Чаганов: Накануне

— Я на минутку.— Мири выпархивает из-за стола и несётся в ванную комнату, старик торжествующе смотрит ей вслед.

За дверью послышался шум бегущей воды, Троцкий подойдя к зеркалу улыбаясь поглаживает свою козлиную бородку.

— Открывай, Макс!— Вдруг раздаётся крик из коридора а затем в дверь громко постучали.

— Ната?— От неожиданности приседает старик.— Как она здесь оказалась?

Открывай сейчас же! Я знаю что он там!

— Где она?— В номер врывается возбуждённая жена, плечом оттесняя мужа и безошибочно дёргая дверь ванной.

Слышится женский крик и вбежавший вслед за Седовой в номер охранник стыдливо отводит глаза от обнажённой женской фигуры.

— Ты— шлюха! Убью!— Кричит по-русски жена, сын с мужем вдвоём с трудом удерживают её.

— Ай донт андэстанд...— испуганно пятится девушка, забыв о своей наготе, а трое мужчин не могут оторвать от неё взгляд.

Это окончательно выводит Седову из себя и она, свободив одну руку, с размаху бьёт мужа по лицу. Тот выпускает вторую её руку и разъярённая женщина бросается вперёд, но ступив на мокрое пятно подскальзывается и навзничь падает на каменный пол ванной к ногам соперницы.

— Ната!— Брызгает на супругу кровью из разбитой губы Троцкий.— Доктора!

Охранник и Седов вопросительно смотрят друг на друга.

— Я позвоню!— Первая приходит в себя Мири и, сорвав с вешалки полотенце, протискивается сквозь строй остобеневших мужчин.

— Синьор!— Прикрывается как может одной рукой девушка.— Срочно доктора в номер 612.

Седова тихонько стонет, когда её переносят в спальню и укладывают на широкую кровать с балдахином, она смотрит на свисающую ткань навеса и слёзы текут по её сморщенным щекам.

— Я— доктор Кастро!— Через пять минут из гостиной раздаётся голос Григулевича.— Прошу всех выйти из комнаты.

Молодая белокурая медсестра проникает в спальню и начинает деловито осматривать пациентку.

— Ой, больно...— стонет та, когда медсестра прикасается к её локтю.

— Похоже вывих левой руки.— Шепчет Оля на ухо 'доктору', отойдя в сторонку.

— Мы с Мири разыгрывали перелом...— растрянно начинает Григулевич, но наткнувшись на жёсткий взгляд 'медсестры' поспешно добавляет.— ... а-а, какая разница.

— Всю жи-и-знь этому кобелю отдала...— тихонько скулит с отрешённым видом Седова.— ...думала хоть в Мексике всё изменится... нет сначала эта Фрида, теперь секретарша.

Подошедшая Оля подавляет сочувственный вздох.

— Милая,— приподнимается с подушки женщина.— дай мне снотворного, я не могу этого уже выносить.

— Фрактура, манус синистер.— Торжественно объявляет 'доктор' на латыни и переходит на английский.— Нужно ехать в больницу, сделать рентген и наложить шину. Вы— муж? Отлично, нам потребуется ваша помощь при перевозке, вы тоже, молодй человек (Григулевич поворачивается в сторону Седова), собирайтесь будете поддерживать пациентку с другой стороны. Медсестра сейчас даст ей обезболивающее...

* * *

— Позвольте! А вы куда?— Григулевич грудью встаёт на пути одного из охранников, который попытался протиснуться на заднее сиденье такси.— Так не пойдёт, мы с медсестрой поедем впереди, а на заднем— с вами будет тесно.

— Гансен,— нетерпеливо бросает Троцкий своим охранникам, двумя руками поддерживая обмякшую супругу.— поезжайте за нами на другой машине, а Макс пусть остаётся с Мири. И не надо на меня так смотреть, у меня с ней ничего не было!

Охранник нетерпеливо машет водителю стоящего неподалёку такси, чтобы тот подъезжал ко входу на место отъехавшего 'Паккарда' с Троцким. Потеряв терпение, он срывается с места и бежит к машине под палящим тропическим солнцем.

— Нет, синьор, я не работаю, у меня двигатель не заводится.— Шофёр раз за разом безуспешно поворачивает ключ.

— Есть ли рядом другое авто?— Обливается потом охранник.

— Сиеста...— разводит рукоми тот.— попробуйте на набережной 'Молекон' может быть вам повезёт.

Прага, ул. Нерудова 10,

Консульский отдел.

16 января 1938 года, 12: 00.

— Да что за чёрт!— С досады стучу кулаком по массивной дубовой столешнице письменного стола в резидентской.— После первой угаданной буквы дальше нет ни одного совпадения... Не может такого быть!

Неделю назад Идзуми Кодзо по моей подсказке провёл очень удачную операцию: на одной из печатных машинок 'Фиолетовой' (вводной) надорвал красящую ленту, а затем сам её долго менял, проверяя при качество её печати. При этом, само собой работала и выводная машинка, давая мне материал для заполнения таблицы истинности. Исходные установки 'по недосмотру' оператора стояли не в нулевой позиции, а в положении, которое станет текущей во второй декаде января.

После нескольких дней ожидания жене Адамовича удалось встретится с Еленой Перской и получить эти распечатки, а я на одном дыхании в течении бессонной (ха-ха) ночи обработал их. Обработал и стал ждать когда поступит настоящая радиограмма, представляя как буду под восхищённые взгляды Зубова, Адамовича и Ольги Антоновны (больше никто о моей 'невозможной миссии' в Праге не знает) 'выдавать на гора' расшифровки секретнейших посланий потенциального противника со скоростью 'Фиолетовой'. Жду это себе я в комнате без окон— жду, почитываю иностранную прессу, обложившись доступными словарями, а в мире разворачивается крутейший политический детектив с элементами мелодрамы. И тут— бац, такой облом! Но обо всём по порядку...

На Кубе пропал Троцкий, вместе с сыном Львом Седовым, исчезла также личный секретарь 'демона революции' Мири Гольдман. На следующий день после этих загадочных событий пражские газеты на первых полосах начали не только перепечатывать сообщения кубинских и американских газет, но и давать свои комментарии: корреспондент Юлиус Фучик из коммунистической 'Руде Право' в передовой статье со ссылкой на кубинские источники обратил внимание на немецкий след в этом деле (фотографии Троцкого и Карла Антона за несколько часов до исчезновения прилагались), геббельсовская 'Атака' напротив прямо обвинила в похищении НКВД, пояснив не назвав правда источники, что в операции принимали участие режиссёр Александров и актрисса Орлова, а американская 'Нью-Йорк Таймс' привела слова Натальи Седовой, о том что по её мнению Троцкий сбежал со своей секретаршей.

Следующие несколько дней только запутали ситуацию: Мири Гольдман, появившаяся в Нью-Йорке, дала пресс-конференцию местным журналистам на которой не стала отрицать, что между ней и Троцким на Кубе возникло глубокое чувство, что неожиданно появившийся в гостинице Лев Седов приревновал её к отцу, между ними возникла ссора и она опасается что это всё могло привести к трагической развязке. Девушка не стала рассказывать подробности и сообщила, что уже начала писать книгу воспоминаний.

Газета 'Дейли Уоркер' опровергла версию газеты 'Атака' о причасности к событиям русского режиссёра, дав на первой странице фотографию из Лос-Анджелеса, где они с женой выступают перед публикой, предворяя показ своей картины 'Волга-Волга'. Из Буэнос-Айреса пришло сообщение, что Троцкого с сыном видели в порту. Секретарь Троцкого Сильвия Агелофф в Мехико подтвердила корреспонденту 'Сошиалист эпил', что разговаривала на следующий день после 'похищения' с Троцким по телефону, тот попросил её срочно подготовить его архив к транспортировке, что и было сделано. Пункт назначения, куда были отправлены бумаги Троцкого она сообщить отказалась, заметив, что неожиданный переезд её шефа связан с опасностью, которой подвергается его жизнь.

'Ай да Оля, что творит... Сейчас, чувствую я, 'демона революции' в кандалах, в тёмном трюме везут в Ленинград... Доигрался'.

По прошествии десяти дней со времени пропажи Троцкого, пресса начинает терять к нему интерес, оттесняя 'мыльную оперу' на вторые полосы: американские газеты переключаются на компанию президента Рузвельта по борьбе с полиомиелитом, так называемым 'детским параличом' (на фотографии Мэрджори Пост рядом с президентом), европейцы— на обострение гражданской войны в Испании. Затяжное безрезультатное наступление хунты не привело к значительным изменениям на фронте, республиканцы по прежнему контролируют большую часть страны: Бильбао, Мадрид и Малагу, но вызвало новые трения между Примо де Ривера и генералом Мола, которые продолжают стремиться к единоличной власти. Отмечается прибытие на фронт новой германской и итальянской техники: самолётов, танков и артиллерии. Австрия под давлением Германии признаёт Хунту.

В 'Лондонской газете' не удалось найти о Троцком ни единого слова, хотя я дисциплинированно просмотрел все заметки. На последней странице наткнулся на статью о случае вандализма, произошедшем в госпитале 'Святой Марии': неизвестный, разбив оконное стекло на третьем этаже, проник в лабораторию доктора Флеминга. По его словам ничего не было похищено, лишь разбиты несколько пробирок и чашек Петри, но доктор решил обратиться в полицию, потому что в лаборатории находились на изучении несколько возбудителей опасных заболеваний, которые (при неосторожном обращении с ними) могли вызвать эпидемию в Лондоне.

'Не-е, не может быть. Оля бы не стала. Хотя... по времени вполне бы могла, да и третий этаж для неё— сущие пустяки'...

На первой полосе 'Правды' большая статья с хлёстким заголовком: 'Не подменять и не обезличивать хозяйственные органы'. О Троцком— ни слова, ни на первой странице, ни на последней. Поэтому рука тянется к местной газете— 'Лидове новины'.

'Бинго'!

Первая полоса с чувством, толком, с расстановкой смакует детали произошедшей десять дней назад 'новины' имея при этом эротический уклон, а семь остальных— платные объявления.

'О-о! А это любопытно: 'Высокооплачиваемая работа за границей для инженеров, техников и рабочих, специалистов в области металлообработки. Двухгодичный контракт с возможностью его продления'. Самое интересное адрес отборочной комиссии: Прага, ул. Нерудова 10. Это же Консульский отдел, здание, где я в данный момент нахожусь. Контракт до 1940 года... думаю, что к концу этого года желающих поработать за границей прибавится. Главное— дать возможность трудолюбивым чехам встать на сторону добра, вот я почему-то не сомневаюсь, что они выберут ту, где больше заплатят... А вообще похоже, что мою инициативу по охоте за головами и руками 'углубили и расширили''.

Снова начинаю тасовать фотографии, сделанные нашим японским агентом, и на одной из них замечаю обрезанное изображение какой-то таблицы.

'Что там? Верхушки каких-то букв? Или цифр'?

Мысленно возвращаюсь к четырнадцатиразрядному ключу, к тому, что бросилось мне в нём с самого начала в глаза, а потом как-то ускользнуло от внимания: одна цифра, которая не пригодилась при расшифровке первой радиограммы. Проверяю ключи трёх 'новых' радиограмм': 'бесполезная цифра' равна единице только в 'старой', в 'новых'— 6, 5 и 4.

'Важная информация! Наибольшее значение не превышает шести... что это может быть'?

В первых 'Энигмах', с их тремя посадочными местами для роторов, шесть— это максимально возможное число их перестановок (3!— три факториал равно 6). В 'Фиолетовой' шаговые искатели, исполняющие роль роторов, запаяны намертво— их не переставишь.

'Стоп! А зачем их переставлять? Ведь можно просто переназначить порядок (своего рода старшинство), в котором искатели делают шаги. Если принять за единицу положение, в котором при каждом нажатии клавиши на печатной машинке делает один шаг самый левый искатель, после двадцати пяти нажатий— средний искатель, а после 625— правый, то положение номер шесть, следуя этой логике, значит, что ситуация изменится на противоположную: самым 'быстрым' станет правый искатель, а самым 'медленным'— левый. За дело'!

Линейка заскользила по строкам многостраничной простыни в таблице истинности, карандаш отмечает столбцы, стоящие на пересечении с искомыми строками.

'Вот гадство! После второй удачно отгаданной буквы, грифель карандаша делает точку внутри обширного белого пятна'...

'Бесполезная цифра' номер пять подтверждает свою бесполезность (не удалось открыть даже вторую букву), а номер 4— улыбается мне во все свои четыре зуба— буквы! Моя гипотеза переходит в разряд рабочих.

'А это значит,... что я еду в Москву! Наши цели ясны, задачи определены. За работу, другие товарищи! А то непорядок, замминистра невероятной промышленности вторую неделю сидит в коморке Консульского отдела в Праге, играя в морской бой на поле в 125 строк на 125 столбцов. Хм-м, 'невероятной', говоришь... Шокин, вот человек, который мне нужен: молодой, энергичный, проверенный временем. Не самому же мне носиться по заводам и строительным площадкам, мтолько дел в СКБ, а к началу войны он поднаберётся опыта и станет настоящим наркомом. Кто ещё? Сталинские наркомы: Устинов, Пересыпкин. Нет, их перетягивать не буду, они на своём месте'...

Глава 8.

Москва, ул. Большая Татарская, 35.

ОКБ спецотдела ГУГБ. 1 февраля 1938 года, 11:30.

— С приездом, товарищ Чаганов.— На желтоватом лице 'Грымзы', поднявшейся из-за стола в приёмной, промелькнула неподдельная радость.

— Спасибо, товарищ Бланк,— я свою радости от возвращения не скрываю и с нетерпением открываю дверь своего кабинета.— происшествий за время моего отсутствия не было?

— Не без этого...— секретарь остаётся у двери, с улыбкой наблюдая как я поспешно сбрасываю шинель и устремляюсь к письменному столу.

— 'А в остальном, прекрасная маркиза?'...— Растираю руками застывшее на морозе лицо, Бланк бросает на меня подозрительный взгляд.

— 'Всё хорошо, всё хорошо'.— Не заметив подвоха расслабляется она.

— Так бумаги потом,— командую я, отсмеявшись.— обзвоните начальников отделов что бы были на месте...

— Уже сделано.

'Ясно, информация о том что я приехал из секретариата Меркулова утекла... Выходит просчитала она меня, догадалась что я дома в первый день не усижу'.

Сегодня утром на 'Красной стреле' я вернулся в Москву. На вокзале, к моему удивлению, меня встретил не водитель Костя, а порученец Всеволода Меркулова, нового начальника Главного Управления Государственной Безопасности, давний соратник Берии ещё по Закавказской Федерации, слухи о его предполагаемом назначении уже давно гуляли по коридорам Лубянки. Сам Лаврентий Павлович, тем же вчерашним указом был назначен наркомом внутренних дел.

* * *

— Доигрался подлец,— удовлетворённо хмыкнул мой сосед по купе дивизионный комиссар, совершенно седой мужчина лет пятидесяти, отложил газету и полез в свой чемоданчик.— Не ну ты скажи, какие дураки, на что надеялись, вздумали у нас тут восстание поднять. Будешь?

— Нет не могу, завтра с утра к начальству...— беру газету со столика.

— Понятно,— отвечает комиссар, хотя лицо его выражает полное непонимание, подозрительно косится на мой иностранный костюм, большой кожаный чемодан с иностранными наклейками и лезет в свой разъездной чемоданчик, достаёт оттуда бутылку водки и встаёт.— а я выпью с друзьями, они у меня в соседнем вагоне едут.

'Правда', передаваемая из купе в купе и уже основательно зачитанная пассажирами нашего спального вагона, вообще стала настоящей информационной 'бомбой': на первой полосе— сам указ Верховного Совета, фотографии Меркулова и Берии с их краткими биографиями, а внизу— маленькое сообщение озаглавленное: 'В Главном Управлении Пограничной и Внутренней Охраны НКВД ССССР', которое гласило, что 30 января 1938 года при незаконном переходе советской границы задержаны Троцкий Лев Давидович и его сын Седов Лев Львович. Задержанные этапированы в Москву.