоне сухой закон.

'Мне не предлагает, знает что откажусь, впрочем, многие уже знают'...

-После твоей победы над басками...— на одном дыхании выпивает полстакана.— они как с цепи сорвались всех громят под орех, даже моих спартачей...

'То-то знай наших, долго будете вспоминать 'чагановскую бутсу''...

-Маленков шепнул, что недовольны мной там...— задирает указательный палец кверху.— простить не могут Ежова. Мол пил с ним, дружбу водил. А кто не пил? Сам-то Маленков, думаешь, с ним не пил? Пил... и почаще моего...

'Ну это ни о чем не говорит, они могли с Поскрёбышевым и по заданию это делать'.

-... крепко сидит сейчас... через жену во власть попал...— бубнит под нос мой собутыльник.— сам сейчас в Подмосковье избирается... а меня в эту дыру сослали.

'Сейчас партийным стажем мериться начнёт'...

-... он меня на два года старше, а у меня стаж на три года больше,— расправляет плечи.— причем мой дооктябрьский, ... ну если считать вместе с 'Союзом рабочей молодёжи'.

-Это ты, Александр Васильевич, зря судьбу гневишь...— пытаюсь подсластить горькую пилюлю.— вон по Ярославской области Димитров баллотируется и Михал Громов. Если как ты рассуждать, то меня вообще сослали куда и Макар телят не гонял.

В купе, предварительно постучав, заглядывает Мишакова: 'Товарищ Косарев, пора спать'...

'Уважает или боится? Поэтому и зовёт не по имени и даже не по имени-отчеству, а вот так... какой у неё мерзкий голос... скрипуче-заунывный, но дело говорит'. Вместе с 'доверенным лицом', поддерживая первого секрятаря с боков, перемещаем его в соседнее купе.

* * *

Агитационный вагон ночью отцепили в Ярославле и перевели на запасной путь. Поутру в своём купе занимаюсь зарядкой: подтягиваюсь на выступающей из багажной полки металлической перекладине.

'Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать'...

В дверь по соседству нежно постучали. Молчание, никто не отвечает, стук становится громче: 'Тук-тук-тук'.

-Кто там скребётся, бл...— Зло хрипит Косырев из-за стенки.

-Александр Васильевич, это— завотделом ярославского обкома комсомола, моя фамилия Андропов. Мне поручено вас встретить.

'Не может быть'!

Хватаю полотенце и начинаю быстро вытирать тело.

-Где Вайнов?... То есть этот, как его...

-Зимин.— Приходит на выручку голос, похожий на голос Мишаковой.

-Не осталось никого в обкоме из секретарей,— терпеливо объясняет Андропов.— поручили мне.

-Ладно, жди на улице...

Надеваю гимнастёрку, затягиваю поясной ремень и наматываю портянки.

-Саша, ты что это задумал... не время сейчас... Да, ладно...

'М-да, со слышимостью в агитвагоне— просто беда'...

Вылетаю из купе и иду следом за высоким нескладным мужчиной в коричневом костюме. Тот, держась за поручни, аккуратно спускается из вагона, неловко прыгает через лужу, оставшуюся после ночного дождика.

-Андропов? Юрий Владимирович? Четырнадцатого года рождения?— Неожиданно вырастаю перед ним.

Чёрная тень пробегает по его лицу, он отшатывается и едва не падает в дврую лужу. Я едва успеваю ухватить его за рукав.

'Голубые глаза, мясистый нос, волнистые зачёсанные назад волосы, пухлые губы... Чем-то похож на шахматиста Ботвинника'.

-Он... самый...— неуверенно протягивает Андропов.— а что случилось, товарищ... капитан госбезопасности?

-Пока ничего.— Внимательно со значением смотрю ему в глаза.

-Если вы по поводу моих родственников,— он не выдерживает моего взгляда и начинает быстро сбивчиво говорить.— то много раз уже давал пояснения. Я не знал, что мой, так называемый, дед был купцом первой гильдии и потому я не скрывал этого при поступлении в комсомол. Я просто не знал. Когда он умер мне было два года. Вскоре умерли мой отец и мать. Чтобы узнать подробности я встречался в Москве в 1932 году с женой Флекенштейна...

'Эка он о своей бабушке'...

-... она мне рассказала, что моя мать была их приёмной дочерью, а не родной. С тех пор я её не видел. Я прошу наши органы поскорее разобраться в этом вопросе. Это очень мешает мне в работе, когда в голове столько планов, а вокруг столько врагов... Этот вопрос, как гири на моих руках, не даёт в полную силу громить троцкистских проихвостней, пробравшимся в наше руководство.

-Вопрос уже прояснён,— резко прерываю его речь.— поэтому даю вам совет: забудьте о работе в партийных и комсомольских органах. Лучше сами положите на стол партийный билет, если не хотите попасть под карающую руку наших органов. Вы, кажется, техник по эксплуатации речных судов? Поезжайте в Сибирь, на Дальний восток. Проявите себя там, но предупреждаю: любая попытка возвращения к партийной или профсоюзной работе будет для вас роковой. Вы меня поняли? Идите! Андропов повернулся и пошатываясь, не обращая внимания на лужи, побрёл прочь вдоль путей.

-Я не поняла!— Через минуту в двери вагона показалась Мишакова с чемоданом в руке.— А где инструктор этот?

-А-а-а...— Кто-то необыкновенно чистым басом запевает гамму внутри вагона.

-А-а-а-а.— Мощно завершают её теноры.

Стучит открываемое окно и в нём появляется взлохмаченная голова Ильфа.

-Товарищ комендант!— Подслеповато щурится от солнца, замечает меня и растерянно заканчивает фразу по инерции.— Прекратите это безобразие... семь часов утра.

В дальнем конце вагона залязгал печатный станок.

-Добро пожаловать в общежитие имени Бертольда Шварца...— Кстати вворачиваю я.

Раздаётся протяжный свисток маневрового паровоза, двинувшегося в нашу сторону, а вслед за ним истошная ругань машиниста. Напрягаю зрение: по земле у путей ползает Андропов, надевает очки, неуклюже поднимается и отряхивается.

'Жалкое зрелище... Может зря я так? Где гарантия что его место не займёт ещё худший? Порождение всё той же мелкобуржуазной стихии, постмиллениумы... Нет, не зря! Руководитель с таким жирным пятном в биографии просто обречён стать лакеем у начальства: 'Какие взгляды на архитектуру может иметь человек с таким носом и без прописки'? Такой удобен: будет всегда в тени на вторых ролях, скрытный, стерпит любое унижение, станет копить ненависть ко всем вокруг и ждать своего момента, чтобы отыграться за всё. А Горбачёв? Чище биографии не найти, простодушный до глупости, казалось, полная его противоположность, а на поверку— ухудшенная версия Хруща... Сколько ему сейчас? Шесть лет... Опустился до 'избиения младенцев'.

Зачем? Неужели недостаточно тех реформ в партии, которые начал проводить Сталин? Ведь не стать теперь скудоумному, но хитрому Хрущёву, косноязычному интригану Андропову и глупому дислексику Горбачёву во главе партии: научная работа, разработка теории— это не для них, практики они. Мстить людям за то, чего они не совершали?

Стоп! Во-первых это не месть: нет ничего страшного в том, что Хрущёв возглавит шахту в Сталино (в самом деле, не послом же его посылать в Монголию), Андропов встанет к штурвалу парохода на Лене, а Горбачёв станет комбайнёром без диплома юриста? А во-вторых, обжегшись на молоке дуют на воду: неизвестно ещё что выйдет с этой реформой'.

Железнодорожная станция Архангельск,

14 августа 1937 года, 12:00.

С тревогой гляжу на небо сквозь окно вокзала.

'Нет, ложная тревога. Облачность низкая, но дождя нет. Да и что я беспокоюсь, ведь за штурвалом 'Максима' Громов— лучший пилот страны. Он досрочно свернул свою избирательную компанию в Ярославле и любезно согласился поучаствовать в моей: сейчас в его самолёте на пути в Архангельск Любовь Орлова с кинорежиссёром Григорием Александровым и актёром Игорем Ильинским. Они завтра примут участие в завтрашнем заключительном гала-концерте, венчающем эту часть избирательного марафона на архангельском стадионе 'Динамо' на другом берегу Северной Двины. Места в 'Максиме' хватило бы и для джаз-банды Утёсова, но узнав что выступать придётся вместе с Орловой, наотрез отказался: терпеть друг друга не могут с 'Весёлых ребят' ('Мадам съела всю мою плёнку')'.

Нагруженные эмалированными кастрюлями, фаянсовыми чашками, другой кухонной утварью, купленной в вагонах поезда-универмага, мои избиратели начали собираться на привокзальной площадке, где на свежесколоченных подмостках готовился к выступлению группа ансамбля красноармейской песни ЦДКА (без своего руководителя Александра Александрова, ещё не вернувшегося с основной частью ансамбля из заграницы). Наиболее же сознательная, но менее меногочисленная, часть избирателей предпочла духовное— материальному и явилась на встречу со своим кандидатом, которая происходила в зале ожидания вокзала.

-А вот скажи мне, дорогой товарищ Чаганов,— невысокий пожилой мужичонка с морщинистым лицом, в стоптанных сапогах и потёртой телогрейке, из первого ряда то и дело оборачивается к публике, ища поддержки собравшихся.— ты почему не записываешь наши наказы? А то получается как на выборах в Государственную Думу: приезжал к нам один господин из города, велел писарю записать наши наказы и укатил в тот же день в Москву. А ты даже и записать не хочешь? В одно ухо влетело, в другое— вылетело.

Народ в зале одобрительно загудел, вижу краем глаза, что сидящий за столом, накрытым зелёной скатертью, инструктор горкома делает страшное лицо и грозит кулаком мужичку.

'Похоже, местный 'дед Щукарь''...

-А вы испытайте меня,— подмигиваю я деду.— а ну как не надо мне ничего писать и так всё помню.

-С меня начинай,— тянет руку кто-то из задних рядов.— что я сказывал?

-Хорошо, покажитесь на свет... Никандров, Семён Ипатьевич из Малых Озёрок... просили узнать почему остановилось строительство железной дороги от станции Обозерской до Беломорска.

-Теща у него в Сороке живёт, приходится ехать вкругаля, аж через Ленинград...— слова 'Щукаря' тонут во всеобщем смехе.

'По сути— объездной резервный путь из центра в Мурманск (Кировская железная дорога проходит у Ленинграда слишком близко к финской границе), как его не хватало в Зимнюю войну... а достраивали эту ветку уже в Отечественную летом 1941-ого'.

-Теперь вы, комсомольцы из Молотовска,— поворачиваю голову к группе молодёжи.— Василий, Маша, Катя и Дуся, вопрос о строительстве клуба, кинопередвижке и библиотеке. Правильно?

-Правильно!— Зарделись девушки.

'Идём дальше слева направо: снабжение овощами, промышленными товарами, дороги... всё последние ходоки— просят построить мостик через Лодьму'.

Зал ожидания почти опустел, с улицы доносится растяжное: 'Полюшко-поле, полюшко широко по-о-ле'...

Глава лодьминской делегации достаёт из котомки небольшую вещицу: на деревянной дошечке— звезда, составленная из небольших красных грубо обточенных камушков. 'Типа сувенир, чёрт его знает брать или не брать'?

-Можно взглянуть?— Наташа Сарсадских, студентка-геолог, которую вместе с мужем две недели назад мы подвезли до Озерков, где они пересели на архангельский поезд, берёт в руки мой подарок.

-Ну как закончили практику?— Обращаюсь к её мужу, высокому плечистому парню с пышной шевелюрой.

-Да, в порядке... спасибо вам...— рассеянно с паузами отвечает он, достав из кармана лупу рассматривает камни.— возвращаемся в Ленинград... У нас поезд через три часа.

-Что это рубины?— Тоже наклоняю голову.

-Нет, это пиропы, минералы из группы гранатов.

-Саш,— обращается девушка к мужу.— что скажешь?

-Они самые,— подтверждает он.— дедушка, а где вы их взяли?

-Так я ж о том, милок, и баю,— расплывается он в улыбке, показывая редкие жёлтые зубы.— около деревни, недалече от Уймы, Лодьма течёт. В запрошлом годе она русло поменяла, другой, стало быть, путь вода нашла. Схлынула опосля водица и по берегу старицы много энтих камушков высыпало...

-Точное место показать сможете?— Отрывается от камней Наташа.

-Знамо дело могу, только вот внучку моему, Сёмке, сподручнее будет.— теребит он соломенные волосы паренька лет десяти, стоящего рядом.

-Через болото там надо идти,— солидно, копируя манеру деда, отвечает Сёмка, не сводя взгляда с моих орденов.— потом вдоль берега Лодьмы до затона, там река поворачивала, подмыла течением берег. Вот там на плёсе полно камней этих.

-Мы едем с вами, дедушка...— Решительно заявляет девушка.

-Наташа, а поезд? А приборы?— Взмолился муж, показывая в угол зала, где были свалены их рюкзаки, поверх которых лежала сложенная тренога теодолита.

-Поезд отменяется,— командует она, тыча пальцем на довольно крупный серебристый октаэдр (две четырёхганные пирамиды, соединённые основаниями) в центре звезды.— ты вот этот камень хорошо рассмотрел?

-Милости просим,— чуть опаздывает с ответом девушке старик.— мы завсегда рады гостям.

-Товарищ Чаганов, нужна ваша помощь,— решительно поворачивается ко мне Сарсадских.— с транспортом. Мы берём на себя полевое картографирование местности... без подробной карты ни дорогу, ни мост не построить.

-Да, конечно,... товарищи,— обращаюсь к инструктору и сержанту из городского Управления НКВД.— надо организовать машину, помочь геологам.

Дед с внуком и ещё трое молчаливых мужиков из группы поддержки завороженно с открытыми ртами поворачивают головы, следя за стремительным развитием событий. Первым реагирует сержант, бросаясь к телефону.

-Не может быть...— тихо шепчет объевшийся груш, завладевает сувенироми садится за стол на свободный стул и бросает жене.— пенал, быстро.

Та бежит к поклаже и сразу находит в кармашке нужную коробочку, возвращается к столу. Муж достаёт из пенала небольшую металлическую рукоятку с цангой на конце, зажимает октаэдр и решительным движением выламывает его из звезды. Устремляется к окну, ходоки окружившие геолога не отстают, наконец в зале слышится неприятный хрустящий звук.

-Режет!— Восклицает Сёмка.— Дяденька, это что алмаз?

-Пока рано говорить, товарищи,— поясняет геолог.— нужно собрать побольше образцов и исследовать их в лаборатории.

'Пиропы— спутники алмазов в кимберлитовой трубке... Которые где-то здесь быть должны, но насколько мне известно километрах в ста от города, в тайге под толстым слоем осадочных пород. А тут— совсем рядом с Архангельском и на поверхности'...

-Так это, не надобно нам никакой машины,— приходит в себя старик.— на баркасе под парусом мы за час до Уймы дойдём, а дальше по тропе она всё едино не пройдёт.

'Хитёр дедок, мост ему нужен, вот только дороги до моста нет. Хотя если там найдут алмазы, ни за тем, ни за другим дело не станет'.

-Так что ж мы стоим?— Геологи с горящими глазами спешат к своим рюкзакам. За ними неотступно следуют мужики, мигом расхватав поклажу геологов, у дверей все останавливаются и оборачиваются ко мне.

-В добрый путь,— по очереди пожимаю всем руки.— будет нужна помощь дайте знать. (Сержанту). Сообщите местному участковому и держите это дело под контролем.

'Неужели алмазы? Везёт тебе, Чаганов,... а с другой стороны, везёт тем кто везёт: сидел бы в Москве и думал что не достать их из под земли— долго бы ещё страна покупала алмазы за границей'.

-Слушай, они меня абсолютно не понимают!— В зал, чертыхаясь, влетает расстроеный Ильф, выступающий у нас в роли конферансье.— Шуткам не смеются, даже не улыбаются.