Чаганов: Накануне

-Не волнуйся так, Илья,— подбадриваю его привычной фразой.— твоя публика будет завтра...

Похожая история повторяется раз за разом в течении последних двух недель на каждой станции, где мы останавливались чтобы провести собрание и дать концерт. Выхожу на воздух, а на помост поднимается дублёр нашего впечатлительного конферансье Евгений Петров, его суровое лицо и бас больше импонируют местному зрителю, он объявляет следующий номер: публика одобрительно гудит.

Вдруг на площади два баяна заиграли гимн Советского Союза.

'Как же так? Он же в моей истории появился в 1943-м. Нужели и написание гимна тоже я ускорил? Нет не гимн это, слова другие'.

Хочется всей необъятной страной

Сталину крикнуть "Спасибо, Родной!"

Долгие годы живи, не болей.

Жить стало лучше, жить стало веселей!

Со стороны Северной Двины (железнодорожная станция стояла на левом высоком её берегу) раздался сначала едва различимый, но с каждой секундой всё более громкий рёв моторов: головы собравшихся и исполнителей, как по команде, повернулись в его сторону. Огромный серый самолёт, два двигателя в гондоле над фюзеляжем делали его профиль неповторимым, полого снижался над фарватером реки, чьи свинцовые воды оказались рассечённы поперёк выгнутым по течению понтонным мостом.

'Он что на воду собрался садиться'?

-На Кегостров пошёл на посадку,— поясняет подошедший сзади сержант.— там аэродром...

Симферополь, железнодорожный вокзал.

15 августа 1937 года, 14:00.

-Хорошо, позови их...— кивает Сталин Молотову и делает глоток пузырящегося нарзана.

Несмотря на летний зной, в кабинете начальника вокзала, выходящем на привокзальную площадь, прохладно и тихо: всё благодаря толстым кирпичным стенам и двойным рамам на окнах. Вчера поздним вечером, проезжая через Харьков, Власик положил перед ним телефонограмму, отправленную из Ялты, где Предсовнаркома отдыхал уже вторую неделю, в которой просил вождя о срочной встрече.

-Здравствуйте, товарищ Сталин,...— в дверях появляется Полина Жемчужина, жена Молотова, невысокая, плотная брюнетка в простом белом платье и отступает в сторону.

Следом за ней в кабинет вбегает лысеющий большеголовый мужчина с длинным носом лет сорока в белом летнем костюме, с голубым галстуком и в белой сорочке с золотыми наручными часами и запонками, фигурой и лицом, как две капли воды похожий Жемчужину.

-... это мой брат, Самуил Карповский.

-Сэм Карп, очень, очень приятно познакомиться.— Карповский устремляется навстречу поднявшемуся со стула Сталину и начинает энергично трясти протянутую ему руку, улыбается резиновой улыбкой, показывая крупные белые зубы, оглядывается по сторонам, удивляясь бедности обстановки.

Молотов с женой недовольно хмурятся.

-Прошу всех садится.— Сталин прячет усмешку в усах.— К сожалению времени у нас мало, поэтому сразу перейдём к делу. Расскажите, мистер Карп, подробнее об адмирале Кинге.

-Окей,— Карповский первый плюхается в единственное кожаное крело, опередив Молотова.— соу, Джо Кинг— член Генерального совета морского министерства, я с сейчас ним на короткой ноге, он славный малый, но тот ещё скряга. Он мне стоил двадцать тысяч долларов. Когда-то адмирал Кинг командовал морской пехотой и в его подчинении был лейтенант Джеймс Рузвельт, один из сыновей президента Рузвельта. Сейчас он подполковник и служит секретарём у отца в Белом Доме. Так вот, адмирал по моей просьбе свёл меня с Джеймсом, мы встретились с ним в одном из загородных клубов. Я передал ему просьбу вашего правительства насчёт линкора тип 'Норс Королайна'. Тогда он обещал переговорить с президентом, а неделю назад через адмирала передал ответ: это будет вам стоить а полмиллиона долларов, кэш...

-Что?— переспросил Молотов.

-... купюрами, эти деньги пойдут на компенсации в госдепартаменте и морском министерстве. Они согласны продать СССР линкор со всеми чертежами и центром управления огнём, но корабль должен быть построен в САСШ на верфи частного подрядчика, причём тем подрядчиком на кого они укажут.

-Разве линкоры не строятся только на государственных верфях?— Сталин, прохаживающийся по кабинету, останавливается напротив Карповского.

— Райт,— Карповский развязно откидывается на спинку кресла.— но государственные верфи забиты заказами под завязку на много лет вперёд, поэтому Рузвельт принял решение допустить к постройке кораблей для Нэви частных подрядчиков. Президент хочет проверить их в деле за счёт иностранного заказчика.

Сталин кивает, отворачивается и в задумчивости продолжает свой путь по комнате. Сидящая на стуле рядом Жемчужина зло тычет кулаком в бок брату, тот непонимающе разводит руками.

— Скажите, мистер Карп,— Сталин возвращается к гостю.— сколько морское министерство платит верфи за линкор?

— Сорок миллионов долларов за штуку,— без задержки отвечает тот.— это не включает вооружение, оптику и электрооборудование. Девять пушек главного колибра (16 дюймов), по сто снарядов на каждую в трёх башнях обойдётся в пять миллионов баксов..., сори, долларов.

— Сколько времени обычно уходит на постройку линкора?

— От закладки до спуска на воду— два с половиной-три года.— Карповский поёжился под немигающим взглядом Сталина.

— Вы упоминули, что есть возможность покупать корабль частями?

— Райт, но тогда придётся заплатить вдвойне-втройне за каждую часть... мистер Сталин,— заторопился Карп.— это то что пытается делать мистер Розов из 'Амторга'. Я же предлагаю купить линкор целиком! Это быстрее и выйдет дешевле.

— Сколько это будет стоить, мистер Карп?

— Сто миллионов долларов и вы получите линкор со всем вооружением и документацией...

— Позвольте, но это и есть в 'два-три раза дороже'...— хмурится Сталин.

-... Райт, но вы сэкономите на компенсациях!

— Имеете ввиду взятки, так?

-... Так, у верфи сотни поставщиков, многие из них не захотят иметь дело с Советами. Я же — американский бизнесмен, мне проще найти партнёра.

— Как, вы не зарегистрировались лоббистом?— Поднимает брови Сталин.

— Нет,— Карповский гордо расправил плечи.— моя компания не холдинговая, не судоходная и не судостроительная. Экспорт— импорт, закон не требует обязательной регистрации.

Вождь подходит к письменному столу, достаёт из коробки папиросу и чиркает спичкой.

— Хотите сигару? У меня кубинские.— Карповский лезет во внутренний карман пиджака.

Разговор переходит на табачную тему с дегустацией сигар и папирос, постепенно кабинет начальника вокзала наполняется дымом: мужчины оживленно обсуждают достоинства сортов табака, женщина— стоически переносит газовую атаку.

-Всё-всё кончаем,— Сталин замечает слезящиеся глаза Жечужиной и завершает встречу, провожает гостей до двери, попутно делая знак Молотову чтобы тот остался.— спасибо, мистер Карп, мы обдумаем ваши предложения и дадим знать.

— Задержи его, Вячеслав,— Сталин тянет за верёвку открывая форточку, в комнату врываются шумы южного города.— пусть Полина повозит его по окрестностям, покажет красивые места. Не будем ждать осени, проведём совещание по судостроительной программе через неделю у меня в Сочи. И ещё, я, конечно, дам задание Берии проверить твоего родственника, но, в любом случае учти, ты и Полина... вы оба несёте за него персональную ответственность.

Архангельск, Большой драматический театр.

То же время.

'Сердце в груди бьётся, как птица.

Ты хочешь знать что ждёт впереди'...

Потрясённые стоим с Олей за кулисами и во все глаза следим за волшебством, происходящим перед нами на театральной сцене. Предвыборная встреча с первых минут превратилась в бенефис великой актрисы, а мои избиратели, собравшиеся в зрительном зале недавно построенного театра— в её поклонников.

'... И хочется счастья добиться'!

Высокий оперный голос Орловой мягкой волной проходит сквозь партер (в первых рядах моряки, мои коллеги и партработники), перекатывается в амфитеатр и накрывает балкон, весь без остатка объём огромного зала, веером расходящегося от сцены и этим похожего на Театр Эстрады или на 'Ударник', мы с подругой недавно пересматривали 'Весёлых ребят'.

' Хм... 'Мадам съела мою плёнку'... Кто через десяток лет вспомнил бы об этой ленте если бы не Орлова? Кому были бы интересны жалкие подражания утёсовской джаз-банды американскому оригиналу? Она своим талантом вытянула эту картину, создав живой родной образ любящей девушки. Вот только с партнёром ей не повезло: ну какой из Утёсова герой-любовник? Маленький, грузный, пожилой... не спасают даже обесцвеченные завитые волосы. Так что всё правильно Сталин рассудил посмотрев фильм: Орловой— заслуженного деятеля искусств РСФСР, Утёсову— фотоаппарат'. Оля смахивает слезу, скальзнувшую по щеке.

'Какая разительная перемена произошла в облике артистки! Как не похожа она сейчас на ту бледную свою тень, которую я увидел всего полмесяца назад в Лаврушинском переулке. Хорошо поработала с ней Оля... впрочем и Орлова дала ей кое-что: вчера в номере гостиницы подруга при мне выгружала из своего чемадана ворох новых платьев, поразительно похожих по фасону и качеству на платья кинозвезды. Сразу видно что шил их один тот же портной... и прическу делал тот же парикмахер... Я тогда подумал, что неплохо было бы предложить Оле быть дублёршей Орловой, продлить, так сказать, творческую жизнь актрисы на экране: трюки там какие выполнить или ножку крупным планом показать... А сегодня перед концертом, тьфу, предвыборным собранием, увидев Олю рядом с Орловой в чёрном парике и темном строгом костюме, понял что с советом своим я опоздал: слишком уж быстро они отсняли оставшиеся эпизоды 'Волга-Волги''...

— Песня о Волге! Исполняется впервые!— Смокинг из гардероба театра, в котором сегодня выступает Ильф, чуть великоват ему.

Хор 'александровцев' сомкнул строй позади Орловой.

'Что происходит? Фильм выйдет только в следующем году... Если не муж, то режиссёр 'Волга-Волги' её точно убьёт'.

Пальцы баянистов заскользили по кнопкам, меха выгибаются дугой.

— Издалека долго... течёт река Волга...— высокий голос певицы наполнил зал.

— Ты что творишь?— Хватаю Олю за рукав, она не оборачиваясь продолжает в такт мелодии покачивать головой.

Тащу её со сцены в ближайшую гримёрную.

— Мама моя очень любила эту песню..., да не волнуйся ты так,— подруга беззаботно машет рукой.— я аккуратно ей подсунула в почту ноты и слова.

— А если она свои связи подключит чтобы найти автора?

— Не станет Орлова его искать, её тайный обожатель попросил этого не делать. И вообще, Орловой репертуар хороший нужен.— подруга переходит в наступление.— кстати, ты говорил с Берией о нашем плане?

— Из далека долго... течёт река Волга...— мощно вступает мужской хор, мы зачарованно замолкаем.

— Кхм-хм, товарищ Чаганов,— в двери появляется фигура прикреплённого сержанта НКВД.— вас по ВЧ товарищ Берия, срочно.

Черный ход БДТ выводит нас на набережную Северной Двины. Ищу глазами машину и не нахожу.

— Сюда,— сержант показывает на стоящее неподалёку трёхэтажное каменное здание.— вот наше Управление.

* * *

'Под крылом самолёта о чём-то поёт. Стоп, надо это дело пресекать на корню. Легко можно подставить Орлову. А ну как слова или мелодию написали уже давно и лежали они у кого-нибудь в столе до случая'...

Мерно гудят двигатели 'Максима', он застыл над бескрайним таёжным морем, залитым слепящим летним солнцем: надеваю свои крымские чёрные очки. Экипаж МГ наполовину уже обновился, что впрочем не отразилось на его энтузиазме при нашей встрече. Артисты, показалось, даже немного заревновали: самое обидное— не игнор, а— безразличие. Не их тянут показывать самолёт, не им в первую очередь предлагают охлаждённое ситро симпатичные бортпроводницы с орденами Красной звезды... Авиамеханик Власов, которого я вытащил из разбитого крыла за секунды до той аварийной посадки, уже не летает, но его коллеги не отпускают меня до тех пор, пока Громов не разрешает мне после взлета и набора высоты занять место Михеева, второго пилота.

'От Архангельска до Москвы девятьсот километров, это часов пять на 'Максиме' если без посадки. Что там у Берии стряслось, что он приказал немедленно возвращаться? Пришлость после концерта срочно сворачивать общение с избирателями под сакраментальную фразу бывшего в ударе в тот вечер Ильфа: 'Жаль что нам так и не удалось послушать товарища Чаганова''.

— Алексей,— в наушниках раздался голос Громова (два года назад такой связи между пилотами не было, приходилось перекрикивать гул моторов).— ты слыхал о капитане первого ранга Петрове Михаиле Александровиче?

'Арестован'?

 -Нет. Кто это?

— Бывший начальник строего управления ВМС РККА, преподавал в Военно-морской академии, профессор. До 1930 года...— Лётчик опускает вниз рычаг автопилота.— Сейчас служит у нас в Управлении ВВС, занимается вопросами морской авиации. Он мой старый знакомый. Недавно написал статью в 'Морской сборник' о стратегии развития флота, но её начальник Морских Сил Орлов запретил печатать...

'Старый знакомый, профессор, значит из старой школы. В 30-ом многих бывших убрали из армии и флота по делу 'Весна', но Петрова вернули... правда по другой части. Орлова я видел на параде, он, видимо, из 'молодых''...

— ... не мог бы ты передать её товарищу Сталину?

 'Почему нет? Пусть вождь получает информацию из разных источников'.

— Попробую, но его сейчас нет в Москве, так что, до октября не обещаю.

— Спасибо.— Громов достаёт из кармана большой серый конверт и передаёт его мне через проход.— Он не запечатан, можешь прочесть. (Щёлкает тумблером). Второй пилот, занять своё место.

В переднем салоне полно народу: Оля о чём-то шепчется с Орловой, 'александровцы' прилипли к окнам. Иду в хвост, там немноголюдно: нахожу свободный отсек, кладу перед собой на стол бумаги и погружаюсь в чтение.

Москва, площадь Дзержинского.

Управление НКВД.

15 августа 1937 года, 21:30.

Берия обосновался в бывшем кабинете Ягоды на третьем этаже в правом углу здания. Его секретарь, незнакомый смуглый парень, увидев меня в дверях, левой рукой хватается за телефонную трубку, а правой— указывает на свободный стул у двери. В приёмной 'скучают' человек пять, судя по утомлённому виду— давно.

-Чаганов здесь.

Не успеваю присесть как мне навстречу из кабинета наркома выходит худощавый молодой, смутно знакомый мужчина лет тридцати с зачёсанными назад густыми русыми волосами. Посетители приёмной зашевелились с надеждой глядя на секретаря.

— Товарищ Судоплатов,— кричит он.— подойтите ко мне, распишетесь... Товарищ Чаганов, проходите в кабинет.

Внутри комнаты полумрак, лишь стол замнаркома освещён настольной лампой с зелёным абажуром. Сделав несколько шагов, неожиданно попадаю в крепкие объятия Наума Эйтингона, рукава его заграничного пиджака явственно затрещали под напором бицепсов.

'Берия, Эйтингон, Судоплатов... Ой, неспроста они собрались, чую, полетят скоро пух и перья от наших врагов'.

— Здорово, Алексей, вижу-вижу повзрослел, окреп...— по-американски демонстрирует он свои белые зубы.